Нет худа без добра

14 декабря – Зачем мы это делаем? – спрашиваю я, поглядывая на округлые часы, прикреплённые к центральной башне главного Дворца. – Два с лишним часа тут торчим! Столько времени псу под хвост. – Ты считаешь, – говорит Мелларк, почесывая ухо бело-рыжего котёнка с голубыми глазами-пуговицами, норовящего вылезти из коробки, спрыгнуть с табурета и побегать косолапыми лапами по искристому снегу, – что в четырех стенах сидеть было бы полезнее? – лютиковское отродье, наконец, понимает вполне однозначный намек, падает на спину и, растопырив лапы и приняв довольный вид, подставляет набитое молоком пузо для мягкого поглаживания. – К тому же мы помогаем Хеймитчу. – Сам-то он справиться не в силах?– злюсь я. Развел зверинец, а мы должны отдуваться. Спина у него стреляет. Как же?! Наверняка, опять керосинит. – Пустил бы на котлеты в конце концов. – Конечно, о гастрономическом разнообразии в его кладовой рассуждать бессмысленно, но что-то подсказывает мне, что наш сосед предпочитает другие сорта мяса. Да и, – пекарский сынок оглядывает меня решительным взглядом, – пусть люди видят, что у тебя есть муж, который может тебя защитить. – Пусть люди видят, – передразниваю я, глядя на то, как он укрывает оставшихся двух котят шерстяной шалью. День сегодня нехолодный, безоблачный, и снег почти не валит, но Мелларк всё равно «беспокоится» за зоопарк Эбернети. – За два с половиной часа разобрали четверых, – говорит он, а я отворачиваюсь. Пропади ты пропадом вместе с котятами и своей показухой! Одно радует: после этой пытки мы пойдем к маме и Прим. – А можно мне котёночка? – доносится до уха слащаво-приторный голосок. Сегодня его хозяйка одета в белую песцовую шубку и такого же цвета сапоги на шпильке. Светлые локоны собраны на затылке заколкой, украшенной жемчугом. Интересно, искусственный или из Четвертого? – Здравствуй, Делли, – Мелларк так напрягается, что даже подбородок начинает дергаться. – Здравствуй, Пит, – она улыбается так, словно съела перед выходом на улицу килограмм цветочного меда. – Здравствуйте, Китнисс, – взмах ресниц, и взгляд становится холодным, как снег, лежащий у табуретки с коробкой. – Как поживаете? – с трудом подавляю рвотный рефлекс и реплику: «Твоими молитвами» –, а она тем временем снова переводит глаза на бывшего жениха, и новая улыбка розовых губ, покрытых перламутровым блеском, расцветает будто куст сирени. – Пит, – склоняет голову на бок и издает печальный вздох, – чтобы не случилось, а твоим врагом я быть не хочу. Мы цивилизованные люди, поэтому, давай, такими и останемся. Без ссор и злобы. – Два месяца назад, когда поливала грязью мою жену, ты, похоже, придерживалась другой стратегии! – Тогда я была на эмоциях, – новый взмах ресницами, и взор становится влажным. – Тяжело, когда твои мечты сбываются у кого-то другого, – страдальческий стон в мою сторону. – Но я была честной: в участке сказала что думала. Произнесла всё сгоряча, от обиды: я в тот момент плохо соображала и сильно перенервничала, а людям лишь бы посплетничать, вот они и подхватили. Если я Вас обидела, Китнисс, – протягивает руку, – простите, – прикрываю глаза, не желая прикасаться к её пальцам. – Ну, что ж, жаль... Кстати, спасибо за платье, Пит, оно великолепно! Порция – волшебница! Я должна тебе кругленькую сумму денег. – Брось, – он машет рукой. – В скором времени оно тебе пригодится. – Вряд ли, – она издаёт полудетское хныканье. – В ближайший год или два я не собираюсь замуж, да и примета плохая. Надевать на свадьбу платье, которое было сшито ради другого жениха, к несчастью . – Ты, кажется, хотела взять котёнка? – резко подытоживает мой муж, и мне приходится открыть глаза. – Ах, да! – спохватывается Делли Картрайт. – Рыжий – мальчик, черная – девочка. – Люблю мальчиков, – восхищенно произносит она и вынимает из корзинки того самого, что недавно гладил Мелларк. Уж не знаю почему, но этому зверенышу блондинка явно приходится по вкусу, и он в восторге оставляет на её роскошном кашемировом шарфе пять приличных зацепок.– Шалун, – восклицает она, отдирая его от материи. – Ну, ладно, был шарфик – станет матрасик, – и кладет котёнка в сумку. – Кстати, может, пообедаем как-нибудь втроем? – Не стоит, – начинает мой фиктивный муж, но я не даю ему закончить. – Почему бы и нет, – и улыбаюсь ей ответной улыбкой. – Заходи к нам. – Чудесно, – еще чуть-чуть и взлетит под облака от радости. – Куплю абрикосовый тортик, хотя, – прыскает, – у тебя ведь муж-пекарь. Тогда нарежу свой фирменный салат с креветками, Пит тебе расскажет, какой он вкусный. До встречи, – оголяет белоснежные зубы и отправляется в противоположную сторону. – Надо было сказать ей, – ворчу я, надеясь, что «шалуна» не выбросят в ближайшую урну. – О чем? – Что через год другой дорога для неё будет открыта, и она сможет получить то, чего так жаждет. И плохая примета не сработает. Женихом-то опять ты окажешься. – И почему эту никто не берет? – удивляется пекарский сынок, делая вид, что не расслышал сказанное, разглядывая чёрного котенка с белыми пятнами на лапах и на носу. – Потому что она дикая, – объясняю я. – Всего Хеймитча исцарапала, пока тот усаживал её в коробку, и все время забивается в угол. Одна да одна. – А по-моему, она самая красивая, – проводит пальцем по чёрной голове, но кошка вместо того, чтобы замурлыкать изгибается дугой и шипит. – Если никто не возьмет в ближайшие полчаса, отнесем её в дом миссис Хоторн. Хоторн. В груди начинает болезненно покалывать при упоминании о многозначащей для меня фамилии. Вик и Пози будут в восторге. Они всегда хотели котёнка или щенка, но Гейл резко выступал против, приводя в пример Лютика Прим и говоря, что забот дома и без домашних питомцев достаточно. – Ну, или себе оставим, – продолжает он, а я фыркаю. Хватит и ее папаши. – Не хочешь? – поднимает брови. – Тогда заведём собаку. – Только собаки нам для полного счастья не хватает, – огрызаюсь я. – И крокодила. – Как поживаете, миссис Мелларк? – вздрагиваю, оглядываюсь и понимаю, что это обращение адресуется мне. Лысый, пузатый доктор, который за последние два месяца бывал у меня в десять раз чаще, чем за все восемнадцать лет жизни, вызывает в душе не самые радостные чувства. Он напоминает о неприятном, горьком, больном, и от этого мне хочется залезть под табуретку. – Всё хорошо, – вмешивается мой "муж". – Принимает лекарства и много гуляет на свежем воздухе. – Замечательно, – мужчина расплывается в улыбке. – Надеюсь, остальные рекомендации Вы тоже соблюдаете, – последняя реплика заставляет меня покраснеть и отвернуться. – Возьмите котёнка, – Мелларк поднимает оставшегося зверька и усаживает на руки ошарашенному врачу. На его безымянном пальце как обычно поблескивает узкий золотой ободок. Интересно, пекарский сынок вообще когда-нибудь снимает чёртово кольцо? – Я, признаться, живу один, – говорит доктор, сконфуженно разглядывая черную бестию. – Мне не для кого. – С кошкой будете не один. Животное снимает усталость и психологическое напряжение, навеянное больными, не желающими идти на поправку, – закатываю глаза, жалея, что не могу его чем-нибудь стукнуть. – Какая она… – врач неуверенно гладит чёрную спину – котенок прижимает лопатки и насупливает серые глаза. – Как же я с ней? – Терпением, лаской и любовью, – советует Пит, протягивая доктору коробку и шаль. – У Вас получится. – Ну, ладно, – неуверенно соглашается тот. – Попробую. Всего доброго. Постарайтесь не болеть больше. – До свидания, – киваю я и перевожу взгляд на Мелларка. – Он вернет её уже завтра. – Я так не думаю, – возражает он и возвращает табурет в столовую Сэй, широко улыбнувшись ей и протянув несколько монет. – Малышка ему понравилась, – в его руках появляется подозрительный пакет жёлтого цвета. – Может, уже пойдем, – скрепя зубами, предлагаю я, бросив взгляд на часы, которые показывают два часа дня, значит, Прим уже вернулась из школы. Делаю шаг вперед, снег приятно хрустит под ногами, а светлое небо обещает еще несколько часов таким и оставаться. Мелларк всегда отстаёт от меня на пару шагов. Не знаю, чего он добивается: хочет создать видимость свободы? По мне так это намного хуже: я словно под конвоем иду, а ему только оружия не хватает. И все-таки с ним прогуливаться легче, потому что страх порою хватает меня за горло, и я даже вздохнуть не могу, а не то что пройти десять метров хорошо известной дорогой. Поэтому я стараюсь дождаться "своего телохранителя", если впереди оказывается группа мужчин, которые в последнее время сморят на меня так, будто я громадный кусок мяса, а они голодные собаки. – Китнисс, – Прим выбегает на улицу в тапочках и едва не сбивает меня с ног, крепко обняв за талию. – А я тебя уже жду, – улыбается она. – Иди в дом, Утенок, – хмурюсь я, поправляя кусок блузки, выбившийся из-под юбки и напоминающий утиный хвостик, – Без пальто ты быстро простудишься. – Прости, Прим, – оправдывается мой «сопровождающий». – С котятами пришлось повозиться. – Тома тоже забрали? – печально спрашивает она, пока мы входим в дом. – Да, – шепчу я, – его невеста. – Делли Картрайт. Невесты у меня нет, – в голосе звенит сталь. – Только жена. – Китнисс, – мама пытается меня обнять, но я отстраняюсь - по её на удивление посвежевшему лицу пробегает судорога, но едва она замечает человека, идущего за мной, как тут же отпрыгивает в сторону. – Здравствуйте. – Добрый день, миссис Эвердин, я принес Вам свежего хлеба, – достаёт из жёлтого пакета аккуратный свёрток. – Спасибо, но мы даже вчерашний не съели, – смотря куда-то в сторону, отвечает мама. – Уже начали готовиться к Рождеству, – замечает пекарский сынок, показывая на ёлку, наполовину выглядывающую из чёрного мешка. – А…– она краснеет, – искусственная, но в гирляндах и с игрушками смотрится симпатично. – Конечно, – подхватывает Прим, только что повесившая куртки. – Поставим её посреди комнаты. Хеймитч посоветовал побрызгать ёлку хвойным освежителем воздуха, сказал, что она будет пахнуть как настоящая. – Хеймитч и хвойный освежитель воздуха? – мне становится смешно. – Старому пропойце самому бы чем-нибудь побрызгаться. – В доме всё уютнее, – продолжает Мелларк, оглядывая бело-чёрную софу, накрытую фиолетовым покрывалом и обои цвета морской волны с золотистыми переливами. – Вам достаточно двух комнат? – Вполне, – отвечает за краснеющую маму Прим. – Я не привыкла спать одна, так что маленькая спальня часто пустует: бываю в ней только когда учу уроки или играю с Лютиком. Там такой удобный стол со множеством ящичков. И кухня – просто загляденье. Правда, к белому гарнитуру мы с мамой даже прикасаться боимся: как бы не запачкать. – Гирлянда рабочая? – наклоняется он над желто-красными фонариками, лежащими на полу. – Рабочая, – мама взвизгивает, а я подпрыгиваю на месте. – Простите, я не хотел Вас обидеть, – мой фиктивный муж краснеет, а мне вспоминается, что эти шишечки и желуди были последними, что купил папа.– А у меня ни ёлки, ни рождественских игрушек, ни гирлянды нет. Сегодня мы с Китнисс видели, как украсили Центральную площадь у Дворца, и ледяные фигуры появились. Вечером там, наверное, безумно красиво. Город готовится к празднику. – Я как раз хотела поговорить о Рождестве, – робкий голос мамы становится похожим на шёпот. – Как мы будем его отмечать? – Ну, – Пит прямо веселеет на глазах, становясь похожим на солнечного зайчика, – Мы с Китнисс купим живую ель, а Вы с Прим приходите к нам. Позовём Хеймитча, запечём индейку, будем играть в шарады. – Нет, – говорю я резко, и улыбка с его лица сползает в то же мгновение. – Рождество каждый будет праздновать со своей семьей. Я останусь ночевать здесь, а ты можешь хоть на голове ходить в своем доме. – Китнисс, я ещё не обедала, – Прим опять пытается разрядить обстановку. – У нас сырный суп с гренками, и тоже садись, Пит, – подавляю в себе желание поругаться. Дома мы не обедаем и не ужинаем вместе, хватит и того, что таскаемся вдвоём по улицам и создаём видимость диалога, хотя будь моя воля, играла бы в молчанку вечно. Перехожу на противоположную сторону и сажусь поближе к сестре. – Очень вкусно, миссис Эвердин, – говорит он, едва проглатывает первую порцию жидкости. – Спасибо, – мама опускает глаза. – Китнисс, – голос становится похожим на писк мыши. – Хотела тебе сказать, что после Рождества я возвращаюсь в больницу, – ложка выпадает из моих рук и со стуком валится на пол. – Я принесу другую, – Прим ныряет по стол, появляется вновь и несется к столу с чистым столовым прибором в руке. – Сначала медсестрой, – продолжает мама, – Многое забылось. А потом снова фельдшером. – Класс, – рычу я. Интересно, почему сейчас? Раньше ей и без работы жилось неплохо. – Если Вам не хватает средств? – начинает Мелларк, и я бросаю в него уничтожающий взгляд. – Нет-нет, – мама явно волнуется, – но на дом уходит немало денег. Так нельзя. Да и Китнисс будет полегче. – Это замечательно, мамочка, – Утёнок хлопает в ладоши. – Я буду заходить к тебе на работу. Всё как раньше. Как раньше. Как раньше уже не будет никогда. Нет папы, нет Гейла. Вот тебе и кукольный домик. – Пожалуй, я пойду, – встаю из-за стола, даже не пытаясь справиться с супом. – Китнисс, ты только что пришла. – Прости, Прим. Скоро стемнеет. Хочу появиться в моем новом доме засветло. – Завтра придешь? – мама трет левый глаз. – Не знаю. Может, тоже на работу устроюсь, – хватаю куртку, на ходу обнимаю Прим и выбегаю за порог, но леденящее чувство ужаса сковывает душу, и я замираю, держась за дверцу. – Идем. Я рядом, – Пит осторожно отодвигает меня, и я отступаю в сторону, делая первый шаг. – Поскорее, – удивительно, но на этот раз он идет наравне со мной. Слишком близко, ещё немного и возьмет за руку. – Не надо было с мамой так резко. – Заботься о своих родителях. – Хорошо, оставим пока наших родных. Со мной ты всю жизнь будешь вести себя таким образом? – обогнав, он преграждает мне дорогу. – А ты предлагаешь, – останавливаюсь и заглядываю ему в глаза, – разыграть на публике смачную супружескую привязанность? – Нет! Пойми, то, как мы разговариваем, трудно назвать нормальным человеческим общением. Может, постараемся узнать друг друга поближе. – Начнем с простого. Твой любимый цвет, например. Мой оранжевый как… – Зеленый, доволен? – пытаюсь идти вперёд, но он не пускает. – В сентябре в пекарне мы иногда болтали, помнишь? – Времена были другими. Да и зачем сейчас? Мы оба понимаем, что наш брак – простая формальность. – Китнисс, я понимаю: тебе нелегко. Мне тоже несладко, но это нужно заканчивать. Тебе необходима помощь. Есть очень хороший врач. Он вылечил мою подругу из Дистрикта-4. – Мне, – произношу по слогам, – не нужна ничья помощь. Я справлюсь сама. Ты хотел, чтобы я выходила на улицу. Я гуляю. Хотел, чтобы разговаривала с людьми. Я общалась с доктором и твоей Делли, – качает головой. – Я с ТОБОЙ сейчас разговариваю. Чего ещё ты хочешь? – Хочу, чтобы начала улыбаться и перестала кричать по ночам!