Услышь слова моей души.

Утоли мою печаль, Пусть звезды все уносят вдаль, Нам не начать сначала. Успокоенный тобой На все что есть махну рукой Давай начнем…* Точка Росы «Утоли».

- Прости, Хэмиш, но я не выйду за тебя, - Алиса старалась не смотреть на гостей, ей было очень неловко. Откуда столько смелости в ней? Она и сама удивилась такому обороту дела. Нет, конечно же, она не выйдет замуж за Хэмиша, об этом не может быть и речи – Алиса еще с самого начала была тверда в своем решении. Теперь, пожалуй, стоило дать понять всем присутствующим, что она – не марионетка, которую можно дергать за ниточки. Приключения закалили характер и волю, а мама уж слишком часто и настойчиво в последнее время твердит о замужестве. - Я люблю тебя, Маргарет, но это моя жизнь и я сама знаю, что с ней делать, - Алиса и правда очень любила свою сестру, возможно, даже больше, чем строгую и аристократичную мать. - Нужно ценить, что у тебя такая супруга, Лоуэл, смотри, не обижай! Буду внимательно следить. - Нет никакого принца, тетушка! Обратитесь к доктору по поводу ваших иллюзий, - Алиса поймала себя на мысли, что говорит со всеми так, будто прощается. Но ведь все должно быть наоборот! Хотелось крикнуть “Я же вернулась, вернулась! Хотя могла остаться там навсегда и больше никогда вас не видеть. Почему вы не радуетесь?!” - И вообще-то, я люблю кроликов! Особенно белых, - а вот мамаша несостоявшегося женишка ее откровенно раздражала, и девушка не упустила возможности ей слегка надерзить. Женщина ответила сухим презрительным взглядом – что, дескать, взять с невоспитанной девчонки! - Не волнуйся, мама. Я найду себе другое применение в жизни, - и – гордо удалилась. Да, в грязном платье, с растрепанными волосами и царапинами на руках она выглядела куда грациознее и величественнее, чем все эти расфуфыренные дамы в жестких корсетах и чулках, которые Алиса терпеть не могла. Нет, Террант бы ни за что на свете не догадался, что за дела еще ждут Алису наверху. Это же надо додуматься: переступить через себя, уйти оттуда, где до сих пор осталось ее сердце только ради того, чтобы сообщить всем, что – увы и ах! – Хэмиш ей омерзителен! Поистине - безумство заразительно! Но что же дальше? Прошло меньше недели, а девушка уже изнывала от скуки. Все вокруг было однообразно-равнодушным и скучным. Не радовали приемы гостей с приторными улыбками на лицах, любимая скамейка около пруда в парке перестала манить так, как прежде. Девушка задыхалась от безысходности, скуки и недостатка ярких цветов. Церемонные порядки, заведенные в доме и соблюдавшиеся даже тогда, когда приемов не было, тяготили и раздражали. Отношения в семье после ее выходки на балу были натянутые. Алиса все чаще и чаще стала запираться у себя в комнате на втором этаже, ссылаясь на усталость. Спальня ее матери находилась этажом ниже, и часто по ночам она слышала монотонный стук шагов дочери, безостановочно ходившей из угла в угол. Мысли роились, словно черные грозовые тучи над вершинами мрачных гор. Что там с Подземельем? Как ни странно было для самой Алисы, но она не забыла практически ничего из того, с чем пришлось ей столкнуться в Подземном царстве. С одной стороны, это было приятно, значит, Страна Чудес – не выдумка! Это же подтверждали и царапины от когтей Брандошмыга на правой руке – правда, они уже почти зажили, но все же доказывали реальность существования страны. Но с другой – было ощущение, что где-то под сердцем завелся червячок, который постоянно тоской и нескончаемой мукой грызет его. И чем дальше - тем скорее червячок, видимо, превращался в того орла, что прилетал клевать печень Прометея, обрекая его на страшные муки. Вот и память очень некстати каждую ночь подсовывала воспоминания и чувства, которые девушка так хотела забыть. Безумные глаза, горящие лихорадочным огнем, преследуют ее днем и ночью. Хотя нет, ночью все становилось намного хуже. Снова кошмар, один и тот же каждый раз! Но не тот, что прежде – как Алиса бесконечно падала в кроличью нору. На смену одному ужасу пришел другой: каждую ночь Алиса видела себя со стороны. Вот она вслед за Чеширом выходит из леса и приближается к длинному столу, за которым сидит безумная троица. Во главе ее, в резном высоком кресле сидит Шляпник, наклонив голову так низко, что его лицо закрывают поля любимой шляпы. Руки нервно перебирают перевязь из разноцветных катушек ниток. Вот он медленно поднимает голову, услышав шорох шагов. Только, вместо того, чтобы радостно броситься к Алисе по столу, нещадно круша чашки на мелкие черепки своими каблуками, он продолжает сидеть на месте, совершенно безумным взглядом ядовито-желтых глаз уставившись на нее и улыбаясь… нет, это не улыбка, а перекошенный звериный оскал. Этот взгляд пробирает до мозга костей, заставляет, словно прилипнуть к земле, которая внезапно превращается в сухую, потрескавшуюся глину. Шляпник хохочет диким, безудержным смехом, который больше подходит Валету, и протягивает к Алисе руки, скованные цепью. Нет, в этом жесте нет мольбы освободить его, напротив – Алисе кажется, что, если бы она нашла в себе смелость подойти к нему и снять оковы, он бы задушил ее. Или, скорее, сжег неугасимым огнем своих желтых глаз. “Не верррнуласссссь”, - слышится свистящий шепот почти над ухом, и Алиса просыпается в холодном поту и с застывшим криком на губах. Часы следовали за часами, складываясь в безрадостные дни и кошмарные ночи. По утрам безжалостно ныла голова, словно налитая свинцом, а вечерами лоб пылал, будто в огне. Постепенно проблески здоровья и бодрости сокращались, явь уступала место неконтролируемому, поглощающему волю и сознание бреду. Наконец, Алиса окончательно перестала вставать с постели, и ею завладел тяжелый, не дающий покоя недуг. Родственники подняли на ноги всех лучших лекарей, сиделки дни и ночи напролет просиживали у кровати мечущейся в бреду Алисы, вливая в ее чуть приоткрытый, сухой и воспаленный рот по каплям целебное снадобье. Но девушке легче не становилось. По ночам, когда, бывало, уставшая сиделка задремывала на стуле, Алису снова начинали посещать кошмары, и тогда она вскрикивала, не просыпаясь. Сиделка тут же подпрыгивала и меняла холодное полотенце на лбу, которое тут же становилось горячим, и вливала еще несколько капель лекарства. Алиса вновь забывалась, но ненадолго, во сне слабо теребя край подушки и едва слышно шепча потрескавшимися губами: - Не виновата, не виновата! Прости… Спаси… Не прогоняй… Спаси! И в доме твоем Ничего не менялось, Только чашки бились да блюдца. Только люди, уходя, Обещали вернуться, Чтобы не прийти сюда никогда. Точка Росы «Утоли». _________________________________ * Предполагается слово “сначала”.