Тяга

- Нэ-эн! Чёрт бы вас побрал Нэн. Я кинула свои карты на стол. Пододвинув ближе тарелку с уже остывшей лазаньей и поддев вилкой приличный кусок, я расслабленно откинулась на спинку стула. - Ты достойная противница, к тому же быстро учишься, - сказала она, и ловко сгребла горку фишек в свою сторону. Я подняла свой бокал и салютовала ей. - У вас дьявольская удача. - Покер любит внимательных, удача здесь не причём, - ответила она, перетасовывая карты. Время близилось к утру, за окном молочно-белая дымка тумана окутывала сад. Три дня затишья вернули мне душевное равновесие. Проливные дожди и шквальный ветер, гнувший вековые деревья как соломинки, вкупе с постоянными штормами не давали возможности желавшим, даже если таковые имелись, приблизится к острову. В подобном отшельничестве, я находила определенную прелесть. Нэн не принадлежала к тому типу старушек, которых хлебом не корми дай про всех все рассказать и посплетничать. Поначалу я испытывала острую потребность в нормальном общении, но пришлось удовлетворятся лишь бытовыми темами, Нэн умело избегала любого упоминания Талли, и я вскоре забросила попытки разговорить ее. Да, неважный из меня журналист. Нэн удавалось найти мне занятие ежедневно и ежечасно, причем к вечеру я обычно валилась от усталости. Дождливые дни мы проводили в доме либо в теплице. До этого я и не подозревала сколько всякой работы может найти на столь небольшом пространстве. Вооружившись резиновыми сапогами, и острой садовой лопаткой, я проводила утреннее время за поливом и прополкой ровных рядов грядок, которые снабжали нас зеленью, капустой и помидорами. В наиболее теплом углу теплицы, я с нетерпением наблюдала за появлением первых, пока еще зеленоватых ягод клубники. В доме я упражнялась в кулинарном мастерстве, и вытирании пыли со всех мало-мальски горизонтальный поверхностей, были попытки научить меня вышивать, но тут уж я взбунтовалась. Угадав мою страсть к книгам, послеобеденное время мы тратили на составление длиннющего каталога всех книг, имеющихся в доме. Конечно, будь тут компьютер и дело пошло бы быстрее, но единственной связью с внешним миром, была привезенная вместе со мной газета. Иногда, Нэн прерывалась, чтобы прочитать мне какой-либо отрывок из романа, или давала рукопись мне, чтобы я прочла вслух. Я была провозглашена главным архивариусом, и как можно аккуратней заполняла карточки. Сегодняшний вечер, устав пылится среди шедевров литературы, мы посвятили игре в покер. Возможно я была немного озадачена, так как считала, что все криминальные личности так или иначе должны были воспитываться в неблагополучных семьях, а не иметь бабушку-литературоведа-любителя. Я рассеяно всматривалась в рассвет за окном, и затем повернулась к Нэн собираясь спросить у нее, что она думает насчет помочь мне бежать, но вопрос остался лишь в моей голове, когда я увидела ее руку. Край рукава ее домашнего платья слегка задрался, и я увидела непонятный шифр. - Нэн, неужто у вас есть татуировка? Но хоть в чем вы с Талли похожи. Она посмотрела на меня долгим взглядом. Я приблизилась и всмотрелась в полустертые цифры. В комнате повисло неловкое молчание. - Я кажется начинаю догадываться. Какое ваше настоящее имя? - Нава, - коротко бросила она, ничуть не смущаясь она продолжала трапезничать. - Типично еврейское имя, - сказала я. Даже, когда я сама приблизилась к ее истории она не желала рассказывать мне. Возможно все дело в том, что она живет уединено уже много лет, и с детства привыкла скрываться, прятаться. - Вы, наверное, жили в Германии? – на лице старушки появилась усмешка. - Значит в Австрии? – продолжала допытывается я. Она утвердительно кивнула, покончив с едой, она стала собирать и складывать фишки в коробку. - Мне сейчас восемьдесят три года, на случай если будешь спрашивать, - говорит она. - Дайте подумать. Значит в Хрустальную ночь вам было всего четыре? И что случилось? Нэн, умоляю расскажите мне. Быть может вы последний человек с кем я разговариваю, а вы даже не хотите удовлетворить мое любопытство, - упрекнула я старушку. - Подлей ка нам еще вина. Прытью я заново наполнила бокалы, и забралась на стул с ногами, будто в ожидании жутковатой сказочки. - Да, - она поцедила вино и задумалась, - в ту ночь мы все потеряли, имущества было не жаль, но вот люди. Мои родители не спаслись, а меня вывезла из города пожилая пара, у них сын занимал видное положение, достал им пропуска. Помню они остригли мне волосы коротко-коротко, чтоб не так заметно, что вьются, велели молчать. Всю дорогу я боялась, что нас остановят и меня уведут. Она замолчала и посмотрела какое впечатления производят ее слова на меня. - Я могу представить, как страшно вам было. Но вы все-таки попали в лагерь. - Это было после, я повзрослела, хорошо хоть крепкая была и меня отправили не в камеру, а в рабочие лагеря. - А тату, это просто номер, как у заключенного? - Вроде того, чтоб трупы легче различать потом было. - И что же было потом? - Я работала на заводе. Пахали в две смены, не спали толком, очень мало ели, иногда к нам приезжали высшие чины, посмотреть, как продвигается работа, нас, разумеется они никогда не видели, но вот ночами, приходи смотрители и уводили к ним девушек, из рабочих. Редко кто возвращался. Я поерзала на стуле и отставила бокал. - В один из дней увели меня. Гуляла большая компания. Повезло, что с ними уже были девушки, поначалу никто не обратил и внимание, потом какой-то офицер угостил меня мясом. Мне стало жутко плохо, ведь нам давали только хлеб и воду, изредка то, что доставалось скоту. Ну и испортила я им тогда вечер, меня же просто вывернуло наизнанку, - при воспоминании об этом ее щеки порозовели, я смотрела на Нэн не отрываясь. Живое свидетельство чудовищных преступлений, не таких уж и далеких дней сидело предо мной. - Они вывели меня на двор, но остался со мной только один, тот офицер. Помню, пока он медленно вставлял патроны, пока я смотрела на небо и думала, как же хорошо, что все сейчас закончится. Но он не стал нажимать на курок. Стоял, долго смотрел. Он был молодым, еще не пьянел от крови. - И он увез вас с собой? Но как? Нэн окинула меня печально-далеким взглядом, ее бокал опустел, но я решила, что, если хочу узнать продолжение – больше никакого вина. - Сначала меня начали подкармливать, больше хлеба, иногда даже похлебка, потом офицер стал приезжать в неурочное время – меня тогда вызвали прямо посреди смены, девчонки даже плакали, когда меня повели. Туман за окном окончательно рассеялся и впервые за долгое время остров посетило солнце. Первые, робкие лучи проникая сквозь шторы окрасила комнату, словно подсвечивая сцену в кульминационный момент пьесы. - Он достал мне документы, не знаю, как, но достал, - Нэн тоже заметила солнце и знаком велела открыть шторы, когда я впустила в комнату больше света и тепла, она продолжила. - В сорок четвертом мы поехали в Штаты, у него было задание, его ждали обратно, но назад мы не вернулись. А потом, опасаться стало уже некого. Его звали Дитмар, и мы прожили с ним долгую жизнь, расстались, как и обещали в клятвах, только после того как смерть разлучила нас. - Он был благородным человеком. - Да, в какой-то мере, был. - Когда вы сказали, что Талли не похож на деда, какое именно отличие характеров вы имели в виду? - Ты слишком настырна, а я слишком стара для таких долгих разговоров, - Нэн поднялась из-за стола. - Но для меня это важно. Она повернулась ко мне, женщина, чудом избежавшая смерти, она обладала непоколебимым духом. - Нет, все это совсем неважно. Запомни: люди меняют других людей. Люди, - повторила она и неспешно удалилась в свою комнату. После ее рассказа, мне было просто необходимо поспать, но яркое солнце не оставляло надежд. Только когда небо опять заволокло тучами, я погрузилась в беспокойный сон. Во сне я видела огромные, клокочущие паровозы, с едким красным дымом мчащие вдаль, женщин и детей бродящих посреди стеклянных осколках, чьи-то белоснежные руки, то разжимающие, то сжимающие мое горло. Я силилась проснуться и не могла. Меня разбудило дыхание. Чужое, ровное дыхание за моей спиной. Я медленно повернулась в постели к источнику шума. - Талли? - Рон. - Кто? - Я. - Ага. Минуточка для просыпающегося мозга. - Тебя зовут Рон? - Ты проницательна, - его язвительный тон, окончательно заставил меня проснутся. - Дурацкое у тебя имя, - я помолчала и натянув одеяло до подбородка добавила, - Рон это недалекий, но очень добрый, славный малый, и обязательно рыжий. - Нельзя доверять рыжим, - глубокомысленно изрек он. - Что за трухлявый стереотип? - Это наблюдение. - Когда ты приехал? Или приплыл? - Только что. - Самый нормальный наш разговор, не находишь? Он повернулся ко мне. Клетчатая рубашка была расстёгнута на несколько пуговиц. Рукава как всегда закатаны, черные волосы слегка влажные. Вытянувшись во весь рост, он занимал всю длину кровати, и так и не удосужился снять тяжелые ботинки. Я поспешно отвела взгляд от его тела. Жизнь с Нэн меня разморила, напомнила я себе, сейчас он выкинет что-то такое, после чего все вернется на свои места. - Иди сюда, - похлопал он по постели рядом с собой. Ну вот, что и требовалось доказать. Я мысленно отвесила себе пару затрещин, за то, что начала думать в духе «а фигура у него неплохая». Сейчас насмотришься, дура, какая у него фигура. Во всех подробностях. Может стоить начать кричать. Нэн ведь где-то рядом. С другой стороны, я не знаю какие тут отношения. Вряд ли она сможет помочь мне. Я придвинулась к нему, стараясь по ходу дела плотнее замотаться в одеяло, мелочь, а приятно и как-то защищённей. Он обхватил рукой рулет, который я из себя представляла и теперь мы лежали вплотную, при ярком свете дня. Раньше, поскольку приходил Талли исключительно ночью либо вечерами, мы занимались его удовлетворением, только так это и можно было назвать, в темноте. Что вполне меня устраивало. Сейчас во мне начинала просыпаться тихая бессильная ярость, не думаю, что смогу пережить процесс, наблюдая его лицо. С минуту ничего не происходило, он был возбужден и никакое одеяло не могло скрыть этого. Набравшись сил, я решилась посмотреть ему прямо в лицо. В положении рулета это было не просто, но угадав мои намерения, он склонился прямо надо мной, нависая, но все держа свой вес на руках. Я закрыла глаза. У него было вполне обычное мужское лицо, не настолько мерзкое, чтобы прямо выворачивало, но и не симпатичное, скорее на любителя. Любителя чтоб без бровей и побольше уничтожительного взгляда. Я даже не поняла, как мы начали целоваться. Это просто произошло. Я не открывала глаз, и не могла не отвечать ему, когда его губы захватили мои. Он опустился на локти. Между его рук было некомфортно через чур уж близко. Я высвободила из плена одеяла одну руку и положила ему на спину. Он не углублял поцелуй, я провела рукой по спине, ткань рубашки очень мягкая. На глаза навернулись слезы, просто взялись из неоткуда и вот уже в поцелуе ощущается эта влага. Талли не обращает внимания, ложится на меня. Теперь я упираюсь ладошками ему в плечи. - Пожалуйста, ты слишком тяжелый, - половину слов теряется в поцелуе, но он слегка отстраняется. У его ореховых глаз, очень неопределенное выражение. Затем все происходит очень быстро и очень больно. Он стаскивает одеяло и переворачивая меня, мертвой хваткой держит затылок, и моя голова утыкается в подушку, катастрофически не хватает воздуха. Короткая передышка, я успеваю вдохнуть как меня опять прижимает к кровати, я хриплю, когда он входит в меня с ненужной силой. Его движения резкие, мне нужен воздух, все уже плывет. Его пальцы забираются в волосы он тянет их на себя, а затем опять вжимает в постель, все темнеет, его стоны где-то вдалеке, так словно бы все происходит не со мной. Я чувствую его тело, прижатое к моему, чувствую, как он двигается и все, темнота забирает меня с собой.