A Million Little Pieces

Магнус так и не ложится в эту ночь. Как бы он смог? Когда Алек за стеной мучается. Даже если и заснул. Ворочается во сне беспокойно. В этой большой кровати, что наколдовал для него Бейн. Для нее? Сложно. Будет сложно, если он ничего не сможет сделать. Они никогда не спали в соседних комнатах. Многое их разделяло, но кусок гипсокартона? Серьезно? Возмущение, что ворочается сонным, недовольным котом под кожей, щекочет своей пушистой шерстью, раздражает. Это возмущение бодрит, не дает сомкнуть глаз. Заставляет читать. На иврите. Испанском. Индонезийском. Даже на тартарианском. И, как Главе Института, Лайтвуду о последней книге знать не стоит, наверное. В ней все-равно ничего подходящего нет. Нетерпеливо, одним пасом, отправив демоническую книгу в сейф маг переходит к следующей. Часы уходят на то, чтобы перелопатить его библиотеку и никакая магия не поможет, ведь толком ничего неизвестно. Во всех своих книгах, которых немало, Бейн ищет хоть что-то нужное. За литрами кофе и страницами Истории Алхимии проходят часы до рассвета. Зачем он читает ее? Тем более на французском? Чертыхнувшись, Магнус трет глаза устало. Не заметив, как наступает утро, он слышит звук открывающейся двери. Хрупкое создание, показавшееся из комнаты, лишь едва напоминает его Алека. Или он просто за всеми этими буквами и словами подзабыл из-за чего просиживает в кабинете ночь. Сейчас, кажется, что и не Лайтвуд это вовсе. Фея лесная. Или озерная. Только почему-то в толстовке, да такой большой, что кажется утонуть в ней может. Алек оглядывается и, натянув капюшон на голову, подходит к столу. — Александр, — нежно улыбнувшись, приветствует Магнус, отодвигая очередной фолиант, Алеку интересно и он просматривает страницы, ничего не понимает, правда: — Ты не спал, да? — оглядев стопки бумаги на столе, беспокойным взглядом. И беспокойство это такое родное, хоть и на едва знакомом лице отражается, что Магнус тянется чмокнуть Лайтвуда, но «видимо колдовство плохо влияет на желания целоваться с бойфрендом», — хмыкает маг, когда Алек профессиональным маневром сумеречного охотника уходит от встречного движения. — Что плохо выгляжу? — хмурится бессмертный. — Я люблю тебя, — и эта интонация, и глаза закатывает, типа: «что за бред! У меня такие глупости не спрашивай», все это говорит об Алеке внутри, за этой оболочкой нежного цветка и Магнус обманывается ею: — И ты… — но его обрывает резкое: — Не начинай. — А что такое? Я просто хотел сказать, что даже заколдовать тебя смогли только в кого-то прекрасного. Подозреваю, что если бы тебя превратили в крысу или жабу, это были бы самые великолепные животные на свете. — Нравится значит, — сверкают льдистые глаза, Алек щурится, — конечно нравится, почему бы и нет, — горечь в голосе чувствуется и Магнус не понимает, чем мог обидеть. Хочет спросить, конечно, но не успевает, Лайтвуд выходит на балкон. И не похоже, что хочет продолжать этот разговор. — Та-ак, — говорит самому себе Бейн, — это может быть труднее, чем предполагалось, — оглядев комнату маг решает, что им обоим не повредит завтрак. Нельзя обсуждать серьезные вещи на голодный желудок.

==

Двадцать минут шума просыпающегося города. Шума, заглушающего мысли. Двадцать минут не тишины. Это помогает Алеку придти в себя. Насколько это вообще возможно, когда собой не являешься. И ведь знает, что не прав по отношению к любимому. Знает, что перегнул. Но именно сейчас вопрос бисексуальности Магнуса цепляет, проникая внутрь зудящим жалом. Где-то под лопаткой. И раздражает. Беспокоит. И хочется почесать, но как же тяжело сделать это с такой грудью. Никогда не важна была ориентация. Никогда и не обсуждали. Вот количество. Это да. По этому поводу разговор был не из легких. А сейчас… — Я приготовил завтрак, — осторожно заглядывает на балкон маг. — Сам? Не колдовал? — Алек улыбается своей самой извиняющейся улыбкой. И Магнус кивает, переступает порог. Разве может он отказать? — Уж омлет-то я могу приготовить, — фыркает. — Ну да… — задумчивый кивок. — Что-то тебя беспокоит. — И ты знаешь что. — Не понимаю, если честно. В смысле понятно, что это из-за внешности. Ты злишься потому, что потерял контроль. И от тебя сейчас ничего не зависит. И ты беспокоишься. Потому что оставил Институт без управления, может даже думаешь, что подвел всех сумеречных охотников. Но для меня ты это ты, не важно в каком обличье, в какой одежде или без нее. — А что если я девушкой тебе больше понравлюсь? — Алек терпит, дает Магнусу высказаться. И выпаливает, как только тот замолкает. — Я думал мы уже выяснили, что между нами не просто симпатия, — бурчит бессмертный. — Ну да. Но, если бы ты был… — мнется. — Кем? — осторожно. — Геем. Ты бы смотрел на… — сглатывает, потому что волнуется, — на меня так же? — Вот оно что, — удивленно округляются глаза мага. — Магнус… — Нет, подожди, — вздохнув, — Ты понимаешь, как это глупо ревновать меня к себе же? — Я не… — хмурится Алек. — Уверен? — хитро. — Вот черт, — на выдохе. — Глупый нефилим, — снова нежная улыбка, снова теплота в темных глазах и Лайтвуд только еще больше чувствует вину из-за этого, — я ищу способ все вернуть. И я найду. Ты же мне веришь? — Да, конечно, — поспешно кивнув. — Тогда не наказывай меня, ладно? — и поймав непонимающий взгляд бессмертный поясняет: — Ты не даешь к себе прикоснуться. А невозможность обнять, особенно когда ты на взводе, угнетает меня, — тихо говорит Бейн, так что захочешь, можно и не услышать. Вот только Алек совсем не хочет Магнуса наказывать. Даже в мыслях не было. Поэтому и притягивает его к себе, уткнувшись носом в ямочку между ключиц, пахнущую апельсинами. Чувствует руки, окутывающие теплом, обнимающие, любящие. — Проверил ритуалы, заклинания, даже руны. Но ничего полезного. Зелье есть для смены пола. Непопулярное от слова «совсем». Не приворотное ведь, — хмыкает, — зелье это придумал один алхимик веке в тринадцатом. Ну, так его добровольно надо выпить. Ты ведь ничего такого не пил? — Я бы запомнил, — глянув снизу вверх, непривычно. — Вот и я так подумал. — А зачем придумал? — Его возлюбленный захотел родить ему ребенка. — О, Ангел, — пораженно выдыхает Алек, кажется, что он видит румянец на золотистой коже: — Ну да. — Я ничего такого не пил. — Догадываюсь. Но от этого легче не становится. — Что будем делать? — Я поговорю с Королевой Благих. Про магию фейри информации мало, они хранят свои тайны слишком хорошо. — Только не она, — поморщившись. И это так мило выглядит, что Бейн не в силах сдержаться, целует нежное создание в своих объятьях. Невесомо целует. Невинно. В нос. И это чувствуется так, будто Алек самого себя наказывает теперь. Потому, что хочется дотянуться и поцеловать любимого. Так же нежно. Правда придется встать на носочки. Но: — завтрак остыл, наверное, — улыбка смущенная. — Нет ничего, что я не смог бы согреть силой своей любви, — тянет Бейн патетично. Вызывая звонкий смех Алека. Его Алека. Просто непривычно хрупкого, мягкого. Но все еще его.