I Stand. Реквием

Этот вечер в Риме для Леона был последним на сегодня, ведь завтра днем он уже покинет и город, и страну. Последние пару лет Астуриас состоит в гвардии Германского короля. Что же он тогда забыл в Риме и на «курсах»? У него был непродолжительный отпуск, потому он решил навестить своих недавних коллег по цеху, хоть и пришлось ради этого подтянуть этикет. Правда, эти уроки вполне могут пригодиться, ведь есть вероятность, что он будет одним из сопровождающих Людовика, а значит и этикет он знать обязан. А вот танцы подучить он уже не успеет, впрочем, это можно сделать и в Германике. Но со своими в разы интересней! Он уговорил Уильяма и Хьюго провести последний вечер втроем где-нибудь в кафе или баре. Не особо затратное, да и народу много не будет, четверг ведь. И если Профессора долго уговаривать не пришлось, то с Хьюго были проблемы. Он никогда не был фанатом ни посиделок, ни алкоголя, да и от Леона он был не шибко в восторге. Но настойчивость Одуванчика не знала границ, потому он и согласился, но при условии, если его не будут спаивать. — Сдался ты нам пьяным! Наверняка это жалкое зрелище! — причитал Леон, смеясь, когда они были уже в одном из заведений в центре города. — Не жалкое, конечно, но весьма забавное, — Хью равнодушно пожал плечами и, в отличие от двух своих знакомых, начал искать в меню что-нибудь без алкоголя. — Он пьяным более развязный, — полушепотом объяснил Леону Уильям, за что Ватто слегка толкнул его в плечо. — Что ж, господа, гулять так гулять! Официант! Самый лучший коньяк, пожалуйста, и три бокала! — Пас! — хором выпалили Уильям и Хьюго. — Да харош! Я же не три бутылки вас прошу выхлебать! — Все равно, лучше не стоит, — с виноватой улыбкой пояснил Вордсворт. — Завтра мне еще вальсировать. Забавное будет зрелище: преподаватель дает уроки танцев, будучи с похмелья! — Альбионец ноет о том, что много алкоголя — это плохо, — Астуриас наигранно вздохнул. — Куда катится этот мир? Ты же представитель самой пьющей нации! — Еще спроси, почему ни разу не видел меня в килте. — А вот и спрошу! — Я не шотландец! — Ты хуже, ты унылый книжный червь, — Леон изобразил глубокую скорбь. Когда же принесли озвученный Одуванчиком заказ, он разлил по бокалам коньяк, при этом останавливаясь тогда, когда каждый просил, и, озвучив классическое «За здоровье», они отпили из бокалов. — Ну, колись, как жизнь идет у служащего Людовика? — спросил Вордсворт с улыбкой, откинувшись на спинку стула. — Не в робе «разгуливаю меж четырех стен», и на том спасибо, — ответил Леон с иронией. — А жаль, тебе шло, — съязвил Ватто, при этом делая вид, будто не он это сказал, он вообще сидит и не спеша пьет коньяк из своего бокала. Естественно, Астуриас понял, кто так пошутил, и потому, положив локти на стол, он чуть поддался вперед и, осматривая Хьюго, спросил: — Вот смотрю я на тебя и все никак понять не могу, что в тебе изменилось? Вроде все такой же хиленький-убогонький, а что-то вот поменялось. — Даю подсказку, — вмешался Вордсворт. Он легким жестом убрал свои волосы назад, намекая на предполагаемый хвост. — Точно! — Леон с торжественным видом щелкнул пальцами. — Косу отстриг! И не жалко было? — А меня кто спрашивал? — Хьюго цокнул языком. — Обрили налысо и все. — Во сне что ли? — В коме, — с горечью ответил Уильям, сделав глоток из своего бокала. — Точно, после Вены-то… - Леон понимающе кивнул головой. — Ага, после нее. Ты тогда как раз переоформлялся на службу в Германику, — Ватто пожал плечами, на секунду чуть улыбнувшись. — Теперь понятно, почему я не помню этих событий! Уильяму данная тема была весьма не по душе. Как только речь пошла о событиях, связанных с Веной, он чуть нахмурил брови, поскольку те обстоятельства оставили после себя довольно мрачные воспоминания. Потому он решил сменить тему. — Как Фана? В Германике, наверное, врачи получше здешних? — спросил Вордсворт. — Да все то же. Что-то химичат, да вот проку никакого… а вот сестрички здесь все же краше! Там они высокие, какие-то неказистые, а здесь хорошенькие, все при них! Да и не только сестрички… — Не забывай, Леон, ты не только любовницу искать должен, но и мать своей дочери, — с деловым видом заметил Ватто. По проявившемуся румянцу на лице можно было с уверенностью судить, что алкоголь на него уже начал действовать. — Уж кто бы тут мне морали читал! — рассмеялся Леон. — Один вечно свободный, не то девственник, не то шифруется, а второй лебедя из себя строит! — Будто быть лебедем — это что-то плохое, — ухмыльнулся Вордсворт. Хьюго же предпочел остаться безмолвным. — Не верю я в это! Быстрее в Христа поверю, чем в лебединую верность! Кругом столько умниц-красавиц, что, неужто ни одна в душу не зашла? *** Профессор проснулся ровно в восемь утра. Во всяком случае, именно в это время у него каждый будничный день звенел будильник. Хотя в этот раз устройство, казалось, звучало тише обычного. Уильям, еще толком не открыв глаза, подумал: «Надо будет потом настроить громкость», а затем привычным жестом потянул руку, дабы выключить надоевший сигнал. Но вместо того, чтоб коснуться будильника или хотя бы края тумбы, его ладонь ударилась об паркет. — Не понял? Вордсворт открыл один глаз и осмотрелся. Он лежал на полу… в гостиной?! Он сел и попытался вспомнить, что было вчера. Что? Что?! Где они были? Как добрались до дома? Прав был Ватто, лучше не идти никуда с Леоном… Минутку, а где Ватто? Мечник никуда не делся, он мирно спал рядом с Профессором на полу. Уильям поднялся и пихнул ногой Хьюго в бок, отчего тот проснулся и с непониманием сначала осмотрелся, а потом, увидев Вордсворта перед собой, одарил его тем же взглядом, что и комнату. — Поднимайся. У нас около шести часов, чтобы прийти в себя и привести себя в порядок. Голова не болит? — Болит, — шепотом ответил Хьюго, закрывая лицо руками. — Вот же… Собака… Споил! Уильям кашлянул и с удивлением посмотрел на Мечника. — Сделаю вид, что я не слышал от тебя никакой брани. Иначе весь мой мир пошатнется. У Ватто словно отказали ноги. Он не мог заставить себя подняться, а если ему и удавалось, то мужчина ощущал такую слабость, словно его ноги состоят из ваты, поэтому спустя несколько попыток он бросил это занятие и остался лежать на полу. В конце концов, танцевать он умеет, ничего нового для себя не откроет, а значит, можно никуда не спешить. Вордсворт же наоборот забегал так, словно ему грозит смертная казнь. За короткое время он успел принять душ, полностью переодеться, а когда побежал в комнату Ватто (за феном, где ж ему еще быть?), споткнулся о Хьюго и получил себе пару синяков на коленях. — Чего ты тут разлегся? Живо вставай! — Еще пять минут… — тихо ответил Мечник. Уильям недовольно поморщился. Надо этого шкета проучить. Правда потом научить пить, но сначала проучить. На кухне он нашел кастрюлю покрупней, набрал в нее ледяной воды и окатил ею нерадивого ученика, отчего тот сразу и проснулся, и принял душ, и ноги заработали, а ко всему прочему еще и голос прорезался. *** По адресу, указанному в визитках, которые выдавал Профессор сдавшим столовый этикет, находился танцевальный зал. Увы, не тех же размеров, что обычно у бальных залов, но здесь вполне можно было развернуться. Первыми стали подходить люди с АХ, среди которых был сам Преподаватель, а так же Ватто и Леон. Моника и Кайя, увидев, что еще особо никого и нет, отпросились и отошли в кафе, что было через дорогу, дабы выпить чашечку чая или кофе. — Ну ты и вырядился, конечно, — с издевкой сказал Астуриас Вордсворту, когда леди покинули их. Собственно, Уильям и не понял причины претензий. Обычная белая приталенная рубашка да классические брюки, пошитые по ноге и с завышенной талией. — Вообще-то, Леон, на то и расчет, — раздраженно фыркнул Ватто. — Если бы он был в профессорской мантии, то мало бы кто понял, как нужно двигаться во время танца. — Ой, вы только гляньте. — Астуриас подошел к Мечнику и положил ему локоть на плечо. — Вспоминая, как ты вчера нажрался, я удивлен, что у тебя еще язык не заплетается! — Кстати об этом, — Вордсворт с деловым видом скрестил руки на груди. — Откуда у тебя были деньги, чтобы купить столько выпивки? — А мои деньги здесь причем? Ты свои тратил. Вордсворт не поверил своим ушам, потому быстро достал из дипломата чековую книжку и карандаш и провел грифелем по странице, перед которой был последний вырванный чек, чтобы узнать последние выведенные цифры. И когда Уильям увидел те нули, он невольно закашлялся. — Кажется «представитель одной из самых пьющих наций» оправдал ожидания, — с горькой улыбкой заключил Уильям. — Видимо, и выпили много, раз потрачено более четырёх тысяч. — Все верно, — с довольной улыбкой кивнул Астуриас. — Один вопрос, всего один, ибо мы ничего по сути не помним, да и не думаю, что вспоминать стоит, но именно это больше всего потом будет будоражить совесть. Проститутки были? Зная натуру Астуриаса, грех было не спросить такое. — К сожалению, нет, — Леон скорчил расстроенную гримасу, в то время как у Ватто и Вордсворта прям от души отлегло, что не мог не заметить Одуванчик. Поэтому он решил их немного напрячь и тем самым развлечься. — А вот проституты!.. — Это ж когда ты податься туда успел? — спросил Хьюго, со скепсисом посмотрев на Леона. Уильям с трудом удержался от смеха. — Очень смешно, Ватто. — Ну кто тебя знает? — поддержал тему Профессор. — Горячая испанская кровь. Все можешь учудить! Уильям, увидев, как Леон с ярко выраженным недовольством смотрит на них, рассмеялся в голос. Ватто такой реакции не имел, но не мог не улыбнуться. Наконец, Астуриас не выдержал подобного рода юмора. — Вы друг друга стоите! — А могло быть иначе? — спросил Вордсворт, старясь успокоиться и вытирая проступившую слезу. — В конце концов, не первый год под одной крышей живем. — Пожениться только и осталось... — Да без проблем! — Вордсворт сделал серьезное, можно даже сказать, беспристрастное выражение лица и встал на одно колено перед Ватто. — Хьюго, — стоило Профессору начать, как Мечник отвернулся, пытаясь подавить желание рассмеяться и сделать серьезное лицо, после чего с привычно равнодушным видом повернулся обратно. — Согласен ли ты стать моей женой… или мужем… без разницы, в принципе. Кольца, увы, не имею, извиняй, зато есть кольцо от брелока от ключей. — Я ваша навеки! — положив руку на сердце и сохраняя всё то же равнодушное выражение лица, дал свое согласие Ватто. — А что здесь происходит? Все трое резко обернулись в сторону входа в залу. Там «стояла» голограмма сестры Кейт, которая была весьма удивлена той картиной, которую она только что созерцала. Ее давний друг делает весьма нестандартное предложение руки и сердца своему ученику. Она смотрела на трех мужчин так, словно они совершают нечто противное всем нормам морали. — ... Помолвка происходит, — спустя некоторое время ответил Вордсворт. Кейт потеряла дар речи. Наступила тишина. — Расслабься, Кейт, это несерьезно! — Знаете, что я с вами сделаю за такие шутки?! — выкрикнула Железная Дева, сжав кулачки. — Это просто свинство какое-то, срам! Как вы только додумались до такого! — Они просто вчера нажрались до скотского состояния и еще не отошли, — пояснил Леон, стоя в стороне, опершись о стену плечом и демонстративно рассматривая ногти на руке. — Что?! — Тебя кто просил, Леон! *** Вскоре после того, как трое особо отличившихся получили железные подзатыльники от Железной Девы, Профессор, которому досталось побольше остальных, как самому старшему и вроде как самому умному (за «самый старший» ему стало весьма обидно), терпеливо дожидался, пока в зале соберутся остальные ученики. Кажется, будто у Бюро не существовало в гардеробе простой одежды, одна униформа. Спасибо, что хоть Вордсворта услышали по поводу обуви… Хотя нет, и тут не все. — Значит так, господа, — Уильям вышел в середину зала и ударил в ладоши, дабы привлечь к себе внимание. — Независимо от того, кто насколько шикарно владеет вальсом, ходить на занятия будут все. И да — ежедневно. Иные варианты не обсуждаются. — А проверять навыки хоть будешь? — с иронией спросил Одуванчик. — Естественно. Более того, как кажется мне, не всем эти уроки будут попросту нужны, — тут Вордсворт как бы невзначай посмотрел в сторону брата Филиппа. Он же, в свою очередь, не скрывая этого, рассматривал Паолу, и одному ему известно, о чем он думал. — Брат Филипп? — М, да-да? — ответил он, не прекращая своего занятия. — Скажите, вы считаете, что вальс вам понадобится? — А почему бы нет? — спросил он, прекратив поедать взглядом Паолу и посмотрев на Профессора. — Просто, лично я не думаю, что для вас будет партнерша, и… — Бесполезно, Профессор, — равнодушно заметила Паола. — Он поймет только жесткий отказ. — Какой такой отказ! На всякого кавалера найдется своя партнерша! — возразил Филипп, подмигнув сестре. И тут у Профессора словно что-то закоротило в подсознании, что было заметно по его посуровевшему выражению лица. Интересно, видит ли себя брат Филипп со стороны? И трезво ли он оценивает ситуацию? Вряд ли, судя по тому, что он говорит. Неужели он правда думает, что с созданием, больше напоминающим сома, чем человека, захотят танцевать придворные дамы? Да максимум, кто может быть ему партнершей — это или женщина с карликовостью, или ребенок. Хотя нет, ребенок испугается. И именно то, что, кажется, брат Филипп переоценивает и себя, и свои возможности, и свои внешние данные, причем ничуть не скрывая этого, Вордсворта и возмутило. — Значит так, — судя по жесткому тону, замечание Паолы было принято к сведению. — Слушай сюда, Квазимодо. Свою Эсмеральду будешь искать в цыганском таборе, а не на балу среди знати! Наступила неловкая пауза. Бедный брат Филипп даже дар речи потерял. — Я возьму на вооружение, — сказал с ухмылкой Пётр, — А то ведь от него не слышать ни звука столько времени — это равносильно явлению Христа народу. Филипп ничего на это не ответил и, сжав губы, лишь молча развернулся и направился к выходу, а те, кто стояли на его пути, сделали небольшой шаг в сторону, тем самым давая ему уйти. — Так, ладно, — Вордсворт ударил в ладони, — на том мероприятии, куда нас благополучно всех сбагрили, вальс является обязательной составляющей первого вечера: бала. Это не тот вечер, где вы можете быть в стороне у стенки, с видом, будто вас нет, — на этих словах он посмотрел на Ватто, — это не место, где можно говорить на повышенных тонах, — тут он посмотрел на Петра, на что тот ответил с неприязнью. — Бал — это вечер, где каждый из вас должен принять участие. Вы должны исполнить хотя бы один танец, будет недурно, если их будет больше. Однако и здесь есть свои нюансы, но, к вашему счастью, их меньше, чем в столовом этикете. Во-первых, пригласить одну и ту же даму более трех раз вы не имеете права, как и приглашать на два танца подряд.  Пригласить на второй танец даму сразу вы можете только после того, как вас познакомят с ее родителями, если они присутствуют, и вы попросите разрешения у них. Причем представить вас родителям вашей избранницы должна не она сама, а кто-то третий. Кто это будет делать — ваша забота и ничья более. Могу лишь дать совет: вы помните Альберта Босуэла, Петр? — Уильям остановился и с нескрываемым любопытством посмотрел на начальника Бюро. Петр же в свою очередь несколько растерялся, что было понятно по тому, как он с непониманием смотрел теперь на Профессора, а потом принялся переводить взгляд с пола в стену. — Это который с моноклем был? — Он самый, — Вордсворт чуть кивнул головой в знак согласия. — Если уж так сложилось, что никто не мог бы вас познакомить с родителями той, кто вам приглянулся, то можете обратиться к нему. Он, может, и не знает всех, но все знают его. — А что до дам? Нам тоже себе спутников самим подбирать? — со свойственной ей одной иронией спросила Моника. Уильям ухмыльнулся. — Увы, а может, к счастью, но вы можете выбирать себе партнера только на белый танец. Однако, вы можете отказать тому, кто вас пригласил, но, опять же, для этого должны быть веские основания, и опять же, эти основания диктует этикет, и ваше мнение мало кого будет волновать. Нет, конечно, вы можете отказать, но тогда этот танец вы не танцуете вовсе. Веская причина для отказа — это ваша усталость или, как бы абсурдно ни звучало, отсутствие у кавалера перчаток. И как хорошо, что я в них! Итак, последующие нюансы будем разбирать в ходе самих занятий, сейчас же приступим непосредственно к танцу. Разучим один, но идеально, чтоб и вам было проще, и я спал крепче, — после этих слов Хьюго улыбнулся и закрыл рот рукой, будто он зевнул. — На самом деле вальс, который мы разучим, довольно прост. Если у вас есть чувство ритма, то вам это дастся легко. В противном случае… плачьте, господа. Вордсворт чуть отошел от «учеников» из двух отделов и встал в центре зала. — Вопрос на засыпку: Владеет ли кто-нибудь из присутствующих фортепиано? Из всех присутствующих лишь Ватто поднял руку, причем сделал это как-то застенчиво, будто это то, что умеют все, и лишь он один делает это несовершенно. — Прекрасно, будешь исполнять. — и с полуулыбкой он указал Мечнику на фортепиано в паре метров от него. Хьюго слегка кивнул головой, не спеша подошел к инструменту, поднял крышку и занял место за инструментом. — Что играть? — Любую соответствующую композицию. На твое усмотрение, это не столь принципиально. Мечник ничего не ответил. Он размял пальцы и исполнил первый аккорд. Мелодия мгновенно наполнила весь зал, поглощая собой пространство. Вордсворт же тихой поступью подошёл в сторону Моники и, поклонившись, сделал приглашающий жест. Аргенто поначалу одарила Уильяма равнодушным взглядом, но через мгновение на ее устах появилась легкая улыбка, и Черная вдова вложила свою руку в его. Теперь уже они оба вышли на середину зала. Одну руку он положил девушке на талию, вторую же отвел в сторону. Она же положила вторую руку ему на плечо. И как только эти «приготовления» были окончены, Хьюго принялся играть одну из композиций Шопена. Кажется, будто преподаватель знал, кого назначать в качестве музыканта, а кого брать в партнерши. Исполнение музыки, то, как эти двое танцевали — все это создавало такое чувство совершенной гармонии, что хотелось присутствовать при этом весь день. Музыка словно заменяла кислород, создавая иллюзию, что если она хоть на мгновение остановится, то закончится и жизнь танцоров. Они же танцевали так, словно уже много раз делали это вместе. Легкие и плавные движения то ускорялись в такт музыке, то замедлялись, и в продолжение всего вальса танцоры неотрывно смотрели друг на друга. Зрители же наблюдали за этим молча и оценивали происходящее по-разному. Паола и Юдифь старались запомнить технику танца, и, наверно, потому их лица выражали такую сосредоточенность. Симона наверняка также была вся во внимании — об этом можно было судить лишь по прикусанной губе, ведь остальную часть ее лица скрывала тень капюшона. Пожалуй, одна Иоанна не занималась холодным расчетом и просто наслаждалась действом. Матфей будто и не видел особого интереса в танце, для него более значимую роль играла музыка, потому он время от времени качал головой в такт мелодии. Тадеус решил, что танцы — не его, как и классическая музыка, потому теперь он сидел на полу, облокотившись на стену и дремал. Лишь Томас и Яков, подобно Паоле и Юдифь, старались уловить и запомнить последовательность движений. Петр же не менялся в лице. Он оставался так же беспристрастен, и лишь то, как он сжимал пальцы в кулаки, давало понять, что он отчего-то нервничал. У агентов АХ все было намного проще. Сестра Кейт, хоть и была в зале скорее в качестве наблюдателя, едва сдерживала слезы умиления. Кайя с нескрываемым восторгом наблюдала не только за танцем, но и за тем, кто сейчас исполнял роль маэстро. А вот Леон чуял во всем этом подвох и не скрывал этого, отчего в его взгляде и хмуром выражении лица отражалось молчаливое негодование. Когда музыка была окончена, пара остановилась. — Вот как-то так это и должно выглядеть, — заключил Вордсворт, повернувшись к присутствующим и отпустив при этом руки. — И в идеале каждый будет уметь танцевать приблизительно на таком уровне. Пока Профессор подробно рассказывал детали танца, а именно какой рукой приглашают даму, какую руку куда кладут и как, Леон невзначай подкрался к Ватто, который со скучающим видом, положив локоть на клавиши, опёрся подбородком на руку и слушал всю эту «лекцию». — Знаешь, — начал он, облокотившись на фортепиано и загородив тем самым Хьюго всякий обзор, что того несколько напрягло. — Пока они плясали, создалось впечатление, будто они друг с другом спали. — Так и было, — ответил Ватто, с равнодушным видом пожав плечами. В ответ Леон тихо рассмеялся, но когда посмотрел на Мечника и прочел по его лицу, что он сказал это на полном серьезе, то от удивления даже открыл рот. — Сюрприз, — заключил блондин, на секунду улыбнувшись. — Погоди! Это когда?! — Я что, должен фиксировать? Под кроватью ждать начала процесса? — Я не про то! Когда у них отношения были, я что-то не помню! Ватто сделал задумчивый вид. — Н-наверно года два назад. Плюс-минус, не могу сказать наверняка. Но что это было до принятия Бланшетт в АХ, могу сказать со стопроцентной уверенностью… Да и с чего тебя волнует эта тема? — Да просто это… Смешно! Моника — такая горячая штучка, и этот… айсберг в океане, апгрейд Найтроуда. — Может потому роман и полгода не протянул… — Ха! — Может присоединишься к уроку, Одуванчик? — послышался голос прямо над ухом Астуриаса. Он дернулся и обернулся. Это была сестра Кейт, которая хоть и улыбалась в данную минуту, но эта улыбка сейчас предвещала скорое убийство, нежели вселенскую любовь. — Я уже! — с улыбкой сказал он и поспешил вернуться к остальным. — Запомните, господа. Класть руку даме на талию можно только в том случае, если у нее слишком глубокий вырез и тогда рука окажется на спине. — Если мы будем в перчатках, как же мы поймем, где этот вырез заканчивается и начинается спина? — поинтересовался Матфей. Уильям от такого вопроса даже растерялся, потому некоторое время молчал, положив ладонь в ладонь. — Пожалуй, если не успели разглядеть, то просто кладите на талию. Не покусают же вас за это, в самом деле!.. Хотя я бы посмотрел. В зале прошла волна тихого смеха, но стоило ей утихнуть, как Вордсворт тут же начал командовать. — Теперь каждый из вас продемонстрирует, что он умеет. Как партнера можете выбрать или меня, или Монику, как вам удобней на первое время. — А меня спросить не нужно? — процедила сквозь зубы Моника, хоть и продолжала кокетливо улыбаться. — Да брось, хотя бы один день можно и потерпеть, — с улыбкой сказал Уильям, на миг приобняв Агренто, а потом обратился к присутствующим. — Итак, кто желает? По очереди стали вызываться сначала девушки, как с АХ, так и с Бюро, и лишь потом присоединились молодые люди. По сути к каждому Профессор мог придраться. То осанка не идеальная, то слишком тяжелый или широкий шаг, то движения больно резкие. С кого-то он просил на первый раз один танец, с кого-то и два, и три. Одному Ватто повезло, ведь, к его счастью, музыкальное сопровождение было нужно не всем, кому-то и хватало обычного счета. К концу занятия, кажется, все продемонстрировали свои навыки. А Уильям сделал для себя пометку: с кого просить более щадяще, а с кого драть три шкуры. По крайней мере, так казалось. После того, как прозвучала последняя нота, Вордсворт объявил о начале следующих занятий, и когда они будут проходить. По сути, каждый день, кроме выходных, по три часа, что он считал недостаточным, но уделить больше из своего плотного графика попросту не мог. Для девушек после занятий будет персональный получасовой курс владения веером, что, хоть и мелочь, но тоже лучше знать. К слову, от этого занятия он не освободил даже Кайю. — На сегодня все свободны, — заключил Уильям, чуть кивнув головой. — До понедельника. Послышались чьи-то вздохи, юноши с Бюро начали что-то активно обсуждать, тем же занялись и дамы с АХ. И когда, казалось, все уже вышли, Вордсворт резко окликнул последнего вышедшего из зала. — Все, кроме вас, Петр. Орсини нервно дернул плечом. Думал, что больше этот зал он в глаза не увидит хотя бы эти два дня, но не тут-то было. Он откашлялся и, резко развернувшись, быстрыми и тяжелыми шагами вернулся в зал. — Что еще? — Странный вопрос, — жестким тоном ответил Вордсворт. — Вы всерьез думали, что я не замечу? — Не заметите что? — Не включайте идиота! Вы не протанцевали ни разу, и если я умолчал, это не значит, что я не заметил. — Его трудно не заметить, — с сарказмом заметил Ватто, закрывая клавиши фортепиано. Петр с минуту поочередно молча сверлил взглядом то Профессора, чья настырность уже начала не надоедать, а буквально выводить из себя, то Хьюго, который теперь своим непробиваемым видом раздражал ничуть не меньше. — Я не считаю, что это то, чем мне стоит заниматься, — заключил Орсини в свойственной ему манере. — И я считаю, что Кардинал разделяет мое мнение. — Вот как, считает он, — с иронией ответил Вордсворт, чуть покачав головой. Он подошел к своему дипломату и, достав оттуда диктофон, нажал пару кнопок и включил аудиозапись. Судя по всему, это был фрагмент его разговора с Медичи. «-Считаете, что все это нужно каждому из ваших сотрудников? — В жизни-нет, но здесь необходимо! Через „не могу“, через „не хочу“! Душу из них выбивайте, что угодно делайте!» После этого запись была выключена. Наступила неловкая тишина, коей Уильям воспользовался, убрав в дипломат диктофон и, видимо, еще что-то в нем переложив. — Это не стало веской причиной для изменения моего мнения, — с ехидством заключил Орсини. — Мне все равно, что вы там хотите и что думаете. Мне отдано распоряжение сверху, я трачу свои силы и время!.. — Могли бы и отказаться! — Вместо того, чтобы заниматься со мной пререканиями, вы уже могли показать, что можете несколько раз! — Хорошо! — Петр в порыве эмоций всплеснул руками. — Раз вам так хочется, я покажу, что умею! И потом не говорите, что я вас не предупреждал! — Сейчас он вам все ноги отдавит, — пробубнил в стороне Мечник. Вордсворт в ответ фыркнул. — Не каркай. Эти двое вышли на середину зала. Тут роль парнерши теперь играл именно Профессор: Моники же нет, да и ей быть партнершей такому гиганту было бы не особо сподручно. Петр так же одну руку положил на талию, второй взял руку Вордсворта, причем делал это все с видом, будто у него к затылку приложено дуло пистолета. «Господи, какие худые руки. Каждую костяшку ощущаешь! И позвоночник тоже, через рубашку-то.» — Все нормально? — переспросил Уильям с настороженностью. — Да, а что? — Может тогда оставите мои руку и спину в покое? На щеках у Петра проступил легкий румянец, и он тут же выполнил просьбу, а вот реакция инквизитора преподавателя позабавила. — Неплохо для начала, — пожал одним плечом Уильям, Ватто же сзади подавил желание рассмеяться. — Все так, только в точности наоборот. Орсини с раздражением закатил глаза и, как и просили, поменял положение рук. — Прекрасно. Дальше действия будут? Петр мысленно уже не одним изощренным способом убивал этого человека. Останавливало лишь то, что посещать его лекции по литературе ему нравилось и было своеобразным хобби. Да и Сфорца бы это просто так не оставила, как-никак один из лучших сотрудников Ватикана… Как там? Шаг правой, шаг левой? А, какая разница! Первый, второй, третий. И на развороте вся пляска была окончена. Петр сделал слишком резкий поворот и, споткнувшись об ногу Профессора, который же такой резкости не ожидал и не успел ногу убрать, повалил и партнера, и себя самого на пол, причем инквизитор оказался сверху. Вордсворт сильно сжал зубы и издал тихий стон. В самом деле — падение на паркет, удариться затылком, да и еще когда сверху туша больше ста кило весом, есть причины для такой реакции. Орсини же пребывал не в меньшем шоке и просто-напросто не знал, как и вести себя. — Что же за день такой? — шепотом говорил Профессор. — С утра упал, расшиб колени, теперь это. Не удивлюсь, если навернусь еще и вечером, — тут Уильям перешел на повышенные тона. — Слезь с меня, ты весишь тонну! — Что?! — Петр приподнялся на руках, но и не более. — Сам то как будто с концлагеря сбежал! — Мой вес в норме и соответствует моим параметрам! Слезай, сказал, мне дышать трудно! Инквизитор резко поднялся на ноги, оправил на себе одежду и поправил волосы, при этом весь его вид говорил о том, что, если задеть его еще хоть как-то, он просто убьет наглеца. Уильям поднялся не сразу, — приложило его не слабо, — на манер Петра так же оправил одежду, но трогать голову не решился. — Я говорил, что так и будет! Говорил! Но нет, вы же тут самый умный! — Тут никакого ума не надо, — спокойным тоном ответил Вордсворт. — И дело тут не в ваших умениях. Дело в вас самом. Вы просто не хотите пытаться. — Да!.. — Проблема в том, дорогой вы наш Вепрь, что у вас ничего не выйдет до тех пор, пока вы не поймете, что это Вам нужно. И вот когда до вас дойдет эта истина, все пойдет как по маслу! Инквизитор ухмыльнулся и цокнул языком. Ну конечно, ему же тот столовый этикет не был нужен, но вон — сдался, рассказал. — Значит, раз вчера вам свезло, думаете и дальше так будет? Ну хорошо. Ответьте на вопрос: Сколько существует салфеток и как пользоваться каждой из них? Наступила тишина. Петр бросил взгляд куда-то в окно, чуть двигал челюстью. — То-то и оно, — заключил Профессор. Он подошел к дипломату и взял его. — Пошли, Хью. После этой фразы Ватто просто молча последовал за учителем. Петр остался в зале наедине с самим собой. Тишина, яркий свет, стены. Все это медленно начинало давить на подсознание. Будто постепенно сводило с ума. Еще и эта последняя фраза Вордсворта: «То-то и оно». Как же все это раздражает! — Да что ты за человек такой! — в полный голос выкрикнул он вслед ушедшим. *** По пустым коридорам маленького театра слышалось эхо тяжелых и быстрых шагов. Силуэт, от которого исходил этот грохот, был столь же стремителен. Сцепив руки за спиной и чуть подавшись корпусом вперед, брат Петр с довольно хмурым видом бродил по коридорам. Не то чтобы он заблудился, скорее ему не хотелось выходить в мир, так что он предпочитал обдумывать происходящее в четырех стенах. Вот и бродил теперь с одного этажа на другой, смотря под ноги и выжигая взглядом путь. Да что этот ботаник возомнил о себе? Весь такой идеальный, дай-ка, дескать, другим тыкну в их несовершенство! Да его ж сломать пополам ничего не стоит, а он еще и нос задирает! Зазнайка проклятый. Тоже это всё учили, проходили, сотню лет оно нужно! Как будто каждый день вижусь с важными особами!.. А, ну да, с ним-то каждый день, по сути. Теперь поклоны буду ему отвешивать прежде чем сказать: «Доброе утро/день/вечер»! Чтоб тошно стало!.. О, еще один мистер Совершенство. Кому-то мозг выносит своими осанками-куртизанками!.. Петр остановился у слегка приоткрытой двери и подошел поближе. Хотелось взглянуть на того, кого теперь насиловали всей этой ерундой. Преподаватель был явно постарше Профессора, но вот тон был значительно мягче. — Старайтесь держать голову чуть приподнятой! — спокойным тоном попросил преподаватель. Господи, да все эти ваши танцевальные па — одно извращение, ей богу! — Я стараюсь, правда! — послышался робкий голос в ответ. Тут Петр приоткрыл дверь сильнее, поскольку голос отвечающего показался ему уж очень знакомым, и он думал, что ослышался. Но нет, слух его не подвел. В роли ученика теперь выступал не кто иной, как сам Папа Римский, юный Алессандро. Юноша старательно выполнял каждое движение, хотя по нему и было заметно, что все это ему чуждо и непривычно. А в роли его партнерши выступала его сестра — кардинал Сфорца. Эта девушка танцевала намного увереннее, хоть и партнер был ей не под рост. — Шире шаг, ваше Святейшество! — Я наступлю сестре на ногу! Простая сцена, но как ударила по совести. Этот мальчик, на чьи плечи взвалены дела важнее, чем эти танцы, сейчас старательно пытался следовать каждому наставлению преподавателя. Он, кому это все чуждо не меньше, чем Петру. Через не могу, через свою же робость! А что ты, Петр? Чем ты лучше, раз кривишься и прешь против остальных? Неужто ты исключительный, выше даже Его Святейшества?! *** — Да он больной на голову, говорю вам. Именно это сказал Хьюго в первую очередь, когда он вместе с Вордсвортом вышли из зала и спустились на этаж ниже. Уильям в ответ ухмыльнулся, но ничего не ответил. В чем-то Ватто был и прав, ведь все люди немного «больны на голову». — Но так даже проще, минус кадр. — Не соглашусь, — возразил Вордсворт с задором. — Этот человек не так прост, как кажется, уж поверь! — Христанутый воин, с Евангелием вместо серого вещества. Что тут может быть мудрёного? Переводы Библии? Древнегреческий или латынь? Тут да — выбор не из легких! — с сарказмом ответил Мечник, пожимая плечами. — Поверь мне, Хью, он намного способней чем кажется. У него потрясающая память, это может сыграть немалую роль в нашем деле! — С чего вы взяли, что у него такая особенная память? — Ватто остановился на лестнице перед Профессором и с недоверием посмотрел на него. В ответ он получил улыбку и взгляд, которые вместе гласили: «Какой же ты глупый!» — Ты правда думаешь, что он учил хоть что-то из того, что звучало на лекциях и что я давал как дополнение? Ничего он не учил, не открывал и, возможно, даже не вникал. Но он многое запомнил! Поверхностно, обрывками, но запомнил! Даже ответ на тот вопрос, что я задал пару минут назад, он у него есть, вот здесь! — Уильям слегка постучал пальцем по своему виску. — Единственная проблема в том, что этот навык у него несовершенен. Но это вполне поправимо. — Тем не менее, к танцам он больше не вернется, за это ручаюсь. — Готов поспорить? — полушепотом спросил Вордсворт, чуть пихнув ученика в бок. — Именно. На весь свой оклад, — с довольным видом заключил Мечник. — С огнем играете, юноша! Ставлю на то, что этот отпрыск еще даст о себе знать! — Идет! И они ударили в ладоши в знак заключения пари. *** Воскресенье. Семь утра. Потрясающее утро, на небе ни облачка, солнце сияет. Кажется, будто сейчас какой-нибудь день августа, но никак не середина октября. Хьюго проснулся в такую рань не по сигналу будильника, похоже его будили уже «биологические» часы. Умылся, оделся в простенькую одежду. Сегодня он был в довольно хорошем расположении духа, что для него скорее редкость, чем норматив. И повод для такого настроения был. В этот день он запланировал провести в доме генеральную уборку, а заодно и учителя подключить. И вот поэтому он и был довольный: учитель ведь дергается даже от упоминания слова «уборка». — Подъем, солнце взошло! — громким голосом сказал Ватто, как только вошел в спальню Профессора. Вордсворт же не пошевелился. Как был укутан с головой в одеяло, так и лежал. Но Хьюго отступать не собирался — не первый день этого человека знает — потому следующее, что он сделал — это распахнул шторы и впустил яркий солнечный свет в комнату Уильяма. Профессор зажмурился и перевернулся на другой бок, а для пущей эффективности закрыл лицо одеялом. Мечник предвидел и это, и потому финальным штрихом было то, что он, приподняв одеяло и схватив учителя за ногу, резко потянул на себя и почти всего его скинул на пол. Не проснуться от такого уже просто нельзя было. — Guten Morgen! — с довольной улыбкой выпалил Ватто. — МоргЕн-ГлютогЕн, — пробормотал в ответ Вордсворт, закрывая ладонями лицо. — Просыпайтесь уже! У нас на сегодня много дел! — Лично у меня выходной. — Нет, сегодня у нас уборка. Во всем доме! — Хью, — взмолился Вордсворт. — Воскресенье, утро. Какая к черту уборка? — Генеральная, — и, пожав одним плечом, он вышел из комнаты. Садист. Натуральный садист. Ничего, однажды припомню. В отличие от Ватто, особой живости с утра у Вордсворта никогда не было, потому на умывание, переодевание из ночной одежды в обычную ему потребовалось времени побольше. Когда он спускался со второго этажа, он уже был собран, более-менее уже был бодр и на ходу приводил волосы в порядок. — Только давайте будем убираться не как в последний раз. А в тот раз все было просто и сложно одновременно. После того, как была вытерта вся пыль, они взялись за мытье полов. На Хьюго был весь первый этаж, на Уильяме- второй. И в то время как Мечник старательно намывал паркет, Профессор просто взял ведро воды и вылил на пол. Как говорится, и так сойдет, высохнет. То, что оно не высохнет, дошло уже через пару минут, когда на первом этаже с потолка начало капать, дом, как-никак, древний. — Подумаешь, — с обидой ответил Вордсворт. Уборка по дому была начата сразу после завтрака. Все ковры были вынесены, за них взялся Ватто. На Вордсворте, в «наказание» за последний раз, были полы, но теперь уже обеих этажей. Хорошо, не лить воду, так не лить. Будем делать «мокрые дорожки». Полы высохли, ковры вычищены, теперь пыль. Нет, не щеткой, давай мокрой тряпкой. Да каждую вещицу, да и хорошо если каждую книжку. Апогеем всего стали окна. Если на первом этаже их смог вымыть Хью, то за второй этаж он не взялся, и не потому, что боится высоты, а потому, что неизвестно, выдержат ли подобную нагрузку протезы рук или нет. Потому теперь Хью был надзирателем с земли. — Вот тебе прям приспичило убраться сегодня! — выкрикнул Вордсворт, открывая окно своего кабинета и садясь на подоконник. Свалиться из окна как-то не входило в его планы. — Да, приспичило. Будто для вас это проблема, — невозмутимо ответил Мечник. — Уже час дня, столько времени впустую! — Уильям продолжил говорить на повышенных тонах. — Ведь можно было сделать много чего вместо этого! Да можно было просто развлечься! Сходить в кинотеатр, куда-нибудь в кафе, выехать за город!.. Вордсворт замолчал лишь тогда, когда увидел тяжелый взгляд Ватто, обращенный к нему. Профессор просто молча набрызгал средство для окон на стекло и с обиженным видом принялся его натирать. — Да мою я, мою. — Вы только гляньте, кто тут у нас окна-то намывает! Ватто и Вордсворт обернулись на прозвучавший голос. Это был их сосед. Весьма неприятной наружности мужчина зрелых лет. И теперь он, облокотившись на забор, с довольным видом наблюдал за картиной. — М, сэр Патрицио Сарто, какая… Приятная неожиданность, — с нотой отвращения сказал Хьюго. — Вот уж что верно, то верно. Мало того, что богохульники, так еще и намывают. В Памятный день Девы Марии Розарии! Как смели, как смели! Теперь точно не отвертитесь. Выгонят в шею! — с самодовольной улыбкой заключил он, чуть потирая ладони. — Я атеист, плевать я хотел на ваши праздники с высокой колокольни, — Хьюго слегка поморщился. Пока эти двое вели словесную перепалку, Вордсворт успел найти на чердаке охотничье ружье. Вытащив оттуда патроны, он спустился во двор. Вид ружья заметно напугал их соседа. — Индюшка заголосила, Хью, значит, уже «созрела». Готовь духовку, сегодня на ужин у нас индюшатина. И с этими словами он поднял ружье и нацелился на бедного Сарто. Мужчина внезапно отошел от забора, и как только Профессор начал обратный отчет, резко рванул со своего места в сторону двери в свой дом и, зайдя за нее, закрыл за собой. Вордсворт отпустил ружье и оба, не сдерживаясь, рассмеялись в голос. — А у вас тут весело. Вторым гостем на сегодня оказался уже брат Петр. Он стоял у калитки, облокотившись так же на забор, и видимо уже долгое время наблюдал за всем, что происходило в этом дворе. — И вам не хворать, — ответил Уильям, приветливо улыбнувшись. — С чем пожаловали? — Я по поводу того, что было в пятницу, — ответил инквизитор, положив руку на затылок. Признаваться в своей неправоте всегда проблемно. — Я… В общем, вы правы. Я отказываюсь делать что-либо, заранее предполагая неудачу. Вордсворт ничего не ответил. Он просто молча стоял на все том же месте и теперь смотрел на Орсини с видом, будто он доволен тем, что услышал, но ждет продолжения. — И я… Я согласен на эти занятия. — сказал Петр, после чего с облегчением вздохнул. Хьюго поперхнулся. А Уильям с довольной улыбкой протянул руку в сторону Хьюго и потер пальцы друг о друга, как бы намекая этим жестом: «Деньги на бочку, пацан». Ватто недовольно хмыкнул, достал из кармана брюк всякие бумаги, среди которых были и купюры и, найдя нужную сумму, вложил в ладонь Профессора. — А ведь я говорил, с огнем играешь! — А что тут происходит, я не понял? — Ничего особенного, так, свои дела, — с невинной улыбкой ответил Уильям. —  А, забыл сказать! Я согласен на занятия, но при одном условии! После этой фразы Петра, Хью, будучи чуть позади Уильяма, начал махать руками, намекая на то, чтобы он немедленно взял свои слова назад. Вордсворт же сменил приветливый тон речи на полностью противоположный. — Ты посмотри на него, а! — сказал Профессор, обернувшись на секунду к Мечнику. Он же к тому моменту резко отпустил руки и сделал непробиваемое выражение лица. — Мало того, что выкаблучивается, так он еще мне и условия ставить будет! — Я не так выразился! Перефразирую, это просьба! — … Ну валяй, я весь внимание, — ответил Вордсворт со скепсисом. — Я согласен на занятия, но только, пожалуйста, — Петр сложил руки в молитвенный жест. — Пусть они будут, ну… Индивидуальные. Я не хочу, чтобы на меня, неуча, смотрели другие! Уильям несколько секунд молчал, а потом издал тихий тяжкий вздох. — Не видать мне отдыха в этом месяце... Ладно, согласен. Будете ходить сюда, но каждый день, без выходных! — Согласен. — И запомните: Драть буду, как египтяне иудеев. Усек? — сказал Уильям с издевкой. — Вызов принят. — с довольной ухмылкой ответил инквизитор.