С новыми силами

      День был обычным, в меру жарким, в меру ярким — совершенно обыкновенный летний день. Но тем, кто ждал новостей о судьбе своего друга, так не казалось. Для них солнце светило слишком ярко, слишком жаркий воздух обжигал холодную от нервов кожу, а слишком голубое небо раздражало своей легкомысленной чистотой.       — Ну где он там? — нервно воскликнула Рукия, нарезая круги между полок со сладостями в маленьком тёмном магазинчике.       Ренджи в ответ лишь нервно фыркнул, высказывая свои не лестные предложения о местоположении и занятиях хозяина магазина.       — Я здесь, здесь! — Урахара как обычно появился из ниоткуда, легкомысленно помахивая веером, но в его извечно беззаботном голосе на этот раз явно проскальзывала усталость. — Извините за ожидание, господа офицеры! Прошу скорее за мной!       Стоило им скрыться в безопасном полумраке коридоров магазина, Рукия тут же набросилась на учёного с вопросами, давно уже распирающими горло удушающей тревогой неизвестности.       — Что с Ичиго?       — Жив, — быстро ответил Киске, шустро ведя гостей по бесконечным коридорам. Он прекрасно понимал, как измучились друзья в незнании за три дня, прошедших с нападения Пустого, но обманывать их не собирался. — Пока что. Он до сих пор без сознания.       — А яд? — Ренджи на ходу пытался заглянуть в лицо учёному, и ему это удалось, когда они остановились перед одной из неприметных дверей. Усталость и мрачная серьёзность на лице извечного балагура пугали до холодного пота.       — Нейтрализован, — коротко и совсем не радостно ответил тот, не глядя им в глаза.       — Тогда в чём дело, Урахара? — мрачность всезнающего учёного прошибала нервами и без того перепуганную Кучики настолько, что она уже не пыталась удержать имидж капитана. — Говори уже толком!       — Сомневаюсь, что это пригодится для отчёта в Готей, — небрежно отозвался Киске и тут же оказался вбитым в жалобно скрипнувшую деревянную стенку крепкой рукой лейтенанта.       — Ты совсем охренел здесь? — прошипел севшим от злости голосом Ренджи в непоницаемое лицо бывшего капитана. — Думаешь, мы способны предать Ичиго?       Рукия сурово нахмурилась и сжала кулаки, готовая выбивать информацию силой. Нервов уже не хватало и каждая неосторожная фраза гулко била по оголённым нервам, так что своего друга, судорожно сжимающего в кулачищах мятый халат бледного учёного, она целиком поддерживала.       Урахара на мгновение прикрыл глаза и едва заметно выдохнул.       — Вы правы, — он виновато взглянул на вмиг присмиревшего Абарая. — Я прошу прощения. Паранойя в последнее время разыгралась. — Ренджи выпустил его видавший виды халат из стальной хватки. Киске коротко оправился и заговорил сухо и устало, как о сложном и не обещающим положительного результата задании: — Пустой, напавший на Куросаки, был несовершенным, не законченным, если хотите. Его яд был нацелен на три компонента реяцу Куросаки: силу Пустого, квинси и синигами. Но яд был не стабилизирован и атаковал, в основном, только реяцу синигами. — Урахара вздохнул и снял панамку, чтобы задумчиво повертеть её в руках, отчего стали видны залегшие под его глазами глубокие тени. — Яд распространялся очень быстро. К тому времени, как Гриммджо выскочил с ним из Гарганты в своей Сегунда Этапа фактически на мой порог, яд уже разрушил ощутимую часть реяцу синигами. Тогда Куросаки с подсказки Зангецу, как я понимаю, спрятал свою силу в коконе сторонней реяцу, чтобы дать мне время найти противоядие.       — И? — Рукия никак не понимала, к чему клонит учёный. О том, как богоубийце удалось провернуть такой трюк, она решила пока не думать. — Ты же сказал, что яд нейтрализован! Почему тогда Ичиго без сознания?       — Потому что он пропал, — глухо ответил Урахара и поднял на них застывший от вины взгляд. — Я искал противоядие слишком долго, а Куросаки явно не до конца осознавал, что делает, поэтому его сознание угасло, провалилось куда-то очень глубоко во внутренний мир, и мы никак не можем его найти.       Кучики замерла, леденея как под действием собственных техник. Ренджи рядом коротко выдохнул, поражённо уставившись на учёного, словно не веря его словам.       — Ну, а если… — Рукия не собиралась поддаваться панике. Этот рыжий балбес и не из таких передряг умудрялся выкручиваться. — Если проникнуть в его внутренний мир? Попробовать дозваться?       — Ты вообще что-нибудь делаешь, чтобы ему помочь? — Ренджи наверняка не хотел, чтобы это прозвучало настолько обвиняюще, но тревога и бессилие неконтролируемо рвались наружу.       — Делаю всё, что могу, — терпеливо отозвался Урахара и добавил, кивнув на дверь: — И не только я.       Вмиг умолкнув, синигами посторонились и позволили хозяину бесшумно открыть сёдзи.       Представшая картина заставила сердце на мгновение сжаться от облегчения: посреди просторной пустой комнаты на тонком футоне полулежал Ичиго, руками удерживаясь на шее нависшего над ним Гриммджо, прижавшись к нему в поцелуе. Но в следующий миг Кучики услышала шокированый короткий выдох Ренджи и осознала, что что-то не так. Гриммджо был каменно напряжён и бледен, едва прикасался к Куросаки побелевшими губами. Он едва заметно отодвинулся, и между их ртами сверкнула нить реяцу. Глаза временного синигами приоткрылись, мелькнула жёлтая радужка в чёрной склере, и нить силы, неровно текущая в его приоткрытый рот, вдруг покрылась толстыми комками, уплотняясь, а Гриммджо спазмически вздрогнул.       — Гриммджо! — Урахара дёрнулся было к ним, но арранкар резко выставил ладонь в предупредительном жесте, не открывая болезненно зажмуренных глаз, и учёный замер.       Медленно, по миллиметру, Джаггерджак стал отодвигаться от временного синигами, делая всё тоньше соединявшую их нить. Ичиго чуть шире приоткрыл абсолютно пустые, лишённые даже тени мысли глаза, и изо рта арранкара в его перекатился крупный, плотный комок реяцу. Гриммджо надсадно кашлянул, брызнув на лицо Куросаки мелкими каплями тёмной крови.       — Гриммджо! — уже более настойчиво позвал Урахара и Секста, как по команде, звонко щёлкнул зубами, перекусывая светящуюся нить.       Ичиго тут же рухнул, словно брошенная марионетка, а Гриммджо отвернулся, шатаясь в изнеможении, и принялся тяжело, надрывно кашлять, пачкая натёртые полы кровью. Урахара одним прыжком оказался рядом с арранкаром и присел на колени, попутно сотворяя хитрое лечебное кидо.       Рукия поражённо рассматривала распластанного на футоне Ичиго, отмечая, что чёрная форма синигами выцвела неровными пятнами и приобрела неприятный, грязно-серый цвет, выдавая катастрофическое падение силы владельца. Застывшее лицо героя казалось совершенно безжизненным и пустым. Ренджи коротко указал на задыхающегося Гриммджо и нависшего над ним Урахару. Кучики не без труда оторвала испуганный взгляд от бессознательного друга и заметила, что арранкар и учёный выглядели ничем не лучше Ичиго: бледные, похудевшие, истощённые до крайности.       — Не подумай, что я переживаю за тебя, Гриммджо, — Киске занёс руки с исцеляющим кидо над рассечённой шрамом грудью Сексты, как только тот перестал кашлять и устало откинулся, прислонившись к стене, — но если ты умрёшь раньше времени, мне будет крайне проблематично найти Куросаки. — тот вдруг хитро улыбнулся, продолжая с трудом переводить дыхание, и Урахара подобрался. — Гриммджо, ты…       — Нашёл, ага. — Несмотря на усталость, Джаггерджак источал ауру победителя, чем заставил сердца синигами пуститься вскачь от накатившего хрупкого чувства.       — Ты можешь его разбудить? — напряжённо спросил Ренджи, с надеждой взглянув на бесчувственного друга.       — Реяцу надо побольше, — нехотя признался Секста. — Нужно пнуть как следует и поорать погромче, мигом очухается.       — В таком случае… — бодро начал Киске, но вдруг резко замолк. Замерев на мгновение, он подскочил и бросился к двери. — Уходим, все! Живо!       — Что? — недоумённо воскликнула Рукия, когда Киске схватил её запястье стальной хваткой и потащил вместе с Ренджи в коридор. — А Ичиго?       — Потом, — отрывисто бросил тот и тут же резко остановился, отчего офицеры едва не врезались в его спину.       — Никто никуда не идёт. — Знакомый голос раздался из темноты коридора, и из теней со всех сторон проступили безликие чёрные фигуры шиноби, а прямо перед ними появилась серьёзная и строгая капитан Сой Фонг.       — Вот так неожиданность, капитан! — елейно пропел Урахара, смиренно подняв руки вверх. — Какое совпадение, что вы явились в мой магазин, когда здесь нет Йоруичи.       — Вы следили за нами! — оскорблённо воскликнула Рукия, едва преодолевая желание немедленно схватиться за меч.       Ренджи злобно сверкал глазами из-под банданы и крепко сжимал рукоять Забимару. Кучики очень надеялась, что лейтенант догадается не обнажать оружие здесь, прекрасно осознавая, что капитан специально подгадала момент, когда они выйдут из просторной комнаты в узкий коридор, где не смогут воспользоваться Занпакто.       — Вам придётся объясниться! — рявкнула та в ответ. — Почему вы не доложили о состоянии Куросаки Ичиго?       — С чего это мы должны докладывать! — Абарай готов был позабыть о субординации и Кучики в глубине души его целиком поддерживала, кожей чувствуя нависшую над другом опасность.       Рукия и Ренджи неспроста явились в Генсей тайком. Несмотря на то, что никто в Сейрейтее не сомневался в героическом статусе Куросаки Ичиго, но его явно благосклонное отношение к арранкарам и квинси сильно напрягло основную массу синигами. Ни для кого не секрет, что герой был вайзардом, и в обществе всё сильнее назревала мысль о том, что сильнейший богоубийца вполне способен выбрать сторону, более подходящую пустой сущности, а его суровый нрав и чудовищная сила вполне могут обернуться катастрофой для ослабленного Готея, если рыжему герою вдруг что-то не понравится. Да, большинство офицеров и главнокомандующий были, безусловно, на стороне Куросаки, но основная масса относилась к излишне сильному синигами, не входящему в Готей-13 и водящему дружбу с врагами, с большим подозрением.       — С того, что он опасен! — сурово произнесли из-за спины Сой Фонг, и из темноты показался мощный силуэт капитана Ибы. — Точнее то, во что он превращается.       — О чём вы, капитан Иба? — не поняла Рукия, ощущая, как от нехорошего предчувствия потянуло желудок.       — Ну конечно, ты им ничего не рассказал, Киске, — усмехнулась Сой Фонг.       — О чём она, Киске? — Ренджи встревоженно обернулся к непривычно серьёзному учёному, сам не замечая, как ещё сильнее сжал похолодевшие пальцы на рукояти меча.       — У Куросаки очень крепкая связь с мечом, — бесцветным голосом начал Урахара. — Зангецу сейчас пытается спасти хозяина, но если разум Куросаки всё-таки погибнет, с Зангецу случится то же, что и со всеми Занпакто, лишёнными синигами.       — Он превратится в дикий меч! — в ужасе пролепетала Рукия, холодея от одной мысли о том, что тогда может вырваться на волю.       — Все знают о Берсерке, в которого превращается Куросаки, когда теряет разум, — вкрадчиво пробасил Иба. — И мы должны предотвратить это, пока не поздно.       Быстрее чем товарищи раненного героя смогли среагировать, их скрутили безжалостные ниндзя и прижали к деревянным стенам. Мелькнули белые хаори капитанов — и вот Иба и Сой Фонг стоят в комнате Куросаки, а за их спинами схлопывается барьер.       — Тц, вас ещё не хватало! — голос нибантай-тайчо доносился немного приглушённо из-за барьера.       Для остальных тоже оказалось неожиданностью, что рядом с Куросаки, помимо Гриммджо, стоял ещё и Улькиорра.       — Когда он туда пролез? — Ренджи недоумённо вытаращившился на привычно невозмутимого Куатро, как ни в чём не бывало вставшего рядом с сидящим на коленях рядом с постелью Ичиго Гриммджо.       Шиффер оценивающе осмотрел бледного, истощённого собрата, нависшего над бесчувственным Куросаки и злобно скалившегося на незваных гостей, как защищающий с трудом добытый кусок мяса пёс. Сделав вполне очевидные выводы, что рассчитывать на помощь Сексты в бою бессмысленно, а собственные силы явно недостаточны для боя с двумя капитанами, Улькиорра вытащил меч, благо размеры комнаты позволяли размахнуться, и арранкар подозревал, что это никакое не совпадение.       — Вы намерены сражаться, арранкары? — удивился Иба. — Почему?       — Иди на хуй, вот почему! — незамедлительно ответил Гриммджо, заставив Сой Фонг скривиться, словно она проглотила лимон.       — Лас-Ночес не выгодна смерть Куросаки Ичиго, — пояснил слова собрата Улькиорра. Ему нужно было потянуть время, пока кто-то снаружи не разрушит барьер, но у привыкшего к быстрым и решительным действиям Куатро это получалось из рук вон плохо. — Он — наш гарант мира с Сейрейтеем.       — Вы можете отступить, мы, как капитаны Готей-13, гарантируем вам сохранение перемирия, — заученно проговорила Сой Фонг, не скрывая своего негативного отношения к миру с Пустыми в общем и к этим двоим арранкарам в частности.       — Отказано, — отрезал Улькиорра. — Вы не входите в тот немногочисленный круг синигами, с которыми можно договориться.       — Не хотите по-хорошему, будет по-плохому, — прошипела Сой Фонг, доставая меч. — Если вы рассчитываете на помощь квинси и Иноуе Орихиме, то они у нас, и если вы сейчас же не отступите, то…       Договорить ей не дал резкий удар меча, который она едва успела заблокировать своим. Она быстро отскочила от сурово насупленного Куатро, но тот продолжал давить, нанося удар за ударом. Несмотря на то, что арранкар ещё не восстановился даже вполовину, он всё равно представлял из себя грозного и опасного врага, но не настолько, чтобы противостоять капитану. Неуловимым движением Сой Фонг высвободила Занпакто и перешла в контратаку. На заднем плане раздался лязг мечей и злобный рык: Иба атаковал закрывающего собой тело Куросаки Гриммджо, арранкар с трудом отбивался, едва удерживая меч в трясущихся руках, и беспорядочно отстреливался баллами.       — Прекратите! — взвыла Рукия и забилась в хватке шиноби, от отчаяния не слыша доводов разума, вещавшего в её голове напряжённым голосом Соде-но-Сираюки о том, что надо успокоиться и договориться, пока не стало хуже.       Сой Фонг и Улькиорра отскочили в разные углы комнаты. Капитан победно улыбалась, рассматривая смертоносный рисунок в виде бабочки, расцветающий на правом плече противника.       — Знаешь, как убивает мой меч, арранкар? — самодовольно поинтересовалась синигами. — Смерть с двух ударов — вот что тебя ждёт, если продолжишь!       Пафос этого заявления несколько сбил пролетевший между противниками Иба, с ругательствами отбивающийся от красных балл. Улькиорра угрозой и так не впечатлился, а тут состроил презрительную мину и скосил глаза на бабочку на своём плече. Угольно-чёрный рисунок мгновенно начал таять, распадаясь под действием абсолютной регенерации Куатро. Сой Фонг досадливо фыркнула и тут же перешла в контратаку, стремясь оставить на арранкаре больше своих меток, от которых тот едва успевал уворачиваться.       Мимо сражающихся пролетело нечто тяжёлое: Гриммджо протаранил своим телом стену, от слабости на миг потеряв ориентацию в пространстве. Воспользовавшись перерывом, Иба тут же легко подхватил безвольное тело Куросаки и выставил меч на манер ключа, намереваясь открыть Сенкаймон.       — Нет! — отчаянно закричала Рукия, с ужасом осознавая, что в Обществе Душ их шансы помочь Ичиго стремительно сократятся.       Урахара рядом ощутимо напрягся, а Ренджи злобно взревел и принялся по-медвежьи раскидывать вцепившихся в него шиноби.       Прямо в рукоять меча Ибы угодило плотное серо. Капитана отнесло к стене взрывной волной, едва не сшибая отражающую молниеносную атаку Куатро Сой Фонг. Тело Куросаки тяжело рухнуло на пол, неестественно раскидав конечности. Гриммджо, сипя и задыхаясь, мутными от слабости глазами следил, как поднимается из обломков деревянной стены почти невредимый капитан, а мимо проскакивает получивший очередную смертоносную метку Улькиорра. Злость и бессилие смешались в тугой комок в горле, забивая яростью истощённый разум. Хренов ублюдок, как он посмел довести его до такого состояния! Лежит бесформенной кучей дерьма, а Гриммджо какого-то хрена должен отбиваться от блядских синигами, терпеть невыносимое бессилие без единого шанса на победу. Сексту почти выворачивало от раскалённого желания вырвать обнаглевшему рыжему ублюдку горло, глядя в ненавистные, непреклонные глаза. Увидеть их ещё раз, почувствовать гулкий пульс неистовой силы под своими пальцами. Он не может вот так просто исчезнуть, только не из его лап. Секста Эспада не отдаст свою добычу, и никакие меносовы капитаны не заберут то, что по праву его. Богоубийца принадлежит ему, лишь его…       — Ичиго!!!       Хриплый, отчаянный рык Гриммджо потонул в оглушительном рёве высвобожденной силы. Слепящий, обжигающе резкий вихрь реяцу подчистую снёс барьер и стены, заставил закрыть лица, защищаясь от шквального, ставящего на колени порыва силы.       Едва раскалённая реяцу перестала забивать глаза, поражённым взорам синигами предстал тот, кто стал его источником. Богоубийца стоял посреди развороченной комнаты, оперевшись на свой огромный тесак и растерянно хмурясь, как человек, проснувшийся среди ночи от пьяных криков с улицы. Его форма вновь обрела глубокий чёрный цвет, но на лицо он был всё ещё сильно бледен и мелко трясся от слабости.       Куросаки внимательно осмотрел застывших вокруг него онемевших от такого сюрприза синигами, обратил внимание на Улькиорру, с головы до пят покрытого чёрными бабочками разной степени истёртости и, не глядя, протянул руку к сидящему рядом на коленях Гриммджо. Знакомое тепло успокаивало беспокойным бурлением, давая силы удержать лицо перед теми, кто явно пришёл с недобрыми намерениями. Джаггерджак ухватил протянутую руку, тяжело поднялся и внаглую облокотился на плечо Ичиго. Тот перенёс их общий вес на вонзённый в пол меч и принял на себя максимально суровое выражение, упорно скрывая, что его подташнивает от слабости и полного непонимания ситуации, вселяющего тревожную обиду во взбудораженную близостью смерти душу.       — И чё тут происходит? — голос героя ездил и хрипел от длительного молчания, что не мешало ему звучать крайне требовательно.       Ренджи и Рукия моментально пришли в себя и строго повернулись к застывшим от неожиданности Ибе и Сой Фонг, требуя ответа, а Урахара не сдержал облегчённого вздоха. Кажется, на этот раз опасность миновала. Правда, без ущерба для его магазина снова не обошлось.       Средство передвижения Урахары всегда вызывало у окружающих кучу вопросов. По сути, это был самый настоящий ковёр-самолёт, и передвигаться на таком даже для привыкших шагать по воздуху синигами и арранкаров было странно и вызывало постоянное ощущение неустойчивости конструкции, грозящей вот-вот свалить их на головы ни о чём не подозревающих горожан, от чьего взора путешественников защищало маскировочное кидо. Пассажиры сидели плотной кучкой в неестественном напряжении, озабочено косясь на хмурых товарищей. Арранкары и Ичиго сидели в центре, словно остальные опасались, что они в любой момент без чувств кувыркнутся за борт. Все трое были бледны, молчаливы, едва заметно дрожали и покачивались от усталости, а Улькиорра ещё был покрыт медленно выцветающими метками-бабочками, от чего создавалось впечатление, что он случайно попал на конвейерную ленту штамповки и с боем оттуда выбрался.       Освобождённая из лап шиноби Орихиме сидела рядом и то и дело кидала на Улькиорру обеспокоенные взгляды, не в силах простить себе, что не была рядом, позволила схватить себя, вместо того чтобы вместе защищать попавшего в беду Куросаки. Осознание того, что Куатро Эспада рискнул жизнью, чтобы спасти её друга, постепенно, клетка за клеткой, доходило до разума полубогини. У Улькиорры, конечно, наверняка найдётся разумное объяснение тому, что он кинулся на защиту старого врага, но Орихиме не могла отделаться от ощущения, что прежний Куатро нашёл бы куда больше доводов не вмешиваться и не рисковать собой. Вероятность того, что именно полубогиня изменила что-то в бездушном арранкаре, заставляла трепетать от неверия и гордости за себя. Орихиме не терпелось поскорее остаться с ним наедине и проверить свою догадку, не стесняясь проявить свои чувства, как сейчас, пред взором обеспокоенных друзей.       Не одна она хотела поскорее уединиться в тишине родной квартиры. Ичиго всю дорогу смотрел исключительно вдаль, на вопросы отвечал отрывисто, пользуясь положением раненого и чудом спасённого. Гриммджо смирно сидел рядом, слегка прикасаясь боком к его спине и кожу в этом месте жгло через два слоя тонкой ткани футболок. Когда они наконец приблизились к их дому, арранкар едва заметно напрягся, а Ичиго от этого словно током прошибло от неясного предвкушения.       Скомкано попрощавшись, Гриммджо и Ичиго неловко запрыгнули в предусмотрительно открытое окно своей спальни. Едва странное средство передвижения Урахары скрылось из их зоны видимости, Ичиго порывисто кинулся в грубые объятия арранкара. Жёсткий поцелуй выбил из лёгких весь воздух, но им обоим показалось, что они впервые задышали. Они сминали друг друга, руками и губами вспоминая, возвращали едва не утерянное с перепуганной жадностью. Гриммджо с силой вдавил синигами в стену, закрывая собой, разодрал в клочья футболку, царапая горячую кожу.       — Ненавижу, — тихий голос арранкара дрожал от злости и страсти. — Ты едва не сдох, мразь. — Он схватил задыхающегося от эмоций и слабости парня за горло. — Я должен убить тебя, забыл? Ты мой, синигами! Я буду тем, кто вырвет твое хреново сердце!       — Да, — резкий шёпот заставил арранкара застонать, пока руки Куросаки разрывали надвое его футболку. — Я хочу, чтобы это был ты. Не давай никому другому убить меня. — Мутные от страсти карие глаза горели вызовом и Гриммджо с готовностью тонул в них, едва осознавая его слова. — Сможешь?       — Не сомневайся, — голос не слушался Джаггерджака, руки словно сами по себе избавляли врага от остатков одежды в непреодолимом стремлении стать ещё ближе, получить больше. — Ты мой!       Гриммджо целовал и кусал вновь обретённого врага со злостью хозяина, чья игрушка вздумала бунтовать, пока Ичиго упивался своей и его яростью, перехватывал его руки, губы, разрывал неподатливую ткань домашних штанов, не в силах терпеть хоть какую-то преграду между ними.       Гриммджо отлепил его от стены и своим весом попытался уронить на матрас, отчего в Ичиго проснулась тёмная, неконтролируемая злость. Он извернулся и сделал гаду подсечку, заставляя оглушительно рухнуть на запылившийся матрас и обрушился сверху, подминая под себя.       Тихие ругательства потонули в треске разрываемой ткани и Гриммджо, скрипнув зубами, зашарил трясущимися руками под матрасом, не сводя мутного взгляда с жадно раздевающего его Ичиго. Джаггерджака вело от злости, желания и слабости. Изображение время от времени плыло и всё тело трясло, как в лихорадке. Наткнувшись на прохладный тюбик, Секста с силой швырнул его прямо в лицо Куросаки, намереваясь сбить ублюдка с толку, но тот ловко поймал снаряд прямо перед своим носом, дрожащими руками отвинтил крышку, от души выдавил смазку на дрожащие пальцы, коленом раздвинул Гриммджо ноги и просунул в тугой проход сразу два. Джаггерджак фыркнул и выгнулся, сразу насаживаясь глубже. Отстаивать свою позицию сейчас не было ни сил ни желания, хотелось просто скорее получить своё, не важно как, чтобы упиться, захлебнуться во всеобъемлющей ненависти и жестокости героя, что плещет через край лишь рядом с ним.       Куросаки трясло от бушующего внутри жара, в ушах звенело и шумело, а мир сузился лишь до распластанного перед ним Гриммджо. Сглотнув вязкую слюну, Ичиго вынул пальцы, торопливо размазал ещё смазку по стоявшему колом члену, пока Джаггерджак ловко подложил себе под поясницу смятую подушку. Куросаки развел в стороны длинные, сильные ноги арранкара, сам не веря в то, что делает, приставил налитую кровью головку к растянутому входу и резко толкнулся вперёд. В голове тут же зазвенело от раскалённого давления, но Куросаки не позволил себе затормозить или зажмуриться, и ещё несколько раз с силой толкнулся в узкое нутро, не сводя взгляда с задыхающегося от боли Гриммджо. Ичиго толкался глубже и глубже, стремясь стать как можно ближе, слиться воедино, заставляя партнёра хрипеть и извиваться под ним. Синигами чувствовал, что вставил уже по самые яйца, что Секста просто не может принять его ещё глубже, но всё равно не мог насытиться озлобленной, горячечной близостью. Он подхватил арранкара под колено, закинул его ногу себе на плечо и нагнулся вперёд, по полной используя кошачью гуттаперчевость партнёра.       Гриммджо сдавленно охнул и вцепился в подушку, сжав зубы, чтобы не дать вырваться рвущимся наружу стонам. Синигами заставил его максимально раскрыться и теперь грубо, глубоко трахал, тихо, отрывисто вскрикивая. Карие глаза ни на миг не отрывались от искажённого похотью и злостью лица арранкара, стремительно приближая того к концовке.       — Гриммджо… — голос Куросаки тонул в рваных вздохах. — Ненавижу…       От сбивчивого шёпота раскалённая пружина наслаждения оглушительно лопнула и Гриммджо, сжавшись, с резким стоном излился себе на живот, судорожно вцепившись побелевшими пальцами в подушку.       Ичиго с громким стоном кончил внутрь так, что мир вокруг звонко посыпался мелкими осколками. Жаркие судороги трясли измученное тело синигами, сжигали лёгкие и забивали шумом уши. Не в силах больше поддерживать себя, Куросаки рухнул лбом в ходящую ходуном грудь арранкара. Эмоции выжженными волнами били в грудь, заставляя трястись как от ударов тока. Облегчение сдавило горло, и защипало глаза. Ичиго до крови закусил губу и сжал негнущимися пальцами бока Гриммджо. Даже пустым от слабости разумом он понимал, что это всего лишь обычная реакция от резкого спада нервного и физического напряжения, но сама мысль, что её заметит Секста, прошибала унизительным страхом. Тело предательски подводило, и Ичиго с обречённым стыдом ощутил, как первая слеза капнула на покрытую испариной грудь арранкара. Тишина оглушила страхом, отчего ещё две слезы скатились следом. Зашуршала постель — и Куросаки с замиранием сердца ощутил, как сильные руки обняли его за плечи и горячая ладонь грубовато погладила его по голове.       — Соплежуй, — хмуро буркнул хриплый голос.       Ичиго ничего не ответил, до хруста сжимая зубы и позволяя глупым, нервным слезам медленно капать на покрытую шрамами кожу того, кто стал ближе чем друг, чем возлюбленный. Того, кому герой отдаст свою жизнь.       Щит мерно жужжал в унисон с едва слышным шорохом стираемых меток. Улькиорра полулежал на низком диване, откинувшись на спинку и устало прикрыв глаза. Орихиме сидела рядом и всеми силами старалась сосредоточиться на лечении, но её постоянно сбивала мелкая дрожь перенапряжённого тела Куатро, его упорно поджатые губы и сурово нахмуренные брови. Шиффер не восстанавился даже в половину и сражение с капитаном существенно подкосило его силы, отбросив процесс излечения как минимум на месяц назад.       Орихиме закусила губу, тщетно пытаясь прогнать навязчивое чувство вины, настойчиво сдавливающее глотку. Уходя к Урахаре несколько часов назад, Улькиорра не терпящим возражений тоном приказал ей не выходить на улицу и никому не открывать, но изнывающая от беспокойства за друга девушка его ослушалась и, едва ей показалось, что реяцу бывшего тюремщика достаточно отдалилась, ринулась в магазинчик другим путём. Когда дорогу перегородила огромная фигура лейтенанта Омаеды, Иноуе без колебаний пошла за ним и поняла, что угодила в ловушку, только когда сюнпо синигами перенесло её в лес, а вокруг замкнулось кольцо из безликих шиноби. Растерянную полубогиню ввёл в курс дела Исида, которого вместе со всем зверинцем из квинси и Чадом в придачу привели под белы рученьки спустя минуту после неё.       — Общество Душ никогда не перестанет считать Куросаки опасным, — мрачно объяснял Урью, не сводя напряжённого взгляда с ниндзя. — В прежние времена его ликвидировали бы сразу и без разговоров, а сейчас у нас есть шансы договориться, если не проявлять агрессию.       Квинси вокруг скептически фыркали, а Орихиме понятливо кивала, чувствуя, как сердце комом встаёт в горле и нехорошо сжимается, и не только из-за тревоги за друга. Ей ярко представлялось, что будет, если договориться не удастся. Если даже Куросаки-кун будет признан опасным для Сейрейтея, что говорить об арранкарах. Их же просто перебьют без всякой жалости, пока они ослаблены. Одна мысль о том, что Улькиорра может больше не вернуться домой, заставляла Орихиме холодеть и мелко трястись от страха. Ведь если бы его не стало, все её старания показать ему душу, научить ценности жизни пропали бы понапрасну. Её дом вновь опустел бы, не было бы нужды искать фильмы с субтитрами, откладывать еду в отдельные кастрюльки и вешать в ванной два полотенца. Не для кого подбирать новые книги, вещи, угощения. Некому рассказывать о самых простых и, вместе с тем, невероятно сложных явлениях, ведь больше никто не проводил бы с ней каждый вечер чайные беседы, не ждал с учёбы и не провожал домой, не сопровождал в походах по магазинам и прогулках по парку. Не было бы этого ровного маячка силы, на который можно брести, не глядя по сторонам. Не было бы отрывистых фраз, сухих тёплых слов, мимолётных прикосновений. Не было бы жарких объятий, уверенных рук и жадного взгляда тёмной страсти. Она не смогла бы потонуть в раскалённом море чужого бескрайнего желания, потому что его обладатель мог бы снова осыпаться пеплом, не оставив ни песчинки в её руках, потому что её не было рядом с тем, кто нуждался в ней. С тем, кого она…       — Женщина, ты плачешь       Орихиме моргнула и увидела прямо перед собой внимательные зелёные глаза. Девушка слышала его голос, но не понимала слов, лишь неверяще смотрела в живые зелёные глаза, с болезненным трепетом осознавая, что её Куатро всё ещё здесь. Ничего не закончилось, все шансы быть с ним остались при ней, её яркая, сложная жизнь с ним продолжается. Близость его смерти породила в ней уничтожающий страх потери, который под корень выжег в уставшей метаться душе весь сор сомнений. Он здесь, и это единственное, что важно.       Орихиме как завороженная наблюдала, как Улькиорра отодвинулся от её застывшего лица, чуть скованно отвернулся и осторожно нажал тонкими пальцами на щит. Под мелодичный звон золотых осколков, Шиффер, пошатываясь, поднялся с дивана, подошёл к сваленному в углу гигаю и скользнул внутрь. Целое мгновение ничего не происходило, и Орихиме успела впасть в настоящую, сдавливающую тело и разум панику. Она была уверена, что что-то пошло не так, что неестественно раскинутые руки не пошевелятся, плотно сомкнутые веки не разомкнутся, а безвольная грудь не наполнится дыханием, потому что опустелая душа умерла в искусственной оболочке, так и не изведав всего того, что способен дать этот мир. Так и не узнав о чувствах полубогини.       Но Улькиорра всего через миг глубоко вздохнул и спокойно открыл спокойные, живые глаза. Арранкар не успел ни встать, ни толком развернуться, как его припечатало к стене. Тонкие и неожиданно сильные руки Орихиме судорожно обхватили его плечи, она порывисто прижалась к нему и стала беспорядочно покрывать торопливыми поцелуями бледное лицо, исступлённо что-то шепча. Шифферу пришлось сосредоточенно прислушиваться, чтобы разобрать её слова.       — Я люблю тебя, Улькиорра… Люблю тебя… Прости меня… Люблю… Улькиорра…       То место, где некогда было сердце, а сейчас зияла пустота, вдруг наполнилось огнём, края сжались, скрутились и завернулись в горячий комок. Шиффер на мгновение застыл, позволяя исступленным поцелуям покрывать своё ещё больше побледневшее лицо. Улькиорра перехватил заплаканное личико Орихиме, взял в ладони, едва замечая, как еле заметно дрожат его пальцы, и пытливо, отчаянно заглянул в покрасневшие от слёз серые глаза.       — Орихиме, — звук её имени, произнесённый его взволнованым голосом, заставил Иноуе тихонько заскулить от восторга. — Ты понимаешь, что я не могу ответить тебе тем же? Мне нечем любить.       Улькиорра никогда не считал себя впечатлительным арранкаром, но когда полубогиня мягко улыбнулась, от радостного шока он впервые за своё существование потерял дар речи.       — Я знаю, — негромко произнесла Орихиме и успокаивающе провела дрожащей ладонью по его щеке. — Это ничего. Моей любви хватит на двоих.       Шиффер лишь моргнул. Сверкающая слезинка упала с её ресниц на его ладонь, переполняя чашу терпения. Куатро решительно прихлопнул доводы разума, логику и всю наносную сдержанность, оставив чистые, едва смягчённые внешней человечностью инстинкты. Улькиорра вцепился в податливое девичье тело с жадностью зверя, наконец-то дорвавшегося до вожделенного лакомства, и лишь врождённая аккуратность не позволяла до крови прокусить пухлые губы, до синяков сжать упругое тело и взять своё немедленно, прямо здесь. Потому что солнечная девочка должна прочувствовать, на что она соглашается, кого она собирается пустить в свою душу.       Орихиме едва успевала вздохнуть и жалобно, испуганно постанывала, полностью окунаясь в тёмное, раскалённое море чужого желания. Рядом с ним она могла не думать ни о чём, не сдерживаться и не бояться. Потому что он примет её всю, заберёт всё, что она даст, и даже если она пропадёт во мраке его пустой души, то будет там не одна. Иноуе давно следовало признать, как она этого хочет. Броситься в омут без оглядки, отдаться целиком и получить всё. Её тело плавилось от настойчивых, почти грубых прикосновений, губы горели от поцелуев, а в голове горело огнём единственное «Больше!»       Возможно, она произнесла это в слух, потому что Улькиорра горячо застонал ей в шею, подхватил под ягодицы, пошатываясь поднялся и, собирая по дороге углы, в два шага оказался в её спальне.       Когда Улькиорра бросил её на кровать, Орихиме не испугалась. Ей наконец не было страшно, в ней не было ни единого сомнения, всё, чего она хотела — это Куатро. Иноуе неловко стянула с себя платье и дрожащими пальцами попыталась расстегнуть лифчик.       Шиффер быстро скинул с себя футболку и собирался было подождать, пока девушка разденется, но горячечный румянец на её пухлых щёчках, сосредоточенный на его теле расфокусированный взгляд, неловко раздвинутые стройные ноги начисто выжгли зачатки нежности. Порывисто кинувшись к ней, он ухватил лифчик за чашки и с громким треском разорвал его надвое, высвобождая полную грудь со вставшими от возбуждения сосками.       Орихиме выгнулась дугой и громко, не стесняясь, застонала, когда он обхватил её грудь руками и схватил губами сосок. Между ног уже было невыносимо жарко, Иноуе инстинктивно прижалась, промежностью к его боку, на что Улькиорра тут же отреагировал и одним движением разорвал последний клочок одежды между ними.       Не задумавшись ни на мгновение, Орихиме прижалась ближе и неловко раздвинула ноги, закусив губу от дикой смеси страсти и стыда. Шиффер нетерпеливым движением приспустил домашние штаны, высвобождая вставший колом член и опустился к ней, удерживаясь на локте.       — Будет больно, — предупредил Улькиорра севшим голосом, мутным, тёмным взглядом давая понять, что это её последний шанс, что после властный Куатро уже не выпустит добычу из своих когтей и унесёт во тьму своё собственное солнце.       Но Иноуе не был нужен этот шанс, она уже давно сделала свой выбор, просто никак не могла его принять. Орихиме только кивнула и покрепче ухватила его за плечи. Шиффер медленно, вслепую провёл горячей головкой по влажной промежности, заставляя девушку нетерпеливо застонать, нашёл узкую щель и плавно, с силой надавил. Орихиме тут же зажмурилась, резко поджала ноги, инстинктивно стремясь закрыться, и до крови вцепилась в его плечи.       Улькиорра успокаивающе зашипел, слегка прикасаясь губами к шелковистым рыжим волосам, не в силах найти в себе слов. Он ещё раз с силой толкнулся, преодолевая преграду, вырывая из искусанных губ девушки болезненный стон. Шиффер опустился на её дрожащее тело, сцеловал солёные слезинки с щёк. Прикосновение горячей, гладкой кожи обжигало чувствительную искусственную оболочку, напрочь лишая тормозов.       Орихиме металась и всхлипывала, не в силах поддерживать его ритм, задыхалась от тяжести его тела, безостановочных толчков и отрывистых поцелуев. Она прижималась ближе, выгибалась на встречу, не замечая боли, утопая в тёмной, всеобъемлющей страсти. Всё её тело превратилось в раскалённый спутанный комок, с одним лишь именем на губах.       — Улькиорра!       Шиффер сдавленно охнул, по его телу прошла резкая, почти болезненная судорога, и внутри Орихиме вдруг стало совсем горячо и влажно. В наступившей звонкой тишине их сбитое дыхание и бешеный стук сердца эхом отзывался шумом крови в ушах, заставляя тела крупно трястить, успокаиваясь. Улькиорра тяжело дышал, медленно отмирая, и попытался откинуться набок, но Орихиме вцепилась в него руками, обвила ногами и уткнулась носом в плечо, прижимаясь ещё крепче. Девушку трясло от неясной смеси боли, страха и облегчения. Эмоции захлёстывали и уносили в тёмную, неизведанную пучину и только властное желание Куатро могло удержать её на месте.       Шиффер глубоко вздохнул и осторожно лёг сверху, позволяя перебирать свои взмокшие волосы, обнимать и гладить себя по спине и исцарапанным плечам. Всё его существо потихоньку обретало невиданное ранее непривычное чувство целостности. Ослабленное тело ощущалось как-то по новому, словно больше не было клеткой, где металась опустелая душа. Тихий шёпот полубогини, её неловкие, смелые прикосновения, мягкая, горячая близость её дрожащего тела поселяли в Куатро чувство абсолютного удовлетворения и покоя. Улькиорра прижался лицом к мягким рыжим волосам, глубоко вдохнул лёгкий, слегка отдающий цветами аромат и полностью погрузился в новые для себя ощущения, с удовольствием смиряясь с тем, что его, кажется, больше никогда и никуда не отпустят.