С новыми силами

      Свежая летняя ночь наполняла лёгкие припозднившихся гуляк чистым дыханием, смывала солёным воздухом беспокойного моря жар, грязь и смрад с прожаренных в зное душных помещений усталых тел, прочищала гудящие от дневного гула головы. Ночь жадно вдыхали молодые люди, неровной шеренгой бредущие по пустынной, тускло освещённой редкими фонарями дороге между складами. Половина из них, в том числе и все девушки, выглядели устало, но вполне нормально, а остальные, одетые в одинаковые грязные серые штаны и некогда белые майки, были покрыты ссадинами, синяками, пятнами крови и пота. Рыжий юноша с плотно перебинтованой лодыжкой ковылял по иссушенному асфальту, опираясь на плечи двоих изрядно побитых, тощих темноволосых парней. Здоровяк с голубыми волосами с недовольным видом ехал на спине смуглого гиганта, выставившего вперёд наподобие ручного пулемёта ногу своего пассажира, зафиксированную самодельной шиной из двух длинных брусков арматуры, грязных бинтов и газеты.       — Чем нас всё-таки нагрузили? — парень с хвостом с любопытством заглянул в видавший виды полупустой пакет в своей здоровой руке, в котором что-то заманчиво гремело. Другая рука была замысловато зафиксирована в плече хитрой конструкцией из занозистых балок и цветастой простыни и категорически не давала открыть кулёк. — Кейго, глянь.       Самый нервный паренёк взял пакет и развернул его перед носом здоровяка. Тот довольно цыкнул и выудил наружу литровую бутыль без опознавательных знаков, по форме соответствующую бутылке сакэ. Ренджи с характерным звуком откупорил бутыль, понюхал, сделал пробный глоток и одобрительно крякнул.       — Самогон? — Рукия уже умела определять по издаваемым другом звукам, какой напиток ему довелось попробовать.       — Ништяк! — обрадовался Гриммджо, протягивая лапы к бутылю.       — Сливовый, кажется. — Ренджи, не задумываясь, передал арранкару выпивку.       Ненависть схлынула, потонув в море усталости. Абарай искоса наблюдал, как Гриммджо отпивает самогон, откинувшись на спине Чада, и чувствовал, как прежняя ярость скупо плещется где-то на краю сознания, обнажая истинные, скрытые мотивы. Ренджи не столько приревновал своего друга, сколько испугался за неопытного мальчишку, попавшего в лапы зверя, но, как оказалось, паренёк давно уже вырос в молодого, но уже невероятно опасного бойца, прекрасно понимающего, кто стоит за его спиной и держит когтистую лапу на его глотке. Ичиго справится с этим жутким чудищем, пусть ему будет тяжко и сложно, Ренджи сейчас это чётко осознал чистым после выматывающего сражением разумом. А если парень запутается, друзья всегда придут на помощь, залечат раны, душевные и физические, закроют собой и дадут целебного пинка. Абарай твёрдо решил принять страшный, глупый и опрометчивый выбор своего друга и ни в коем случае не бросать его наедине в колкой паутине сложных отношений. И первым шагом будет выпить с арранкаром трофейного самогона.       — Хочешь, здоровяк? — Гриммджо тем временем проявлял своеобразное дружелюбие, тыча горлышком бутылки в лицо несущего его Чада.       — Я несовершеннолетний, — Садо усиленно крутил носом, пытаясь избежать вдыхания резких паров алкоголя, тихонько пыхтел от боли в загривке, где на смуглой коже расползался насыщенный лиловый синяк, и не без труда игнорировал вместе со всеми горестный вздох Орихиме.       Полубогине не разрешали излечить друзей дабы не привлекать к себе ещё больше ненужного внимания. Слишком стойкие и сильные молодые бойцы никак не могли уйти не замеченными даже из такого места, где все стараются не увидеть ничего лишнего. Всю компанию «пасли» с того самого момента, как они вывалились из дверей склада, едва не задохнувшись от свежего воздуха, с полными карманами наличных. Стратегическим решением было принято избавиться от хвоста только после того, как они покинут территорию складов, где наверняка полно камер, и войдут в редкий подлесок, чтобы незаметно вырубить преследователей и не вести их сразу в гостиницу. Правда, если якудза захотят вычислить ярких бойцов, им достаточно будет просто прийти на единственный пляж для цветных.       — Отстань от него и дай это мне, — потребовала Рукия и решительно потянулась вверх.       Гриммджо окинул маленькую синигами оценивающим взглядом и, свесившись с натужно фыркнувшего гиганта, вручил бутыль в хрупкие руки. Кучики понюхала горлышко, чуть пригубила и, скривишись, сплюнула резкий напиток.       — Девки, — беззлобно фыркнул Гриммджо, весело наблюдая, как покрасневшая синигами передаёт сакэ Улькиорре.       Тот сделал глоток и бесстрастно откомментировал:       — Лучше, чем хурмовая настойка.       — Всё лучше, чем хурмовая настойка, — напомнил Секста, устраиваясь поудобнее на спине Ясуторы.       — Дай попробовать, — Ичиго чуть вытянул шею и сбавил ход, почти останавливая своих провожатых.       — Ты, вообще-то, тоже несовершеннолетний, Куросаки! — возмутился Исида, правда, мешать синигами отпивать из бутылки, поднесённой к его губам Шиффером, не стал.       Ичиго сделал глоток и тут же зашёлся кашлем, покраснев как помидор.       — Ну ты и сопляк! — захохотал Ренджи, заражая улыбками остальных.       — Отдай взрослым, пиздюшня, — усмехнулся Джаггерджак, протягивая к нему руку.       — Да пошли вы! — разозлился Ичиго и, опять вытянув шею, хлопнул Улькиорру по плечу, на которое опирался, на что тот понятливо снова поднёс бутыль к губам синигами.       Куросаки под общий смех сделал ещё пару глотков, отчаянно закашлялся, и резкими жестами велел убрать гадость подальше, что Улькиорра и сделал, предварительно отхлебнув, прежде чем передать выпивку на второй круг.       — А ничего, что вы все из одного горла пьёте? — неуверенно поинтересовался Кейго.       — Мы только что кровь свою на ринге перемешали, — напомнил Ренджи. — Чужие слюни как-нибудь переживём.       — Если ты подразумеваешь обмен бактериями, то на искусственных телах их нет, — пояснил Улькиорра, поудобнее перехватывая тяжелеющего от сакэ Куросаки. — А по поводу непрямого поцелуя никто так и не дал объяснений.       Он обернулся к Орихиме, на что та моментально покраснела и поспешила передать арранкару бутыль от Ренджи.       — Ну, типа, слюни, — пространно объяснила Тацки, чувствуя себя невероятно глупо, рассказывая о детских глупостях упрятанному в искусственную человеческую оболочку чудищу после того, как он чуть ли не насмерть сражался с её другом.       Шиффер кивнул. Видимо из-за насыщенности индивидуальными бактериями слюнообмен воспринимается очень серьёзно. Интересно, но его никак не касается.       За выпивкой и ленивым обсуждением детских предрассудков путь со складов до лесного массива минул довольно быстро.       — Кучики-сан, твоя реяцу сейчас самая стабильная, — Исида обратился к маленькой синигами, на что та согласно кивнула и выудила из рюкзака причудливый тюбик с головой зайца Чаппи. — И твоё кидо не нанесёт людям серьёзного вреда.       Рукия проглотила яркую фиолетовую конфету, раздался низкий хлопок высвобожденной реяцу, и рядом с одетой в простенькую футболку и лёгкие штаны маленькой девушкой появилась облачённая в белое хаори синигами. Капитан облегчённо повела плечами, давая телу наполниться освобождённой силой, и, кивнув друзьям исчезла в сюмпо. Через несколько минут и примерно сотню «Пьён!» гиконгана она вернулась, доложила о выполненной миссии и, ко всеобщему облегчению, влезла в гигай.       — Можно лечить? — обрадовалась Орихиме, уже потянушись к заколкам.       — Рано! — Тацки шустро перехватила руку подруги. — Дойдём до гостиницы, там и разложитесь.       Иноуе тут же поникла, смиренно опустив голову, и атаковала сердца друзей новым горестным вздохом. Ну и пусть, дома и стены помогают, даже если дом временный.       Тихий ропот волн, заговорщицким щёпотом доносящийся до утёса, как нельзя лучше подчёркивал усталую недосказанность между рассевшимися прямо на траве за казённым домиком молодыми людьми. Тацки снова нервно ходила между распаластавшимися на диковататом газоне помятыми, но уже излеченными бойцами и их уставшими от переживаний сопровождающими. Обижаться на подругу больше не хотелось, вид пристыженного, несчастного личика Орихиме словно вбивал в сердце гвозди. Тацки видела, что подруге тяжело и страшно, и у каратистки буквально чесались руки прижать её к себе и успокоить. Остановившись перед сжавшейся в тени Улькиорры полубогиней, Арисава задумчиво покусала губу и внезапно перехватила бутыль с сакэ, которую Ичиго передавал Шифферу. Игнорируя недоумевающие взгляды, она резко выдохнула и, крепко зажмурившись, хорошенько отхлебнула из бутылки. Откашлившись и отплевавшись под суетливыми причитаниями Кейго и тихое хихиканье всех остальных, красная как помидор Тацки, отчаянно сипя, обратилась к подруге.       — А как же Ичиго?       Орихиме испуганно пискнула, одним махом покраснев до корней вставших дыбом волос, и вытаращилась на подругу полными ужаса глазами.       — Всё в порядке, мы все давно в курсе, — поспешила успокоить несчастную Рукия, испугавшись насыщенного цвета её лица.       Эффект оказался прямопротивоположный, бедняжка начала ещё и икать от стыда и в поисках поддержки медленно повернулась к Улькиорре.       — Ты не знала, что твои накама в курсе твоих чувств к Куросаки Ичиго? — уточнил арранкар. Иноуе кивнула. — Твои накама в курсе твоих чувств к Куросаки Ичиго.       Получив непоколебимое подтверждение своей полной неспособности скрывать чувства, Орихиме медленно, с опаской, наклонилась вперёд, выглядывая из-за плеча Куатро, и испуганно взглянула на Ичиго.       — Да, я тоже знал, — грустно признался он, стараясь говорить как можно мягче.       Орихиме судорожно вздохнула и порывисто протянула руку к Тацки, молчаливо призывая угостить сакэ. Та немного подумала, не решаясь приучать к алкоголю совершенно не устойчивую к нему подругу, но бутылку всё-таки передала, потому как лучшего повода выпить, как не новость о том, что твой самый большой секрет известен всем вокруг, и придумать нельзя. Иноуе, мужественно зажмуришись, приложилась к горлышку, немного отхлебнула и принялась надрывно кашлять в ладошку, пока Абарай заботливо отбирал у неё выпивку.       — Ты знал, что в тебя влюблена замечательная девушка, но решил трахаться с нелюдем, — беззлобно от усталости и алкоголя фыркнул Ренджи и отхлебнул из бутылки. — Охуенный выбор.       Куросаки пожал плечами и проигнорировал жалящее чувство стыда в груди. Какой бы ни был, а это его выбор, и он не собирается от него отступать, хватило и того, как он малодушно сбежал сегодня днём, оставив Гриммджо в полном непонимании. Не то чтобы временный синигами чувствовал себя виноватым, речь всё-таки шла о мрази, а перед мразями не стыдятся. Просто герой привык выполнять свои обещания и следовать своим правилам во всём и до конца, пусть иногда они и вставали поперёк горла всем остальным, а то и ему самому. Конечно, богоубийца арранкару формально ничего не обещал, но в их отношениях такого быть и не могло. Вслух они скорее послали бы друг друга к меносовой матери, но каждый из них чувствовал на глубинном уровне, что им уже не разойтись по разным мирам. Боль, кровь, ненависть и полное взаимное принятие связали их настолько крепко, что не выдрать даже с мясом.       — Я уже понял, что вы не в восторге, — неохотно буркнул Куросаки, — но…       — Но сердцу не прикажешь, мы поняли, — махнула на него рукой Тацки и отобрала у Абарая бутыль. — Непонятно только, как мы твою голубую ауру раньше не заметили.       Настал черёд Куросаки краснеть. Он исподлобья посмотрел на бодро пьющую из горла подругу, раздумывая над тем, насколько идиотским для обычного человека будет звучать объяснение, что он не придал особого значения физиологическим особенностям своего избранника.       — Тацки, тут…       — Мизуиро, ты вот что-то такое за ним замечал? — поинтересовалась Арисава, между делом ухватив Кейго за шею и насильно вливая в него алкоголь.       Асано бешено пучил глаза, но покорно глотал резкое пойло, потому как у него тоже были вопросы, какие на трезвую голову не задашь.       — Нет, ничего такого, — отозвался Коджима, на всякий случай скрываясь за Чадом.       — Под голубой аурой она имеет в виду цвет твоих волос? — Улькиорра несколько потерял нить разговора.       Гриммджо, вольготно развалившийся на траве под боком у Ичиго, задумчиво почесал подбородок.       — Нет, наверное. Я слыхал, голубыми тут называют пидорасов. Да, Куросаки?       — Угу, геи они называются, — подтвердил тот, нервно потирая лоб в поисках выхода из неудобного разговора. — Только мы не геи, потому что Гриммджо не человек.       — Нет уж стоп! — возразила Тацки, отпустив Кейго отплёвываться и отдавать Ренджи опустевшую бутылку. — У тебя есть член, у него есть член! Вы ими чпокаетесь, значит, геи! И не морочьте мне голову! Орихиме, — она вдруг резко сменила тон на грустно-озабоченный, оставив Ичиго смущённо бормотать что-то о несправедливости обвинений и вреде алкоголя, и грузно плюхнулась на колени перед подругой. — Ты точно уверена, что хочешь быть с ним?       Иноуе подняла на неё болезненный, но твёрдый взгляд и произнесла так, чтобы самой поверить в свои слова:       — Уверена, Тацки-чан.       Каратистка глубоко вздохнула и, прикрыв глаза, дала себе команду принять выбор подруги. В конце концов, если она так хочет, пусть попробует быть с этим чудищем, а лучшая подруга поможет ей, чем сможет. Арисава решительно распахнула глаза и резко подалась вперёд, чуть развернувшись, оказываясь нос к носу с Улькиоррой. Тот и бровью не повёл, когда прямо перед ним предстало румяное от алкоголя суровое лицо, а к согнутой в колене ноге прижалась крепкая девичья грудь. Эта женщина, к его большому облегчению, никаких реакций, кроме лёгкого раздражения, у него не вызывала.       — Не смей ничего совать в мою подругу без презерватива, понял!       Ичиго подавился остатками сакэ, Гриммджо залился радостным смехом, Орихиме почти без чувств бухнулась в руки Исиды, Мизуиро изобразил фейспалм, Садо покраснел, а остальные состроили суровые лица в поддержку слов каратистки.       — Я не приступал к дефлорации, — последовал невозмутимый ответ.       Все дружно недоверчиво прищурились и только Гриммджо прикрыл глаза с ёмким «Лох!»       — Не верю! Наверняка же пытался совратить невинную девицу, демонюга! — Тацки приблизилась ещё, едва не тыкаясь в арранкара носом.       — Мне всё равно, — сфокусироваться на таком близком объекте было затруднительно и это уже начинало раздражать Куатро. — В любом случае, гигаи не имеют микрофлоры и контрацепция им не нужна.       — Вот, я же говорил, — обрадовался Гриммджо и пнул Куросаки под колено. — А ты мне всё свои резинки суёшь.       — Так всё-таки ты снизу, Ичиго! — горестно возопил Кейго, словно друг сообщил о своей близкой кончине, и обессиленно упал на колени.       — Это-то тут при чём? — вспыхнул тот, перебарывая желание спрятаться за спиной Гриммджо, как Иноуе сейчас пряталась за Улькиорру.       — Погодь, — отравленный алкоголем мозг Тацки наконец переварил последнюю фразу собеседника. — А от тебя можно залететь?       — Забеременеть? — уточнил тот, в современном слэнге он ещё не до конца разобрался. Каратистка кивнула. — Нет.       — Они не живые, Арисава, — грустно пояснила Рукия. — И не могут породить жизнь.       — Погодь, — поражённо повторила к Тацки, уже обращаясь к застывшей в ожидании самого страшного вопроса Орихиме. — Но ты же всегда мечтала о семье и детях! Как же твоё будущее, Орихиме?       Иноуе судорожно сглотнула и перевела затравленный взгляд на Улькиорру. Он смотрел на неё внимательно, бледное лицо казалось привычно непроницаемым, но Орихиме видела в нём напряжение, любопытство, предвкушение, тревогу и точно знала, что никто из присутствующих не способен прочитать в каменном арранкаре всех этих эмоций, кроме неё. Она не была уверена, что его желание обладать лишь ею достойно того, чтобы перечеркнуть свои мечты и планы, но пока он рядом, смотрит так пристально и твёрдо, все эти мысли казались глупыми и несущественными, словно детские фантазии о воздушных замках. Потому что семья, будущее где-то там впереди, далеко и неправда, а он здесь и сейчас, сильный, нуждающийся и по-своему живой.       — Давай не будем загадывать так далеко вперёд, — негромко произнесла полубогиня, разглядывая своё отражение в теплеющих зелёных глазах. — Неизвестно же, как всё будет.       Арисава некоторое время тоскливо наблюдала за их непонятными, сокровенными переглядками, затем безнадёжно махнула рукой. Всё-таки Орихиме взрослая девочка, пусть сама решает, а подруга будет подстраховывать, на всякий случай.       — Всё, башка уже трещит о вас думать, — каратистка резко поднялась, и пьяные ноги тут же попытались уложить её на спину, но Кейго вдруг проявил небывалую для него прыть, сыграв роль подушки, на которую с размаху плюхнулась пьянчуга. — Пойдёмте за добавкой!       Предложение было поддержано в разной степени одобрения. Все невероятно устали и хотели расслабиться, а не полная законность такого отдыха после пережитого за последние сутки уже никого не волновала.       Ичиго, шатаясь, поднялся, но не сразу двинулся за лениво бредущими в сторону бара друзьями. Только твёрдо встав на ноги, он заметил, что не задумываясь опирался на Гриммджо, потому что тот, также машинально, подал ему руку. В груди кольнуло что-то странное, щемящее и пугающе горячее. Затуманенный алкоголем разум не мог подобрать этому названия, но целиком поддавался порождаемому этим чувством желанию что-то то ли доказать, то ли получить. Единственное, что Ичиго чётко понимал: видеть кого-то, кроме Гриммджо, ему сейчас абсолютно не хочется.       Секста хмуро смотрел в сторону, в которой раз сетуя на непонятно откуда взявшуюся привычку помогать рыжему ублюдку со всякой фигнёй. В результате, когда Куросаки ухватился за протянутую руку, его буйная духовная сила, из-за алкоголя лишённая жёсткого контроля, тонкой струйкой проникла внутрь искусственной оболочки, и теперь колко грелась на поверхности дыры, явно намереваясь проникнуть глубоко внутрь. Гриммджо коротко выдохнул, вдруг отметив, что ему окончательно расхотелось видеть чью-либо рожу, кроме, может быть, одной. Не успел арранкар сделать выбор между свалить молча и свалить с крутой фразой, как на его спину ловким слитным движением по- обезьяньи взобрался богоубийца и крепко обвил всеми конечностями.       — Всё нормально! — отсалютовал Ичиго обернувшимся на гневные вопли друзьям. — Мы спать!       Те немного понаблюдали как Гриммджо без особого рвения пытается скинуть с себя намертво прилипшего синигами, безнадёжно махнули на них кто чем и продолжили свой путь.       Джагеррджак осознал, что от груза ему не избавиться, фыркнул сердитой лошадью и сурово потопал к домику, неся свою поклажу на манер туристического рюкзака.       Пропихивание себя и пассажира в тесный коридор и узкие проходы заняло львиную долю внимания арранкара. Ввалившись наконец в комнату, Гриммджо принялся торопливо отцеплять от себя неуправляемого синигами, думая только о том, как поскорее скинуть с себя этот жгучий комок раскалённой силы, с каждой секундой выжигающий и без того сомнительный самоконтроль Сексты. Он не мог точно понять, зачем пытается оторваться от того, кого всё сильнее хочет. Ему интуитивно казалось, что стоит поддаться и уже невозможно будет остановиться, Пантера добровольно сядет на цепь, лишь бы не лишаться больше завораживающего тепла чужой души. А хренов поганец словно всё чувствовал через кожу, не давал отпустить себя, ухватился за шею, притянул ближе и вдруг спросил заплетающимся языком:       — Мы одни?       — Да-да, одни! — Гриммджо готов был подтвердить что угодно, лишь бы не дышать одним с ним, невыносимо желанным воздухом. Что меносовы людишки подмешали в этот самогон?       Ичиго сделал страшные глаза.       — Точно?       — Точно-точно, отцепись!       — Тогда, — голос синигами вдруг зазвучал на несколько октав ниже, он приблизился, незнакомо томно прикрыв потемневшие глаза. — Трахни меня.       Гриммджо молча таращился на парня добрых три секунды прежде чем вцепиться в него поцелуем, сдавить в объятиях, вжать в себя до боли в костях. Куросаки льнул к нему непривычно, грубо, неумело, тянулся навстречу и громко дышал на невыносимо чувствительную кожу искусственной оболочки, и Джаггерджак с каждым вздохом, жёстким прикосновением ощущал, что исчезает, растворяется в безумной силе, но ни на секунду не жалеет, наоборот, жаждет нырнуть глубже, нажраться досыта и сдохнуть идеально цельным.       Треск безжалостно разрываемой грязной одежды едва пробивался сквозь шум крови в ушах. Возбуждение грозило разорвать обоих изнутри. Ичиго на мгновение оттолкнул вцепившегося в него партнёра только для того, чтобы присесть и пригласительно раздвинуть ноги, глядя при этом горящим и абсолютно невменяемым взглядом. Гриммджо не сдержал глухого стона, порывисто устроился между его ног, прижимаясь крепче, и грубо затолкал два пальца в призывно приоткрытый рот. Ему пришлось до крови прикусить себе губу, чтобы не кончить, наблюдая как Куросаки старательно обсасывает его пальцы, смотрит мутными от страсти глазами. Капля слюны стекла по подбородку, упала на ходящую ходуном грудь синигами, переполняя чашу терпения. Секста с рыком опрокинул партнёра на спину, чтобы протолкнуть мокрые пальцы в узкое отверстие. Гриммджо вцепился зубами в плечо синигами и глухо зарычал, изнемогая от возбуждения.       Даже расслабленные алкоголем мышцы поддавались с трудом, причиняя отрезвляющую боль. Ичиго глубоко задышал, привыкая к рваным движениям внутри. Дрожащие от возбуждения пальцы до крови царапали покрытую испариной спину арранкара, перед глазами всё плыло, тело словно горело огнём.       — Я сейчас взорвусь, Гриммджо, — сбивчиво прошептал он в самое ухо Джаггерджака и тут же укусил за мочку, заставив чувствительно вздрогнуть. — Давай уже.       С хлюпающим звуком пальцы покинули растянутое отверстие, чтобы пропустить сочащийся смазкой член. В ушах у обоих зазвенело от давления и боли, когда Гриммджо несколькими рваными движениями вошёл до упора, вырывая из горла синигами гортанные стоны. Ичиго вело от страсти и боли, но он всё равно прижимался ближе, подавался навстречу, извивался и стонал, не стесняясь, ярко демонстрируя своё желание, шептал единственное имя, заставлял брать больше и бесконечно много отдавать взамен.       Гриммджо трясло от пронизывающего, непривычно распутного взгляда ненавистных глаз, плотно захвативших в плен весь его бьющейся в агонии страсти разум. Он рвано, грубо вколачивался в незнакомо податливое тело, кожу жгло от хозяйских прикосновений тёплых пальцев, из горла рвался протяжный стон, который Секста уже не мог сдержать, когда Куросаки обхватил его ногами и чуть приподнялся, давая проникнуть ещё глубже в себя.       Бешеный ритм поглотил разгорячённые до предела тела, спаивая в один причудливый, раскалённый механизм, готовый вот-вот взорваться в собственном жаре.       — Я хочу, чтобы ты кончил на мой член, — шёпот Ичиго едва пробивался из-за сорванного дыхания, оставляя лишь часть звуков, но для Гриммджо каждое слово словно выжигалось в воспалённом разуме, заставляя хрипло стонать. — Сделай это.       Сиплый, сбивчивый приказ ударил под дых разрядом тока, пробежался по венам, заставляя выкипеть кровь, ринулся вниз живота и взорвался ослепительной вспышкой оргазма. Гриммджо едва успел вытащить, почти вслепую ткнулся пульсирующей головкой в стоящий колом член Куросаки, судорожно дёргаясь, провёл по всей длине, обильно пачкая толчками брызгающей спермой. Выжав себя до капли на чужую, мокрую от смазки головку, Джаггерджак обессиленно рухнул в смятые простыни, задыхаясь до хрипов и крупно дрожа.       Онемевшее от оргазма тело вдруг само по себе перевернулось набок и разум бойца моментально включился, сигнализируя об опасности. Гриммджо дёрнулся перевернуться на спину, но Ичиго накрепко вцепился в него руками, прижался грудью к спине, оглушая бешеным биением сердца, окутывая своей бесконтрольно горящей силой.       — Хочу тебя ещё, — хриплый голос богоубийцы одновременно умолял и приказывал, не давая никаких шансов на побег. — Пожалуйста, Гриммджо, я так тебя хочу.       Джаггерджак смотрел с мутной злобой, не в силах пробудить в себе хоть немного желания сопротивляться, потому что тоже хотел, настолько, что готов был сожрать извечного врага. Или дать сожрать себя.       Гриммджо резко выдохнул сквозь сжатые зубы, когда смазанный его же спермой член Куросаки слитным движением вошёл в расслабленное после оргазма тело. Ичиго крупно дрожал от накативших непривычных ощущений, передавал свою страсть через кожу, в самое нутро, зажигая с новой силой. Немного привыкнув, он задвигался равномерно, плавно, планомерно вытесняя абсолютно все мысли.       Сопротивление казалось глупым и ненужным, и Гриммджо окончательно отпустил себя, откинулся на смятый футон, прикрыв глаза. В конце концов, мальчишка пьян и вряд ли что-то запомнит, поэтому можно, всего лишь один раз, поддаться его натиску. Изгибаться навстречу плавным толчкам, тянуться за коротким поцелуем, позволять неумелым рукам жадно ласкать себя и даже тихо стонать, когда член внутри проходит по чувствительной точке. Потому что завтра их ждёт очередной раунд и они вступят в него с новыми силами, а сейчас можно просто отпустить себя и наслаждаться тем, что целиком принадлежит ему.       В бархатной тишине приморской ночи голоса подпивших гуляк разносились звонкими брызгами, мелким стеклом врезаясь в мягкий от алкоголя разум. С уходом Ичиго в воздухе повисла ощутимая необходимость промыть рыжему придурку кости и лишь присутствие Орихиме, влипшей в точно такую же ситуацию как и её возлюбленный, до поры сдерживало хмельные языки.       Иноуе казалось, что достаточно протянуть руку, сжать повисшее напряжение пальцами и из него словно из мокрой губки польются горькие как свежая гойя* слова. Полубогиня боялась этих слов, у неё совсем не было сил, чтобы противостоять им, заставлять себя помнить, чего ради она пошла против самых дорогих для неё людей. Орихиме искоса взглянула на размеренно шагавшего рядом Улькиорру. Даже побитый и грязный, в дешёвых нелепых шмотках, он ни капли не утратил холодного достоинства, спокойно смотрел перед собой, пренебрежительно игнорируя колкие взгляды накама рыжей спутницы. Сердце Орихиме кольнуло болезненно сладко, незнакомо отзываясь в затуманенном алкоголем разуме, а когда арранкар, заметив взгляд, вопросительно посмотрел на неё, где-то внутри шершавыми когтями царапнул стыд. Первое неодобрение со стороны — и полубогиня не задумываясь отказалась от того, кого обещала научить жить, кто ради неё изо всех сил старался постигнуть ранее неведомые ему вещи. Глаза противно защипало, и Орихиме, не долго думая, вцепилась в руку Улькиорры, жалобно зажмурилась и принялась стремительно оседать на землю.       Шиффер склонился в противоположную сторону, не давая девушке преклонить колено на вытоптанной дорожке и тактично прокомментировал:       — Ты совершенно не устойчива к алкоголю, женщина.       — Я не устойчива после алкоголя, — поправила его Орихиме и очаровательно икнула в доказательство своих слов.       — Чё у вас тут? — из-за деревьев показалась румяная от сакэ Тацки и грозно преградила парочке предполагаемый путь, широко расставив ноги и уперев руки в бока. Устойчивости её пьяному телу придавал до крайности смущённый, но вместе с тем довольный Кейго, стоявший позади и крепко удерживающий шатающуюся подругу за талию.       — У неё алкогольная интоксикация, — поставил диагноз Улькиорра и, осмотрев качащеюся на невидимых волнах каратистку, добавил: — И у тебя тоже.       — Имею право, — отмахнулась Арисава. — У меня друзья с мертвецами трахаются.       Скривило всех, даже Улькиорру, а Исида на заднем плане издал жалобный булькающий звук, будто его сейчас стошнит.       — Тацки-чан, мне нехорошо! — вдруг возопила Орихиме, и, картинно прикрыв глаза ладонью, откинулась назад, намереваясь рухнуть на потоптанный газон, Шиффер едва успел подхватить её поперёк спины. — Я и не знала, что алкоголь так действует на меня! — Тацки этого тоже не знала, потому что от неожиданности даже оставила свою боевую стойку и вцепилась в глупо улыбающегося Кейго, ошарашенно хлопая глазами на подругу. — А вдруг я начну буянить и поколочу кого-нибудь из вас! — она вскочила и кинулась на друзей, беспорядочно размахивая руками, пока Улькиорра перехватил её подмышки, удерживая на месте. — Я лучше пойду спать. — Она вновь откинулась назад, на грудь Шиффера, и прикрыла глаза, явно собираясь уснуть прямо здесь.       Друзья коротко переглянулись и махнули на неё рукой так же, как ранее на Ичиго.       Получив такое молчаливое разрешение, добытое в основном за счёт молчания поражённой её внезапным актёрским талантом Тацки, Орихиме весело попрощалась, резво запрыгнула на руки Улькиорре и стыдливо уткнулась лицом в его шею. Тот укоризненно посмотрел на накама женщины, на что те показательно беспомощно пожали плечами и повели начавшую потихоньку возражать Тацки к бару. Улькиорра хмуро осмотрел рыжую мохнатую макушку у своего лица, тяжело вздохнул о своей нелёгкой доле и зашагал к домику.       Как только эхо голосов друзей окончательно стихло, Орихиме начала медленно теряться в пространстве, проваливаться в спокойное тепло силы арранкара, размеренную качку шагов. Её обволакивал незнакомо резкий запах его тела, в котором под смесью крови и грязи легко читался его собственный, густой, сухой, мускусный. Мужской. Мутный разум уговаривал, что сейчас самое время, что никто не будет стыдить пьяную девушку за пару вольностей, что всё равно к этому всё идёт и давно уже пора, а без алкоголя она ещё неизвестно через сколько времени наберётся смелости, да и в таком состоянии терять девственность наверняка не больно и не страшно. Тело вторило, учащая сердцебиение, сбивая дыхание, заставляя прижиматься ближе.       Орихиме не могла найти в себе сил сопротивляться жаркому желанию, прижалась губами к его шее и чуть слышно застонала, почувствовав как Улькиорра сглотнул и чуть сильнее сжал её в своих руках. Остановиться уже было невозможно и Иноуе отпустила себя, впитывала губами его запах, касалась языком быстро бьющейся жилки на шее, ловила каждое изменение дыхания в ответ на свои прикосновения и не сразу поняла, что они уже поднялись на крыльцо.       Одним движением Улькиорра перебросил свою ношу вертикально, подхватил под ягодицы и чуть сжал, медленно проведя пальцем по горячей ложбинке, угадывающейся сквозь тонкие летние брюки. Лицо Шиффера с горящими тёмными глазами оказалось почти вплотную, Орихиме порывисто обхватила его ладонями и потянулась к приоткрытым тонким губам, но они всё время ускользали, пока Улькиорра протискивался в узкий коридор и ногой отодвигал сёдзи, как бы она крепко не держала и как не тянулась, ей не удавалось прикоснуться.       Мир на мгновение перевернулся, когда он опрокинул её на футон, бережно поддерживая под спину, и не успел вернуться в норму, рассыпавшись в долгожданном поцелуе. Орихиме простонала ему в рот, вцепилась руками в напряжённую спину, надрывая ногтями ненужную грязную майку, выгнулась дугой, прижимаясь вплотную, со всей страстью отвечая на глубокий, жадный порыв.       Улькиорра прижимал к себе трепещущую от желания девушку, не допуская и мысли, чтобы сдерживаться, брал всё, что она давала, намереваясь получить больше. Он жаждал эту женщину целиком и полностью, хотел настолько, что вплотную подходил к черте потери контроля. И ему это нравилось. Её дрожь, жар, неумелый поцелуй, неожиданно сильные руки, вцепившиеся в его спину — всё отзывалось оглушительным эхом в глубине дыры арранкара, жгло тело пульсирующим, живым теплом. Беззащитная, она трепетно отдавалась в руки, способные одним движением разорвать мягкое тело в клочья. Власть над её жизнью пробирала током до кончиков пальцев, скользящих по подрагивающему животу, изогнутой в попытке прижаться ближе спине. Улькиорра на мгновение оторвался от её губ и стянул с девушки надоевшую фиолетовую блузку с рюшами.       Ткань жалобно треснула, оглушая на мгновение, а в следующее Улькиорра приник губами к её шее, заставляя запрокинуть голову и судорожно выдохнуть. В миг тишины ворвался звук, заставивший сердце Орихиме пропустить пару ударов. Тело по инерции отвечало на страстные ласки арранкара, а сама Иноуе шокировано смотрела в никуда, осознавая услышанное.       Приглушённые стенами, до ставшего вдруг ужасно чутким слуха доносились низкие стоны. Ритмичные, отрывистые, пошлые, они выбивали воздух из лёгких безошибочно узнаваемым голосом.       Орихиме сжала зубы и зажмурилась. Чужая страсть болью прошибала всё нутро, вызывая неконтролируемое желание убежать и спрятаться как можно дальше. Она ощупью отыскала губы Улькиорры, уже спустившегося к застёжке летних брюк, вцепилась в него губами, руками, отчаянно ища убежища в его силе и желании. Из уголка сердца поднимала голову любовь, потревоженная несбыточной надеждой, разбуженная болью ненужных чувств. Орихиме мечтала избавиться от неё, сжечь в чёрно-зелёном костре желания Куатро.       Её духовная сила необъяснимым образом дрожала, металась из стороны в сторону, тянулась к арранкару судорожными толчками. Улькиорра вдыхал её с поцелуем, вбирал каждым сантиметром искусственного чувствительного тела, раскладывал на составляющие и собирал вместе, не отвлекаясь ни на что вокруг. Одежда раздражала, и он в пару движений расстегнул тонкие брюки, стянул со стройных ног, с удовольствием наблюдая мутное смущение на красивом лице. Ещё мгновение потребовалось, чтобы снять пропахшую алкоголем и табаком майку. Шиффер уже собирался снять штаны, как его руки перехватили дрожащие пальцы Иноуе. Кусая припухшие от поцелуев губы, Орихиме неловко развязала веревку, удерживающую безразмерные штаны на худосочном теле, потянула вниз, задержав взгляд на оттянутых членом чёрных боксерах, и надавила раскрытой ладонью на твёрдый ствол через тонкую ткань. Улькиорра повалил её на спину, на ходу сбрасывая с колен штаны, сжал грудь через тонкий лифчик и накрыл её покрасневшие губы своими.       С каждым мгновением Улькиорра чувствовал, как что-то меняется. Движения полубогини становились всё более резкими, отчаянными, её сила куда-то уплывала, а в поцелуи всё больше примешивалась горечь. Привычному к быстрому анализу Шифферу хватило лишь на мгновение отвлечься от трепетно льнущей к нему девушки, чтобы услышать и распознать причину, по которой та, кого он так желает, думает о чём-то постороннем в его руках.       Когда Улькиорра чуть приподнялся над ней, замерев на секунду, Орихиме словно потеряла опору, и её сбросило в пропасть хриплым, едва различимым из-за стен «Ещё!» Судорожно ухватив за спину так некстати остановившегося Куатро, Иноуе закусив до боли губу, раздвинула под ним ноги и болезненно выгнулась, прижимаясь к твёрдому члену, чуть потёрлась, пуская волны удовольствия по сведённому сердечной болью телу. Ей было невыносимо страшно, но если собственные стоны помогут заглушить это эхо родного голоса, что разрывает ей душу надрывной похотью, то она готова принять Куатро в себя прямо сейчас.       Улькиорра опустился на неё, закрывая жаром собственной силы, просунул руку между ног, успокаивающе целуя в доверчиво подставленную шею, и с силой провёл пальцем сквозь ткань простых трусиков по горячей промежности. Острое удовольствие смешалось с донесшимся из соседней комнаты родным голосом, бесстыдно кричащим чужое имя, и Орихиме не выдержала.       Улькиорра сразу убрал руку, стоило ей едва слышно всхлипнуть, обнял за плечи и уложил набок, тщательно скрывая раздражение. Женщина пьяна и неспособна сосредоточиться, да и эти двое по соседству разошлись настолько, что сбивали даже самого Шиффера. Девушка в его руках крупно дрожала, задыхалась, безуспешно пытаясь удержать рыдания, и ощутимо вздрагивала от каждого «Ещё!», доносящегося из-за стен. Так она может и до истерики дойти, на что терпения Куатро точно не хватит.       — Уэко Мундо не настолько унылая пустыня, как принято считать, — негромко начал Улькиорра и с удовлетворением отметил, что женщина моментально притихла, вслушиваясь. — Она существует от начала времён и в ней за бесконечные века накопилось много интересного. Например, есть руины Первых: древний город, утопающий в песках. Белые башни рассекают чёрное небо, изъеденные песчинками стены изрыты рытвинами, в которых запеклась кровь множества пустых, встретивших там свою смерть. — Орихиме затихла в его объятиях, уплывала на волнах вкрадчивого, глубокого голоса, мягко заполняющего до самых краёв, вытесняющего всё остальное. — Город обрывается песчаным водопадом, что низвергается в лес меносов. Когда летишь над ним, кажется, будто башни вот-вот снесёт в пропасть, но этого не происходит уже многие века.       Он говорил и говорил. О древних городах и затерянных пещерах, о вросших в пески пустых и подземных источниках. Истории сменяли одна другую, убаюкивали и уносили на своих волнах в пустой, чёрно-белый мир.       Орихиме летела над пустыней, наблюдая сразу множество картин. Вот город рассыпается в песок и вновь выстраивается обратно, крепкий и величественный. Рядом бьются насмерть пустые звери, на ходу объединяясь в стаи, чтобы впредь сражаться вместе. Одержав победу, они бредут к бьющей из-под земли мутной воде и вместе садятся у берегов пересохшей реки, чтобы понаблюдать за крылатым собратом, что несёт по их небу солнце.       Орихиме подняла голову и увидела непроницаемое лицо Улькиорры с нечеловеческими, жёлто-зелёными глазами. Свет луны отражался от его рогов, ветер трепал длинные чёрные волосы, огромные крылья то закрывали тусклое светило, то снова позволяли ему освещать мир. Его длинные острые когти бережно удерживали её и Иноуе точно знала, что они не причинят ей вреда, даже не поцарапают. Ведь она — самое ценное, что есть у Куатро, он привёл её в этот мир, чтобы подарить его ей. Орихиме протянула руку и коснулась его груди. Дыры не было, потому что она её вылечила, закрыла куском своей души. И теперь она всегда будет в безопасности рядом с Куатро, потому что она нужна.       Улыбка коснулась её губ, и полубогиня спокойно поплыла по чёрному небу в удивительные края в абсолютной защите сильнейшего существа.