С новыми силами

      Холодный, совсем не летний ветер гнал по небу хмурые тяжёлые тучи, периодически орошавшие дождём таких же хмурых жителей Каракуры, недовольных такими сумасбродными капризами погоды.       Рыжий парень был одним из самых хмурых горожан, хоть и не стоял под мелким противным дождичком, а сурово осматривал своё отражение. Из треснутого в нескольких местах зеркала на него смотрел хронически лохматый студент, с пластырем на носу и разбитой губой. Этими вполне себе привычными для него атрибутами внешности наградил богоубийцу Гриммджо в качестве мести за почти отрезанное по неопытности ухо во время стрижки. Вообще идея стричь Сексту Эспада с самого начала отдавала тяжкими увечьями, но с отросшими волосами Джагеррджак казался ещё более диким, хотя Ичиго всегда был уверен, что такое в принципе невозможно. В итоге гигай едва не остался без уха, а синигами без глаз, но зато Гриммджо выглядел чуть более опрятно, насколько это вообще было для него возможно, а неровности стрижки скрывала привычно буйная причёска в стиле «Только что из пасти меноса».       Куросаки взглянул на серую мерзость за окном и открыл шкаф, критично осматривая полупустые полки. И он, и Гриммджо несколько наплевательски относились к собственной внешности. Секста справедливо полагал, что прекрасен в любом виде и не имел потребности в этом убеждаться, заглядывая в зеркало разве что по случайности. А Ичиго с детства отучился любоваться собой из-за постоянных придирок сверстников к цвету волос. Посему гардероб ими подбирался по принципу «Если это удобно, буду носить, пока оно не разойдётся на нитки» и состоял, в основном, из самых простых вещей, купленных по необходимости, и всякого нелепого хлама, подаренного друзьями и родными. Сейчас Ичиго напялил на себя крайне удобную, идеально подходящую по погоде и отлично сидящую на нём толстовку, с лаконичной надписью во всю грудь «PRETTY BOY». Толстовку эту преподнесла ему Рангику-сан на последний день рождения и вид при этом имела такой, что английского не знает и смысл этих больших чёрных букв ей неведом. Куросаки ещё раз осмотрел своё побитое и хмурое отражение и решил, что большего контраста с надписью на груди даже и не придумать.       Что-то неприятно кольнуло синигами в голову. Он машинально поймал лёгкий предмет и обнаружил, что в него запустили бумажным самолётиком из черновика очередного перевода.       — Куросаки, захвати на обратном пива, — приказал Гриммджо, не отрываясь от работы.       Он сидел на полу за кофейным столиком, читал текст с ноутбука и переписывал его на чистые листы на другом языке. Вид арранкар имел серьёзный и сосредоточенный, несмотря на заклеенное пластырем ухо и отсутствие майки.       — Память отшибло? — огрызнулся Ичиго и стал целиться бумажным снарядом в лохматую башку. — Я несовершеннолетний, — он запустил самолётик, но вместо того чтобы выколоть голубой глаз, тот застрял в буйной, свежеподстриженной шевелюре, вызывая у запустившего злорадный смех.       Джагеррджак молча извлёк бумажку, смял, швырнул куда-то за спину и медленно повернулся к Куросаки, просверлив таким тяжёлым взглядом, что тот вмиг подобрался, готовясь одновременно защищаться и нападать. Пантера легко поднялся и плавной походкой хищника приблизился вплотную к напряжённому как пружина синигами.       — Пиздюк, — вкрадчиво произнёс Секста и протянул руку за его спину в шкаф.       — Мразота, — не остался в долгу Куросаки, испытывая почти непреодолимое желание вцепиться в оказавшееся так близко сухие губы.       Гриммджо вовремя отодвинулся, нацепил на себя выуженную из шкафа толстовку, накинул капюшон и застегнул до середины молнию, немного насмешливо покачав головой. Эту толстовку, обыкновенную, серую, на молнии, с чёрной цифрой «6» с одной стороны груди, принесла ему Йоруичи, в которой внезапно проснулся талант к рукоделию, и она заменила стандартную собачку на застёжке плоскую яркую клубничку. И где только такую нашла? Ичиго, каждый раз глядя на металлическую ягодку, болтающуюся на груди Гриммджо, смущался, осознавая, что не сумел скрыть свою связь от хитрой кошки и владельца магазина.       — Покажешь мне, какие бутылки брали в прошлый раз, и вали, — скомандовал Джагеррджак, обуваясь.       — С хрена ли я должен помнить, что ты там пьёшь? — буркнул синигами и тоже принялся натягивать кроссовки.       — Ну, это же твой мир, — Секста странно покосился на него из-под капюшона. — Ты же обращаешь на него внимание.       От его взгляда Зангецу внутри подобрался, готовый вступить в диалог с хозяином, но тот промолчал. Куросаки не хотел говорить о нарастающем ощущении отчуждённости от человеческого мира и периодическом зудящем дискомфорте, который возникает от длительного нахождения в физическом теле. Он предпочитал не думать о том, почему после победы над Яхве его сила продолжает расти и меняться, почему он настолько хорошо чувствует пустую часть своего меча, что способен улавливать малейшие изменения в его настроении. Ичиго считал себя человеком, наделённым силой трёх рас, и чем-то большим быть не хотел, предпочитая думать о более насущных вещах. О предстоящем разговоре со своей накама, например.       Куросаки угрюмо топал по лужам рядом с молчаливым Джагеррджаком и втихаря костерил Улькиорру, которому почему-то не сиделось дома.       После счастливого обретения гигая, его спешного одевания и скрытного побега из больницы, переполошенной из-за криков об ожившем трупе, Ичиго и Гриммджо, едва попав домой, без сил повалились на матрас, заменявший им с недавних пор спальное место, и продрыхли целые сутки. По пробуждению Куросаки выглянул в окошко и решил, что в такую погоду Куатро останется дома, а при нём затевать разговор с Иноуе было совершенно невозможно, а значит, у бедного студента будет денёк в запасе, чтобы подготовиться к предстоящему объяснению. Но днём реяцу ответственного арранкара двинулась в сторону библиотеки для того, чтобы, по-видимому, сдать книги, и синигами ничего не оставалось, как воспользоваться шансом поговорить по душам.       Зайдя в магазин, Ичиго вспомнил, что из еды у них дома остался только стратегический запас готовой лапши, который тоже не мешало бы пополнить, и решил сразу затариться съестным, дабы за покупками несколько отсрочить момент икс. В отделе сладкого Куросаки затормозил, подумав, что лучше не идти на такое дело с пустыми руками.       — Чё застрял? — Гриммджо брезгливо скорчился при виде коробок со сладким содержимым.       — Ищу самые не сочетаемые ингредиенты, — Ичиго не особенно любил сладкое и посему абсолютно в нём не разбирался.       — Например, шоколад и сливочный сыр? — Секста озадаченно осмотрел небольшую фиолетовую коробку.       — Пойдёт, — обрадовался синигами и закинул коробку в тележку.       — Идёшь поговорить с Принцессой о своём, о девичьем? — не догадаться, кому предназначены странные конфеты, было сложно. Ичиго пробормотал что-то вроде «За девку кому-то потом хвост выкрутят», не уделив подколу особого внимания, и Гриммджо решил действовать наверняка. Он приблизился со спины и шепнул в самое ухо. — Или надеешься раздвинуть её ноги раньше Улькиорры?       — Сдурел?! — заорал Куросаки, не особо беспокоясь о неодобрительных взглядах посетителей магазина. — Она мой друг, я никогда ни о чём таком про неё не думал! К тому же, я с тобой… — он вдруг замялся.       — Со мной что? — поторопил Секста.       Куросаки протяжно выдохнул, подбирая слово, затем махнул рукой и решил сказать как есть.       — Трахаюсь.       — И чего? — не понял Гриммджо. — Ты же стареешь, у меня на морщинистые жопы не встаёт.       — Можно подумать, ты дашь мне дожить до старости, — Ичиго глянул исподлобья и, быстро оглядевшись, с силой провел по шраму на груди арранкара, виднеюшимуся из полурасстегнутой толстовки. Голубые глаза вмиг потемнели. — Или ты уже передумал меня убивать?       Джагеррджак приблизился к серьёзному лицу богоубийцы и тихо, злобно рыкнул:       — И не надейся, синигами.       Тот в ответ только хмыкнул и покатил тележку дальше. Гриммджо шёл за его спиной, ощущая, как на его лице позорно расплывается довольная улыбка.       Утро было странным. Орихиме разбудил аппетитный аромат с кухни, но стоило ей сесть и окончательно проснуться, как её нос со стыдом учуял и другие запахи, исходящие от неё самой. Мигом покраснев, Иноуе быстренько собрала сменную одежду, но перед самым выходом из комнаты замерла. Неизвестно о чём в своё время думал архитектор этого дома и что сподвигло его сделать вход в ванную через кухню, в которой, в свою очередь, не было двери, но именно сейчас такая планировка квартиры казалась особенно неудобной, потому как в своём нынешнем виде Иноуе совсем не хотела светиться перед соседом. Девушка осторожно выглянула из своей комнаты, рассчитывая тихонько высмотреть Улькиорру, и чуть не чертыхнулась, когда в поле её зрения попало бесстрастное лицо, выглядывающее из-за кухонного косяка.       — Женщина, ты почему прячешься? — Шиффер внимательно следил за ней, откинувшись назад, руками, по-видимому, что-то помешивая на плите.       — Я не прячусь! — возмутилась Орихиме, не покидая, впрочем, своего укрытия. — Мне просто надо в душ…       — Ну так иди, — Куатро нырнул за стену, исчезая из поля её зрения, и загремел посудой.       Иноуе выпрямилась, резко выдохнула, отважно раскрыла дверь и на полной скорости устремилась к вожделенной ванной. Её забег вполне бы себе удался, если бы не стул, предательски подставивший подножку хозяйке. Орихиме с ходу влетела в стену и схватилась за голову, отчаянно улыбаясь.       — Аптечка? — привычно поинтересовался Улькиорра, не отрываясь от готовки.       — Нет-нет, цела! — заверила его Орихиме и скрылась наконец в ванной.       Забравшись под тёплые струи, Иноуе тщательно смыла с себя пот и прочие следы вчерашней страсти, но как ни старалась, продолжала ощущать на коже настойчивые прикосновения, словно его руки по-прежнему на ней, прямо сейчас. Это было ново, странно, непривычно и приятно настолько, что хотелось ещё и ещё. Удивительно, но переступив черту близости, пусть и такой неполноценной, страх перед Куатро поутих, понемногу уступая место любопытству, желанию и чему-то ещё, тёплому и щемящему, зародившимуся вместе с кастрюльками-арбузами.       Иноуе вылезла из душевой и принялась рассеяно вытираться пушистым розовым полотенцем. Сбросив с разума оковы страсти, Орихиме смогла увидеть свой вчерашний побег со стороны и с ужасом осознала, как сильно её поведение могло задеть гордого Эспада, он вполне мог подумать, что ей было неприятно или противно, а ведь всё совсем наоборот. Полная решимости реабилитировать себя в его глазах и начать выстраивать новые отношения, девушка оделась и шагнула в кухню.       Улькиорра как раз мыл за собой посуду и на хозяйку дома даже не взглянул. Орихиме проигнорировала аппетитный аромат от завтрака на столе и встала подле арранкара, всем своим видом выражая смиренное ожидание. Улькиорра с сомнением на неё покосился, выключил воду, вытер руки о цветастое полотенце с ромашками и выжидающе уставился на хозяйку дома.       — Улькиорра, прости, что я… — слова начали путаться от смущения и Орихиме, решительно зажмурившись, выпалила как на духу. — Яубежаланомнебылохорошо! — и тут же испуганно поправилась. — То есть, наоборот!       Улькиорра не дрогнул не единым мускулом и продолжал взирать с невозмутимым ожиданием, привычно игнорируя взволнованную белиберду. Иноуе растёрла ладонями румяные щёки и сердито выдохнула, сетуя на собственное косноязычие.       — Ты про вчерашний вечер, — подсказал направление Шиффер.       Полубогиня кивнула и внимательно взглянула на Куатро. Его абсолютное спокойствие заразительно, привычные слова и действия утра, уютная домашняя одежда и ещё непричёсанные после сна волосы складывались в единый, почти родной образ, придающий сил и уверенности, создавая впечатление, что вчерашняя близость между ними была правильной, логичной и естественной. А почему бы и нет? Орихиме взрослая, самостоятельная, свободная девушка, она вполне имеет право быть с кем хочет и как хочет, ну, а будущее… А с чего она, собственно, взяла, что у неё может быть счастливая жизнь с Куросаки-куном, объединяющим в себе невообразимые силы трёх рас, постоянно влипающим в самые опасные переделки, и в котором живут две фактически самостоятельные личности, одна из которых — кровожадный демон. Такой буйный гибрид если и доживёт до свадьбы, в любой момент может оставить жену вдовой.       Иноуе задумчиво рассматривала ожидающего с терпеливым любопытством Улькиорру, его глубокие, огромные глаза, яркие эстигмы на бледном, почти аристократичном лице, сильное стройное тело, их общими усилиями постепенно утрачивающее болезненную худобу, чёрные как смоль спадающие на лицо волосы. Орихиме подмечала столько привычных и одновременно новых черт в облике соседа, ощущая, как поселившееся в её груди тёплое чувство растёт в геометрической прогрессии. Повинуясь ему, Орихиме протянула руку и осторожно пригладила торчащую чёрную прядку на его виске. Лицо арранкара не дрогнуло, но в глазах отразилось что-то тёплое.       — Прости, что убежала вчера, Улькиорра, — невинный тактильный контакт мягко спускал пружины стыдливого напряжения. — Мне было хорошо, но я сильно нервничала… — Улькиорра кивнул, чуть задев щекой её маленькую, нежную ладонь. Вариант с нервами он тоже рассматривал, принимая во внимание излишнюю впечатлительность своей соседки. — Мне бы хотелось, чтобы всё было… — она отняла руку от его головы и смущённо соединила пальцы перед грудью. — Помедленнее, понимаешь?       — Нет, — ответил Шиффер.       — Ну… ты мог бы… останавливаться, когда я прошу?       — Я так и делаю, — напомнил Куатро, и Орихиме была вынуждена с ним согласиться.       Она глубоко вздохнула и решительно заглянула ему в лицо, вспомнив, как решилась, на этом самом месте, сказать всё прямо, даже если слова застрянут в горле.       — Я пока не готова к физической близости… — она говорила сдавленным от смущения, дрожащим голосом, всеми силами перебарывая желание зажмуриться и не видеть его реакции.       Улькиорра склонил голову набок, задумавшись. В принципе, он тоже не особо заинтересован в немедленном совращении полубогини, его всё-таки больше интересует её душа. Он предпринял несколько попыток, чтобы вынудить девушку раскрыться перед ним и из любопытства, и вполне может без этого обойтись, если она не хочет. Да и слишком резкие реакции его тела в гигае требуют предварительной проверки и подготовки.       — Меня устраивает, — наконец произнёс он, с удовольствием наблюдая, как светлеет напряжённое личико. — Я буду восстанавливаться ещё долго, времени полно, — он взял её за подбородок и провёл большим пальцем по щеке, следуя движению растягивающихся в счастливой улыбке губ.       — Спасибо, Улькиорра! — с непередаваемым облегчением проговорила Орихиме, и с восхищением увидела, как едва заметно поднялся вверх уголок его губ.       Не удержавшись, она потянулась вперёд и легонько поцеловала этот уголок, со смущённой радостью прикрыв глаза. Она отстранилась, неуверенно взглянув на Улькиорру, на что тот склонился к её лицу, девушка призывно приоткрыла губы и почувствовала на них лёгкое дыхание шёпота:       — Твой завтрак стынет, женщина.       Орихиме подпрыгнула, густо покраснев, и вприпрыжку устремилась за стол. Шиффер спокойно подхватил сшибленный полубогиней по пути стул, немного понаблюдал за радостно уплетающей мисо-суп девчонкой и тихонько удалился, потирая место под горлом. От улыбки солнечной девочки в глубине дыры появилось странное, одновременно болезненное и приятное покалывание. Если бы Куатро Эспада когда-нибудь по-настоящему мёрз, он бы узнал это ощущение, сходное с тем, когда оттаивают в тепле окоченевшие на морозе пальцы. Эта приятная колкая боль, приносящая долгожданное облегчение, когда вновь можно почувствовать уже, казалось, отмершие конечности. Шиффер прикрыл глаза, прислушиваясь к себе, с довольством отмечая, что очевидно стал ближе к той самой «душе».       Иноуе была уверена, что после завтрака они поболтают, обсудят свои новые отношения, но Куатро решительно закрылся в своей комнате, уткнувшись в книгу, и на все попытки завязать разговор не реагировал. Орихиме с огорчением поняла, что её молчаливый сосед попросту истратил словарный лимит на ближайшие несколько часов и, прибравшись в квартире, засела в чат с друзьями.       Через некоторое время Улькиорра уже обувался в тесном коридоре.       — А ты куда, Улькиорра? — Орихиме отвлеклась от переписки по поводу поездки на море, проходившей в столь динамичном режиме, что вынырнувшая из неё полубогиня была больше всего похожа на сову после трех эспрессо.       Шиффер покосился на торчащую из девичей комнаты лохматую рыжую голову с некоторым опасением.       — Я дочитал книги, нужно вернуть.       Орихиме повернула лицо обратно в комнату, взглянув на окно и повернулась к соседу с сочувственным выражением.       — Может, завтра отнесёшь? — предложила она безо всякой надежды на успех. — Там дождик.       Улькиорра не счёл необходимым отвечать, просто накинул поверх футболки пиджак и собрался уже уходить, как услышал за своей спиной звуки кипучей деятельности.       — Погоди, у меня же есть для тебя кое-что!       Шиффер терпеливо ожидал прекращения зверского погрома в комнате женщины и не тратил время зря, проверяя содержимое своей сумки. На её дне он обнаружил пару пакетиков с бижутерией. Её запихнул в сумку Куатро Гриммджо во время планового похода по магазинам. Кошаку стало интересно, как работают магнитные арки на выходе, а на себе проверять их, конечно, не стал. Улькиорра тогда настолько озадачил продавцов своим невозмутимым видом рядом с вопящей сигнализацией, что те, принимая с него оплату за побрякушки, даже извинились за беспокойство. Пока женщина вещала из комнаты что-то о леске и коробках, Куатро от нечего делать развернул пакетики, в них оказались стальной браслет и кулон-клык на цепочке, повертел, рассмотрел, надел на себя, заглянул в зеркало и решительно не понял, зачем это всё нужно.       — Нашла! — радостно возвестила Орихиме. Она держала в руках тонкий браслет из деревянных бусин. — Мне как-то попались бусины из вишни, и когда ты стал жить здесь, я про них вспомнила, — она взяла его за руку и осторожно натянула браслет. — Вишня способствует удаче!       — Абсурд, — отрезал Улькиорра, ощупывая кажущийся тёплым по сравнению с соседним металлическим браслет. — Это куда лучше того браслета, что я надел на тебя.       Иноуе вздрогнула и погрустнела. Ей было неясно, как Шиффер может столь невозмутимо вспоминать о таких тяжёлых вещах.       — Улькиорра, ты…       — Вечером, женщина, — Куатро поправил украшение и развернулся к выходу. — Я принесу угощение к чайной беседе, тогда и задашь свой вопрос.       — Подожди! — Орихиме подалась вперёд и ухватила его за рукав. — Тебе понравился браслет?       Улькиорра смерил её раздражённым взглядом, недовольный непослушанием.       — Не понимаю смысла этих вещей, — он вывернулся из её хватки и добавил. — Но он тёплый, я доволен.       Орихиме просияла и энергично помахала рукой на прощанье.       Сделав себе чаю, девушка вновь включилась в онлайн и принялась изучать ссылки на приморские дешёвые гостиницы. Её занятие было прервано очень скоро, заставив полубогиню поспешно попрощаться и выйти из чата. Знакомая реяцу внезапно оказалась прямо рядом с домом, нарочно не давая шанса сбежать. Орихиме напряглась, раньше Куросаки-кун не умел так хорошо скрываться, да и она могла почувствовать его где угодно, под любой преградой. Неужели дело в сделанном ею выборе, или богоубийца просто стал лучше контролировать силу?       В дверь негромко постучались, явно ощущая, что хозяйка ждёт под дверью. Иноуе глубоко вздохнула, натянула на лицо приветливую улыбку и открыла дверь. Куросаки возвышался на пороге, неуверенно глядя на подругу.       — Привет, — он шагнул в квартиру, закрыл за собой дверь и протянул полубогине немного намокшую фиолетовую коробку. — Конфеты.       — Спасибо, — так же скованно кивнула Орихиме и направилась на кухню. — Проходи, Куросаки-кун, я сделаю чай.       Ичиго разулся и пошёл вслед за ней, заметно нервничая. Иноуе поставила чайник, шустро расставила чашки, всего лишь пару раз их опрокинув.       — Зачем ты пришёл, Куросаки-кун? — спросила она, стараясь не смотреть на гостя. — Не подумай, я рада тебе, просто ты не предупредил и…       — Иноуе, — решительно позвал Ичиго и вдруг резко поклонился подруге. Та удивлённо пискнула, прижав руки к груди. — Прости меня!       — За что? — не поняла девушка, от неожиданности побоявшаяся даже шевелиться.       Куросаки сжал зубы, он продолжал держать поклон скорее для того, чтобы скрыть пылающее стыдом лицо.       — Я знаю, что ты видела меня… с Гриммджо, — сдавленным голосом проговорил он. Иноуе застыла, чувствуя, как от стыда щиплет глаза. — Прости меня за это.       — Я-я… — Орихиме не знала что сказать. — Я всё понимаю, т-тебе не за что извиняться, Куросаки-кун.       — Есть за что, — он наконец выпрямился и прикрыл глаза дрожащей рукой, смотреть на неё он всё ещё не мог. — Если у тебя есть вопросы — задавай.       — Как же о таком спрашивать, Куросаки-кун? — Орихиме даже испугалась. Вопросы у неё были, но задать их язык не поворачивался.       — Да чего уж теперь, — Ичиго горько усмехнулся и выключил закипающий на плите чайник. Даже самое простое действие сейчас здорово помогало успокоиться. — Я тоже хочу кое о чём у тебя спросить.       — О чём? — Иноуе испугалась ещё больше, пока инстинкт хозяйки принудил её не глядя разложить по чашкам чайные пакетики, едва не просыпая содержимое.       — Давай сначала ты, — он разлил по чашкам кипяток, предварительно отодвинув их от застывшей на стуле подруги, руки у него всё-таки дрожали, и обварить беднягу он хотел в последнюю очередь.       Куросаки сел напротив и, сделав над собой невозможное усилие, требовательно уставился в лицо полубогини. Орихиме опустила глаза и обхватила подрагивающими пальцами горячую чашку.       — Почему… с ним? — тихо-тихо спросила она, не в силах закончить фразу унизительным «А не со мной?», но Ичиго и так прекрасно её понял.       — Я не знаю, почему так получилось, — он сосредоточился на том, чтобы не сдавить чашку слишком сильно и не залить всё вокруг кипятком. — Как обычно, сначала сделал, потом подумал. И надеюсь, что ты так не сделаешь, — он грустно взглянул на замершую подругу.       — Не понимаю, о чём ты… — прошептала девушка.       — Понимаешь, — мягко возразил Куросаки. — Не мне тебе говорить, как это всё неправильно, просто не хочу, чтобы тебе потом было плохо.       — Я знаю, что делаю, — Орихиме сжала кулачки и вдруг взглянула на друга с вымученной решимостью, какую ему раньше никогда не приходилось видеть.       Ичиго несколько мгновений удивлённо смотрел на неё, прежде чем к нему пришло понимание: Иноуе сделала выбор, а значит, он, как товарищ, обязан её поддержать.       — Хорошо, — он твёрдо заглянул в серые глаза. — Но ты обещала, что если будет тяжело, ты обратишься ко мне.       — Ты тоже обещал, что обратишься ко мне, — в тон ему, хоть и дрожащим от собственной дерзости голоском, произнесла Орихиме.       Ичиго мрачно ухмыльнулся.       — К кому же мне теперь идти, как не к тебе, — он вдруг посерьёзнел, вспоминая мрачную жажду Куатро. — Он точно тебя ни к чему не принуждает? Одно твоё слово и…       — Нет-нет, что ты, Куросаки-кун! — отчаянно замахала руками, едва не окатив себя кипятком из кружки. — У нас были недопонимания, но мы со всем разобрались!       — Хорошо, — немного успокоился Куросаки и отпил чаю.       Они просидели пару минут в молчании, осознавая, что вдруг стали не одни в своих запутанных чувствах, осталось лишь принять чужую помощь и преодолеть уже неприличное двум взрослым, восемнадцатилетним людям смущение.       — И угораздило же, — в конце концов нарушил молчание богоубийца.       — Ага, — согласилась полубогиня и немного грустно улыбнулась, вызывая такую же улыбку в ответ. Ободрённая, она резво воскликнула: — Я никогда не ела таких конфет.       — Я тоже, — Ичиго тоже немного оживился, медленно сбрасывая стыдливое напряжение, и принялся разрывать плёнку на упаковке с угощением. — Сомневаюсь, что мой желудок к такому готов.       Двое друзей, так и не ставших парой, пили чай со странными конфетами и заново строили свою новую, открытую через стыд дружбу.       Сколько всего можно найти между диванных подушек. Помимо стандартного хлама в виде мелочи, фантиков, чеков, салфеток, крышек от бутылок и носков там можно найти много характерного для каждой квартиры. Пока Гриммджо перебирал диван в поисках пульта от телевизора, нашёл несколько полупустых тюбиков лубриканта, окровавленные обрывки бинтов и пластырей и целую кучу различных ручек и деталей от них. Гриммджо по старой пустынной привычке отсортировал найденный хлам, большую часть сгрёб в кучу на пол, а носки, смазку и монеты кинул на кособокий журнальный столик возле дивана, выудил лист с черновиком перевода, включил телевизор, усмехнулся, обнаружив, что попал на передачу про ягуаров, отхлебнул пива и принялся черкать на листе, проверяя дееспособность добытых ручек, по пути исправляя неточности текста.       Джагеррджак мог бы закончить сегодня этот перевод, но считал, что и так сделал сегодня достаточно полезных дел. Куросаки решил сегодня скупить весь магазин, а тащить всё домой пришлось Джагеррджаку, хорошо хоть дождь по дороге не начался. Разбор покупок — отдельная история. Поначалу Гриммджо не придавал значения тому, что и где лежит, однако впоследствии выяснилось, что такие аппетитные замороженные полуфабрикаты после побывки в холодильной камере становятся совершенно неудобоваримыми, разные вкусности, приготовленные мелкой Куросаки, после заморозки таковыми быть перестают, а если что-то из этого утром забыть на столе, то после знойного летнего дня вечером приходится долго проветривать всю квартиру. Секста даже не пытался запомнить, что и где надо хранить, не желая разбираться в мелких надписях на пёстрых упаковках, и распихивал продукты по принципу «совсем холодное — в морозилку, остальное — в холодильник». Под «остальным» имелось в виду всё, принесённое из магазина, в том числе крупы, чай, кофе, шампунь и гель для душа.       Сейчас, сытно подкрепившись готовой лапшой и целой банкой мясных консервов, Гриммджо в компании бутылки пива намеревался засесть перед телевизором, у которого с одной стороны экрана была трещина, непонятно кем из них и какой частью тела оставленная, а с другой стороны оплавился корпус от шальной секстовой балы, но ни то ни другое просмотру абсолютно не мешало. Не успел Джагеррджак проникнуться проблемами своих диких пятнистых родственников, подле квартиры маякнула знакомая реяцу. Гриммджо даже озадачился, не припоминая причин, которые могли привести к нему собрата в такое время. Дверь неслышно открылась, в прихожей раздался шорох снимаемой обуви и верхней одежды, и в комнату вошёл Улькиорра.       — Чего надо? — поприветствовал гостя Пантера.       Тот молча подошёл к товарищу и с невозмутимым видом оседлал его бёдра. Гриммджо по такому поводу даже пиво поставил на столик и подождал ответа целую секунду.       — Ну и?       — Ты стал недогадлив, — подметил Шиффер, легко проведя прохладными ладонями по обнажённым плечам Гриммджо. — Мозги в Генсее размякли?       — Хреновый подкат, — Джагеррджак отказывался идти на контакт.       Улькиорра был к такому готов, ожидая, что с кошаком просто не будет.       — Мне нужно проверить реакции гигая.       Секста прищурился, затем язвительно ухмыльнулся.       — Опростоволосился перед Принцессой, а, Улькиорра?       — Не твоё дело, — тот лишь досадливо дёрнул плечом. — Я хочу протестировать физиологические особенности гигая во время сексуального взаимодействия, прежде чем приступать к дефлорации.       Джагеррджак прикрыл глаза и устало потёр переносицу.       — Шиффер, что я говорил по поводу слов «сексуальное взаимодействие», «совокупление», «соитие», «тестикулы»?       — Они не возбуждают, — повинился Улькиорра и сел ближе, прижимаясь промежностью к паху собрата. — В таком случае, займёмся сексом, Гриммджо?       Тот проигнорировал покалывание от начинающегося возбуждения, он-то успел привыкнуть к резким реакциям в гигае, тем более расчётливая близость Улькиорры ни в какое сравнение не шла со злобной страстью Куросаки.       — Давай-ка проясним, — Гриммджо немного отодвинул соблазнителя, обхватив за тощие плечи. — Ты хочешь, чтобы я трахнул тебя по старой памяти, чтобы ты потом без проблем порвал девке целку?       — Нет, — Шиффер посмотрел на него, как на идиота. — В этот раз я буду в активной позиции.       — А не охуел ли ты, Улькиорра? — поинтересовался Джагеррджак, почти восхищённый наглостью собрата.       — А не охуели ли вы оба?       Арранкары во все глаза уставились на прислонившегося к стене Ичиго, сурово сверлящего их тяжёлым взглядом и со скрещёнными на груди руками.       — Как ты научился так скрывать свою реяцу, Куросаки Ичиго? — Куатро был почти в шоке, только сейчас осознав, что уже долгое время принимал за присутствие синигами отпечаток его силы рядом с Орихиме, в то время как сам богоубийца умудрился подобраться к ним вплотную абсолютно незамеченным.       Рыжий пожал плечами, игнорируя вопрос, и продолжал взирать на них с мрачным укором. Гриммджо быстро сориентировался и по-хозяйски обхватил тощую улькиоррину задницу.       — Да тут Улькиорра просил трахнуть его по старой дружбе, — он издевательски прищурился. — А тут ты. Может тройничок, как думаешь, Куросаки?       Ичиго нехорошо сверкнул глазами, сжав зубы так, что на щеках заходили желваки. Желание прибить обоих росло с каждой секундой, подпитываемое горьким, тяжёлым чувством в горле.       «А ты, оказывается, у нас ревнивый, Король», — ухмылялся Пустой, наблюдая, как стремительно чернеет небо над небоскрёбами, а старика Зангецу едва не сносит с флагштока шквальным ветром.       — Это без меня, — хотел было встать Улькиорра, но был перехвачен под колено и в результате свалился на диван спиной к Гриммджо и лицом к Ичиго.       — В чём дело, Куросаки? — ухмылялся Джагеррджак. — Неужели тебе не нравится Улькиорра? Смотри, какой он милый, — в доказательство своих слов он потыкал указательными пальцами в бледные щёки абсолютно бесстрастного арранкара. Рыжий не удержался от фейспалма, под давлением идиотизма ситуации даже забывая об убийстве. — Улькиорра, а ты что на это скажешь? Нравится тебе Куросаки?       — Даже не вздумай отвечать, Улькиорра, — предупредил Ичиго, когда Шиффер склонил голову набок и принялся оценивающе его осматривать.       — Не могу отрицать твою физическую привлекательность, — вынес вердикт Куатро, отчего Гриммджо заржал, а Ичиго горестно вздохнул. — Однако я сейчас не заинтересован в сексуальных экспериментах.       Он поднялся, с абсолютно невозмутимым видом прошёл мимо Куросаки, спокойно обулся, надел пиджак и вышел, аккуратно притворив за собой дверь.       — Ну охуеть, — подвёл итог Ичиго, возмущённо глядя вслед отмороженному арранкару, затем прошёл к дивану, плюхнулся рядом с Гриммджо и откинул голову на спинку, прикрыв глаза.       Даже сквозь прикрытые веки Куросаки чувствовал изучающий взгляд голубых глаз и не мог позволить себе поддаться на провокацию. Ревность вгрызалась в глотку гнилыми зубами, травила горькой яростью, мешая думать здраво. Ичиго через силу сглатывал, выдавливая мерзкий яд, заставляя себя мыслить трезво. Он успел увидеть раздражённый взгляд Гриммджо на сидящего на нём арранкара, прежде чем они оба заметили свидетеля, а кошак не упустит случая попытаться развести синигами на эмоции смеха ради. К тому же, если припомнить, то про Улькиорру Гриммджо рассказывал чаще, чем про остальных товарищей по Лас-Ночес, чаще только про свою стаю, и Куросаки уже давно подозревал, что у них были более близкие отношения, чем как у простых коллег по цеху.       — Вы с ним были вместе? — наконец нарушил молчание Ичиго.       — Мы регулярно трахались, — Гриммджо внимательно наблюдал за реакцией рыжего.       Тот громко скрипнул зубами и хрустнул шейными позвонками. Нет уж, ревновать эту скотину он не станет, тем более к тому, что было до него.       — И как ты только умудрился? — рыжий заставил себя усмехнуться и скосил глаза на арранкара, требуя рассказа.       — Ну, у нас тогда Хогиоку украли, — беззаботно ответил Гриммджо, также откидываясь на спинку. — А у Улькиорры бессонница была.*       Ичиго завис почти на минуту, вытаращивщись на Гриммджо в попытке сопоставить одно с другим.       — В смысле, украли Хогиоку?! — у Куросаки даже голос дрогнул. Менос с ней, с бессонницей Куатро, как можно было утянуть у Без-Пяти-Минут-Ками его заветный камушек?!       — Ну, Айзена тогда не было, — успокоил рыжего ухмыляющийся арранкар.       — И кто его украл?       — Я и Старрк, попытались подставить Халлибель с Нойторой, но Улькиорра нас раскусил, — Гриммджо говорил, как будто это всё само собой разумеющееся. — Я для прикрытия с ним тогда таскался, а он возьми и усни рядом со мной. Ну так и повелось, он покупал у меня сон на свою задницу.       Поутихшее было чувство вновь гадко набухло в груди, но Ичиго заставил себя усмехнуться:       — Он тоже тебя трахал? — вопреки желанию владельца голос прозвучал глухо, хоть и вызывающе.       Джагеррджак стрельнул острым взглядом из-под полуприкрытых век.       — Было дело, пару раз, — признал он, затем повернулся к Ичиго и поведал низким, доверительным тоном: — Ему больше всего нравилось быть в пассивной позиции, но сверху, как сейчас, охрененно получалось.       Куросаки явственно ощутил как глотку сдавливает раскалённая ярость, но не собирался идти у кошака на поводу и вступать в потасовку, вместо этого ухватил Пантеру за загривок и закинул себя ему на колени, в точности повторяя позу Улькиорры.       — Так? — прошипел он, вплотную приблизившись к наглому лицу арранкара.       Голубые глаза потемнели, клыки обнажились в хищной улыбке.       — Хочешь попробовать, Куросаки? — он обхватил его за ягодицы, плавно вжимая в себя, быстро возбуждаясь. Ичиго сглотнул и стал мерно потираться о напряжённое тело, подчиняясь его прикосновениям. Мрачная страсть медленно заполняла разум, разгоняя по венам сладкий жар. — В такой позе я буду очень глубоко в тебе, — его голос становился хриплым, при каждом слове он едва касался губами лица синигами, обжигая дыханием. — Достану до самого твоего нутра. Уверен, что выдержишь?       В тоне арранкара — сплошной вызов с примесью похоти, и богоубийца с готовностью принял его, не собираясь уступать ни на йоту. Вместо ответа Ичиго одним движением попытался снять с себя толстовку вместе с футболкой. Гриммджо не стал ждать, вцепился губами, зубами в обнажившеюся золотистую кожу, торопливо расстёгивая штаны партнёра. Ичиго зарычал, выпутываясь из одежды, рукой схватил арранкара за волосы, до боли откидывая его голову назад, и впился в губы жёстким поцелуем. Рыжий чуть привстал, давая возможность Гриммджо упереться лопатками в спинку дивана и, приподнявшись, приспустить домашние штаны вместе с бельём. Высвободив вставший член, Джагеррджак, не теряя времени, одной рукой прижал к себе партнёра, другой обхватил оба члена, застонав в унисон с Куросаки.       Ичиго целовал и кусал везде, где мог дотянуться, словно пытался стереть с тела Сексты всю память о чужих прикосновениях. Его потряхивало от дикой смеси возбуждения и ревности, и только впившаяся в мошонку стальная молния джинс немного отрезвляла болью, не давая совсем забыть об изначальной затее.       — Смазка? — прохрипел рыжий, на мгновение оторвавшись от поцелуя.       — На столике, — отозвался Джагеррджак, оглушённый исходящими от партнёра волнами нетерпеливой ярости.       Ичиго немыслимо изогнулся вбок и назад и судорожно зашарил на столике, пока Гриммджо стягивал с него джинсы. Куросаки едва не свалился, когда почувствовал жгучие поцелуи-укусы на своём бедре, ухватил наконец пару тюбиков, стряхнул с себя одну штанину, оставив вторую висеть где-то возле колена. Он кинул один лубрикант Сексте, второй выдавил на дрожащие пальцы и просунул в себя сразу два, с нетерпением наблюдая, как Гриммджо судорожно размазывает по своему члену смазку. Едва Джаггерджак отнял от себя руки, Ичиго сразу перехватил его член, приставил головку к своему входу и разом насадился до упора.       Гриммджо громко и с чувством выругался, содрогнувшись от тошнотворной боли.       — Пор… вал… — он злобно зыркнул на побледневшего, мелко дрожащего синигами.       — Только не плачь, — просипел тот, ощущая, как внутри собственная кровь смешивается с чужой, и вместе с Гриммджо активировал регенерацию Пустого. Совместное травматичное проживание научило обоих быстро залечивать мелкие повреждения физических тел с помощью духовной силы.       Убедившись, что кровь остановилась, Куросаки вопросительно взглянул на арранкара и, только когда тот кивнул, начал двигаться. Ненависть ненавистью, а мужскую солидарность никто не отменял. Резкая боль от раны прошла, оставив тянущее ощущение заполненности. Чужая плоть внутри, казалось, задевала разом все чувствительные точки, болезненное удовольствие накатывало с каждым толчком, повинуясь движениям собственного тела синигами. Новая, активно-пассивная позиция в сочетании со слишком глубоким проникновением стремительно лишали контроля обоих, распаляя взаимную злость.       Ичиго тихо стонал, возбуждение становилось мучительным, а прикоснуться к себе не получалось: стоило отпустить одну руку, и он сразу сбивался с ритма и терял равновесие. Отцепив одну ладонь Джаггерджака от своего бедра, он положил её на свой член. Секста тут же сжал кулак, вызывая у партнёра протяжный стон с нотками облегчения, и хрипло застонал в ответ. Куросаки скакал на нём размашисто и резко, не жалея ни себя, ни партнёра, всё время менял угол проникновения, инстинктивно пытаясь уйти от слишком сильных ощущений, не давая привыкнуть, и смотрел мутными от страсти глазами из-под злобно нахмуренных бровей. Гриммджо откинул голову на спинку дивана и закрыл глаза, надеясь хотя бы так продержаться немного дольше, но ему не дали. Волосы на затылке арранкара резко сжали в кулаке и дёрнули вперёд       — Смотри на меня, — яростно прохрипел богоубийца и припечатал поцелуем.       Джаггерджак чуть слышно застонал, но подчинился.       Похоть и злость смешивались внутри Ичиго в один раскаленный комок, напряжённо рвущийся наружу вместе с каплями смазки и стонами-ругательствами.       — Гриммджо, — бессвязно хрипел синигами, задыхаясь от быстрого темпа. — Ненавижу тебя… Гриммджо… Как же хорошо… Убью тебя когда-нибудь, сволочь… Гриммджо… А-ах…       Тихий злой шёпот оглушал возбуждением, и Джаггерджак решил, что ему плевать. Немного раздвинув ноги, Секста подхватил партнёра под ягодицы, останавливая и приподнимая, и тут же задал собственный, бешеный ритм. Ичиго выгнулся, громко, отрывисто застонал в такт толчкам. Гриммджо зарычал и едва успел вынуть, обильно кончив на спину Куросаки.       Ещё не сошла последняя оргазменная судорога, как Джаггерджак почувствовал, что в его приоткрытый рот просунули два пальца на манер рычага, не давая сомкнуть челюсти и тут же грубо и глубоко, почти до горла, засунули член. Гриммджо подавился и злобно зыркнул на рыжего. Ичиго возвышался над арранкаром во всём великолепии покрытого испариной тела и смотрел абсолютно невменяемыми от страсти глазами. Поймав бешеный взгляд Сексты, Куросаки застонал и, поудобнее перехватив его за волосы, несколько раз мощно толкнулся в жаркий рот. Джаггерджак чуть не захлебнулся, когда Ичиго кончил ему в самое горло, не давая возможности отплеваться, и в отместку прикусил основание члена, зубами ощущая опустошающую пульсацию.       Содрогнувшись в последний раз, Куросаки грузно осел в прежнее положение, но Гриммджо не дал ему перевести дух, ухватил за растрёпанные рыжие пряди на затылке, грубо, глубоко поцеловал в губы, вынуждая синигами ощутить собственный вкус, и только после этого позволил ему упасть на свою грудь.       Тяжело переводя дыхание, Ичиго потерся лицом о крепкое плечо Джаггерджака.       — Ты что, слюни об меня вытер? — сбивающимся голосом поинтересовался Секста.       — Ага. Проблемы? — прозвучало довольно дерзко, пусть и слабо.       — Да никаких. После такого секса можешь хоть член об меня вытереть.       — Правда?       — Нет, — фыркнул арранкар и спихнул с себя синигами, оттолкнув в сторону.       Гриммджо, правда, не обратил внимание, что с другой стороны прижал бедром всё ещё болтающиеся на колене Куросаки джинсы, в результате чего грозный богоубийца не смог завершить разворот и осесть на диван и кулем плюхнулся на пол, отметив своё новое положение гневно-обречённым ругательством. Джаггерджак радостно хохотнул и получил злой, но слабый пинок в колено.       Ичиго скинул наконец с себя зловредные штаны, закинул босые ноги на колени арранкару, вызывая у того хулиганский порыв пощекотать голую пятку, и расслабился. Куросаки уже давно понял, что хороший секс прочищает мозги не хуже доброй драки. На языке по-прежнему горчило, а в груди противно скреблось, но это были скорее остаточные ощущения от недавнего приступа ревности. Сейчас Куросаки казалось невероятно глупым ревновать ветреную пустынную сволочь, всё-таки не в характере Гриммджо хранить кому-либо верность, да и вообще помнить о морали. Будь они нормальными людьми, состоящими в нормальных отношениях, он бы спросил любовника, какие чувства тот испытывает к бывшему партнёру, но в их случае в ответ на такой вопрос Ичиго получил бы только град насмешек и провокаций, который в итоге привёл бы к новым травмам и поломкам мебели. Поэтому Куросаки решил просто душить на корню бесполезные чувства, принимая как данность, что бывший Секста Эспада — самая большая мразь в трёх мирах, который будет избит до полусмерти, если посмеет свалить от своего рыжего врага по неуважительной причине. Приняв такое сомнительное решение, Ичиго тяжко поднялся и, пошатываясь, отправился в душ, нарочно не удостоив взглядом распластавшегося по дивану арранкара.       Гриммджо на такое пренебрежение никак не отреагировал и принялся стягивать с себя испачканные кровью и спермой штаны. Он точно знал, что никогда не испытывал ничего похожего на то, что у него было с Куросаки, и придурок давно бы уже это понял, если бы не был таким сопляком. Сам Джаггерджак никогда об этом не расскажет ни ему, ни кому бы то ни было ещё.