С новыми силами

      Ночь окутала меховой тишиной, превращая реальность в безопасные грёзы, стремясь заключить в объятия зыбких сновидений всех, кто нечаянным образом не спит, иссиня-чёрными тенями перекрашивая всё вокруг. Тяжёлое дыхание спящих раненых сливалось с мерным жужжанием лечебного щита, убаюкивая взбудораженные нервы, а его приглушённое золотистое сияние создавало атмосферу благородного волшебства. Ровный свет оттенял бледное лицо Улькиорры, раскрашивая его живыми красками и поселяя в глубокие зелёные глаза обманчивые искорки, от которых, стоило ему в очередной раз взглянуть на Орихиме, под её кожей словно прокатывались песчинки, щекоча изнутри, скапливались внизу живота, накалялись и постепенно скручивались в горячую тугую пружину. Стремление арранкара продолжить начатое было очевидно и в бархатном мраке ночи казалось абсолютно естественным, как те странные, порой абсурдные вещи, что все видят во сне, а по пробуждению без стыда не могут вспомнить.       Улькиорру ночь не могла обмануть, ведь он родился и существовал под её покровом, столько, сколько себя помнил, а Иноуе всё чаще и чаще смущалась и ёрзала под пристальным тихим взглядом, невольно вспоминая его губы и руки на своём теле, с каждой минутой всё больше разделяя его стремление.       Не выдержав такого молчаливого давления и боясь разбудить раненых, Иноуе поручила лечение духам и неслышно ушла на кухню. Она подставила под напор воды чистый стакан и только сейчас заметила, что пальцы мелко дрожат. Девушка залпом выпила два стакана ледяной воды, силясь потушить разгоревшийся внутри пожар, решив, что для такого дела не жалко потом слечь с ангиной.       Орихиме ощутила спокойное присутствие за спиной, но всё равно не смогла подготовить себя к тому, что прохладные пальцы мягко обхватят её плечи и властно развернут. Улькиорра аккуратно отодвинул полубогиню от мойки, вынуждая прислониться к рабочему столу. Его руки мягко прошлись по её талии, скручивая мышцы почти болезненным напряжением, остановились на спине, чуть царапнули ногтями через тонкую ткань блузы, вырывая изо рта девушки лёгкий прерывистый выдох, который Шиффер тут же поймал губами.       Он целовал Орихиме, а её разрывало от противоречий. Было невыносимо хорошо и страшно, она упиралась руками в его плечи, но прижималась бёдрами, льнула к губам, но выталкивала языком, её кожа стала невыносимо чувствительной, а пальцы ледяными. Сердце разгоняло кровь по венам с такой силой, что глушило хозяйку, абсолютная тишина ночи усиливала звуки поцелуя, превращая их в нечто совершенно распутное.       Улькиорра подхватил девушку под бёдра, усаживая на стол и раздвигая её ноги, и с силой прижался, позволяя почувствовать своё возбуждение. Иноуе тихо, отчаянно застонала, обхватив его руками, на глаза выступили слёзы, когда Шиффер медленно провёл ладонями по её бёдрам и с едва сдерживаемой силой сжал ягодицы.       — Пожалуйста… — все последние остатки её воли ушли на то, чтобы оторваться от его губ. — Не надо…       Улькиорра замер и слегка отстранился, позволяя ей глотнуть немного воздуха.       — Почему ты отказываешься от того, чего хочешь? — он слегка качнул бёдрами, прижимаясь к ней там, где было горячо и влажно, и едва сдержался, чтобы не закусить губу, когда в ответ она на миг сжала его ногами.       — Я н-не… — слова, и без того не слишком ясные, терялись в жарком тумане, и Орихиме лишь жалобно взглянула на своего мучителя, смутно надеясь, что в этой зыбкой близости он поймёт её без слов.       Но он не понял, привыкший полагаться лишь на то, что чётко видит и слышит.       — Ты всё ещё надеешься быть с Куросаки? — возбуждённый противоречивой близостью девичьего тела, Улькиорра не смог до конца совладать со своим голосом. Орихиме испуганно замерла, когда услышала в его вопросе любопытство напополам с ледяной яростью. — Можешь забыть о нём.       Её желудок сделал кульбит, по щекам покатились слёзы. Иноуе прижала руки к груди и немного подтянула к себе колени, в тщетной попытке свести ноги и хоть немного прикрыться перед этим страшным в своей непоколебимой уверенности созданием.       — Ч-что ты…       — Гриммджо его не отпустит, — он внимательно следил за каждой сменой эмоций на её лице. Орихиме вздрогнула и побледнела, словно уличённая в чём-то постыдном. — Я знаю, что ты видела их на фейерверке. Гриммджо присвоил Куросаки себе, а ты слишком мягкая, чтобы с ним тягаться, — его взгляд вдруг стал несколько отстраненным, высвобождая полубогиню из своих сетей. Девушка прерывисто выдохнула и внимательно присмотрелась к арранкару, отмечая в нём немного грустную задумчивость. — Я давно знаю Гриммджо и никогда не видел, чтобы он кого-то так хотел. Так что у Куросаки нет шансов вырваться живым, — Улькиорра вновь прострелил горящим взглядом, скрутив её внутренности новым витком испуганного напряжения и вдруг отступил.       Орихиме тут же сдвинула ноги, сжимаясь и, потеряв равновесие, свалилась со стола, неловко приземляясь на колени, не сводя при этом неверящего взгляда с Шиффера. Тот молча понаблюдал за своей неуклюжей соседкой и также молча вышел, оставив беднягу в испуганном недоумении.       Оставшись одна, Иноуе резко выдохнула, схватилась за голову и вдруг, внезапно для самой себя, решилась: это был последний раз. В следующий раз она сделает свой выбор, выдавит из себя ответ, даже если будет задыхаться от страха, примет решение, даже если сердце будет разрываться от боли, она должна суметь сделать выбор, потому что от её нерешительности страдает не только она, об этом ей сообщил болезненно-жгучий взгляд зелёных глаз.       Орихиме не задумывалась о том, что её решимость поддерживает лишь сизый обман ночи, что весь боевой дух покинет беспокойное сердце с рассветом, что только сейчас гибкие тени заставляют видеть в пустой душе грусть и боль, которых там нет.       Улькиорра сел на диван и мрачно уставился на измождённые лица незваных гостей за золотой преградой. Он чувствовал себя раздражённым, неудовлетворенным и несколько униженным тем, что рядом с ним женщина всё ещё могла думать о ком-то другом. Шиффер нахмурился, прикрыл глаза и откинулся на спинку дивана. Он прекрасно знал, что не мастак в вопросах межличностных отношений, с его силой он мог не уделять им особого внимания, не считая это чем-то особенно важным или сложным. Но эта женщина все его представления о людях перевернула с ног на голову, а значит нельзя пускать отношения с ней на самотёк. В конце концов, если даже Гриммджо смог получить желаемое, то Куатро и подавно сможет. Улькиорра поёрзал, прогоняя болезненное ощущение от неудовлетворенного возбуждения, думая вовсе не о том, что его отвергли, как считала сидящая за стенкой на холодном кухонном полу расстерянная девушка, а о слишком бурной реакции его тела на неё и о том в какой степени это связано с чувствительностью гигая.       Дверь тихонько приоткрылась и в комнату прошмыгнула хозяйка дома. Она немного потопталась на пороге, потом подошла и аккуратно присела рядом с Улькиоррой на диван. Орихиме в упор посмотрела на него с выражением стыдливого облегчения напополам с вымученной решимостью на заплаканном лице и молча положила голову ему на плечо, прикрыв глаза.       Улькиорра пару секунд озадаченно осматривал рыжую макушку, затем прислонился к ней щекой, отметив про себя, что зайдя в комнату, женщина ни разу не взглянула на Куросаки. Шиффер слегка нахмурился, раздумывая над тем, все ли люди такие сложные или только эта женщина такая.       Единственное, что занимало всё существо Куросаки при пробуждении — дикая жажда. Ему казалось, что горло начало трескаться, так там было сухо. Ичиго повернул голову и с восторгом заметил за золотой преградой два стакана с рисунками в виде ухмыляющихся лимонов, наполненные водой. Синигами аккуратно нажал на щит и тот тихо рассыпался на сверкающие частицы. Куросаки сел и, ничего вокруг не видя, залпом выпил живительную влагу, чувствуя себя счастливейшим человеком на Земле. Под боком раздалось кряхтение, и Ичиго вслепую вручил второй стакан источнику звука, переводя дыхание.       Только Куросаки решил осмотреться, как сразу наткнулся на два сердитых зелёных глаза. Ичиго замер, моментально ощутив себя шкодливым пацаном, роющимся на полках магазина игрушек без сопровождения взрослых и без гроша в кармане, за которым неодобрительно наблюдает продавец.       Причина такого не тёплого приёма спала у Улькиорры на груди, смешно надув губы. Орихиме обнимала лежащего на диване на спине Шиффера как плюшевого мишку, одна её нога свесилась на пол, отчего юбка задралась до самых ягодиц, мигом вгоняя Куросаки в краску. Из-за плеча синигами показался задорно скалящейся Гриммджо и показал Улькиорре большой палец. Тот непонимающе поднял бровь. Джагеррджак пояснил, сделав движение локтями назад и жестом предложил поторопиться. Шиффер продолжал смотреть с раздражённым непониманием и Гриммджо, закатив глаза, выполнил недвумысленный, всем известный жест, потыкав в сомкнутые в кольцо пальцы указательным, за что тут же схлопотал оглушительно звонкую в утренней тишине оплеуху от Ичиго.       Резкий звук заставил Орихиме вздрогнуть и проснуться. Она села, оказавшись у Шиффера на бёдрах и принялась тереть заспанные глаза, явно не обратив внимания спросонья, что юбка задралась, приоткрыв вид на белые трусики в разноцветный горошек. Ичиго изо всех сил хотел зажмуриться, но не до конца спавший сон, тишина и общая непривычность ситуации затормозили его настолько, что он лишь бестолково хлопал глазами под мрачным взглядом Улькиорры.       — Отличный вид, Принцесса, — хриплый после сна голос Гриммджо в непосредственной близости добил Куросаки, и он в очередной раз возрадовался тому, как хакама надёжно прячут стояк.       Орихиме испуганно пискнула и попыталась завернуться в юбку, не слезая с Шиффера. Феноменальная неуклюжесть полубогини оказалась сокрушительной для Куатро Эспада: бедняга судорожно перевернулся набок, держась за пах и попытался вздохнуть, глядя перед собой широко раскрытыми глазами. Гриммджо весело расхохотался, а Ичиго инстинктивно скривил лицо в сочувственном приступе мужской солидарности.       — Ох, прости, Улькиорра! — Орихиме кинулась к Шифферу чтобы спасти от тошнотворной боли в самом интересном месте, правда сама ещё не зная как.       Тот предупредительно выставил ладонь перед самым её носом, вынуждая затормозить.       — Всё нормально, — он выпрямился, мелко дрожа, и попытался компенсировать это строгим взглядом, но ожидаемого эффекта он не произвёл: Гриммджо продолжал издевательски лыбиться, а Куросаки всем своим видом выражал искреннее сочувствие. — Ваши раны излечены, но реяцу не восстановлена, вернитесь в физические тела.       На этих словах Ичиго впал в ступор, припомнив, что Гриммджо явился за ним уже в духовной форме.       — Гриммджо, а где твой гигай?       — В душе не ебу, — буркнул тот, отвернувшись.       — Чего?! — заорал Куросаки. — Ты забыл, что ли, как мы за эти гигаи жопу рвали? Вспоминай быстро, где ты его бросил, кошатина безмозглая!       — Без тебя как-нибудь разберусь, недоёбок рыжий, — оскалился Секста, не желая признаваться, что не обратил внимания, где бросил гигай, потому что не рассчитывал в него вернуться. Отправляясь за реваншем к богоубийце он шёл на смерть, но об этом он никогда и никому не расскажет.       Ичиго изобразил фейспалм и поднялся.       — Спасибо тебе, Иноуе, — он попытался взглянуть на неё с прежней дружеской лаской, но тут же со стыдом отвернулся, не в силах смотреть в чистые серые глаза, чей взор он посмел так грязно оскорбить, представ в настолько невозможно распутном виде. — Мы найдём гигай Гриммджо и вернёмся помочь с уборкой.       — Это без меня, — отрезал Джагеррджак, направляясь к выходу.       Куросаки уже хотел применить к нему меры физического воздействия, но был остановлен Орихиме.       — Не нужно, Куросаки-кун, — Иноуе устало улыбнулась. — Тут ничего сложного, мы с Улькиоррой сами справимся, да?       — Нам не нужна ваша помощь в уборке, — подтвердил Шиффер, прожигая Ичиго резким взглядом, непонятным ни одной женщине, но знакомым каждому мужчине, красноречиво говорившим: «Прочь с моей территории!».       Куросаки нахмурился и, ещё раз поблагодарив и распрощавшись, удалился вслед за Гриммджо, раздумывая над тем, как организовать долгий и тяжёлый разговор наедине со своей рыжей накама.       Стоило двери закрыться за гостями, Улькиорра тут же поднялся, велел женщине начать уборку, пока он готовит завтрак и слегка сбивающейся походкой направился на кухню. Орихиме тяжко вздохнула и отправилась в ванную за тряпками.       Смывая с пола кровь и песок, принесённые в её дом недавним возлюбленным и его избранником, полубогиня раздумывала над тем, как причудливо извернулась её жизнь с появлением в ней арранкаров. Её любовь разбилась, стыд тает, желание растёт, а будущее стало мутным и пугающим. Как и ожидалось, вся решимость Орихиме рассеялась с первыми лучами солнца, она уже не была уверена в том, что готова рискнуть и окунуться в пустой мрак чужой души. Но вновь менять своё решение было бы по меньшей мере жестоко, Улькиорра не виноват в том, что она никак не может определиться с выбором. А значит надо исходить из того, что уже сделано.       Орихиме мучительно краснела, вспоминая вчерашние вечер и ночь, его поцелуи и настойчивые прикосновения, его столь очевидное желание. Иноуе всегда мечтала, что её первый мужчина станет единственным, и не собиралась отказываться хотя бы от этой мечты. Сердце сразу сбивалось с ритма, стоило подумать о следующем шаге. Орихиме точно знала, что пока не готова, но она уже подпустила Улькиорру слишком близко и, сама того не заметив, отрезала себе пути к отступлению. Ночью она испытала облегчение, приняв решение, но сейчас её начало мелко трясти от страха.       Погружённая в невесёлые мысли, девушка еле-еле двигалась, всё время замирая и отвлекаясь. Улькиорра уже приготовил завтрак и съел свою порцию, а Орихиме всё возилась с тряпками. Иноуе так глубоко погрузилась в себя, смывая засохшую кровь в видавшую виды раковину, что, когда подняла голову, не сдержала крика, увидев в отражении два пристально глядящих зелёных глаза.       — Для тебя настолько затруднительно смывать кровь? — Шиффер на столь эмоциональную реакцию внимания не обратил.       — Н-нет, — отражение словно сделало Улькиорру двумерным, Орихиме не могла оторвать от него взгляда, ощущая колко-сладкую щекотку где-то в животе. — Я просто задумалась.       — Над чем? — он заинтересовано склонил голову набок.       — Да так, — Орихиме резко развернулась и замахала руками, напряженно улыбаясь, лихорадочно придумывая, как увести их общение в безопасное русло. — Я подумала, что если затирать кровь лимонным соком, станут ли полы оранжевыми?       Улькиорра моментально сопоставил в уме все известные ему свойства лимонов, крови и дешёвого ламината.       — Нет, — подвёл итог Куатро и добавил, припомнив непредсказуемость человеческого мира в целом и этой квартиры в частности. — Не должны.       — А какими они станут? — Орихиме пытливо заглянула ему в лицо.       Тот немного подумал, прежде чем ответить:       — Липкими.       — Это будет неприятно, — задумалась Орихиме, но её мысли в направлении возможности отмывать полы с помощью яблок прервало возмущенное урчание собственного желудка.       Она моментально покраснела, и Шиффер тут же отобрал у неё тряпку.       — Ешь, женщина, и иди спать, — он отодвинул девушку от раковины, обхватив за талию, задерживая руку на ней чуть дольше необходимого. И от этого чуть у Орихиме моментально перехватило сердце.       Она покорно кивнула и отправилась на кухню. Иноуе съела свою порцию завтрака, даже позабыв добавить в натто сахар, едва доползла до своей комнаты под гнётом внезапно навалившейся усталости, кое-как разделась, не забыв предварительно закрыть дверь, плюхнулась в кровать, намереваясь как следует обдумать события последних дней, и тут же заснула сном младенца.       Небо над парком было тихим, а редкие облачка время от времени позволяли отдохнуть утренним посетителям от летнего зноя. Но тем не отдыхалось, неспокойно было на душе и хотелось поскорее убраться из этого милого на вид зелёного местечка. Причины такого беспокойства простым людям были не видны и задумчиво сидели на траве спина к спине в позах для медитации.       — Я нихуя не чувствую, — в конце концов раздражённо признался здоровяк с костяной маской на лице.       — Такая же херня, — поддакнул юноша с огромным тесаком за спиной и устало откинул голову спутнику на плечо, заглядывая ему в лицо. — Уже весь город оббегали, ни следа гигая! Спёрли его что ли?       — И кому же он мог понадобиться? — фыркнул Гриммджо, спихивая со своего плеча рыжую голову и поднимаясь на ноги.       Ичиго забурчал что-то о кошачей памяти и дыре не в том месте, вставая вслед за ним. С тех пор как они вышли от Орихиме, прошло уже несколько часов, а они всё носились как угорелые по Каракуре, пытаясь отыскать отпечаток духовной силы Гриммджо, оставшейся в его покинутой оболочке. Они уже проверили все дворики, парки и пустыри, но никаких следов не находили. После очередного возмущенного пыхтения рыжего синигами по поводу безответственности дырявых маньяков, Пантера всё-таки признался, что не помнит не только где скинул гигай, но и зачем вообще нацепил его, уходя от Урахары после тренировки в воскресенье. Единственное объяснение столь нелогичному поведению — внезапно возросшая от высвобождения внутренних чужеродных резервов реяцу дезориентировала владельца, побуждая его делать незнамо что и неизвестно зачем.       Не успели они сделать и пары прыжков сонидо, на них посыпался целый град светящихся стрел. Арранкар и синигами, немыслимым образом увернувшись и отбившись, встали спиной к спине с мечами на изготовку.       — Исида, ты какого хрена творишь?! — возопил Ичиго, заметив тощую фигуру на крыше ближайшего здания.       — Вы засоряете эфир своей беготнёй по городу, — Урью невозмутимо поправил очки, довольный своей маленькой местью. — Если ищите гигай Гриммджо — он в больнице моего отца.       — И как он там оказался? — спросил Гриммджо, хмуро глядя на квинси через плечо.       Ичиго хлопнул себя по лбу, и как раньше не догадался, где искать оставленое в парке бездыханное тело.       — Нет предела твоей тупости, Куросаки, — хмыкнул квинси, отметив озарение своего друга-недруга, и развернулся к ним спиной. — Скажите спасибо, что он попал к Рюукену и его не стали вскрывать.       — А Лихт Регген за что? — вдогонку спросил Куросаки, но Исиды уже след простыл. — Вот же гад! И чего он такой злобный?       — Влюбился в тебя, не ясно, что ли? — буркнул Гриммджо, злобно хмурясь вслед квинси.       — Ты чего мелешь? Стрела в башке застряла? — он потрепал голубые волосы, словно и впрямь хотел найти там стрелу. Джагеррджак перехватил его руку и сжал хрупкое на вид запястье. Ичиго нахмурился. — Что?       Гриммджо несколько мгновений хмуро изучал синигами, прежде чем молча откинуть его руку и уйти в сонидо. Куросаки помрачнел, но всё же направился следом. После их своеобразного примирения в Уэко Мундо Ичиго стал замечать в своём давнем враге какую-то новую тёмную эмоцию, неприятно отдающую неясной обречённостью. Это не ввязалось с бывшим Эспада настолько, что эхом отдавалось нервозностью в душе привязавшегося к нему богоубийцы. Ичиго гнал от себя мысль о том, почему так глубоко понимает арранкара, словно опасаясь, что признай он нечто большее в их нездоровых связях — они сомкнутся на его горле стальными цепями и медленно задушат.       В отличие от своего юного партнёра, не привыкший врать себе Гриммджо прекрасно видел корни своих проблем. Они притаились в глубине его естества, болезненно цепляясь раскалёнными крюками за края дыры в животе, безрезультатно пытаясь вытянуть наружу то, что то ли слишком давно утрачено, то ли не было там вовсе.       В клинике Исиды Ичиго завёл арранкара в подвал, немного попетлял по гулким, освещенным особенно неестественным светом коридорам, и остановился перед металлическими двустворчатыми дверьми, украшенными мутными окошками, с лаконичной табличкой «прозекторская». Куросаки внимательно осмотрел помещение через стекло, никого не увидел, но всё равно приоткрыл дверь аккуратно, проскальзывая в прохладный формалиновый запах самого жуткого помещения в больнице. Стоило ему войти, как сбоку ожидаемо раздался нервный вскрик. Возле письменного стола за компьютером сидел тощий парнишка в медицинском халате — Ичиго признал в нём одного из однокурсников, злобно глядевших на него из-за слухов о «голубизне» рыжего студента. Сейчас парнишка напряженно наблюдал за непонятно как открывшейся тяжёлой дверью, не в силах увидеть прошедшего через неё синигами. К несчастью студента, идущий следом Гриммджо не стал церемониться. Он пнул дверь ногой, явно намереваясь пристукнуть ею затормозившего проводника, отчего та распахнулась настежь, оглушительно шарахнув по шкафчику с инструментами. Парнишка в панике запищал, сделавшись белее мела, и что было сил вцепился в поручни старенького хромированного стула на колёсах, на котором сидел. Куросаки стало даже жалко своего недавнего обидчика: увидеть движимые неизвестной силой предметы в таком месте в кого угодно вселит ужас, а незримое присутствие зверя рядом и вовсе грозит сумасшествием.       — Нашёл! — обрадовался Гриммджо и сдёрнул простынь с одной из каталок.       Парнишка икнул и, смертельно побледнев, благополучно отключился.       Ичиго не обратил на него особого внимания, рассматривая тело на каталке. Он, конечно, частенько видел покинутые гигаи, но именно обнажённая оболочка Гриммджо, застывшая на прозекторском столе с биркой на пальце, без маски и дыры, вселяла в него неприятное ощущение сюрреальности. Джагеррджак склонился над искусственным собой и, глубоко вздохнув, провалился внутрь. Несколько мучительно долгих мгновений прошло, прежде чем голубые глаза распахнулись и синигами вдруг осознал, что всё это время не дышал, словно боялся, что Гриммджо не очнётся, что что-то пойдёт не так и опустелая душа погибнет в искусственном теле и Секста Эспада умрёт глупо и бесславно. Совсем не так, как подобает Королю.       «Вы бы его одели сначала, — прервал сумбурный поток мыслей Пустой Зангецу. — Не то чтобы я против, просто медсестричка ещё какая-нибудь заскочит, а тут такая порнография».       Куросаки выругался и заметался между стальными шкафами в поисках ящиков с одеждой покойных. Гриммджо наблюдал за ним с интересом, свесив с каталки босые ноги.       — Что за паника? — он кинул в нервно матерящегося богоубийцу оторванную от пальца бирку с надписью «Неизвестный 615».       Тот не обратил на картонный снаряд ровным счётом никакого внимания, продолжая свою бурную деятельность.       — Ты голый, — буркнул он, в очередной раз наткнувшись на стопки бумаг вместо ящиков с одеждой.       Гриммджо только цыкнул и тоже стал обводить внимательным взглядом помещение. До чего мелочен человеческий мир, не оденешь тряпки, сразу поднимают шум. Хотя к обнаженному Сексте и в Лас-Ночес спокойно не относились.       По всем законам жанра металлическая дверь открылась и в прозекторскую зашла медсестра. Сосредоточенно уткнувшись в папки с бумагами в своих руках, она спокойно прошла к компьютерному столу, под которым валялся однокурсник Куросаки.       — Кошинуке-кун, мне нужны результаты вскрытия 582, ты с ними закончил? — она оторвала взгляд от бумаг и воскликнула. — Кошинуке-кун, что с тобой? — Тот по очевидным причинам ей не ответил. Девушка кинула папку на стол, склонилась над парнем, прощупала его пульс и подскочила. — Подожди, я сейчас позову дежурного! — и убежала в коридор, бодро стуча каблучками.       Перестук быстро прервался и стал осторожно возвращаться. Дверь вновь приоткрылась и в щель медленно просунулось побледневшее личико невнимательной медсестры и огромные перепуганные глаза уставились на всё так же сидящего на каталке Гриммджо. Тот в ответ послал ей взгляд «Чё пыришься? Оживших трупов никогда не видела?», но девушка продолжала взирать на голого здоровяка с неверящим ужасом.       — Не вздумай, Гриммджо, — предупредил невидимый медсестре синигами, но арранкар его, конечно не послушал.       Секста резко подался вперёд и громогласно рыкнул:       — Бу!       Девица тут же заголосила аки пожарная сирена и умчалась прочь со скоростью сонидо, оглушая коридоры эхом своих воплей.       — Есть ли предел твоему мудозвонству? — укоризненно поинтересовался Куросаки.       — Нет предела совершенству, — отозвался Джагеррджак, беззаботно болтая ногами.       Где-то в районе административного корпуса предупредительно вспыхнула реяцу Рюукена Исиды и Ичиго поспешно вернулся к поиску одежды. Он конечно богоубийца и всё такое, но связываться с отцом Урью всё равно опасается, а оборвать пару кошачьих ушей вполне можно и дома.       Орихиме серьёзно смотрела на своё отражение в зеркале и в который раз громко и очень твёрдо ему сообщила:       — Улькиорра, я хочу попробовать быть с тобой, но к интимной близости пока не готова!       Отражение досадливо поморщилось, потому как у его оригинала на словах «интимная близость» неизменно срывался голос, краснели щёки и дёргалось веко. Иноуе тяжко вздохнула и рухнула на кровать, прикрыв глаза. Реяцу Улькиорры медленно, но верно приближалась к дому из парка с неотвратимостью Армагеддона, с каждой минутой заставляя нервничать всё сильнее. Полубогиня изволила спать до обеда и по пробуждению соседа дома уже не застала. Мысленно поблагодарив его за возможность побыть одной, Орихиме потратила весь день чтобы отрепетировать их разговор и стыдливо привела себя в порядок, на тот случай, если переговоры сорвутся, и она опять уступит его желанию. Больше всего ей, конечно, хотелось отменить своё ночное решение и сделать вид, что ничего не было, но испытывать терпение Куатро Эспада было ещё страшнее чем попробовать пустить его в свою душу. И в тело. От последней мысли Орихиме покраснела до пара из ушей, не в силах отрицать своё постыдное влечение к нелюдю, ведь именно оно стало первопричиной всех её метаний и вообще, всю эту кашу она заварила сама, пригласив к себе в дом, а потом поцеловав Улькиорру, ей и расхлёбывать.       Она нервно нарезала круги по квартире, повторяя словно мантру обращение к соседу и едва удержалась, чтобы высказать всё сразу на пороге или, наоборот, позорно не сбежать.       Улькиорра тем временем спокойно зашёл, закрыл дверь, помыл на кухне руки, попил воды и скрылся в своей комнате, где не спеша переоделся и сел на диван с книгой.       Иноуе в последний раз, словно перед выступлением на школьном спектакле, прошептала заготовленные слова и шагнула в его комнату. Улькиорра поднял на неё взгляд и спросил вместо приветствия.       — Женщина, у тебя лицо красное. Ты заболела или опять думала о всякой ерунде?       Орихиме буквально подавилась заученной фразой и сердито взглянула на Шиффера.       — Ничего это не ерунда! У меня к тебе, серьёзный разговор, Улькиорра!       — По поводу? — заинтересовался тот и даже закрыл книгу.       — По поводу того, что… — изменения в формулировке моментально сбили Иноуе с мысли. — Ну того, что мы… — она сделала несколько энергичных, но совершенно не поддающихся расшифровке жестов руками. — Ну вот когда ты… а я… — она тяжело вздохнула и зажмурилась.       Слова казались стыдными даже наедине с собой, а тут их надо высказать вслух, что, по видимому, было для застенчивой Орихиме абсолютно невыполнимой задачей, оставалось лишь надеяться на эмпатию Шиффера, коей он обделён напрочь, а значит им никогда не удастся прийти к взаимопониманию. Увы, придётся ей до скончания веков оставаться старой девой в ожидании Куросаки-куна…       — Я жду, женщина, — голос арранкара раздался близко.       Девушка открыла глаза и увидела Улькиорру стоящим прямо перед ней.       — Прости, мне просто сложно говорить о… — Иноуе вновь покраснела и замялась.       — О дефлорации? — подсказал Улькиорра.       Девушка вздрогнула от сухого медицинского термина, которым так грубо обозвали столь сокровенный аспект её жизни.       Неуёмная фантазия тоже не стала жалеть хозяйку, усаживая её в гинекологическое кресло. Она наотрез отказывается снимать бельё с глупыми рисунками летучих мышей, а врач Улькиорра, в белом халате поверх строгого костюма, смотрит на неё поверх стёкол очков в прозрачной оправе и сухо произносит:       — Я не спрашивал Вашего мнения, женщина. Надо дефлорировать.       Орихиме мигом сдаётся под его раздражённо-деловым тоном и начинает снимать трусики. Между ног мигом стало жарко и девушка спешно представила зависшее за окном медкабинета НЛО с писклявыми пришельцами, похожими на мятные леденцы. Быстро поправив бельё, Орихиме вооружилась пушкой из сахарозаменителя и понеслась спасать мир под неодобрительным взглядом абсолютно невозмутимого Шиффера.       Жар спал и полубогиня отважилась вернуться в реальность и тут же испуганно замерла. Улькиорра склонился к ней нос к носу, внимательно заглядывая в остекленевшие во время ухода в себя глаза. Девушка инстинктивно сделала шаг назад, отчего Шиффер выпрямился и посуровел.       — Ты хочешь, чтобы на моём месте был Куросаки?       Девушка вспыхнула от стыда. Конечно она хотела, чтобы её первым и единственным мужчиной был Куросаки-кун, но кое-кто злобный и бездушный с этим не согласен, да и сам возлюбленный явно обладает другими предпочтениями, в которые не входят застенчивые, нерешительные девицы.       Орихиме не знала, что ответить и лишь стояла, потупив взор и теребя край футболки. Улькиорра понял её молчание как знак согласия с его словами, но отреагировал совсем не так, как ожидала девушка. Он только хмыкнул с таким презрением, что у Иноуе остановилось сердце, и спокойно уселся на диван, вновь обращаясь к книге, утратив к хозяйке дома всякий интерес.       Орихиме даже позабыла как дышать, ощущая как её с головой захлестывает волна чувства собственной ничтожности. Шиффер одним взглядом дал понять, чего стоят бестолковые девчонки, цепляющейся за прошлое, и разом запросто отказался от неё.       — Почему ты так хочешь… этого… со мной, Улькиорра? — унижение развязало язык, словно терять больше нечего.       Он поднял на неё безразличный взгляд.       — Я достаточно силён, чтобы признавать свои желания и добиваться их исполнения, в отличие от тебя.       В светлой душе Иноуе под его уничтожительным взглядом зарождалась горькая, тёмная обида.       — Это не так, — глухо произнесла девушка. Она тренировалась на пределе сил, прошла войну, даже Куросаки-кун позволил ей сражаться рядом с ним. Она больше не такая, какой была, когда Куатро увёл её в мир мёртвых. — Я больше не слабая…       — Докажи, — приказал Улькиорра, прожигая её своими невозможными глазами.       Орихиме на негнущихся ногах подошла к Шифферу и, секунду поколебавшись, неловко села на него верхом. Улькиорра отложил книгу, нарочито медленно положил прохладные ладони на её оголённые предельно коротенькими домашними шортами бёдра и приподнял повыше свои колени, вынуждая девушку соскользнуть ближе к нему.       — И что же ты будешь делать дальше, — негромко произнёс он, приблизив своё лицо почти вплотную к её, но не касаясь. — Орихиме?       От звука собственного имени из его уст у Иноуе сбилось дыхание, она провела ледяными от страха руками по его плечам, несмело прикоснулась губами к его губам и застыла, не зная, что делать дальше.       Шиффер не собирался перехватывать инициативу, всё ещё желая узнать, что будет делать эта женщина, лишь когда Орихиме неуверенно провела кончиком языка по его губе и чуть прижалась, он решил, что можно спускать тормоза.       Он ворвался в её рот, прижал к себе, обхватив одной рукой за талию, другой чуть сдавил ягодицу, вдавливая в себя. Всегда тщательно удерживаемая духовная сила выплеснулась, укрывая обоих плотным, тёмным коконом. Девушка сжала его плечи и тихо застонала. Никто и никогда так не хотел её, никто не желал её так страстно, что не мог удержать контроль, и она не знала, что чужое вожделение может быть столь чертовски приятным, в разы лучше самых красноречивых комплиментов. Невинное девичье тело отзывалось восторженно и горячо, стремясь получить максимум внимания и ласки.       Орихиме никогда никому не признавалась, но она как-то читала, мучительно краснея, интимную литературу, где подробным сухим языком было изложено что и как, и одна фраза из стыдных книжек сейчас всплыла в мутнеющем сознании: «Следуйте своим инстинктам» и показалась ей как нельзя более подходящей к ситуации. Орихиме читала, что мужской орган довольно чувствителен, но Улькиорра ей казался созданием без слабых мест, и она решила не деликатничать.       Полубогиня отпустила себя и на пробу покачала бёдрами, потираясь горячей промежностью о твёрдость между его ног и с восхищением поймала едва ощутимый вздох. Она стала ритмично двигаться, с упоением впитывая реакцию, едва заметную дрожь, чуть сбитое дыхание, ощущала как тает под её распалённым телом ледяной контроль Куатро, как он всё жарче вжимает её себя, сдавив упругие ягодицы, подстраивается под её ритм. Всё это опьяняло, лишало рассудка заставляя дрожать до судорог, целоваться без остановки, до синяков вцепляться в плечи. Она сорвано стонала, с головой захваченная удовольствием близости, утопая в его хриплом дыхании, властных руках и мутных от страсти к ней глазах.       Её движения сбились, она прижалась изо всех сил и резко кончила, едва успев закусить губу, чтобы не простонать не то имя. Она содрагалась, крепко прижатая к чужому телу и ощутила как два слоя ткани между ними пропитываются горячим семенем, смешиваясь с её соком.       Орихиме обессиленно повалилась на арранкара, крупно дрожа, а Улькиорра глубоко дышал в её шею, восстанавливая дыхание. Иноуе сжала зубы и прикрыла глаза ладонью. Невыносимый, мучительный стыд от яркого воспоминания о прежнем возлюбленном на пике удовольствия с другим мужчиной смешивался с сильной нервной встряской от первой близости, вырываясь наружу пустыми, горючими слезами.       — Я… прости… — Орихиме не хотела плакать перед ним, не могла даже взглянуть на него, опасаясь, что проницательный Куатро прочтёт на её лице мысли о другом мужчине.       Она вскочила, закрывая лицо руками и, падая и сбивая мебель, унеслась в свою комнату, где смогла задушить глупые, бесполезные рыдания подушкой. Шиффер не остановил девушку, а ей так хотелось почувствовать себя не одной в своей запутавшейся душе, хотелось пусть и грубого, но всё же утешения от того, кого подпустила ближе, чем была готова. Но Улькиорра не пришёл и девушка уснула одна, в испачканных шортах и на мокрой подушке.       Орихиме хотела думать, что выскочила слишком быстро и Улькиорра просто не успел её удержать. На самом деле он даже не пытался, хмуро и недоумённо глядя ей вслед. Он категорически не понимал, почему женщина, которой он вручил контроль над ситуацией, в слезах убежала от него едва кончив и даже не взглянула на любовника. Было, мягко говоря, неприятно. Улькиорра, в силу опыта проживания с полубогиней, понимал, что она не хотела его обидеть, просто она… Да Айзен её знает, что пошло не так.       Воспоминание о Владыке до сих пор отдавались колкой неприятной щекоткой в глубине дыры пустого, но именно в беседах с ним Куатро подчерпнул множество полезных знаний о манипуляции людьми и тот трюк, который он провернул сейчас, взяв девицу «на слабо», он подсмотрел именно у Соске. Айзен-сама, конечно, не был единственным в окружении Улькиорры, кто хорошо разбирался в людях, но моралистические речи Тоусена казались Шифферу не эффективными, уловки Гина приводили к непредсказуемым результатам, а метод Гриммджо «валить и трахать» претил своей низменностью.       Улькиорра брезгливо осмотрел себя и принялся раздеваться, попутно отыскивая чистое бельё. Вообще-то Шиффер рассчитывал довести женщину до логического конца, заполучить её всю целиком, но собственное тело, заключённое в излишне чувствительный гигай, предательски подвело владельца, окончив всё в самом начале.       Стоя в душе, Улькиорра укоризненно взирал на мятежный орган и раздумывал, как же ему поступить с желанной женщиной и своей такой резкой реакцией на неё. Дни слабости в госпитале синигами научили его кое-чему — если с чем-то не справляешься сам, заставь кого-нибудь захотеть тебе помочь. Трое синигами-предателей с их советами были недоступны и из тех, с кем у бывшего Куатро был налажен контакт, остался только один, но от него толкового объяснения не допросишься даже под угрозой Серо Оскурас.       Шиффер усмехнулся про себя. Ради рыжей полубогини он вполне готов укоротить дикого кота.