С новыми силами

      Лето полностью вступило в свои права, раскаляя воздух, расплавляя мозги и разжигая чувства. Студенты спешили сдать первую в этом учебном году* сессию и поскорее отправиться отдыхать кто куда. Орихиме была одной из таких студенток. Она бодро шагала домой после очередного успешно сданного экзамена, готовила планы на лето, в которых отважно сочетала Куросаки-куна и бикини и мысленно искала дешёвые места для отдыха с друзьями.        При воспоминании о друзьях Иноуе чуть помрачнела. Перед началом семестра у неё всё-таки выдался один свободный день, чтобы встретиться с Тацки-чан. Они разместились в удобном кафе, и Арисава, по просьбе подруги, первой поведала о том, что происходило в её жизни за этот месяц. Рассказала о поступлении на факультет журналистики в университет соседнего города, о переезде, о новой группе по карате и тренере, о понравившемся ей парне, которого встретила во время вступительного экзамена. О визите странного синигами в розовом хаори и о серьёзном землетрясении незадолго после этой встречи.        — Что произошло за этот месяц, Орихиме? — Тацки напряженно вглядывалась в лицо подруги.        Та грустно вздохнула, отставила опустевшую вазочку из-под мороженого и начала рассказ, от которого у каратистки по спине побежали мурашки. Пока она тут заботилась о том, брать ли в новую квартиру зимние вещи или забрать позже, её самая близкая подруга рисковала жизнью на войне чужого мира. Полубогиня вкратце рассказала, как вновь попала в Уэко Мундо и почему осталась там, как помогала спасать арранкаров, как Куросаки-кун позволил сражаться рядом с ним и как тяжело было победить. Рассказала о мнимом предательстве Исиды и о судьбоносном выстреле серебряной стрелой. Рассказала о том, как бесконечно много страшных ран залечила и как многих вернула к жизни. Призналась, как горда была собой и, вместе с тем, напугана, когда вместе с израненным Куросаки-куном стояла перед озлобленными синигами, раскинув руки, грудью защищая вчерашних врагов. Со слезами радости вспомнила всех излеченных и бесконечно благодарных воинов, вырванных ею из лап смерти. И закончила свой страшный рассказ сообщением, что взяла на своё попечение одного из новых союзников — раненого арранкара.        — В каком смысле, взяла на попечение? — насторожилась шокированная Тацки.        — Ну, он сейчас в специальном гигае, который восстанавливает его реяцу, — охотно пояснила Орихиме. — И поэтому выглядит, как человек, и живёт у меня дома.        У Арисавы отпала челюсть.        — Стоп-стоп, Орихиме, — она неверяще уставилась на подругу. — Ты хочешь сказать, что вместе с тобой живёт одно из этих чудищ?        Орихиме забормотала что-то вроде того, что он не чудище никакое, у него в этой форме даже рогов нет, и, вообще, чудища книжки не читают, а этот уже половину библиотеки изучил.        — Орихиме, ты в своём уме?! — вскрикнула Тацки, заставив остальных посетителей кафе неодобрительно на неё покоситься. — А если он передумает и нападёт на тебя? Он же враг, Орихиме, чудовище, даже ты должна это понимать!        — Тацки-чан, не говори так, пожалуйста, — тихо произнесла Иноуе, прямо взглянув на подругу. — Он, конечно, не человек, но очень старается понять нас. К тому же он очень рассудительный и не станет нападать, чтобы не нарушить договор. В отличие от того, кто живёт у Куросаки-куна.        — У Ичиго тоже дома монстр?! — Тацки была в ужасе. — У него же сестры!        — Ну Куросаки-кун стал очень сильным.— Орихиме очень радовалась, что не успела рассказать какие именно арранкары поселились в Каракуре. И, пожалуй, не нужно нагружать подругу лишними подробностями. — Так что его сестры в безопасности.        Арисава устало прикрыла глаза ладонью. Ну вот что делать с этой святой простотой?        — Орихиме, мы идём к тебе домой, — Тацки положила на стол деньги за кофе и мороженое и решительно поднялась.        — Зачем, Тацки-чан? — Иноуе вскочила следом.        — Я должна сама увидеть этого арранкара, чтобы убедиться, что ты в безопасности! — каратистка говорила тоном, не терпящим возражений.        Орихиме на пару мгновений застыла, отыскивая реяцу Улькиорры, и со спокойной душой отправилась с подругой домой. Бывший Куатро Эспада был в парке, в котором зависал уже второй день, сутки напролёт сидя на лавочке в одиночестве и любуясь на цветущую сакуру.        Тацки проинспектировала комнату Улькиорры, обратила внимание на стопку старых книг и нормальную еду в холодильнике и немного пригасила своё беспокойство за подругу, с условием, что та будет ежедневно ей отписываться в соцсетях о своём состоянии и присылать фотографии. Получив заверение в выполнении всех договоренностей, каратистка направилась с инспекцией в дом Куросаки. Орихиме поспешно предупредила Ичиго по телефону о надвигающейся угрозе и к моменту прихода Арисавы к ним в дом, там было пусто. А на следующий день Тацки уже уехала в другой город и вырваться домой не могла даже на выходные.               Время бежало стремительно. Новое место учёбы, старая работа в пекарне, изменения дома из-за нового жильца. Со всем этим у Орихиме не было сил задуматься о том, как развиваются её отношения с окружающими. Куросаки-кун был по горло занят переездом в новое жильё, его обустройством, плотным графиком учёбы и организацией труда арранкаров, поэтому с того памятного дня, когда они приобретали всё необходимое для своих подопечных, им больше не удавалось толком поговорить. Они лишь иногда перебрасывались парой смсок, да отрывисто болтали, когда Куросаки забегал с очередной распечаткой переводов для Улькиорры.        А арранкар, в свою очередь, так и проводил большую часть своего времени в парке, возвращаясь в дом только в непогоду. Шиффер просто сидел на лавочке, смотрел на цветущие, а потом покрытые свежей зеленью деревья, наблюдал за людьми и выглядел абсолютно умиротворённо. Иногда к его молчаливому созерцанию присоединялась Халлибель, реже — Гриммджо, а иногда они сидели там все втроём, заставляя окружающих инстинктивно обходить подозрительное место по широкой дуге. Обычно их идиллия продолжалась открытием Гарганты и парой пустых, привлечённых густой реяцу. Тогда люди видели, как здоровяк с голубыми волосами вдруг засыпает, уронив голову на одного из соседей, а Тресс и Куатро наблюдали, как разминается их товарищ, гоняя над парком проклинающих свою жадность пустых. Созерцание окрестностей обычно прерывали сестры Куросаки или Уруру, утаскивающие Улькиорру для переноса очередного законченного им перевода в электронный вид. Благодаря помощи арранкарам, девочки уже освоили несколько специальных программ и азы десятка иностранных языков. Когда тепло окончательно установилось, в парке разместили летнее кафе, и арранкары практически поселились там, проводя время за переводами, чтением и прослушиванием музыки. Ближе к вечеру Гриммджо шёл навстречу Куросаки, дабы не дать сонному синигами убрести в сторону отчего дома вместо нового жилья, а Улькиорра отправлялся встречать с учёбы Орихиме.        Эта привычка была большей частью связана с тем, чтобы не дать ей самой зайти в продуктовый магазин и купить «абсолютно не применимые друг к другу ингредиенты». Как и обещал, Улькиорра почти полностью оккупировал кухню. Освоение навыков готовки и обращения с техникой пришло к нему спустя два почти пожара и три безнадёжно испорченных ужина. Зато теперь арранкар готовил вкусно, пускай это и занимало у него много времени по неопытности, но скучно, поэтому в качестве компромисса однажды вечером Шиффер преподнёс своей соседке подарок.        — Что это, Улькиорра? — спросила Орихиме, когда вернувшись из колледжа, обнаружила на кухонном столе довольно большую коробку в подарочной упаковке и с бантиком.        Шиффер в этот момент что-то сосредоточенно помешивал на аппетитно шкворчащей сковороде и ответил, не оборачиваясь:        — Это для тебя. В качестве компромисса.        — Компромисса? — девушка осторожно потыкала пальцем яркий зелёный бантик. Не то чтобы она не доверяла Улькиорре, просто странно всё это.        — Ты говоришь, что моя еда скучная и всё время норовишь испортить. — Орихиме поджала губы. Она предпочитала говорить «поэкспериментировать». — Поэтому я купил для тебя отдельную посуду. Будешь откладывать в неё то, что я приготовлю, и творить с ней свои безобразия.        — Эм-м, спасибо, Улькиорра! — Иноуе даже не знала как к этому относиться: с одной стороны подарки — это приятно, с другой — её готовку назвали «безобразием» и отселили в отдельную посуду, а это немного обидно. Ещё и бантик этот. — А упаковка такая зачем? Мне, конечно, нравится, просто не ожидала от тебя такого.        — На упаковке настояла продавец, — с некоторым раздражением отмахнулся арранкар. Многое в этом мире ему всё ещё было непонятно и жалкий мусор этим часто пользовался. На лице, что ли, у него написано, что он не местный?        Орихиме облегченно вздохнула. Ну и хорошо, а то она уже собралась бежать к Урахаре-сану и сообщать, что гигай повредил Куатро рассудок, отчего тот стал делать подарки и любить блестящие бумажки. Довольная Иноуе аккуратно вскрыла упаковку и пораженно застыла. Она ожидала увидеть набор хромированных кастрюль, практичных и долговечных, какие выбрал бы Куатро Эспады. Но под упаковкой была коробка с задорными картинками, изображающими улыбающейся, довольные жизнью фрукты и овощи. Девушка с каким-то неясным трепетом вытащила из коробки и расставила на столе пару кастрюль в виде арбузов, с волнистыми ручками-черенками и пару сковородок с полосатыми, чёрно-зелеными боками и красными, в чёрную крапинку, плоскими крышками.        — Что-то не так? — Улькиорра наблюдал за ней, чуть обернувшись через плечо и никак не мог понять отраженных на её лице эмоций.        — Улькиорра, а тебе эту посуду тоже продавец подобрала? — девушка пораженно разглядывала подарок, испытывая какое-то новое, восторженно-болезненное чувство.        — Я сам в состоянии справиться с выбором кухонной утвари, — тот как будто даже обиделся. — Что тебя не устраивает?        Девушка подняла на него немного отсутствующий взгляд.        — Мне она очень нравится, Улькиорра, — Орихиме вновь осмотрела подарок. — Очень-очень нравится, просто я не ожидала, что ты выберешь такое.        — Я бы таким пользоваться не стал, — он спокойно отвернулся к плите, удовлетворённый её словами. — Но поскольку это твоё, то должно тебе подходить. Я сделал выбор исходя из того, какие вещи ты выбирала для себя сама, — он указал поварёшкой на её фигурные банки для продуктов.        У Иноуе гулко забилось сердце. Когда он успел её так изучить? И почему он так внимателен к ней? Хотя зная Куатро, это может оказаться всем чем угодно, кроме проявления внимания. Девушка не стала развивать эту мысль, опасаясь того, что она приведёт её к тому самому щемящему чувству, которое явно идёт вразрез с тем, что она на самом деле должна чувствовать. Лучше порадоваться тому, что арранкар начал понимать её, а значит уже сделал большой шаг к осознанию человеческой души.        Окрыленная этой мыслью, Орихиме с удовольствием пользовалась новой посудой, частенько откладывала в небольшие красивые кастрюльки приготовленные Улькиоррой блюда и приправляла их всем, чем в голову взбредёт.               У того, что после учёбы Орихиме встречал арранкар, было ещё одно неоспоримое преимущество. Парни со старших курсов всегда были крайне заинтересованы в общении с симпатичными первокурсницами, а в этом году в их колледж поступил настоящий бриллиант. Фигуристая рыжая красавица с личиком наивного котёнка стала предметом самого пристального внимания всего немногочисленного мужского населения кулинарного колледжа. Парни оказывали ей самые разнообразные знаки внимания коллективно и по отдельности. Доброжелательная девушка очаровательно смущалась, горячо благодарила, с готовностью шла на контакт, но дальше коридорных разговоров да посиделок в кафе ни у кого дело не доходило, хотя все знали, что парня у красавицы нет.        В один погожий денёк компания из пяти третьекурсников решила сделать очередную попытку проводить «рыженькую принцессу» до дома. Обычно девушка такие предложения отклоняла, сообщая, что у неё уже есть провожатый. О том, кто этот счастливчик, красотка говорить отказывалась наотрез, из чего ребята сделали вывод, что всё это враньё и левые отмазки. Сегодня они решили поставить её перед фактом, что идут домой все вместе, и пошли вслед за беззаботно размахивающей сумкой девушкой до конца квартала. На повороте Орихиме вдруг остановилась, как по команде, и стала смиренно чего-то ожидать. Парни осмотрелись, но ничего подозрительного не заметили и уже собирались настигнуть девушку, как вдруг к ней подошёл невысокий парнишка. Студенты недоуменно переглянулись. Неужто вот этот тощий, нестриженый гот с размалёванной физиономией и есть тайный провожатый первой красавицы колледжа?        — Родственник, наверное, — предположил самый умный из них и, ободренные таким решением, друзья подошли к парочке.        — Эй, Химе-чан, домой идёшь?        — Привет, Дамуджоку-семпай, ребята! — охотно отозвалась Орихиме. Брюнет появление незнакомцев игнорировал, рассматривая витрины за их спинами. — Да, иду домой!        — Ну тогда мы тебя проводим, — предложил тот, самый крутой и накаченный.        — Большое спасибо, но у меня уже есть провожатый! — она кивнула на своего спутника, который по-прежнему внимательно рассматривал витрины.        Парни оглянулись. За их спинами был магазин с подушками для объятий, и на витрине как раз были выставлены пара подушек с анимэ-красотками в бикини. Ребята понимающе переглянулись со смешками. Кажется перед ними самый настоящий ботан, предпочитающий нарисованных девушек настоящим.        — Да брось, Химе-чан! — качок приободрился. — Ты же живёшь в неблагополучном районе, а уже вечер. Мало ли что с такой красавицей может случится! — он совсем осмелел. — Не этот же хлюпик будет тебя защищать.        «Хлюпик», к великой радости Орихиме, не реагировал, продолжая всматриваться в магазин, пытаясь разобраться в представленном там товаре. Эти подушки предполагалось обнимать во сне дабы не чувствовать себя одиноким, при этом ни по виду, ни по форме они совсем не соответствовали человеческому телу, что делало всю затею совсем уж бессмысленной. Улькиорра пытался разобраться с этим противоречием, ища подсказки на витрине магазина, раз уж всё равно застрял здесь, пока женщина беседует с очередным мусором.        — Спасибо за беспокойство, Дамуджоку-семпай! С нами всё будет в порядке! — Орихиме начинала нервничать: если Улькиорра вдруг обратит на их разговор внимание, у ребят могут быть серьёзные проблемы.        — Что-то не верится! — Качок вдруг сделал шаг вперёд. — А ты чего молчишь, хлюпик? Язык проглотил? — Тот не реагировал и парень щёлкнул пальцами перед его носом.        Иноуе похолодела.        Бывший Куатро Эспады моргнул и медленно перевёл безэмоциональный взгляд на нарушителя своего личного пространства. В дальнейшем, когда старшекурсники будут обмениваться впечатлениями, окажется, что в этот момент у всех пятерых слабое от природы чутьё вдруг напомнило о себе сообщением об опасности. Правда на тот момент никто из них ему не внял.        — Чё уставился? — насмешливо протянул качок. — Думаешь, сможешь защитить такую красотку?        Шиффер инстинктивно запустил руку во внешний карман сумки, где носил печать для выхода из гигая, и обернулся к Орихиме.        — Всё в порядке, Улькиорра! — поспешно замахала руками Иноуе. — Это он гипотетически.        Тот расслабился и снова заложил руки в карманы.        — Глупый вопрос. Ты и сама в состоянии себя защитить.        Орихиме чуть улыбнулась. То, что арранкар признавал её способности достаточными для самозащиты, было довольно приятно, ведь для них речь шла не об уличных хулиганах, а о настоящих, грозных противниках. Только вот её товарищи по колледжу об этом не знали.        — Да ты настоящий слабак, ещё хуже чем кажешься! — парень не унимался, уже предвкушая, как завоюет сердце первой красавицы, унизив это ничтожество. — Прячешься за юбкой!        Взгляд Улькиорры потяжелел, отчего даже слабая интуиция парней уже возопила об опасности, а их лидер сделал шаг назад. Он явно сказанул лишнего. Сейчас он как нельзя лучше понял выражение «внешность обманчива». Перед ним явно стоял человек огромной силы, не ведавший ни страха, ни жалости. Это понял бы и самый безмозглый качок на планете.        — Рискнёшь повторить, мусор? — Улькиорра прекрасно знал, какое впечатление производит, даже в гигае. Если от одного его взгляда нумеросы бросались врассыпную, что уж говорить о жалких людишках.        — Воу-воу, парень, ты это, извини, погорячился я, — заблеял студент, вместе с друзьями пятясь назад. — Херню сказал, признаю!        — Не принимается, — отрезал Шиффер и чуть склонился вперёд, словно собираясь кинуться.        Всех пятерых как ветром сдуло.        Улькиорра спокойно обернулся к застывшей в напряжении Орихиме.        — Теперь мы можем идти, женщина? — Куатро был как всегда невозмутим.        — Да, — она взглянула на него с каким-то странным восхищением. — Ты их не убил.        Улькиорра смерил её безэмоциональным взглядом.        — Не убил.        — И не покалечил, — протянула Орихиме.        — Верно.        — Почему? — Она смотрела с надеждой в блестящих серых глазах.        Шиффер пожал плечами.        — Это нарушение мирного договора, — ответил он. Иноуе моментально приуныла, и он добавил. — Ты говорила, что жизнь каждой души бесценна. Я в этом ещё не до конца разобрался, поэтому верю тебе на слово.        — Веришь мне? — обрадовалась Орихиме.        — Ты доказала свою компетенцию в данном вопросе и совершенно не умеешь лгать, поэтому я не вижу причин не доверять тебе, — с некоторым раздражением, словно объясняя почему дважды два непременно будет четыре, ответил Куатро и зашагал в сторону дома.        — Спасибо, — негромко проговорила девушка и получила в ответ сдержанный кивок.        Она поспешила следом за своим невозмутимым спутником, а на её лицо помимо воли наползала глупая счастливая улыбка.               Вспоминая этот момент сейчас, спустя уже месяц, Орихиме снова заулыбалась, но тут же помрачнела. Улькиорра за это время потихоньку занимал всё больше и больше места в её жизни. Он встречал её с учёбы, хозяйничал с ней по дому. Иноуе часто ловила себя на том, что всё чаще неосознанно ищет его реяцу и пытается по ней определить чем он сейчас занят и в каком настроении. Она научилась определять на его, казалось бы, неподвижном лице целую гамму эмоций и чувств и теперь даже не понимала, как раньше могла думать, что Куатро ни на что не реагирует. Просто у него, как выразился Исида-кун, «очень маленькая амплитуда колебаний лицевых мышц», поэтому эмоции Улькиорры в основном отражаются в его огромных зелёных глазах, меняя их цвет и выражение. В этих глазах Орихиме могла увидеть интерес, настороженность, растерянность, недоумение, недовольство, задумчивость. Иногда ей доводилось замечать в них беспокойство и даже веселье. В такие моменты в зелёных глазах появлялись золотистые искорки, которые он пытался прятать за лёгким прищуром. Были у её соседа ещё неопределённые ею эмоции, но она не сомневалась, что такими темпами вскоре раскроет и их.        «Чайные беседы» проводились каждый вечер, а иногда Шиффер заменял их на просмотр и обсуждение фильма. Карин по его заказу нашла и купила на онлайн ресурсе сборник «100 шедевров кинематографа» с японскими субтитрами и записала на флешку. У старенького телевизора Орихиме не было USB-порта, и им приходилось смотреть кино на небольшом ноутбуке. Они ставили на низкий столик чай и вазочку с какими-нибудь лакомствами — со временем Улькиорра стал признавать и другие угощения кроме имбирных цукатов — садились бок о бок на низкий диван, устанавливали на колени ноутбук и мирно смотрели кино. Каждого такого просмотра Орихиме боялась и ждала. Сидеть вплотную к Улькиорре было и волнительно, и непривычно. От него всегда исходило слабое ровное тепло, и для Иноуе всегда странно было его ощущать, помня о том, что сидящее рядом создание даже не является живым. Она сидела рядом и каждый раз надеялась, что в очередном фильме не будет постельных сцен, во время которых она начинала краснеть и ёрзать, а кожа её плеча и бедра, прислонённых к крепкому телу Улькиорры, становилась чувствительнее. В такие моменты его глаза чуть темнели, он осматривал её не читаемым взглядом, но ничего не говорил и не пытался отодвинуться.        У него вообще были проблемы с дистанцией. Раньше никто особо не пытался влезть в личное пространство Куатро Эспады, кроме шумных нахалов Ямми, Нойторы и Гриммджо. Когда за тобой постоянно по пятам следует некто, в три раза превосходящий тебя размером, периодически нависает прямо над головой огромной ложкой или внезапно оказывается за спиной, обдаёт теплом и вкрадчиво мурчит в самое ухо, сохранить понятие о личном пространстве довольно тяжело, особенно если не считать это чем-то важным. Улькиорра с совершенно непринужденным видом оправлял одежду своей заполошенной соседки, брал за подбородок и поднимал лицо, вынуждая смотреть себе в глаза, приближался к её шее и груди носом, если заинтересовался принесённым ею с улицы запахом, отодвигал со своего пути, если она мешала, обхватив за талию или за плечи. Необходимость в таком контакте возникала не так часто, но от этого было только хуже, не получалось привыкнуть, и каждое его прикосновение прошибало девичье тело дрожью, сладко бьющей в низ живота. Она знала, что Улькиорра замечал её реакцию, и каждый раз в его глазах сгущалась та самая непонятная тьма, которой Орихиме не могла подобрать названия.        — Женщина.        Иноуе резко остановилась прямо перед Улькиоррой, силясь сфокусировать на нём взгляд.        — Ты чуть не сшибла плакат, — он невозмутимо указал на небольшую стойку с рекламой продуктового магазина, рядом с которым они столкнулись. — Я уже приобрёл всё необходимое, можем идти.        Орихиме кивнула и молча зашагала вслед за своим суровым спутником. Обычно в состоянии глубокой задумчивости она брела либо домой, либо к Тацки-чан, реже, к клинике Куросаки. Сейчас полубогиня обнаружила себя рядом с небольшим продуктовым магазином в некотором отдалении от своего дома и поняла, что, совершенно этого не замечая, пришла сюда, ориентируясь на ровное свечение реяцу Улькиорры.        Орихиме закусила губу. Что бы с ней не происходило, ей это нравилось всё меньше и меньше с каждым днём.               Ичиго усиленно пытался собрать из вялой кучи того, чем он был сейчас, исполняющего обязанности синигами. Он плелся домой после окончания занятий, сжимал в кармане удостоверение с черепом и настороженно прислушивался к мелькающим над городом реяцу. Одна из них — слабая и напуганная, низшего пустого, забредшего в Каракуру подкрепиться, а вторая — сильная и неистовая, бывшего Сексты Эспада. Пустой оказался юрким и не самым тупым, потому что изо всех сил пытался удрать от внезапно свалившегося на его голову арранкара, который использовал его как тренировочный материал, гоняя по всему городу, нападая с внезапными и точными, но не смертельными атаками. Куросаки с удовлетворением прислушивался к реяцу Гриммджо, отмечая, что она уже, как минимум, равна тому уровню, с которым он столкнулся под искусственным солнцем Лас-Ночес почти два года назад. И уж точно превосходит ту, с которой Гриммджо заселился в гигай.        Хоть Урахара и говорил лишний раз не покидать искусственную оболочку, Джагеррджак с ним не соглашался, и попечитель арранкара поддержал, пусть и не сразу. Уже через две недели после появления в Генсее Гриммджо начал всё чаще и чаще уничтожать пустых вместо Ичиго и уговаривать того на пробную тренировку, от которой тот напрочь отказывался. Никакие уговоры, угрозы, побои, провокации и шантаж не могли переубедить упрямого синигами, не желающего унижать ослабленного врага собственной многократно превосходящей силой. Со временем арранкар вроде успокоился, и Куросаки смог облегченно выдохнуть и с подточенными войной, новыми отношениями и переездом силами влиться в ряды никогда не высыпающихся студентов-медиков.        В тот день он брёл следом за широкой арранкарской спиной, полуприкрыв глаза и пытаясь выспаться по дороге домой, чтобы набрать хоть немного сил для домашнего задания. Когда спина впереди остановилась, Ичиго обнаружил себя не в новой квартире, а в подвале Урахары. Не успел он проморгаться, как Гриммджо выбил его из физического тела своей печатью, выскочил из гигая и кинулся на синигами с мечом наперевес. Правда, ни эффект внезапности, ни несколько невменяемое состояние противника не позволили ни одной атаке достигнуть цели. Ичиго быстро проснулся и становился всё мрачнее с каждой секундой. Джагеррджаку было тяжко и мерзко, он не мог вынудить синигами даже обнажить меч, от его атак отбивались голыми руками. Богоубийца в мгновение ока уходил из-под ударов, и Гриммджо видел все его движения, но тело предательским образом не поспевало за мыслью, и от этого он сатанел ещё больше. В конце концов Куросаки не выдержал и в пару движений скрутил начавшего терять контроль арранкара, ткнув носом в ближайший валун.        — Так не пойдёт, Гриммджо, — спокойно проговорил он, без труда удерживая трясущегося от ярости Сексту. — Будем действовать иначе.        Он всучил арранкару свой датчик пустых и сообщил, что их уничтожение теперь на его совести, а по воскресеньям они будут тренироваться здесь, пока Гриммджо полностью не восстановится. На том и порешили. Нехитрая тренировочная программа идеально подходила обоим: дозированная регулярная нагрузка быстро восстанавливала навыки арранкара, его непредсказуемый стиль боя помогал синигами не заржаветь за книгами, а существенный разрыв в силах обязывал лучше контролировать реяцу, дабы ненароком не развеять по ветру ослабленного противника.        Куросаки, с одной стороны, был рад таким успехам, он привык к сильному, почти непобедимому Гриммджо, и его слабость угнетала, словно бракованный элемент в цельной картине мира. С другой стороны, чем сильнее становится Джагеррджак, тем ближе смертельный реванш за прошлое поражение. Ичиго был уверен, что Секста по прежнему люто ненавидит его и копит силы только с одной целью: размазать содержимое рыжей головы по стенам Лас-Ночес. Куросаки прекрасно знал, что до его сегодняшнего уровня Гриммджо сможет дорасти не раньше чем через вечность, не даром же он богоубийца, но это не в коей мере не помешает ему попытаться. И Ичиго его конечно одолеет, снова, но не убьёт, опять, и тогда ненависть арранкара к нему возрастёт до немыслимых размеров и может привести к самым печальным последствиям.        Куросаки обречённо вздохнул. Так или иначе проблемы надо решать по мере поступления. Кто знает, что взбредёт в голову взбалмошному бывшему Эспада, ведь до сего дня он всё-таки вёл себя вполне адекватно. Бывший Секста занимается переводами, вместе с сестрами Ичиго переносит тексты в электронный вид, попутно обучая их азам языка и обучаясь работе на компьютере. Юзу вообще в нём души не чает, особенно после того как он однажды пришёл к ней в школу. Куросаки до сих пор помнит её сверкающие глаза, когда она рассказывала про тот случай.               Куросаки пропадал на учёбе, а у Гриммджо никак не ладился перевод статьи одного немецкого философа середины двадцатого века, и он с самого утра бродил по квартире в задумчивости, напевая что-то вроде «Встану рано поутру, о Хайдеггера хуй потру». Из раздумий о трудностях отношений между немецким экзистенциализмом и японскими кандзи Сексту вывел робкий стук в незапертую дверь и унылое девичье: «Я вхожу».        Гриммджо озадаченно осмотрел обычно весёлую и бодрую блондинку. Та всё так же тускло поздоровалась с ним, прошла на кухню и стала загружать в их холодильник контейнеры с едой. Она почему-то считала, что двое холостяков будут питаться одной готовой лапшой, что отчасти было правдой, только вот Ичиго к такому питанию не привык и всё-таки старался выкраивать время на готовку, да и прожорливый Секста в этом активно участвовал.        — Эй, мелкая, — Гриммджо называл так обеих младших Куросаки, не парясь тем, чтобы их различать. — Что не так?        — Всё в порядке, Гриммджо-сан, просто в школе кое-что… — она закусила губу и поспешно стала собираться.        Джагеррджак хотел было пожать плечами и вернуться к философу, да что-то помешало. Девчонка была добра, вкусно готовила и хорошо к нему относилась. Он, конечно, не жаловал слабаков, но у сестриц Куросаки почти не было реяцу, и арранкар, впервые общавшийся с подобными созданиями, со временем стал относится к ним несколько иначе. Девчонки словно вообще не относились к противостоянию «сильный-слабый» и выглядели так, словно слабость для них естественна, и никакого отношения к миру крови и боли, в котором так плотно увяз их брат, они не имеют. И наблюдая за грустной мордашкой Юзу, Гриммджо чувствовал не привычную гадливость, какую испытывал к слабакам, а какое-то смутное возмущение, словно кто-то испортил его вещь. Пантера не привык особо раздумывать над причинами своих желаний: захотелось помочь девчонке, значит поможет, а со всем остальным по ходу дела разберется.        — И что там в твоей школе? — Девочка сначала замотала головой, а потом подняла на Гриммджо полный вселенской грусти взгляд. — Давай выкладывай.        — Сегодня утром была контрольная, и я не дала Иджиме-куну списать, — она сжала кулачки в праведном гневе. — Потому что каждый сам должен выполнить своё задание, правда ведь?        — Без понятия, — отмахнулся Гриммджо. — И дальше что?        — А на перемене он со своими дружками подкараулил меня у ворот школы и… — Она всхлипнула и Джагеррджак напрягся. В этом мире со слабаками всё-таки обращаются также? — И порвали мои конспекты! — она зарыдала в голос, кинувшись на него с объятиями и уткнувшись носом в его живот, полуметровая разница в росте давала о себе знать.        — Конспекты? — ошарашено спросил Гриммджо. — Тетрадки, что ли?        Он припомнил, что Куросаки тоже всё время носился с исписанными кривым почерком листками и частенько засыпал на них, а потом смешно матерился, отмывая с щёк чернила.        — Да-а! — стонала Юзу, размазывая слёзы по футболке арранкара. — Как же мне теперь готовиться к экзамену?!        Девчонка рыдала, а Гриммджо задумался о том, считается ли жестокое убийство нескольких хулиганов нарушением мирного договора. А не жестокое?        — Ладно, подтирай сопли и пойдём, — он отлепил от себя девчонку и вышел в другую комнату.        — Куда? — Юзу достала из кармана бумажный платочек и шумно прочистила нос.        — В школу твою, — Гриммджо вернулся, на ходу натягивая джинсы. — Буду убивать.        Юзу потом заразительно хохотала, когда рассказывала как трое школьных хулиганов тряслись крупной дрожью, обнявшись друг с другом от страха, когда маленькая Куросаки объясняла, в чём они не правы и что следует делать дальше, потешно грозя пальчиком, пока за её спиной молча улыбался Гриммджо. Ичиго припомнил улыбку Джагеррджака, которой тот разгонял начинавшиеся бунты измученных войной синигами, и решил, что теперь обидчикам Юзу потребуется курс психотерапии. И синигами их нисколько не жаль.               То, что сестры вроде как подружились с арранкаром, приносило Ичиго некоторое облегчение, позволяя чуть меньше беспокоиться об их безопасности.        В отличие от Орихиме, Ичиго не рассказывал друзьям о том, что приютил арранкара. И если Икуми-сан должна была продолжать оставаться в неведении, потому как Ичиго не хотел пугать женщину миром, скрытым от её взора, то Кейго, Мизуиро и Тацки явно заслужили знать правду. С Арисавой вопрос решился с помощью Иноуе, а вот парни до сих пор оставались не в курсе.        Ичиго собирался решить этот вопрос на прошлой неделе, в свой день рождения, но Гриммджо сказал своё веское «На хуй надо» и смылся на весь день вместе с Улькиоррой. И как-то так получилось, что речь о них так и не зашла. День рождения и, заодно, новоселье отметили шумно, отец даже принёс немного алкоголя, и чуть хмельные подростки от души веселились, не желая вспоминать о войнах и чудовищах. Под вечер вернулся пьяный Иссин вместе с совершенно трезвым Рюукеном, потискал сопротивляющегося именинника, закинул задремавших дочерей на плечи и удалился. Рюукен повёз домой пьяного скорее от усталости, чем от алкоголя сына, и заодно забрал Орихиме, Тацки и Кейго. Когда Мизуиро забрала очередная пассия, а Садо, напоследок хлопнув синигами по плечу, ушёл в сторону дома, вернулся Гриммджо и сделал такой подарок, от одного воспоминания о котором у Куросаки начинали гореть щёки.**               Духовная сила пустого наконец пропала, и Ичиго смог расслабиться. Через минуту рядом с ним приземлился взмыленный, но довольный Гриммджо. Куросаки с удовлетворением отметил, что дыхание арранкара ровное, как и реяцу.        — Верткий попался, но слабый. Чуть сильнее вдарил, сразу развалился, — поделился впечатлениями Пантера, не ожидая ответа. Привык, что синигами не разговаривает с духовными телами на улице, дабы не сойти за сумасшедшего, а доставать его сейчас неохота, лучше разобрать недочёты в только что оконченной тренировке.        Некоторое время они шагали молча, и Куросаки инстинктивно стал подбираться ближе к арранкару, собираясь идти с ним след в след и таким образом немного поспать на ходу, но его чаяниям не суждено было сбыться. Оба замерли, как вкопанные, напряженно глядя перед собой.        Прохожие обходили ничем не примечательный для них поворот по широкой дуге, не задумываясь, зачем дремавший до этого инстинкт ведёт их прочь от точно такого же, как и все остальные участка улицы. Они боялись подсознательно, не в силах увидеть причину своего страха. Высокая, тощая фигура, с огромным странным оружием в виде двух полумесяцев стояла в тени небольшого тента, лениво прислонившись к стене. Поняв, что его наконец заметили, он отлепился от стены, закинул своё жуткое оружие на плечо и двинулся на встречу. Ичиго нахмурился. Выглядеть Нойтора стал иначе. Новую форму арранкарам сшили синигами, в качестве жеста доброй воли, взяв за основу облачение Гриммджо. Вместо сандалий с загнутыми носами на Джируге были ботинки со стальной подошвой, однако походка арранкара по-прежнему была абсолютно невесомой, вместо заправленных на манер шаровар хакама — обыкновенные черные штаны, вместо огромного воротника-ложки — обыкновенный воротник-стойка на короткой куртке, из широкого ворота кофты с запАхом виднеются два перекрестных шрама — метки его поражения, отросшие волосы собраны в небрежный низкий хвост. Его облик стал проще, а вот духовная сила возросла в разы, с тех пор как Куросаки видел его в последний раз.        Тогда ему пришлось изрядно попотеть, чтобы не дать Маюри пустить принесённые из Лас-Ночес капсулы с бессознательными арранкарами на опыты. И если за Примеру вступился Кьёраку, заявив что Старрк сражался за Айзена чуть ли не по принуждению и его мощь в новом союзе будет очень кстати, то за остальных доводов не было. Куатро был безгранично предан бывшему владыке, а Куинта жаден до крови и никаких разумных причин оставлять им жизнь не было. Сначала Куросаки подумывал отдать Маюри пустынного богомола в обмен на Улькиорру, но вовремя заметил болезненный взгляд Нелл, прикованный к бывшему товарищу и укорил себя за малодушие. В итоге синигами в очередной раз уперлись в непримиримое «нет» богоубийцы и отпустили всех пятерых. Ичиго помнил ошарашенные лица воскрешенных арранкаров, в полнейшем шоке слушавших пересказ событий последних почти двух лет. Старрк был ожидаемо рад идее с союзом, и клятвенно заверял, прижимая к груди дрожащую Лилинетт, что друзей он заводит с куда большим удовольствием, чем врагов. Нойтора же просто выглядел потерянным, все время растирал шрам на груди и переводил растерянный взгляд с Нелл на своего фрасьёна и обратно. Реяцу всех четверых была в полном порядке, и по окончании переговоров, на которых Койот, к великому удивлению своих товарищей, проявил большое воодушевление и заслужил комментарий Гриммджо: «То есть нам надо было подружиться с синигами, чтобы ты проснулся?», их всех с миром отпустили в Уэко Мундо. И видимо с тех пор Куинта без дела не сидел, наращивая свою мощь, хотелось бы только знать зачем.        Гриммджо не спеша двинулся вперёд, а Ичиго, не сказав ни слова, отправился искать парк или хотя бы скамейку, чтобы оставить там тело.        — Вовремя отправил свою сучку, — ухмыльнулся Нойтора, глядя в спину удаляющемуся Куросаки. — Она у тебя кусачая.        — Мне ему так и передать? — лениво отозвался Гриммджо.        Улыбка Джируги несколько подувяла, но тут же вернулась на своё место.        — Всё надеешься на его защиту? Какой же ты всё-таки жалкий.        — Я, в отличие от тебя, не валялся два года куском дерьма, а делом занимался,— не поддался на провокацию Секста.       — Восстановлюсь и продолжим разговор, а сейчас — чё надо?        Нойтора оскалился и наклонился ближе, лицом к лицу, по-хозяйски закинув руку Пантере на плечо.        — Да просто хотел узнать как дела у старого друга, да и остальные спрашивают, долго ли вы тут собираетесь тусоваться.        — А у Халлибель спросить не судьба? — поинтересовался Джагеррджак, подавив желание сломать такую тощую на вид руку и просто дернул плечом, скидывая её с себя.        — За бабскую спину прячешься? — Нойтора не оставлял попыток довести товарища.        — Рожу твою тараканью видеть не хочу, — отрезал Гриммджо, отворачиваясь. Он тоже чувствовал возросшую реяцу Куинты и прекрасно осознавал, что сейчас не в том положении, чтобы дать ему отпор. Снова.        Тонкие длинные пальцы уцепили его за подбородок и развернули, вынуждая заглянуть в лицо.        — Правда? Неужели не соскучился? — Нойтора мерзко скалился, жадно следя единственным глазом за сменой лица Сексты.        Того передернуло и он отдёрнул чужую ладонь от своего лица.        — Не трогай меня, гнида, если рук не хочешь лишиться, — прорычал Гриммджо, теряя терпение от собственного бессилия перед этим тараканом.        Тот лишь фыркнул.        — Можно подумать ты сможешь, — он с неожиданно серьёзным лицом провёл пальцами по пересекающему ключицу Пантеры шраму от своего оружия. — Хотел сказать, сейчас бы я… — он осекся, прерванный направленной волной тяжёлой реяцу, и снова оскалился. — Кажется, кому-то не нравится, что я к тебе прикасаюсь.        — Да, мне, например, — напряженно произнёс Гриммджо, скашивая глаза куда-то за спину Нойторы.        Там, прислонившись к толстому стволу дерева, застыл временный синигами в чёрной форме и с тесаком за спиной, нехорошим взглядом наблюдая за арранкарами. Джируга, обернулся и помахал ему рукой, тот ответил средним пальцем.        — А он у тебя ревнивый, да? — веселился Богомол.        — Иди на хуй, — буркнул Гриммджо и двинулся прочь, слегка толкнув собеседника плечом. — Можешь передать, что я уже почти восстановился, а Улькиорра и Халлибель застряли тут ещё надолго.        — А ты что ли не останешься со своим возлюбленным синигами? — заржал Джируга.        — Блядь, ты нарываешься! — Секста развернулся и схватился за меч, но в тот же момент почувствовал движение сбоку.        Нойтора напрягся. Он вообще не заметил как рыжий синигами оказался так близко.        — Проблемы? — вежливо поинтересовался Куросаки, исподлобья глядя на Куинту.        — У меня никаких, — беззаботно отозвался тот, закидывая Санту Терезу на плечо. — А у тебя?        — Сейчас — ты. Свали, если узнал, что хотел.        Нойтора смерил его изучающим взглядом. Лицо арранкара вдруг стало вдумчивым и серьёзным.        — Да, даже больше, — он развернулся к ним спиной и сиганул в небо, не потревожив на земле ни единой пылинки.        Гриммджо со звоном вставил меч обратно в ножны и выдохнул, успокаиваясь.        — Прости, что вмешался, Гриммджо, — глухо произнёс синигами, напряженно наблюдая как исчезает в Гарганте долговязая фигура. — Он тебя провоцировал.        — Я в курсе, — буркнул Джагеррджак.        Он не собирался давать втянуть себя в заведомо проигрышную, унизительную потасовку. Джагеррджак не видел Нойтору после того самого удара со спины под искусственным солнцем Лас-Ночес, кроме переговоров, но тогда раненому Сексте было не до него. И сейчас чёртов таракан всколыхнул в нём такую волну ненависти, что Гриммджо захотелось немедленно вырвать ему последний глаз, наплевав на то, что сил на это пока нет.        — Гриммджо… — Куросаки хотел как-то разрядить обстановку. — Ты говорил у арранкаров не растут волосы, а у него они точно стали длиннее.        — Изменение уровня духовной силы отображается на облике духовного тела, — отстраненно ответил Джагеррджак, окончательно успокаиваясь. — Чаще всего отрастают волосы, а иногда всё тело увеличивается.        — Ага, — у Куросаки назревал вопрос, но он никак не мог его сформулировать.        Ненависть Гриммджо к Нойторе явно выходила за пределы обиды добиваемого на добивающего, здесь явно было что-то ещё.        — Спрашивай уже, соплежуй, не тяни меня за яйца, — поторопил синигами кошак.        — Вы с ним были, вроде как, друзьями? — наконец спросил Ичиго.        Секста нахмурился и уставился куда-то в сторону.        — Типа того.        Во времена Эспады Гриммджо и Нойтора оказались ближе всего друг к другу и по силе, и по духу. У них не было фундаментальных разногласий, их роднили мятежный характер, любовь к алкоголю, разврату и крепкому словцу, неуёмная жажда крови и сражений. На тренировочной площадке их почти равный уровень давал отличные результаты, а различия в привычной дистанции ведения боя помогали отрабатывать навыки защиты и маневрирования. Гриммджо был уверен, что ответ о предательстве друга удовлетворит Куросаки, а объяснять, что миру пустых чуждо понятие дружбы и что не ожидать от Нойторы подлянки мог только конченный кретин, ему никто не будет.        — Но ведь это не всё, — тихо произнёс Ичиго, заставив Гриммджо пораженно на него уставиться.        — Как ты это делаешь? — недоумевал Джагеррджак. — Ты же дебил, тебе не положено такие вещи понимать! — Тот пожал плечами, мол, понимаю и всё тут. — Может отвалишь с такими вопросами?        — Не в этот раз, Гриммджо, — грустно, но твёрдо произнёс синигами.        Секста цыкнул и отвернулся.        — Ты спрашивал про плохой опыт… ***        Ичиго почувствовал как сначала вытягивается его лицо, а затем глаза застилает пелена ярости. Знал бы Нойтора, как вовремя он ушёл за грань мира, спасшись от глупой, страшной смерти.        «А я пытался научить тебя открывать Гарганту, сейчас бы пошли тараканов давить» — раздался мечтательный голос в голове синигами.        — Почему… — его реяцу выплескивалась наружу вместе с гневом, вызывая недомогание у случайных прохожих.        Гриммджо наблюдал за ним с мрачным недоумением.        — Я тогда уже лишился руки, сил и стаи, а фильтровать базар ещё не научился.        — Я не об этом, — Куросаки изо всех сил пытался обуздать собственную ярость и духовную силу. — Почему он всё ещё жив?        Секста озадаченно приподнял бровь.        — Я не успел. Хотел заняться им сразу после того как одолею тебя.        — Может поменяешь нас местами в своём списке? — Ичиго уже почти вернул контроль и лишь глаза неистово светились сдерживаемой яростью.        Джагеррджак сложил руки на груди и задумчиво прикрыл глаза.        — Почему бы и нет. До его уровня добираться быстрее чем до твоего. К тому же, — он взглянул на Куросаки с мрачной усмешкой.— После того, что ты сейчас услышал, он всё равно не жилец. Верно, синигами?        — Чертовски верно, арранкар, — в тон ему усмехнулся Ичиго.               Надо было что-то делать.       Эта мысль появлялась в голове полубогини все чаще за последние два месяца, но сегодня она совсем не покидала своего места и билась изнутри о виски, полностью завладевая вниманием. Улькиорра целиком заполнил её жизнь. Он был везде в её доме, пролез в её мысли и изменил её желания. Орихиме уже не знала, где спрятаться от него, но самое страшное было в том, что она всё меньше этого хотела. Ей приходилось заставлять себя вытеснять суровый образ из своей головы, ведь была уверена, что пускать туда арранкара неправильно. Её сердце — место только для Куросаки-куна, для того, кого она всю жизнь любила, того, рядом с кем рядом сражалась, того, кто проливал за неё кровь и восстал для неё из могилы. В которую дважды отправил героя этот самый Улькиорра.        — Женщина, у меня нет к тебе вопросов для чайной беседы, а флеш-карта с фильмами осталась у Куросаки. Найди кино с помощью интернета.        Орихиме машинально кивнула и взялась за ноутбук. Она, абсолютно не задумываясь над тем, что делает, зашла на привычный онлайн-ресурс, выставила параметры поиска, а мыслями целиком была в глубоких дебрях собственной души.        Улькиорра сделал чай, насыпал в пиалу засахаренный арахис, расставил всё в гостиной и присел рядом на диван, обратив внимание, что, против обыкновения, девичье тело не пошло дрожью и не напряглось от его приближения, что говорило об очередном выпадении полубогини из реальности. Куатро уже умел отличать несколько различных видов «походов Орихиме в астрал». Первый — когда она сосредоточенно хмурилась, внимательно гипнотизировала одну ей видимую точку, обильно жестикулировала, а её лицо покрывалось следами сомнений и мучительного выбора, сменяющихся выражением такой решительности, словно она собиралась взять штурмом, как минимум, местную мэрию. Это означало, что Орихиме составляет примерный план на день, выбирает фильм для вечернего просмотра или рецепт на ужин. Восторженный взгляд, приоткрытый рот и замедленное дыхание говорили о том, что в рыжей голове разворачивается баталия, например, фиолетовых пришельцев с Альфа-Центавра против секретных агентов в рыцарских латах. Её серые глаза в такие моменты становились словно прозрачными и Улькиорре казалось, что если внимательно в них заглянуть, можно тоже посмотреть на фантастическое зрелище. Выражение, застывшее сейчас на её лице, Шиффер за последние два месяца наблюдал с каждым днём всё чаще. Брови болезненно нахмурены, полуприкрытые глаза помутнели, губы сжаты, а пальцы рассеяно мнут всё, что попадается под руку. Орихиме пытается что-то осознать или принять, может, ищет силы на что-то решиться. Это выражение для Улькиорры было слишком сложным, он совсем не мог определить, о чём она думает в такие моменты. Если бы не это странное выражение, периодически навещающее хозяйку дома, то бывший Куатро жизнью в Генсее был бы вполне доволен.        Этот мир был ярким, разнообразным и слабым. Его можно было спокойно изучать, не отвлекаясь на то, чтобы следить за своей безопасностью. А если следовать его странным правилам, то уровень шума и количество раздражителей можно существенно уменьшить. Улькиорра понимал, что вполне может найти здесь ответы на большинство мучивших его вопросов. А Орихиме была его проводником и переводчиком, той к которой он обращался за разъяснениями и на чьём примере познавал душу. А сейчас эта душа прибывала в беспокойстве, это было очевидно даже для того, у кого её не было, и, в особенности, для того, кто внимательно смотрит.        Орихиме невидящими глазами пялилась в монитор, на автомате пролистывая знакомые названия. То, что Улькиорра этих фильмов ещё не видел, явно ускользало от её внимания. Наконец взгляд зацепился за незнакомое сочетание слов и Орихиме нажала на воспроизведение, даже не прочитав описание, а вот зоркий глаз арранкара успел пробежаться по тексту, от которого у него аж приподнялась бровь.        Лицо Орихиме стало более осмысленным, пока она устанавливала ноутбук на их колени и откидывалась на спинку дивана и Улькиорра решил наконец спросить.        — Женщина, это что?        — Это? — Иноуе пару раз моргнула. Она даже не обратила внимание, что включает, он наверняка подумает, что ей всё равно, что ему показывать, а это не так! Орихиме пошевелила мышкой, высвечивая название. — «Девять песен»**** — она смущённо улыбнулась, подыскивая отговорку, так, как понятия не имела, что они сейчас собрались смотреть и зачем.        — И зачем ты мне это показываешь? — Улькиорра смотрел на неё странно горящими той самой незнакомой тьмой глазами.        Девушка нервно хихикнула и вперилась в экран, в поисках подсказки. Фильм начинался с панорамных видов заснеженных равнин и съёмки были явно не голливудские. Наверное, какая-нибудь документалка о северном полюсе.        — Ну этот фильм должен быть очень познавательным!        — Это даже оскорбительно, — Шифферу такой ответ почему-то не понравился. — Я похож на того, кто ничего не понимает в этом вопросе?        Тут Орихиме совсем растерялась, потому как, по её мнению, бывший Куатро совсем не был похож на полярника, и решила ничего не выдумывать.        — Я тоже не смотрела этот фильм, решила, что нам обоим будет интересно.        Улькиорра окинул её оценивающим взглядом и повернулся к монитору. Орихиме облегченно вздохнула и тоже вернулась к просмотру. Всё-таки стоит быть с ним повнимательнее.        О своей рассеянности Иноуе жестоко пожалела уже на пятой минуте фильма, потому как им оказалась, судя по всему, какая-то эротическая новелла. Постельная сцена была настолько откровенной, что невинная девушка от шока потеряла дар речи. Улькиорра чуть склонил голову набок, слегка мазнув волосами по её уху, отчего по сведённому напряжением телу пробежала жгучая дрожь.        — Ты это хотела увидеть? — его голос почему-то звучал немного ниже обычного.        Орихиме ответила нечленораздельным писком, от стыда не в силах сказать ни слова. Небольшой перерыв и снова постельная сцена, к середине которой у Иноуе наконец прорезался голос.        — Э-это… Н-нет… — она замахала на монитор свободной рукой. — Что же…        — Это называется куннилингус, — невозмутимо пояснил происходящее на экране Улькиорра.        — Я знаю, я имела ввиду… — Орихиме становилось отчаянно жарко, но она почему-то никак не могла заставить себя остановить воспроизведение и выключить жуткий фильм.        — Знаешь? — Шиффер повернулся к ней. Она и раньше замечала, что в такие моменты их лица становятся слишком близко, а сейчас это ощущалось особенно остро. Одно короткое движение и их губы могут соприкоснуться. — Откуда? Ты же девственница, разве нет?        — К-Конечно! — слабым голосом ответила девушка, гулко сглотнув, на что Улькиорра вдруг быстро облизнулся.        Стремительное, почти незаметное действие вызвало целую бурю противоречивых реакций, по спине пробежались ледяные мурашки, а между ног, наоборот, стало горячо, и Иноуе инстинктивно крепче сдвинула их. Пронзительные, ставшие тёмно-зелёными глаза Куатро жадно следили за малейшим её движением, и девушка чувствовала, что тонет в их вязкой глубине.        — Ты не ответила, откуда ты знаешь про куннилингус, если ты девственница? — Его взгляд парализовывал, а тон незнакомо низкого голоса не оставлял ни шанса к сопротивлению.        — Есть фильмы в которых актёры занимаются этим, — слабым голосом ответила Иноуе.        — Порно? — понял Улькиорра и чуть прищурился. — Ты смотрела их? Зачем?        Орихиме не хотела отвечать, изо всех сил пыталась одуматься, но сердце так бешено стучало, что ей не хватало воздуха.        — Чтобы самой… — она не могла произнести этого вслух, даже сейчас, ни за что.        — Чтобы мастурбировать? — его колючий взгляд прошёлся по её дрожащему, сведённому возбуждением телу. — Разве тебе не хватает воображения?        — Обычно хватает, — пролепетала Иноуе. Почему она говорит это ему? Где её стыд?!        — И что ты обычно представляешь? — Улькиорра чуть отстранился, позволяя девушке сделать небольшой глоток воздуха.        «Кого. Куросаки-куна» — спасительная, отрезвляющая мысль заставила сердце пропустить пару ударов. Картинка на экране снова сменилась на заснеженные просторы, остужая голову.        — Нет! — Орихиме вскочила с дивана, с силой захлопнула ноутбук и бросила его на стол. — Ты не должен такое спрашивать!        — Не включай такие фильмы, — невозмутимо парировал Улькиорра и мрачно взглянул на неё. — В чём дело, женщина? — он явно имел ввиду не дурацкое кино.        Орихиме сжала кулаки и зажмурилась.        — Ты… везде…        — Абсурдное утверждение, — отрезал Шиффер.        Девушку затрясло. Как объяснить ему? И что, собственно, она от него хочет? Она не может просить его оставить её в покое, ведь она сама…        — Ты сама меня пригласила, — ледяной голос Улькиорры раздался близко. Иноуе пораженно распахнула глаза и увидела его стоящим прямо перед собой. Он прожигал её своим невозможным, абсолютно уверенным в своей правоте раздражённым взглядом. — Я не просил меня воскрешать, не просился к тебе жить. Это целиком твой выбор, — его тон становился всё жёстче. — Я не домашняя зверушка, чтобы смирно сидеть в углу. И буду продолжать влиять на твою жизнь так, как захочу, пока ты не определишься с тем, чего хочешь сама.        Орихиме испуганно смотрела в его суровое, раздражённое лицо и тряслась мелкой дрожью. Это, наверное, была одна из самых длинных речей Улькиорры. Орихиме ясно поняла, что противоречивое поведение соседки уже давно сбивает с толку склонного к анализу всего и вся Куатро. И он, как обычно, был кругом прав.        — Прости меня, Улькиорра, — глухо произнесла девушка. — Я пойду прогуляюсь.        Тот лишь пожал плечами, давая понять, что полубогиня вольна идти куда ей вздумается. Орихиме быстро обулась, сняла с крючка в прихожей толстовку и неслышно прикрыла за собой входную дверь, уходя в стремительно сгущавшиеся сумерки летнего вечера.        Улькиорра ещё долго стоял посреди комнаты, привычно засунув руки в карманы, вслушиваясь в духовную силу хозяйки дома и раздумывая над тем, что люди для него всё ещё слишком сложные.               Орихиме тихонько покачиваясь на качелях в своём любимом парке, куда в далёком детстве водил её брат. Она задрала лицо к теплому, быстро темнеющему небу.        — Братик Сора, что бы ты мне посоветовал?        Ответом был лишь тихий шелест листвы. Она тяжело вздохнула. Это то, что она должна решить сама, и начать следует с того чтобы признать, что дело не в Улькиорре. Он не строит планов по захвату её жизни, не проводит дни, выискивая возможность смутить её и сбить с пути истинного. Он не демон из западных легенд, хоть его истинная форма и выглядит так, словно сошла со страниц древних рукописей. Скорее всего, он лишний раз и не вспоминает о ней, поглощённый изучением нового для него мира. Всё дело в ней. В её мыслях слишком много Улькиорры, вся проблема только в её голове и арранкар тут абсолютно ни при чём. Она должна быть с собой честной, только после этого она сможет быть честной с другими.        Орихиме не вспоминала свой плен в Лас-Ночес не только из-за удушающего чувства беспомощности и страха за друзей, она не хотела вспоминать своего сурового стража, но даже когда она думала, что он мёртв, Улькиорра постоянно мелькал в её мыслях. Она не могла погасить воспоминание о его пронзительных глазах, так усиленно пытающихся разглядеть её душу. Не могла забыть его желания увидеть, понять и узнать её. Она до сих пор не признавалась даже себе, но ей льстило, что презирающий людей арранкар так отчаянно заинтересовался именно её, Орихиме, душой, что именно она пробудила в нём желание познать нечто, недоступное его всевидящим глазам. И как только он приблизился к пониманию, рассыпался пеплом, из последних сил протянув руку именно к ней. И ей пора было признать, что она не равнодушна к тому, кто так сильно жаждет её душу. Потому что невинное девичье сердце не в силах противостоять чужому пристальному вниманию, как бы разум не пытался воззвать к здравому смыслу, укорить в предательстве по отношению к действительно любимому человеку.        Орихиме сжала голову руками. Она не может справиться с этим сама, ей надо выговориться, услышать себя со стороны, но идти с этим к Тацки нельзя. Как бы подруга ни любила Орихиме, чувств к чудовищу она не поймёт, да и в другой город ехать на ночь глядя не самая разумная идея.        Сердце Орихиме вдруг пропустило пару ударов, когда она вспомнила, что дала кое-кому обещание не стесняться обращаться, если возникнут трудности. Конечно она не будет говорить о своих чувствах к арранкару с Куросаки-куном, но увидеть любимого сейчас, когда на неё вновь напали сомнения в собственной любви, было почти жизненно необходимо.        На город окончательно опустились сумерки, а одинокая девушка решительно шла к тому единственному, кого должна любить всю жизнь, чтобы не дать бледному холодному образу окончательно заменить яркий и тёплый в своём сердце.               Иноуе немного поплутала в незнакомом районе, но, ориентируясь на почему-то слабую реяцу Куросаки-куна, вышла наконец к его дому. Она не знала номера квартиры, но эта проблема быстро решилась, как только она заметила напротив одного из окон на третьем этаже немного выпирающий из стены кеккай, который, видимо по привычке, закрывал только одну комнату. Потратив некоторое время на поиски нужной квартиры, Орихиме остановилась перед одной из дверей и робко постучалась. Ответа не последовало. Иноуе понимающе вздохнула. Куросаки-кун был не мастер ставить барьеры и потому частенько случайно гасил им все звуки, поступающие снаружи. Орихиме повернула ручку — дверь оказалась не заперта, мало кто в здравом уме отважится напасть на устрашающих жильцов — и шагнула во тьму чужой квартиры.        — Извините за вторжение! — без особой надежды на ответ громко произнесла Орихиме. — Куросаки-кун, Гриммджо! Это я, Иноуе!        Тишина, только тихонько гудит барьер, прикрывающий полуприкрытую дверь в комнату. Орихиме потопталась в коридорчике, осматриваясь. Квартира была ещё меньше чем её: крохотный коридор сразу выходил в соединенную с кухней гостиную, прямо дверь, по видимому, в туалет, а слева от входа перекрытая светящийся преградой дверь в комнату. Орихиме снова вздохнула. Хорошо им, они оба парни, вполне могут жить и в одной комнате, экономя на аренде.        Она с сомнением осмотрела кеккай. Куросаки-кун говорил, что ставит его, чтобы все подряд не лезли со всякой хернёй, а ещё он говорил, что Иноуе, Чада и Исиды это не касается, так как знает, что без веской причины они к нему не придут, а потому велел друзьям, в случае чего, не обращать на барьер внимания. Орихиме ещё немного потопталась на месте, оценивая вескость своих причин беспокоить Куросаки-куна. Время было уже позднее и сидеть одной в парке становилось категорически небезопасно для молодой девушки, а возвращаться домой, к Улькиорре, в таком состоянии не стоило. Сейчас её сердце рвали сомнения и стыд перед своей любовью и казалось, что если она сейчас не закрепит свои чувства встречей, разговором с возлюбленным, то потеряет нечто невозможно важное, не сможет больше бороться сама с собой и уступит зелёному холоду, медленно запускающему когти в её душу. Орихиме решительно кивнула сама себе и аккуратно прошла через барьер, нисколько его не потревожив.        Её тут же накрыло волной из смеси двух бушующих реяцу, заставляя потерять ориентацию в пространстве.        «Сражение!» — инстинкт отреагировал на знакомое давление прежде остальных чувств. Орихиме приготовилась услышать крики и звон мечей, но вместо них её слух пронзили шлепки тел, хриплое дыхание и стоны.        Всё тело девушки свело ледяной судорогой, сдавив колючей удавкой горло.        В комнате было темно, света горящего на улице где-то внизу фонаря хватило лишь для того, чтобы высветить слившейся воедино два силуэта на кровати.        Лицо Куросаки-куна было скрыто от неё за письменным столом так, что оставался виден лишь рыжий затылок. Ичиго стоял на коленях и, судя по положению его спины, лицом уткнулся в постель. Неверный свет вычерчивал контуры его руки, уходящей в пах и двигающейся резко и неровно. Гриммджо стоял позади него на коленях, сжав его бёдра, рвано и грубо вколачиваясь сзади. От тяжёлого сбитого дыхания рассеченная шрамом грудь ходила ходуном.        Орихиме не могла ни пошевелиться, ни моргнуть, ни вздохнуть, всё её тело онемело от шока, а глаза противно защипало.       Куросаки-кун хрипло стонал, его покрытая потом спина изгибалась и изламывалась.        Веки Гриммджо были прикрыты, он склонился чуть вперёд… и Орихиме пронзило бешено горящим во тьме яростным взглядом голубых глаз. Арранкар обнажил клыки, усмехнувшись оскалом безумного, опьяненного кровью хищника, запустив в девушке самый главный инстинкт: бежать.        Орихиме вылетела из комнаты спиной вперёд, не помня себя запрыгнула в обувь и побежала прочь.        Она бежала, не видя ничего вокруг и не разбирая дороги, падала, разбивая колени и ладони. От нехватки воздуха перед глазами было темно, а в голове набатом билось «нет, нет, нет!». Рыдания душили, слёзы обжигали щёки, сердце стучало так, словно силилось пробить грудную клетку. Она неслась вперёд, пытаясь убежать от невозможной, разрывающей внутренности боли, преследующей её по пятам, ледяными пальцами хватающей за шею, острыми когтями царапающей позвоночник. С судорожными всхлипами из сердца выдирало любовь, омытую слезами и кровью бесконечных битв, никому не нужную, грязно и мерзко растоптанную.        Она не помнила когда и как добралась до дома, и, едва переступив порог, рухнула на колени, уткнувшись лбом в пол.        — Женщина?        «Нет, только не он, только не сейчас!»        Орихиме из последних сил приподнялась и попыталась выдавить из разрываемых болью лёгких хотя бы слово.        — Что произошло? — голос Улькиорры был напряжён, а сам он как всегда собран.        — К… — слова застревали в пересохшем горле. — Ку…        — Куросаки? — догадался Шиффер.        Имя ударило в грудь с такой силой, что девушка чуть не застонала.       Улькиорра тут же протянул пескису к новой квартире временного синигами, и обнаружил его вполне себе спокойную реяцу вместе с Гриммджо под привычным барьером. Он на всякий случай проверил остальных родственников рыжего синигами в семейной клинике, но с ними тоже было всё в полном порядке.        Орихиме не могла успокоиться даже немного. Слёзы всё текли, она задыхалась и её сильно трясло. Было очевидно, что она на грани истерики.        — Женщина, надо кого-то спасать? — Она помотала головой, разметав рыжие пряди. — Убивать? — Тот же ответ. — Мне не нужно выходить из гигая? — Кивок.        Шиффер вздохнул и отложил печать. Он критично осмотрел скукожившуюся на полу хозяйку дома, возле которой сидел на коленях. Вопреки всеобщему мнению, он примерно знал как общаться с людьми, ведь именно он разработал план, как заманить солнечную девочку в Уэко Мундо. Просто не считал нужным применять свои знания, предпочитая общаться так, как было удобно ему, а не кому-то другому. Да только сейчас явно не тот случай. Орихиме выглядела так, словно ей невыносимо больно, и вряд ли такую боль причиняли ей разбитые коленки. Улькиорра уже прочитал достаточно литературы, чтобы узнать, что людская душа может болеть куда сильнее физических ран. Шиффер признавал существование такой боли, потому как её разрушительную силу доказывал сам факт существования пустых, чьи сердца были уничтожены душевными муками.        — Орихиме, — позвал он, заставив девушку вздрогнуть и поднять на него красные от слёз глаза. — Это сердце, оно болит? — Её лицо скривилось в новом приступе рыданий, и она кивнула. — Что мне сделать, чтобы оно перестало болеть?        Рыдания затихли и Иноуе подняла на Улькиорру пораженный взгляд.        — З… За…        — Зачем? — понял Шиффер. Она кивнула. — Я не хочу, чтобы твоя душа разрушилась, — она продолжала недоуменно смотреть на него, мелко дрожа. Улькиорра чуть нахмурился, ему не хотелось говорить этого, словно произнеся вслух, он признает свою слабость. Но Куатро не из тех, кто будет лгать сам себе. В конце концов у такого как он не может быть слабостей, а то что он чувствует к этой человеческой девушке правильнее будет назвать желанием. А выполнять свои желания самому это удел сильных. Улькиорра коротко вздохнул, решаясь. — Твоя душа нужна мне, Орихиме.        Иноуе ещё несколько мгновений пораженно взирала на арранкара, а потом, отчаянно взвыв, вдруг кинулась ему на шею.        Глаза Улькиорры удивлённо расширились, а девушка на его плече рыдала в голос, размазывая по его футболке слёзы, выпуская наружу боль, стыд и обиду. Она цеплялась за него руками, словно боялась раствориться, провалиться в бездну, и только он мог её удержать.       Улькиорра подумал немного и аккуратно обнял рыдающую девушку. Они долго сидели так, пока Орихиме выплакивала свою истоптанную, вынесенную из самого детства чистую любовь.        Постепенно её рыдания стали затихать, дрожь сходила на нет, а дыхание выравнивалось. Наконец измученная Иноуе провалилась в глубокий, тяжёлый сон.        Улькиорра подхватил её под ягодицы и, не меняя положения девичьего тела на себе, тяжело поднялся, прогнувшись в спине назад, про себя отметив, что физические возможности гигая всё-таки существенно уступают духовному телу. Он мягко, словно маленького ребёнка, отнёс Орихиме в её комнату, аккуратно уложил на кровать и прикрыл одеялом.        Лежа в своей комнате на футоне и задумчиво глядя в потолок, Улькиорра подумал, что наконец начал понимать человеческую душу. Потому что сегодня он, кажется, одну такую спас.