С новыми силами

      Раны заживали тяжело и медленно. Но имея впереди чёткую цель и много упорства, можно преодолеть и не такое. Вот он уже и кровью не харкает, и дышит вполне сносно, так, глядишь, и на ноги скоро встанет. Единственное, что не переставало беспокоить Гриммджо — собственная вбесившаяся реяцу. Не имея возможности встать из-за тяжело заживающих ран, нанесённых рыжим ублюдком, он всё время своего бодрствования тратил на то, чтобы привести её в порядок. Определённые подвижки в этом были, например, фрасьёны Халлибель и Нелл, что с момента поражения Айзена переквалифицировались в медсестёр, перестали падать ниц из-за внезапных выплесков его силы.       Сейчас бывший Секста Эспада потихоньку брёл на крышу, для верности опираясь на холодные мраморные стены. Конечно, стоило поберечь силы и не напрягаться, но обострённая из-за раздрая сил пескиса уже которую неделю подряд сверлит ему мозг сигналом о знакомой реяцу где-то наверху. Сообщать кому-то об этом он не стал, ибо его предчувствия — его проблемы, и вообще, у него с Улькиоррой свои счёты. И свои не самые простые отношения.       То, что он нашёл на крыше, даже телом не назовёшь. Торс с торчащими наружу ребрами и тонкими волокнами мышц, едва прикрывающими органы, и голова без нижней челюсти, местами без кожи, без волос и маски. Жутковатое зрелище даже для непробиваемого Сексты. Однако вокруг всего этого недотрупа слабо клубились духовные частицы, и реяцу от него точно исходила, хоть и была слаба настолько, что даже рыскающие вокруг голодные пустые его не заметили.       Убедившись, что в изуродованном тельце есть хрипло пищащее и мутно глядящее сознание, Гриммджо отправился за подмогой, ибо перемещать эту хрупкую кучку духовных частиц самостоятельно означало бы раз и навсегда прервать её потуги выжить, а этого почему-то совсем не хотелось. Подобных ему и так осталось мало…       После сражения с Куросаки Гриммджо ещё ни разу не пользовался сонидо, но сейчас решил, что сегодня как раз подходящий день, чтобы начать. В комнату, где собирались остатки арранкарской армии, он влетел, снеся два угла, врезавшись в стену и кубарем перекатившись куда-то под стол. Когда Гриммджо, неистово матерясь, таки собрал себя в кучу, определил, где верх, где низ, и вылез из-под стола, он обнаружил терпеливо ожидающих его товарищей, сидевших возле окна с совершенно спокойными лицами. У всех раненых арранкаров одинаковые проблемы, сегодня Пантера исполнил пируэт в сонидо, а завтра, может, и сам по недогляду с крыши ласточкой полетишь, ибо чудные нынче времена.       Гриммджо называл нынешнее население Лас-Ночес, почти в полном составе собравшееся здесь и состоящее из обеих бывших Трес и их фрасьёнов, бабсоветом. То, что Пеше и Дондочакка вроде как являлись представителями мужского пола, его не волновало совершенно, а те остерегались спорить с буйным, пускай и сильно раненым, Эспада.       — Бабоньки, я мышь нашёл! — Гриммджо счастливо оскалился, словно ожидая, что девушки с визгами запрыгнут на табуретки, схватившись за юбки.       Но то ли из-за того, что те сидели на камнях, а не табуретах, то ли из-за того, что вместо юбок на них были хакама, дамы лишь дружно закатили глаза.       — Что ты несёшь, Гриммджо? — отозвалась Аппачи. — Какие мыши в Лас-Ночес?       — Летучие, — охотно пояснил тот. — Вы одну такую раньше Куатро называли.       Все присутствующие мигом подались вперёд. Остаткам покинутой армии Айзена было действительно тяжко противостоять оголодавшим пустым, осаждавшим замок, и прятаться вместе с ранеными от безумных учёных синигами, а сила бывшего Куатро им бы очень пригодилась и сейчас, и в дальнейшем.       — Где он?       — В каком он состоянии?       — Как ты его нашёл?       — Что ты с ним сделал?       Гриммджо даже замахал руками, рискуя потерять равновесие.       — Ничего я с ним не делал, лежит где и лежал, на крыше купола. — Секста внезапно стал серьёзен. — Он совсем плох, от него вообще мало что осталось, но он жив… Пока что.       Девушки переглянулись и тут же принялись разрабатывать спасательную операцию.              Когда Улькиорра вновь разлепил веки, то обнаружил над собой множество пар очень внимательных озадаченных глаз. Сознание, привыкшее за последнее время наблюдать лишь чёрное небо и кусочек разрушенной колонны, от такого обилия информации растерялось и поспешило отключиться.       — Кажется, мы его напугали, янсу, — тихонько прокомментировал Дондочакка открывшиеся и тут же захлопнувшиеся глаза измученного арранкара.       — Я даже представить себе не могу испуганного Куатро, — Пеше завис, пытаясь воспроизвести в мозгу эту невозможную картину.       — Поспешим, — скомандовала Халлибель.       Две бывших Трес с фрасьёнами и Гриммджо развели бурную деятельность, стараясь при этом создавать минимум шума. Даже Трес Бестия притихли, наблюдая столь страшные раны бывшего Эспады. В таком состоянии казалось невозможным поддерживать в себе жизнь, но он продолжал бороться, цепляться за своё существование. Это не могло не вызывать уважения, даже у столь далёких от этого понятия арранкаров.       Со всей возможной осторожностью дышащие останки Улькиорры завернули в своеобразный кокон из принесённых с собой подручных материалов и аккуратно понесли в медицинское крыло. Путь предстоял неблизкий, а каждое резкое движение грозило оборвать отчаянно хрупкую жизнь Шиффера. Движимые неуловимым желанием сохранить и поддержать столь сильную волю к жизни, ослабленные арранкары с неясным для них самих упорством медленно продвигались к цели со своей хрупкой ношей, боясь сделать лишнее движение, лишний вздох. Лишь бы не сломать, не разрушить. Словно в этом изувеченном теле, в еле тлеющей духовной силе, в неслышном дыхании вся надежда их разрушенного, брошенного племени. И надо непременно суметь, справиться, преодолеть, и тогда у них всех, у каждого будет шанс. Непонятно зачем и для чего, но будет. И это единственное, что имело значение.       Обливаясь потом, дрожащие от напряжения арранкары добрались-таки до медицинского крыла. Незадолго до вторжения Заель успел здесь обустроить особый отсек, названный «Реанимация». Суть его в капсуле, в которую помещался почти мёртвый арранкар, и с помощью коктейля из регенеративных сывороток, созданных на основе реяцу того же Улькиорры, постепенно возвращался к жизни, находясь то ли в коме, то ли в летаргическом сне, то ли ещё неизвестно в чём. Система была сильно не доработана, но вариантов у вымирающих арранкаров не было.       В своё время выжившим Трес пришлось крепко помозговать над устройством капсул, чтобы запихнуть в них притащенных с поля боя на спине вновь повзрослевшей Неллиель Ннойтору и Теслу. После того, как в замок на последнем издыхании приполз Старрк с почти бездыханной Лилинетт на руках, девушки окончательно освоились с безумной техникой и сейчас уверенно доверяли ей останки Улькиорры.       Арранкары бережно загрузили хрупкое тельце в капсулу, убедились, что реяцу в нём всё ещё теплится, безрезультатно попробовали дозваться до сознания и, отметив что за время путешествия полутруп стал выглядеть ещё мертвее, поспешили отдать его в объятия сомнительной заелевской техники.       Полупрозрачный купол тихо схлопнулся над Улькиоррой и едва слышно зажужжал. Измотанные долгим напряжённым путешествием, арранкары повалились как попало на ближайшие больничные койки и, с чувством выполненного долга и глубокого морального удовлетворения, забылись крепким сном.              Хлопки сонидо и сюмпо в абсолютной тишине пустыни Уэко Мундо казались оглушительными. Рыжая девушка всеми конечностями вцепилась в крепкое тело синигами, на чьей спине ей пришлось путешествовать. Они разминулись с квинси совсем чуть-чуть и потому сейчас улепётывали со всей возможной скоростью. Времени было мало, квинси довольно давно покинули их цель, и значит, скоро вернутся. Ягдарми частенько наведываются туда, отлавливая арранкаров, пытающихся вернуться домой, в Лас-Ночес.       Орихиме всю дорогу усиленно пыталась подготовить себя к тому, что увидит, но всё равно зрелище огромного неприступного замка словно ударило под дых. Страх затворничества, ярость наполнявших замок существ, ощущение собственной бесполезности, вина за обладание уникальной силой и внимательный взгляд зелёных глаз: всё это так живо воскресло в памяти, что стало просто невыносимо страшно. Хотелось отвернуться и бежать куда подальше, лишь бы не вспоминать.       Надо быть сильной, повторяла себе Орихиме, надо быть сильной, чтобы наконец стать полезной. Она покрепче прижалась к синигами и уткнулась лицом в его полосатую панамку, услышав в ответ грустный, понимающий хмык.       Следующие несколько хлопков сюмпо раздались сначала во тьме холодных коридоров, потом под искусственным солнцем. Непривыкшая к столь стремительному перемещению девушка уже едва дышала, а съеденное накануне непонятно что, заменяющее им здесь еду, грозилось вырваться на волю. Когда они наконец снова оказались в сумрачном коридоре и остановились, Орихиме с трудом отлепила онемевшие от напряжения конечности от Урахары и плюхнулась на каменный пол. Справа раздался хлопок сонидо, и рядом тяжко бухнулся Чад. Скинувший его с себя Гриммджо загнано дышал и яростно материл всех квинси, синигами, мексиканцев и, конечно, Куросаки.        — Это лаборатории Заеля, Гриммджо? — Урахара как всегда был бодрячком.       — Ага, одна из немногих, которую ваш синемордый не разграбил, — арранкар задумчиво оглядывал безликий коридор, нагоняющий так много противоречивых чувств и воспоминаний.       — Прошу прощения за него, он иногда бывает…       — Шизоидным садистом, — подсказал Гриммджо. — Поторопись и бери что надо, я ещё хотел проверить, как там остальные.       Урахара внял совету и теперь деловито шарил по пыльным полкам, постоянно что-то выбирая и закидывая в дорожную сумку. На последних словах он насторожился.       — Остальные, Гриммджо?       — Ага, — Джагеррджак устало размял мощную шею и вдруг хитро улыбнулся. — Спрятали мы тут кое-кого.       — Кого же? — Урахара продолжал мародёрствовать, напряжённо слушая арранкара. Он затылком пытался понять, что тот задумал, и при этом не забыть собрать всё необходимое. Времени у них всё-таки мало.       Чад и Орихиме тоже насторожились, несмотря на довольно продолжительное совместное путешествие по пустыне, идея доверять бывшему Эспада всё ещё отдавала самоубийством.       — Есть тут потайное место, мы там совсем плохих раненых на лечение сложили, — отстранённо объяснил Гриммджо. А Орихиме вдруг почувствовала, как болезненно сжимается сердце от странного предчувствия, словно она вот-вот узнает что-то невероятно важное. — Что-то типа автоматической реанимации. Заель ей не особо занимался, но был хрЕновым параноиком, поэтому сделал так, что всю систему можно спрятать так, что сам потом хер сыщешь. Как квинси пришли, мы там раненых запечатали, так что они там уже год в коматозе маринуются, надо б достать.       — Год? — Урахара аж глаза из-под панамки показал. — Вы думаете, они всё ещё живы?       — Хрен знает, — пожал плечами Гриммджо. — Может, живы, может, сдохли, может, эта херь их переварила. Это же заелева техника, с ней всё что угодно может быть. Может, они там слились в одну мелкую крылато-рогато-шестирукую херню, — он вдруг сделал страшные глаза, склонился над сидящими в уголке ребятами и молвил загробным голосом. — Может, этот монстр сейчас бродит по холодным коридорам в поисках свежей плоти, — и продолжил задумчиво. — Хотя учитывая, что там был Старрк, он до сих пор дрыхнет в капсуле и радуется, что его никто не трогает.       — Старрк? — встрепенулся Урахара. — Гриммджо, вы что, спрятали во дворце Примеру Эспада?!       — Ага, — Джагеррджак оскалился, довольный эффектом. — А ещё Куинту с фрасьёном и Куатро.       На последнем слове сердце Иноуе вдруг сжалось и пропустило удар. Она крепко зажмурилась. Смог всё-таки. Выжил… или нет? От мысли, что Улькиорра всё-таки не смог остаться в живых, ей вдруг сделалось дурно. Она никому и никогда не признавалась, но своего сурового стража она вспоминала часто. Где-то очень глубоко в душе она даже ждала, что он явится к ней или как-то даст знать, что жив. Конечно, это было глупо. Даже если бы он был жив, у него не было причин приходить к ней. Сказать спасибо? Это как минимум не в его стиле. Да и он всё-таки оставался врагом, несмотря на оконченную войну. Хотя лично для Орихиме Улькиорра давно перестал быть врагом. С тех пор как протянул к ней руку, рассыпаясь в пыль. Воспоминание даже по прошествии стольких лет по-прежнему причиняло едкую боль, поэтому девушка поспешила отвлечься от невесёлых мыслей и сосредоточиться на реальности.       Она успела вовремя: Урахара уже битком набил свою сумку, и теперь они вслед за Гриммджо отправлялись в медицинское крыло.       Огромный белый зал с койками вдоль стен был напрочь лишён освещения. Пантера-то видел в темноте, а вот остальным пришлось семенить за ним гуськом, ориентируясь лишь на звук тяжёлых шагов. Гриммджо резко остановился, из-за чего идущая следом Орихиме врезалась носом в его стальную спину. Испуганно пискнув, девушка отшатнулась назад, чтобы влететь затылком в не менее стальную грудь Чада. Отвлекшись на растирание пострадавших мест, Орихиме вдруг ощутила короткий всплеск реяцу арранкара и услышала сухой щелчок, но совершенно упустила момент, когда непроницаемая тьма перед ними начала расступаться.       Сплошная стена, перед которой остановились путники, с оглушительным скрежетом и едкими клубами пыли и песка, разъезжалась в стороны, открывая сокрытое за ней узкое помещение. Здесь было не так темно — слабый свет исходил от пяти продолговатых белых капсул. Иноуе они живо напомнили хрустальный гроб из сказки о Белоснежке, только с мутноватой крышкой и безо всяких украшений.       Её мозг активно заработал, облачая обладательницу в белые доспехи и усаживая на белого коня с голубой гривой, подозрительно похожего на Гриммджо. Вот она несётся сквозь переулки Сейрейтея, леса Рукогная, пески Уэко Мундо, рыжие волосы развеваются, конь неразборчиво матерится… Наконец она прискакивает к стоящему на высоком холме замку Лас-Ночес, но тут откуда ни возьмись серебряный Дракон! Огромной тенью закрывает он свет луны и всё небо, щурит мелкие глазки и по-лисьи улыбается. Отважная рыцарь достаёт из-под седла лазерную пушку в цветочек и направляет на чудище.       — Яре-яре, рыцарь-чан, к чему такая грубость, — дракон притворно обижается, чуть отступает в сторону и делает приглашающий жест лапами в сторону ворот замка.       — Большое спасибо, Дракон-сан! — Орихиме отвесила глубокий поклон, уткнувшись лбом в голубую гриву коня, на что тот насмешливо фыркнул и попытался сбросить наездника.       Пришпорив коня, вызывая тем самым новую волну отборной матерщины, рыцарь влетела в ворота замка. На ходу спрыгивая наземь, она с пушкой наперевес устремилась в самую высокую башню.       Молнией влетев по каменной винтовой лестнице, она наконец оказалась в покоях принца. Тот лежал в хрустальном гробу, окружённый россыпью ромашек и мирно спал. Его хрупкое лицо со следами от слез, окружённое россыпью чёрных волос, было строгим и непроницаемым. Девушка склонилась над гробом, чувствуя как гулко бьётся сердце. Вдруг принц, не открывая глаз, спросил совсем не своим, низким голосом:       — Эй, Иноуе, ты в порядке?       Девушка моргнула, и вместо лица принца ей предстали обеспокоенные глаза Чада, напряжённо рассматривающие её из-под косматой челки.       — Д-да, Садо-кун, извини, я задумалась.       Чад молча кивнул и повернулся к капсулам, в каждой из которых темнели силуэты людей.       «Не людей, — напомнила себе Иноуе. — Арранкаров».       Пока Урахара возился с установленными возле каждой капсулы приборами, Орихиме отважилась подойти.       В первой капсуле лежал светловолосый юноша, с изуродованным шрамом лицом и повязкой на правом глазу. Даже не верилось, что этот хрупкий паренёк мог превратиться в огромного кабана-минотавра и одним пальцем сломать руку, из последних сил удерживающую чёрный меч. Иноуе вздрогнула, вспомнив жуткий крик боли Куросаки-куна, и поспешила к следующей капсуле.       В горле появился такой мерзкий привкус, что захотелось сплюнуть. Глядя на долговязого арранкара с крестообразным шрамом на груди, она вспоминала его длинные, пропитавшейся кровью и железом пальцы у себя во рту. Вспомнила, как чуть не сломала себе зубы, когда укусила их со страха.       От увиденного в следующей капсуле защемило сердце. Маленькая тощая девочка в рогатом шлеме-маске занимала собой едва ли четверть места в капсуле и выглядела такой брошенной, что на глаза невольно набегали слезы жалости. В соседней капсуле лежал мужчина с тёмными волосами. Иноуе помнила его сочувствующий и чуть извиняющийся взгляд, когда он принёс её в ту самую пятую башню.       Орихиме глубоко вздохнула и решительно подошла к изголовью последней капсулы. Он был именно таким, каким она его запомнила. Бледным и непроницаемым, строгим даже во сне. Девушка не могла оторвать взгляда от рассыпавшихся по белому покрытию капсулы чёрных волос, отметин от слез на бледных щеках, от сомкнутых губ, с чуть опущенными вниз уголками.       — Иноуе-сан, будьте так добры… — голос Урахары раздался прямо за её спиной, вырывая из ледяного оцепенения.       — Д-да, прошу прощения, Урахара-сан! — девушка неловко отпрыгнула, открывая проход к установленному рядом с капсулой Улькиорры прибору.       Иноуе заняла позицию по другую сторону, напротив центра капсулы. Оглядевшись вокруг и убедившись, что больше никому не мешает, Орихиме вновь опустила взгляд на капсулу… и тут же почувствовала, как краска заливает лицо, а низ живота болезненно кольнуло. Улькиорра был голый. На остальных «пациентах» была хоть какая-то драная и грязная одежда, а Шиффер с невозмутимым видом лежал в костюме Адама. А позиция девушки напротив центра капсулы вынуждала её шокированный взгляд упираться прямо в Улькиоррин…       — О, теперь он хоть на себя похож, — голос Гриммджо раздался над самым ухом. Он стоял прямо за её спиной, и рассматривал Куатро из-за её макушки.       Орихиме вздрогнула. Внизу живота потеплело, а кожа вдруг стала невероятно чувствительной. Даже сквозь ткань футболки и накидки она очень чётко ощущала, как её лопатки слегка касаются обнаженной груди Джагеррджака. Она молчала, пытаясь перебороть наваждение, что не укрылось от чутья хищника за её спиной. С нехорошей улыбкой он склонился к её уху, прижимаясь грудью чуть ближе.       — В чём дело, принцесса, члена никогда не видела?       По телу девушки пробежала дрожь.       — Ч-что ты…       — Твой запах изменился, — сообщил он доверительным шёпотом. — Ты возбудилась?       Она задохнулась от стыда.       — Н-нет же! я…       — Неужели Куросаки никогда не показывал тебе своего рыжего? — Гриммджо заглянул ей в лицо, почти прикасаясь губами к её горящей румянцем щеке.       Упоминание любимого имени ударило по сознанию девушки тяжким чувством вины. Как она только могла так отреагировать на кого-то, кроме него?       — Почему рыжего? — Иноуе не была бы собой, если бы не спросила.       — Ну как же, — Гриммджо притворно удивился и выдохнул ей в ухо. — Если он сам рыжий, то у него и «там» волосы рыжие.       Картина голого Куросаки-куна с рыжими волосами в паху ярко встала перед внутренним взором Иноуе, и вместе с видом обнажённого тела перед глазами и ощущения жара чужой кожи за спиной, вызвала горячую волну возбуждения по всему телу. Довольный эффектом, Гриммджо оскалился и собирался ещё что-то сказать, но его прервал голос Урахары:       — Итак, что я точно могу сказать, разбудить их сейчас не получится.       Секста досадливо цыкнул и разогнулся, мигом потеряв к девчонке всякий интерес.       Освобождённая из плена мужского запаха и жара, Орихиме судорожно выдохнула и потрясла головой, сбрасывая наваждение. Это всё возраст, гормоны и квинси. Почему квинси? Потому что времена нынче такие: квинси виноваты во всем, от подросткового возбуждения, до порваных завязок на варадзи.       — Я ещё раз на досуге всё проверю, но думаю, с оборудованием двенадцатого и четвёртого отрядов нам удастся что-нибудь сделать, — продолжал тем временем Урахара, вглядываясь в какие-то бледные распечатки.       — Им сейчас явно не до этого, — нахмурился Гриммджо.       — Хм, — согласился Чад.       — Значит, нам нужно выиграть войну, тогда мы сможем вернуться за ними и помочь, верно? — подала голос Орихиме.       Мужчины озадаченно уставились на неё и дружно усмехнулись.       — Верно, Иноуе-сан, — отозвался Урахара, мягко улыбаясь.       Девушка решительно кивнула. Появилась ещё одна причина поскорее победить.