Вступление
29 апреля 2017 г. в 09:35
Слабость — страшное ощущение. Она разъедает, медленно уничтожает изнутри и снаружи, делает бесполезным, ничтожным. Зависимым.
Куатро Эспада Улькиорра Шиффер никак не ожидал, что однажды испытает нечто подобное. Практика показала, что тех, кто способен довести его до состояния рассыпающейся кучки мусора, можно пересчитать по пальцам. И рыжий мальчишка-синигами уж точно не входил в их число. Но факт остаётся фактом: мальчишка превратился в не-пойми-что, и это не-пойми-что превратило Куатро в горстку пепла. Улькиорра не привык отрицать очевидное, он верил в то, что видел, а видел он свою смерть. И сердце в хрупкой ладони. Один из фактов, который он, очевидно, уже не успеет принять.
Сквозь плотное марево слабости Улькиорра различал слабо дрожащий золотой купол. Сил не было даже на то, чтобы задаться вопросом: зачем над ним раскинулся этот купол, зачем пытаются вернуть, исцелить? Он смотрел сквозь него в огромные серые глаза, в коих было столько разных чувств и эмоций, и все незнакомые, непонятные, но такие тёплые, такие желанные. В его голове не было ни единой мысли, он просто созерцал весь этот невообразимо прекрасный калейдоскоп чувств, потому что знал, что это правильно, потому что в них есть он сам.
Ощущения и понимание возвращались медленно и невыносимо тяжело. На заднем плане маячило недовольное лицо мальчишки-квинси, вскоре послышался его голос, доносившийся словно через несколько слоёв ваты:
— …оуе-сан, они, кажется, открыли гарганту! Мы никак не можем больше здесь оставаться, надо спешить!
Он видел, что серые глаза стали ближе, понял, что она приблизилась к нему почти вплотную. Ему стало почти невыносимо от того, что он не в состоянии почувствовать её запах, прикосновение рассыпавшихся золотым занавесом волос. Он был противен сам себе оттого, что так этого хотел.
— Улькиорра, я восстановила голову и большую часть органов, — она говорила почти в самое ухо, но он не ощущал её дыхания, как ни старался, даже голос доносился словно сквозь стальной заслон. — Пожалуйста, попытайся вылечить остальное сам, — она смотрела на него своими невозможно живыми глазами, в которых теперь ясно читались боль, сожаление и… мольба? — Пожалуйста, постарайся…
В её глазах мелькнули слезы, хотя, быть может, это лишь показалось.
Собрав остатки сил, Улькиорра выдохнул одно-единственное «Да» и каким-то чудом смог удержать зыбкое сознание, чтобы увидеть, как квинси уводит солнечную девочку в дыру на крыше, как она, уже встав на светящийся круг за спиной товарища, поворачивается в сторону спасённого арранкара, и всё смотрят на него полные жизни и надежд глаза, в которых столько места занимает он сам.
Сознание возвращалось короткими вспышками, достаточными, чтобы примерно оценить, в каком состоянии его тело, но слишком малыми, чтобы подумать хоть о чем-то ещё. Пару раз ему казалось, что он накопил достаточно сил, чтобы поднять голову и оглядеться, но на этом моменте сознание неизменно отрубалось.
Одно из таких включений в реальность началось не с ощущения себя в пространстве, как обычно, а со звука раздражающего голоса, настойчиво что-то вопрошающего. Улькиорра хотел вежливо посоветовать обладателю голоса свалить подальше или заткнуться покрепче, но из разорванного горла вырвалось лишь хриплое попискивание.
— Охренеть! Да ты живой! Хренова живучая мышь! — Улькиорра разлепил веки и сквозь вязкий туман разглядел нечто голубое и лохматое. — Ладно, раз до сих пор жив, не дадим сдохнуть. — Картинка сменилась, и вместо голубых вихров взору Улькиорры предстали драные, некогда белые хакама, а раздражающий голос насмешливо добавил. — Я скоро, никуда не уходи!
Хлопок сонидо подсказал Шифферу, что собеседник удалился.
Оставшись в одиночестве, арранкар позволил угасающему сознанию насладиться вновь обретённым в круговороте незнакомых чувств желанием: спалить серо одну наглую кошачью морду.
Оно было привычно и знакомо, и Улькиорра зацепился за это желание, вновь уплывая в беспамятство. Остальными чувствами он займётся позже, сейчас они слишком сложные для него. И слишком тёплые.