***
Выманить недотрогу на улицы было несложно. Всего-то лишь и надо было поразмахивать незадачливым праздношатающимся туристом над балконом Эйфелевой башни. Прибежала спасать как миленькая, немало удивившись тому, с кем ей придется сражаться в этот раз. А дальше — дело техники. Выбросить туриста вон, как шелуху от семечек, дать Ледибаг несколько секунд форы, с наслаждением наблюдая, как грациозно она спрыгнула с балкона следом, ринуться за ней. Она не увидела, как он мягко приземлился в шаге за ее спиной. Зато почувствовала скрутившие ее сильные руки и то, как что-то быстро и больно укололо ее в руку. — Ты что, совсем спятил?! — закричала Ледибаг. То, что в шприце была не безобидная аскорбинка, она поняла сразу. Кот даже не особо старался попасть в вену. Кетамин подействует и так. Не хотелось причинять ей лишней боли, пожалуй, он остановился бы на не таком травматическом хлороформе. Если бы он действовал так же мгновенно, как в фильмах. Но в реальной жизни такую скорость реакции дает только инъекционный наркоз. — Да что же с тобой случилось, чертов ты идиот… — успела произнести девушка, прежде чем отправиться в мятежную, но такую убаюкивающую темноту. Кот взял бесчувственную девушку на руки. Он знает, куда ее отнести. Дом располагался на самой окраине Парижа, и, как и некоторые другие объекты недвижимости, принадлежал Агрестам. Однако, в отличие от других домов и квартир, располагался в малонаселенной, глухой части города, на улице даже фонари не были установлены. По этой причине дом редко использовался для съема. И идеально подходил на тот случай, если его Леди окажется… слишком громкой.***
Маринетт начала понемногу приходить в себя. Голова сильно кружилась, а в ушах противно шумело. Очень хотелось пить. Рискнув осмотреть свое незавидное положение, девушка с трудом открыла глаза. Запястья, прикованные наручниками к изголовью кровати, нещадно ныли, а сгиб локтя занемел. Очевидно, та дрянь, что он уколол ей, попала в мышцу. Маска была все еще на ней, а вот костюм, судя по голым рукам, кто-то умудрился снять. «Даже срезать, — с тревогой подумала она, глядя на бесформенную кучу красно-черных лоскутков на кресле, — и даже одеялом меня прикрыл, какая трогательная забота, — девушка начинала злиться, в первую очередь за то, что позволила так легко себя скрутить, непозволительная беспечность». За окном была какая-то непроглядная мгла, комнату освещал лишь тусклый свет настольной лампы. — Ну здравствуй, моя спящая красавица, — услышала она и повернула голову. Кот стоял, прислонившись спиной к стене, и откровенно ее рассматривал. — Что с тобой случилось, Нуар? Почему я здесь? — Бланш, детка. Не Нуар — желто-оранжевые глаза опасно блеснули. Маринетт вздрогнула и поежилась от этого противного, какого-то липкого «детка». Кот усмехнулся. Героиня Парижа, лежит сейчас перед ним, совершенно беспомощная и беззащитная. — Какой еще к чертям Бланш? Немедленно отпусти меня! Ухмылка Кота стала еще шире. Несколько шагов — и он уже рядом с совершенно не радой этому девушкой. — Я отпускал тебя слишком много раз. Детка, — последнее слово произнесено явно специально. Бланш склонился над ней, убрал с лица прядь темных волос, провел рукой по маске. Скоро она спадет с тебя, любимая, и я увижу, кто ты на самом деле. Маринетт замотала головой. Куда подевался ее славный, веселый и упредительный Кот?! Он бы никогда ее не обидел, что с ним случилось?! Ее мысли лихорадочно метались. Если она здесь — значит, она причина. Она довела Кота до такого состояния. Но как такое вообще могло произойти?! — Что ты хочешь от меня? — голос предательски дрогнул. — Ооо, мои желания не изменились, я хочу того же, чего и всегда. Тебя. Бланш повернул ее голову за подбородок и накрыл ее губы грубым, требовательным поцелуем. Девушка распахнула от неожиданности глаза и дернулась. Воспользовавшись ее замешательством, кот скользнул языком ей в рот, углубляя поцелуй. Маринетт попыталась укусить Кота, но только сцепила зубы на его нижней губе, он провел когтями по ее боку, оставляя на нежной коже неглубокие, но саднящие царапины. Девушка со всех сил старалась не заплакать, но чувствовала, что горячие слезы бессилия подступают к горлу. Она никогда не воспринимала флирт Нуара серьезно, поскольку думала, что он такой всегда, и со всеми. Что такая легкомысленно-обольстительная манера общения — его обычное состояние. И вот теперь ей приходится отвечать за свою роковую ошибку. — Нуар, пожалуйста, вернись ко мне! — Раньше надо было думать, принцесса, — последнее слово Бланш произнес с нескрываемым раздражением, практически выплюнул. После чего быстрым движением сдернул с девушки покрывало. Она чуть не задохнулась от возмущения и внутренне сжалась от страха. Что, черт возьми, он вытворяет?! Девушка попыталась лягнуть Кота ногой, но он ловко поймал ее и легко провел по щиколотке рукой. Затем быстро стянул с себя белый костюм, оставшись в маске и насильно раздвинув ей ноги и устроившись между них. Она почувствовала его возбужденный член внутренней стороной бедра. — Кот, пожалуйста, не надо… — прошептала Маринетт, дрожа всем телом. До нее наконец-то начал доходить весь ужас происходящего. Нет, ее первый раз не должен произойти вот так. Слезы потекли из зажмуренных глаз. — Ты будешь моей, только моей. — прошептал он ей на ухо и коснулся губами ее шеи, чертя языком узоры по сливочной коже. Его рука мягко накрыла грудь девушки, пальцы прошлись по затвердевшим вершинкам. К своему стыду Маринетт почувствовала, что от этих прикосновений внизу живота возникло какое-то тягучее чувство. Нет, этого не должно было случиться, только не так. Она снова попыталась столкнуть Кота с себя, но тот лишь сильнее вмял ее в кровать своим телом. — Пожалуйста, Кот, остановись! — девушка уже откровенно всхлипывала. Бланш бесстыдно гладил каждый изгиб ее хрупкого тела. Не рискуя больше целовать ее в губы, он приник губами к ее груди, лаская языком затвердевшие скорее от холода, чем от возбуждения, соски. Рукой он скользнул к ее лону, ощутив под пальцами горячую и влажную кожу. — А твое тело явно не так сильно против, как ты пытаешься показать, — усмехнулся парень. — Нуар, не надо, умоляю… В медовых глазах блеснул огонь, вызвав невольную ассоциацию с адом Данте. Кот закрыл ей рот ладонью. — Не называй меня так больше. И резко ворвался в нее, сметая на своем пути тонкую преграду, одним движением ломая мечты, иллюзии, безмятежность, подводя черту под так болезненно закончившимся детством. Крик девушки потонул в его ладони, он почувствовал, как по его пальцам потекли слезы его Леди. Сердце кольнуло неприятное ощущение неправильности происходящего, непоправимости совершенной ошибки. Но обида за то, что его Ледибаг хочет видеть его рядом только тогда, когда ей необходима помощь, быстро взяла верх. — Оооо, так значит, я опередил своего конкурента? — вопросительный взгляд, — Того, которому ты отдала сердце, но не успела отдать тело. От невыносимой боли внизу живота она не могла сказать ни слова, только всхлипывала и стонала, болезненно морщась. Что он там болтает? Какие конкуренты? Все перестало иметь значение, мир сузился всего до двух чувств — до боли и унижения. Коту не понадобилось много времени, чтобы закончить начатое, хотя и это показалось Маринетт вечностью. Единственное, что ее радовало — что все наконец-то закончилось. Ее накрыло какой-то волной всепоглощающей апатии и равнодушия ко всему происходящему. Очевидно, сработал какой-то механизм психологической самозащиты, но сейчас ей было все равно, что будет с ней, кто будет защищать Париж, долго ли ее будут тут держать и скоро ли хватятся ее родные. Жаль было, что Камни Чудес попадут к Бражнику. Это целиком и полностью ее вина, но что она может сделать? Ни-че-го. Она бы посмотрела в глаза тому, кто был Котом, после того, как Камни перестанут действовать, правда, спадет и акуманизация, и он не будет помнить. А она останется здесь, прикована к кровати, пока в дом не придет обслуживающий персонал. «Если придет», — равнодушно подумала она, глядя на толстый слой пыли на подоконнике. — Я тебя ненавижу — тихо сказала она, глядя куда-то в пустоту. Бланш приподнялся на руках и смахнул не перестающие течь слезы с ее щеки. — Знаешь, милая, это уже не имеет никакого значения. Он встал и направился в ванную, намереваясь принять душ. Он помнил условия сделки. Но Камни Чудес можно отдать Бражнику и после. Странно, но никакого внутреннего сопротивления от этой мысли он не испытывал. Они проиграли. Каждый — свою битву. Задолго до того, как Камни окажутся в руках Бражника. То, что он сотворил, не заслуживает прощения. И не злодей тому виной, а он сам. Падающего — толкни? Так говорил немецкий философ? Вроде бы. А еще говорил, что человек — грязный поток. Ну, он-то уж точно. Но только не она. Пытаясь опорочить ее, использовать, очернить в собственных глазах, он, сам того не желая, поднял ее на уже недосягаемую для себя высоту. Ее образ для него стал лишь светлей и чище. Получил ли он то, что хотел? Нет. Он хотел, чтобы она его любила. И позволила ему любить себя. Что ж, второе можно заставить. А первое… Для него, вероятно, всегда было невозможным. Таким и осталось. Темнота наступила до обидного внезапно.***
В комнату с прикованной к кровати Маринет заводным ураганом ворвалась Вольпина, и затараторила прямо с порога. — Слушай, там неадекватный кошак в отключке. Вот уж точно говорят: против лома нет приема. Акума была в каком-то рисунке, на эту гадость и давай скорее… — Bordel de merde! * — впервые в жизни выругалась лисичка. Ледибаг отвернулась к стене и, уже не сдерживаясь, разрыдалась. *bordel de merde (фр.) — буквально «сраный бардак», по смыслу «полный п*здец»