Ясень

Том просыпался медленно, словно поднимался из глубины моря. Было прохладно. Он поглубже зарылся в тёплое одеяльное нутро — надо спать, пока можно. Эльф вновь недоглядел за камином, и Малфой снова начнёт ворчать с раннего утра… Том перевернулся на другой бок, на мгновение открывшись, и запах соли, песка и водорослей накрыл его с головой — он проснулся. Темнота истончилась — небо чуть посветлело. Над морем и берегом клубился густой туман. Огонь погас. Выбравшись из спальника, Том чертыхнулся — и дракон, и Гарри исчезли. Призыв вновь разбился о глухую стену. Вернулся бы до того, как девчонки проснутся. Вчера он с трудом удержал Гермиону. Он и сам рвался в лес, хотя понимал — Гарри не заблудится и не застрянет в дереве; иногда тот так крепко о чём-то задумывался, что даже драконы были не в силах пробиться. Выходило это не нарочно — сознательно как раз не получалось. Том бесшумно ушёл в лес. Он умылся и почистил одежду. Прохладная вода взбодрила и прогнала остатки сна. Медленно пробираясь между деревьями, он прислушивался, но не уловил ни скрипа, ни пения, ни жужжания — лес был пуст, как Гарри и говорил. Набрав сучьев, он вернулся. Туман рассеялся, осев росой на песке, и морская гладь сверкала под утренним солнцем. Том сбился с шага, заметив движение в лагере, но быстро вздохнул с облегчением — проснулась Эйлин, а не Гермиона. Она деловито копошилась в своей корзинке, даже голову не подняла, когда он подошёл и сгрузил хворост рядом с кострищем. Он развёл огонь и вскипятил воду. Порадовался предусмотрительности Гермионы — это она вытребовала второй котелок. — Чаю бы… — пробормотал он, грея в руках кружку с кипятком. — У меня есть цветки амаранта и жасмина, — отозвалась Эйлин. — Но их стоило бы подсушить… Не заваривают же свежие? — Не знаю, — Том пожал плечами. — Никогда не задумывался. Сушат же, чтобы хранить?.. — Не только, наверное, — Эйлин достала из корзинки горстку увядших цветов. — Как с травами. Например, для рябинового отвара лепестки моли должны быть высушены на солнце и прожарены в шкафу. — Пожарены в шкафу? — переспросил Том и сразу вспомнил: — А, сушильный шкаф. Эйлин кивнула, пересыпая бутоны из ладони в тарелку. — Откуда ты всё знаешь? — вздохнул он. — Слагхорн ничего подобного не рассказывал. — Дедушка научил, — пожав плечами, ответила девочка. — Зачем Слагхорну рассказывать? Он не травник. — Например, чтобы понимать, что зелье испортилось из-за дрянной травки, а не из-за ошибки в рецепте? — Почти любое зелье легко исправить, если знаешь для чего та или иная травка, — возразила Эйлин. — Например, если видишь, что листья моли плохо просушены, то надо добавить в два раза больше, чем по рецепту. — Хочу родственников… — завистливо вздохнул Том и резко замолчал на полуслове. Когда-то он всё это знал. Рольф учил понимать по запаху для чего та или иная травка. Фиби и Берта — собирать и сушить. Он взял тарелку с бутонами и поставил перед собой. — У тебя разве нет? — искренне удивилась Эйлин. — Увы, — Том покачал головой. Он разложил цветки и раскрыл ладони над тарелкой. Она помолчала, а затем проговорила, глотая окончания: — Поговаривают, что ты бастард. Когда Том рассказал, откуда он, Ральф не поверил. — Не может быть, — отрезал он. — Ты не из приюта. По тебе же видно! Как ты себя ведёшь, как ходишь, как ешь, как разговариваешь — какой, к чёрту, приют?! Не хочешь говорить, кто твои родные — не говори. Но не ври так… Так нелепо! Том пожал плечами — переубеждать он не собирался. В случае Ральфа — зря воздух сотрясать. Тот уже придумал свою версию, другие пропускал мимо ушей, поэтому Том и стал бастардом — плодом запретной любви. Ральф и сам уверился, и других убедил. Они сошлись во мнении, что отец Тома из хорошей семьи, раз внебрачного сына воспитывает как положено. Тайно, конечно. Боится, что ревнивая жена отравит или её родственники оскорбятся. А вот из какой именно семьи пока не определились. Лидировали Блэки. Смущало одно: те своих бастардов не прятали — с радостью вытаскивали на всеобщее обозрение и даже умудрялись хорошо устраивать. Младшие Блэки с удовольствием спорили, кто из отцов согрешил, одна Вальбурга смотрела на Тома так, что тот взял за привычку проверять на яды не только еду и питьё, но и вещи. Том никогда не подтверждал и не отрицал легенду Ральфа — это было на руку. — Нет, — помедлив, ответил он. — Я не бастард. Я не знал своих родителей, но мать была замужем. Она умерла сразу после моего рождения. Эйлин вытащила из мешка кружки, бросила в каждую по два высушенных бутона и залила кипятком. — Быть бастардом лучше, чем грязнокровкой, — признался он. — Гермиона маглорождённая, — прошептала Эйлин, покосившись на спящую девочку. — Она вчера вечером рассказала, когда вы ушли. Я спросила, не родственница ли она Дагворт-Грейнджерам. Гарри — полукровка. Мать маглорождённая, отец — Поттер. Он погиб. Том нахмурился. Он был уверен, что Гарри, как и он, сирота. — Ты не похож на маглорождённого, — вдруг проговорила Эйлин. — Они другие. Нет, нет да проскользнёт что-то чужое. А ты похож на одного из нас — из старых семей. Вздохнув, Том отпил из кружки слегка потемневшую воду. Цветочный вкус едва ощущался. — Вчера ты не удивилась, когда узнала, что мы оказались в другом мире. — Магам не впервой попадать в другие миры, — спокойно сообщила Эйлин, согревая кружку в ладонях. Том вытаращился. — В книжках об этом не пишут, — пояснила девочка с улыбкой. — Учителя об этом не говорят. — Но откуда ты знаешь?.. — Бабушка рассказывала. Она всю жизнь изучала сказки и волшебных существ… — медленно ответила она. — Она говорила, что сказки сохранили то, что маги забыли. Раньше миры были связаны. Через проходы к нам попали тролли, вейлы, вампиры, гоблины, кобольды. — Не только палочки, но и сказки? — уточнил Том. — Или другая бабушка? — Она у меня одна, — ответила Эйлин. — Мамины родители давно умерли, ещё до моего рождения. — Поэтому ты и не удивилась. В первый раз я попал сюда через шкаф. Чихнул и провалился, — поделился Том. — В этот раз я невольно утянул тебя на невидимую тропу. — Невидимая тропа? — переспросила Эйлин. — Солнце и песок — это невидимая тропа? — Да, — ответил он. — Что в ней невидимого? — изумилась она. — Тропа — это отражение магии ходока, — повторил он слова драконов. — Для каждого она разная, поэтому её называют невидимой. Я её не сразу увидел, первое время словно бродил в темноте с завязанными глазами. — Но я её видела. — Ты пришла со мной, — объяснил Том. — Ты видела мою тропу. Когда мы учились с Гарри, то нас некому было взять на тропу и показать, что она из себя представляет. Мы ходили наобум. А потом, если Гарри брал меня с собой, я видел тропу по-своему. — И тебя я там не помню, — возразила она и замолчала. — Если только ты не выглядел, как белая змея-переросток. — Ты поэтому орала? — Ты бы тоже заорал, — фыркнула Эйлин. — В один миг в меня швыряет бомбардой идиот Бьюкенен, в другой — я посреди песков в объятиях страшилища. — Я не страшилище, — оскорбился он. — Гарри тоже выглядит… Странно на этой вашей тропе, — раздался сонный голос Гермионы. — Я ужасно испугалась. — Давно проснулась? — спросил Том, когда она выбралась из спальника. — Нет, — она протёрла глаза. — Какими-то рывками. Помню троллей и белого медведя. Потом появился дракон, потом какая-то извивающаяся и меняющаяся тропа. Как кинолента, — пояснила она. — Впрочем, вы и не знаете, что такое кинолента… Потом помню, как Эйлин сказала, что оказалась посреди песков в объятиях страшилища. Тут я окончательно проснулась, — Гермиона зевнула в ладошку. — А каким был Гарри? — жадно поинтересовался Том. — Он был похож на дракона, — удивлённо протянула она. — Я только сейчас поняла. Раньше я их не видела… На человека-дракона. Такая же кожа, глаза, рога, крылья, — она оглянулась и спросилась: — А где они? Гарри и дракон? — Понятия не имею, — не стал юлить Том и сунул девочке в руки кружку чая. — А ты с ним не связывался? — осторожно спросила Эйлин. — Не отвечает. — А как он мог с ним связаться? — не поняла Гермиона. — Наверное, он вновь в лес ушёл. — Не думаю, что он на острове, — помедлив, ответил Том. — Он в порядке. Я всегда знаю, в порядке он или нет. — И всё-таки. Как ты мог с ним связаться? — помолчав, вновь спросила Гермиона. «Вот так», — ответил Том. Она вздрогнула и пролила на себя чай. — Что? — вскрикнула она, вскакивая на ноги. Бестолково прыгая на месте, она оттягивала промокшую ткань от кожи и причитала: — Чёрт! Больно! Как же больно! «Не суетись, — приказал Том и щёлкнул пальцами, высушивая джинсы. — Возьми крышку с котелка. Гарри вчера его заморозил — она холодная». Эйлин заинтересованно смотрела на них. Страха в глазах было намного меньше, чем вчера. Наверное, Гарри был прав, когда просил дать ей время. — Вы этому тоже тут научились? — спросила Гермиона, поочерёдно прикладывая крышку к пострадавшим бёдрам. Том кивнул. — Давайте разогреем креветки, и я расскажу историю о том, как четыре года назад встретил Гарри, и что случилось после. — А когда ты вернулся, то вновь был ребёнком? — уточнила Эйлин. — Как в историях о ши. Только наоборот. — Получается, что наш мир — это холм, потому что когда мы вернулись сюда, то прошло лет сто. — У маглов тоже есть такие истории, — заметила Гермиона. — Девочка упала в кроличью нору, дети заблудились в шкафу, мальчиков призвали из школы. Обратно они вернулись в тот же час, тот же миг. — Мне кажется, похожие сказки есть у всех, — сказала Эйлин. — Только мы говорим: «И отправилась она в страну троллей, лежащую на востоке от солнца и на западе от луны», а тролли: «И ушёл он за край мира в страну людей». Наверное, раньше или проходов было больше, или умели их видеть. — Или миры были ближе другу к другу. Или раньше был один мир, а затем раскололся. — предположила Гермиона. — Как континенты. Со времени они расползлись по разные стороны — не дотянешься. — Слишком серьёзный разговор для такого дивного утра, — заявил Том. — Одобряю, конечно, но… Креветки закончились. Надо наловить рыбы на обед. — Одного не отпущу, — строго сказала Гермиона. — Почему? — А вдруг ты тоже исчезнешь? Что мы будем делать одни на необитаемом острове без магии? — Кстати, о магии, — Том обвёл задумчивым взглядом девчонок. — Наверное, вам стоит учиться колдовать так. Как я и Гарри. — Думаешь, у нас получится? — усомнилась Эйлин. — Почему бы и нет? — Том пожал плечами. — У нас с Гарри получилось, а мы оба не имели ни малейшего понятия о магии. Гермиона удивлённо на него взглянула: — Его родители маги. Крёстный — маг. Они живут в полумагической деревне. Он должен был иметь понятие о магии. «А родителей нет. Я сирота», — прозвучал в сознании голос. Как наяву, Том увидел Гарри в заснеженном лесу с обмотанной платком ладонью. — О такой магии, — уклонился он. Память о прошлом возвращалась урывками. Как весенняя река, она нетерпеливо сбрасывала оковы льда и рвалась из глубин наверх. Он вновь был светлым королём. Он и не подозревал, как много забыл — наверное, это было к лучшему, тело ребёнка не выдержало бы сознание взрослого. Магия бурлила в жилах. За спиной словно распахнулись крылья. Сейчас бы он взлетел без труда. — Забудьте всему, чему вас учили в школе, — равномерно произнёс он. — Выкиньте из головы движения палочки и заклинания. Дыхание и воображение — вот что важно. — Но ты щёлкаешь пальцами, когда высушиваешь одежду, — прервала его Гермиона. — А Гарри раскрывает ладони, — напомнил Том. — Движения вторичны. У каждого они свои. Сначала дышишь и чувствуешь магию, потом представляешь и используешь, затем привязываешь на движения. Например, когда учился высушивать одежду, то сначала выравнивал дыхание, потом представлял, как тёплый ветер сушит ткань, и лишь затем направлял магию. А к щелчку пальцев привязал, когда научился делать это всё за пару секунд. Щелчок пальцев — это якорь. Сам по себе он не важен. К якорю можно прицепить несколько заклинаний, — он щёлкнул пальцами и вокруг закружились золотые огоньки. — Вижу ветку омелы — вспоминаю Рождество, — медленно проговорила Гермиона. — Рольф называл это «собачьими трюками», — фыркнул Том. — Дескать, как учить собаку лаять по команде. — Похоже, — согласилась Гермиона, ничуть не смутившись. — То есть перво-наперво учимся дышать и чувствовать магию? — Да, — подтвердил Том. — На словах сложнее, чем на деле. Он отошёл в сторону, чтобы не мешать. Змеиный остров… Он не был на нём с того дня, когда Гарри разрушил замок короля Сола. Дамблдор был похож на него, только вместо безумия и холода на дне его глаз таилось горе… И страх? Закрыв глаза, девочки сидели в позе лотоса и равномерно дышали. Позу лотоса любили дриады, у Тома вечно затекали колени, но для обучения она подходила идеально. «Гарри, — позвал он, не особо рассчитывая на ответ, но тот внезапно отозвался и обдал ветром с привкусом снега. Том растерялся и спросил совсем не то что собирался: — Почему тогда ты сказал, что сирота?». «Потому что я им и был, — помедлив, ответил Гарри. — Когда вернулся, мама была жива». «Почему? — изумился он. — Как это возможно?». Гарри молчал. У Тома похолодело под сердцем, и он пошёл к морю, по пути скинув ботинки. Волна с шумом набежала на берег, обдала ступни пеной и песком. «Потому что мы встретились», — наконец произнёс Гарри. Том забрёл в воду по колено. «В твоём будущем и моём настоящем ты стал тёмным волшебником. Тебя боятся звать по имени, — выдохнул в его сознании Гарри. — Было предсказано, что родится тот, у кого хватит могущества тебя победить. Ты выбрал меня». Том замер. От лагеря неслись крики девчонок — он не слышал. С моря летела стая птиц — он не видел. «Когда мне был год, ты пришёл в дом к моим родителям, убил моего отца, а мать оставил в живых. — продолжил Гарри. — У меня её глаза. Ты вспомнил, сопоставил и узнал». «Ты видел меня? — с трудом спросил Том. — Видел меня, каким я стал?». — Да, — ответил Гарри, обнял его за шею со спины и уткнулся лбом в загривок. Том задрожал, вцепился пальцами в его кисти. — Да, я видел тебя.