Грань

Небо давно заволокло тяжелыми, черными тучами, покрывая Северный Полюс темнотой и тягостным ощущением неизбежного нападения врага. Шорох, он слышен за каменными рамами верхних этажей. Ветер начинает гулять по подоконникам и балконам, норовя пробраться внутрь — за холодные вымороженные стекла, и с острой болью заморозить каждого, кто попадется в его невидимые острые лапы. Где-то внизу слышны окрики главы дома и бубнеж, и рычание йети, которые не успевают уложиться в срок и ночи напролет доделывают, рассортировывают и упаковывают игрушки. А он сидит на верхнем этаже. Поджав колени к груди и обвив себя руками, смотря на пространство перед собой и раскачиваясь вперед-назад. Шорох, подобно пробежала рядом мышь. Но в замке нет мышей. Он улыбается, и выпускает облачко пара. Всё же мороз сковывает верхнюю башню и пробирается в каменную комнату, подмораживая стены. Шелест, подобно высушенным листья осенью, которые гоняет непослушный ветер. Но здесь нет листьев или даже шуршащего хлама, здесь просто одна старая кровать — позади него, старая тумбочка и много ковров свернутых в рулон и стоящих в левом углу от него — рядом с окном. Ночь. Уже темная непроглядная ночь, а еще эти тучи, что затмевают даже свет от звезд и неполной Луны. Он вновь улыбается, но только грустно, вымученно и безнадежно. Два часа назад заходила еще раз Фея, проверила спит ли он и он притворялся, дал иллюзию, которая ей была нужна. Вновь улыбка, а измученный пустой взгляд зеленых глаз переводится на зеркало, которое повешено на противоположной стене. Он ловит свое же отражение, расфокусировано пытаясь уловить черты лица и странной позы. Не получается — взгляд слишком долго был направлен вне пространства, из-за этого муть перед глазами никак не проходит и, фокусироваться, улавливая четкость на отражении, теперь сложно и больно. В коридоре, через который падает свет в открытую настежь комнату, гасятся две лампы, но ему не страшно, он вновь улыбается и наконец, ловит четкую картинку, разглядывая себя в зеркале, и почему-то не желая отводить взгляда от своих зеленых глаз. Ему плохо. Очень плохо и очень больно, а еще страшно. Ненужные, жуткие вспышки в памяти заставляют дрожать, а громкий вскрик так и остается в горле. Он знает, что с ним что-то не так. Он чувствует, как по телу ползут черные жгуты, как те же жгуты заползают в мозг и в само сознание, превращая его в кого-то другого. Но сказать другим — попросить помощь, он не может. Он сам себе противен и, с другой стороны, боится, что его вышвырнут, просто не захотят мараться. А он ведь просто... испугался в первом своем сражении. Боль обжигает сознание и тело — эта мерзость чувствует его. Чувствует каждую частичку страха, чувствует мысли и подстегивает раскаленным хлыстом, чтобы мальчишка метался в агонии, чтобы бился в паническом ужасе, и принял свою единственную защиту — темную сторону. Ту его часть, которой плевать на страхи, которая сильная и почти... — Безумная... — сиплым шепотом произносит он, закрывая глаза и, вновь видит перед собой темноту. Только даже в его воображении, под закрытыми веками, она клубится, извивается красноватыми жгутами и подбирается ближе. И он ненавидит. Всех. Каждого. Себя. Луноликий ему поможет... Он так думал, и надеется до сих пор, и потому каждый раз ждет Луну. Его провалы в памяти участились и доказательством служит сегодняшний вечерний — бой… Он был сильнее, он почти достал этого уродливого Страха, которого нужно, нужно было уничтожить именно ему!.. Или на худой конец Хранителям. Но не этим… этим непонятным Духам. Чертовому Оверланду и этому Черному… Рей вздрагивает, отмахивается. Он злиться, нечаянно позволяя тьме жгутами обвить его ноги и подобраться выше. Он знает. Тьма уже здесь. В этой комнате. Она материальна. Но то ощущение... Страшная, ужасная по своей разрушающей силе Тьма. Не такая, что сейчас вьется вокруг, а другая — инородная, Первая, наверное... Теперь он может их различать. Теперь он понимает. И от этого бесится, боится и старается не вспоминать это существо, которое все зовут Королем Кошмаров. Тот, который действительно может убить один раз и навечно. Рей видел эту силу, чувствовал и теперь знает, наверняка. Его злость — его защитная, черная сторона боится, знает, что её ждет, если еще раз он встретиться с Черным Духом. Вся тьма… даже новая, та, которая есть у Королевы тоже боится, сама трепещет. Он сильнее. Он уничтожит одним щелчком. «Поэтому, нужно напасть первым!» — шепчет уверенно подсознание, но Рей распахивает глаза и смотрит своему отражению в глаза, в красные, горящие глаза. — Зачем? — хрипло переспрашивает мальчик и не контролируя себя, почти балансируя, впускает в сознание черноту. Он ухмыляется, чувствуя, как робость в нем заметно исчезает, уступая место черноте злости. Настоящей и необузданной. «Тебе ведь нужно это...» — голос в голове, а может уже и в реальности звучит по-другому, более мелодично, не по-настоящему, словно кто-то пытается спародировать его собственный. Он понимает, кто это. Чувствовал уже два раза. — Покажись... — шепот мальчика облетает комнату и последняя лампа в коридоре гаснет, затмевая всё сине-черным мраком, который теперь полностью заполняет комнату. За окном слышен вой ветра, дрожит не слишком хорошо закрепленное стекло в окне, а Рей склоняет вбок голову, почти не пугаясь, когда по краям зеркала расползаются, едва поблескивающие в темноте, черные жгуты, и его собственные глаза в отражении начинают светиться ярче. Ему почти не страшно. Он почти привык. Он почти впустил Её в сердце... Маленький, с каждым разом задыхающийся, здравый смысл еще кричит в голове и где-то в глубинах души, но его заглушают злобные нити красно-черной тьмы Её Величества. Он ведь должен бороться? Но за что и зачем? Хранители... Они затеяли войну, они её выиграют и так пророчил сам Луноликий. Остальных уничтожат, Страх развеется и враги сами себя перебьют, а детей защитят тоже защитники веры. Он тоже во всем этом примет участие или, как считают другие, должен принять участие, но мальчик забыл зачем ему это нужно. Ему было так страшно, так боязно и никто не пришел на помощь и никто даже не заметил его изменений, его паники и испуга во взгляде наивных зеленых глаз... а теперь, его же злость может в считанные секунды его защитить и закрыть от любых страхов. «Принять себя? Принять эту злобу? Но ты ведь Хранитель! Ты — добро!» Чернильная тьма подбирается ближе, стелется по полу, оставляя за собой коричневатый след, как от слизи, нити, что опутали зеркало, теперь словно затвердели, создавая собой изящное обрамление зеркальной поверхности. Мальчик видит в этом свою мрачную красоту и почти не понимая, подпускает к себе жгуты, позволяя обвить руки и ноги, и он слышит в голове голос. Только теперь не свой — чужой, мелодичный, с легкой хрипцой и завораживающей своей властью. Уже сегодня утром, когда он проснется, он забудет ночной ужас и свои разговоры. Он будет угрюм и будет вновь вспоминать, принимать свою злую часть и выбирать новый путь. Скоро, он может сойти с ума, а пока... Рей прикрывает глаза и увлеченно вслушивается в историю про родившуюся когда-то девочку, которую впоследствии предали и убили, но она стала порождением Страха и Мести. *** За ночью всегда приходит утро. Светлое и яркое или же пасмурное и тихое, предвещая скорый снегопад или метель. Но утро нового дня, пока оно еще полностью не началось, и в предрассветной морозной тишине, под светлеющий небосклон, лениво просыпался мир, сами города, люди в нем и конечно же сама земля — огромные леса и звери в нем. Птицы медленно, зябко переступали с лапки на лапку, а ранние ярко-огненные белки уже вовсю начинали бегать по деревьям, не опасаясь быть пойманными уснувшими филинами. И сам древний лес, на окраине мира, под тихий перезвон утреннего розоватого снега и тихий стрекот птиц, пробуждался, скидывая с себя темноту и позволяя серебристому, зимнему туману клубится над верхушками грозных вековых елей. Белая же поляна, в сердце мрачного леса, что практически всегда была покрыта тонким настилом из тьмы, медленно изменялась и на её почти ровную, черноватую поверхность начали выбредать немногочисленные стайки Кошмаров, тихо фыркая, разминая мощные лапы, и отбивая копытом пушистый снег. Красные, умные глаза едва светились опасным огнем и теневые существа без какой-либо спешки прогуливались по новому снегу, проверяли сохранность своей территории и начинали беззаботно охотиться на белок, что почти дразня перебегали по ближайшим елкам и кедрам. Сейчас этим боевым животным можно было погулять в свое удовольствие, побеситься в лесу или на лужайках и погонять мелкое зверье, не заботясь о возвращении вниз. В подземельях сейчас делать нечего. В подземельях сейчас не бывало пусто, спокойно и тьма пробралась в каждую комнату, послушно окутывая всё темнотой. А в их зале тепло, тоже сумрачно — почти не видно, и поленья в камине, осыпаясь углями, медленно догорают... но хозяевам всё равно. Кажется, даже, если мир будет рушится подчистую, им будет нагло плевать на это. Новый, томный вздох, прерывистое дыхание срывается с мягких губ, и парнишка так недовольно уничтожает последнее язычки пламени льдом, гася угли в камине, за что получает очередной укус на плече и громко вскрикивает. Но ему нравятся, до дрожи во всем теле нравятся эти укусы, и он специально нарывается, желая получить еще больше ощущений. — Мелкий, зловредный мальчишка... — тихо шипит Король, но в противоположность словам только сильнее дергает к себе этот Снежный соблазн и несдержанно целует в покрасневшие губы. А огонь в камине разгорается с новой силой и жаром, освещая всю смежную залу и две обнаженные фигуры, безгранично увлеченные друг другом уже не в первый раз, и всё на той же, медвежьей шкуре... Беловолосый мальчишка слегка отстраняется, эротично облизывая губы, и медленно покачивается на бедрах мужчины, прикрывая глаза от удовольствия. Джек призывно стонет, плавится от прикосновений и накатывающего волнами удовольствия, сидя на Кромешнике верхом, и медленно то поднимаясь, то опускаясь в такт плавным движениям, чувствуя, как в нем скользит горячая плоть и запрокидывая голову, хрипло выстанывает. Мальчишке до одури хорошо, мальчишка выгибается до болезненного хруста в позвоночнике, и ему до цветных звездочек перед зажмуренными глазами хочется продолжать, несмотря на всю усталость… И пусть их страсть длится много часов подряд, но они всё еще не могут насытиться друг другом. Чертова, бешеная страсть из-за которой Джеку плевать, что будет с миром и даже целым мирозданием. Фрост дышит шумно, загнанно, быстро мотает головой, надломлено, капризно стонет и получает еще один сумасводящий поцелуй. Его многоговорящее «ещё» так и читается во взгляде потемневших серых глаз и отказать этому соблазнительному зимнему чертенку Король просто не может, с довольной усмешкой проводя языком по нежной шейке и приподняв Джека более резко и грубо опуская на себя. Несдержанный вскрик последнего ласкает слух, а его ноготки приятно-больно царапают лопатки из-за чего вновь хочется повалить мальчишку на шкуру, закинуть его ножки себе на плечи и ускорить движения... Что не выдержав и делает Питч, с низким рыком завладевая мягкими губами и изменяя их положение в пространстве, раскладывая Снежного на черной мягкой шкуре, взяв его теперь грубо и резко. А Джек словно и добивался такой реакции, такой смены действий, он только рад, несдержанно раскованно выгибаясь, задыхаясь от переизбытка эмоций и выбивающих сознание ощущений. Фрост беззащитный, стонущий и раскрепощенный, весь покрытый испариной и такой соблазнительный, отдается на милость своего Ужаса, позволяя ему делать с собой всё что вздумается. Джеку слишком хорошо и в голове, и на губах вновь это нужное и такое сейчас пошлое: — Ещё... ещё... Ещё!.. Очередное их безумие, но молоденький Дух не хочет, чтобы оно кончалось, потом вновь будет война, а сейчас есть только они, это их Вселенная и их время, и только потому Джек выгибается сильнее, стонет громче, позволяя себя кусать и грубо целовать, не оставаясь в долгу и царапая сильную спину, притягивая этого невозможного мужчину еще ближе к себе, чтобы чувствовать его вес и жар его кожи. Сильнее! — хрипло стонет вслух или произносит в голове — не знает, но ощущения усиливаются, а от властного рыка его Короля у мальчишки темнеет в глазах, а горло пережимает в судорожном спазме. Болезненный, приводящий в чувства укус на губах и его вновь целуют, а Джек умничка — послушно размыкает губки и позволяет чужому языку проникнуть в рот, углубляя поцелуй. Он впивается ногтями в серые плечи и судорожно выгибается из-за резких, почти болезненных движений, чувствуя, как его захлестывает удовольствие, окатывая огненной волной всё тело. Мальчишка постепенно теряет себя. Влажный продолжительный поцелуй и на мгновение Король отстраняется от своего наваждения, заглядывая в темно грифельные глаза, а Джек на грани, Джек мечется под ним и не может больше терпеть: никто из них не может больше это терпеть. Слишком жарко, слишком невыносимо — до исступления, слишком сладко… Питч с утробным рыком поддается резче, сдавливая мальчишку и не давая возможности даже шевельнутся и делает несколько более резких и глубоких движений, заглядывая в помутневший взгляд и доводя свою любовь единственной фразой: — Давай малыш, сейчас. Ледяной слышит свой громкий, сорванным голосом, крик, теплую влагу под своими ногтями, ощутимый укус Короля на своей шее и, у Джека темнеет в глазах... — Мальчик мой... Этот родной голос, хриплый, сейчас более низкий и почти на грани слышимости, но Джек все еще не может придти в себя, не видит ничего кроме темноты, и просто пытается вспомнить, как дышать. — Джек... Фрост распахивает глаза, моментально встречаясь с ярко горящими золотыми глазами над ним. — Я потерял сознание?.. — хриплым, совсем севшим голосом едва ли спрашивает Зимний Дух. — Тебя вырубило на пару минут, — почти таким же голосом сообщает Питч и теперь позволяет себе опустить голову и уткнуться в шею своего Снежного чуда, приводя свое дыхание в норму . Король довольствуется тихим, едва различимым стоном мальчика в этой звенящей тишине, и ему не понятно, почему она звенящая: не то от последнего разрывающего темноту и тишину крика Джека, не то от собственного удовольствия, которое всё еще разрядами пробегается по телу и набатом бьет в голове. Но Джек, его маленький развратный чертенок, был до умопомрачения хорош, и думать еще о чем-либо, кроме как об этом соблазне у Питча не получается. Он только находит в себе силы и аккуратно поддается назад, выходя из желанного тела и снимая стройные ножки Снежного со своих плеч, пока тот тихо и почти капризно всхлипывает. — Не дразни... — тихо просит Черный Дух, ухмыляясь и нежно зацеловывая каждый сантиметр на красной шее Джека. Мальчишка у него вкусный, нежный, такой сейчас податливый и даже хрупкий, и Черный Король пользуется его расслабленностью, оглаживая изящное, влажное тело, зализывая красноватые укусы на мраморной коже и слыша это сбившееся, сиплое дыхание. А Фрост, наконец начинает включаться в реальность, рассеяно запуская пальцы в черные волосы, а другой рукой поглаживая спину своего Ужаса, на минуту прикрывая глаза и восстанавливая работу мозга и легких. Черт. Он не ожидал, что их последний раз за ночь выйдет настолько... крышесносным. Джек облизывает покусанные губы и всё же открывает глаза, смотря в темный с белыми «светильниками» потолок. И как же ему, черт возьми, было хорошо… Но ведь они так наскучались друг по другу, и потому наверное было столько страсти и нетерпения, столько жадности и желания... Ледяному опять хочется простонать. — Питч... — Джек переводит дыхание и вновь облизывает губы, — Я пить хочу... И тебя хочу... Снова. Слышится тихий низкий смех с легкой хрипцой и довольством, и Король Кошмаров поднимает голову, чтобы заглянуть Фросту в глаза, но в сером взгляде одна серьезность и толика того самого желания напополам с легкой усталостью. — Дорвался, — с любовью осматривая это Снежное чудо, констатирует Кромешник. — Дорвался... — не отрицая, с улыбкой подтверждает Фрост и притянув к себе Ужаса Ночи за шею вновь целует, только на этот раз мягко и очень нежно, показывая насколько нуждается и насколько наскучался по своему мужчине. — Я люблю тебя... — тихим шепотом, смотря прямо в желтые глаза, мягко произносит Джек. — Я тебя больше, — с хитрой улыбкой отвечает Черный Дух, ласково проводя пальцем по мягким губам молоденького Духа Зимы. — Это ты мне припомнил за прошлый раз? — сразу вспомнив свою же аналогичную фразу, переспрашивает Джек, хотя откровенно веселится под этим пристальным, но притом таким теплым взглядом золотых глаз. — Да. Почему бы и нет, Снежное чудо... — просто отвечает Питч, осматривая Джека, но всё же подмечая его легкую усталость, на чем сразу и заостряет внимание, — Джек, маленький, ты ведь устал. Может, спать? — Ну… ты-то тоже не слишком бодрый… Устал, наверное, — Фрост прищуривается, пытаясь скрыть веселую и едва ли не хитрую усмешку. — Снежный, ты специально? — Питч выгибая черную бровь и с легким налетом надменности смотрит на парнишку, — Ты ведь знаешь мой характер, и знаешь, как меня задевают подобные намеки... Нарываешься ведь. — Ага, специально и целенаправленно, — радостно смотря на этого Черного Ужаса подтверждает Джек, в наглую любуясь им и притягивая ближе к себе. Кромешник же пренебрежительно фыркает и, быстро поцеловав мальчишку в щеку, отстраняется, садясь рядом с Джеком и, создавая в правой руке шар из клубящейся черной дымки, не единым взглядом не обращая внимания на подранную с двух сторон от Джека шкуру, которую он почти случайно разорвал, чтобы не навредить самому Снежному... — Тебе сок или шоколадный коктейль? — невзначай уточняет он. — А? Зачем? — Фрост хмурится, и не может теперь уловить связь между их разговором и напитками, пытаясь до конца включить мозг, который всё еще плавает в сладкой эйфории. — Ты пить, кажется, хотел, — снисходительно припоминает для Джека Король Кошмаров и незаметно для него усмехается. — Черт... Точно. Тогда сок, лаймовый или лимонный, — Джек закусывает губу и с виноватой улыбкой приподнимается на локтях, ожидая своего заказа. — Держи, — Питчу не составляет труда вытащить из дорогущего ресторана, только что приготовленный, свежевыжатый лаймово-лимонный сок, и отдать его в теплые, едва подрагивающие руки своего мальчика. А Фрост действительно захотел пить, и всю эту сладко-кислую вкуснятину выпивает тремя большими глотками, щурясь от удовольствия и прохлады напитка. — Всё! — довольный Ледяной Дух улыбается счастливо и сыто, отдавая пустой стакан обратно Кромешнику, и тот его быстро рассеивает в черной дымке, хищно осматривая соблазнительного обнаженного Джека. — Значит, первое твое желание исполнилось? — пытаясь скрыть коварную усмешку, как можно более ровно выспрашивает Король Кошмаров. — Эээ... да? — И можно приступать к исполнению второго? — заискивающий взгляд разгорающихся желанием золотых глаз и хитрая улыбка. — Ааа... ээ.. Стоп! Какого второго? Ты про что? — искренне не понимает Джек, в легком недоумении посматривая на Короля. — Ну как же, Снежный мой? — голодным взглядом осматривая парнишку, почти искренне удивляется Кромешник, — Первым — ты хотел пить, а вторым... ты хотел меня. — Ой!.. — Джек закусывает губу и даже начинает отползать потихоньку назад, понимая, куда идет дело, но Король Страха быстрее и легко поймав Фроста за руку, притягивает к себе, заваливая на шкуру и, с хищной улыбкой раздвигает коленом стройные ножки мальчика. — Питч, нет! Питч, стой! Ай, черт!.. Зараза! Да, погоди ты... Пииитч... О, да!.. Вот так... Ммм... Питч!.. Над древним лесом лениво начало подниматься зимнее солнце, согревая своими оранжевыми лучами темную поляну, но в подземелье этого никто так и не заметил. *** Лунный свет не грел землю — он её медленно вымораживал, ослепляя своими ледяными лучами и оставаясь безразличным ко всему, что творилось в городах... заброшенных домах, черных логовах новых Духов Ужаса и Страха... Луноликий не спал — он наблюдал, просчитывал ходы и давал четкие поручения своим подчиненным — Хранителям. Скоро всё должно быть закончено. Взмах бледной, хрупкой руки в сторону — в черное, поблескивающее звездами, пространство, и из темноты материализуется новый клубок звездной тьмы, медленно рассеиваясь и попадая на землю, вместе с лунными лучами, чтобы в еще одном городе: захудалом, забытом, но еще с несколькими десятками жителей, появился новый, отвратительный Ужас. Еще один, набивший оскомину, треск, и безразличный взгляд холодных ртутных глаз переводится на левую руку, которая уже вся в сеточке мелких и крупных трещин. Он становится похож на изящную, фарфоровую куклу, на которую давят много тысяч атмосфер и которая начинает трескаться. Еще несколько запрещенных приемов и тьмы, и один из кусочков отколется от фарфоровой руки и... тогда процесс уже будет не обратим. Он знает, чувствует — весы Баланса уже качнулись в противоположную от него сторону. Но... Лунный Свет еще может выиграть, показать свою силу, хитрость и свое превосходство. Хранители помогут, маленький зеленоглазый мальчик тоже послужит в новой партии отличной пешкой, а два Духа будут принципиально уничтожены. На эту вселенную и его одного хватит, чтоб держать равновесие. Ледяной эгоизм уже въелся внутрь, расползаясь ядовитыми белыми нитями, заставляя надменно смотреть на всех свысока, а решения стали монстрами, губящими своим светом всё живое и нужное. Тьма, что так удачливо была послана вниз, теперь уродливо расползается по запыленным улочкам города, пробираясь в каждый незащищенный дом и начиная питаться страхами людей и детей. Пусть. Всё это на благо высшего Баланса. Он знает, и он уверен в своей правоте. Когда новый монстр подрастет — он не оставит шанса другим. Вовсе не простой Кошмар, совсем не Дух Страха, — нечто совмещенное, страшное и уродливое, с нечеловеческим интеллектом, но звериными, необузданными инстинктами. Он уничтожит хотя бы одну проблему Лунного Человека. Еще одна трещинка проходит ломаной тонкой ниточкой, но она уже на лице, портя идеальную светлую кожу и замораживая часть мимики. Пусть. Так будет интереснее выступать в последней игре. До Рождества всё должно кончиться, и в последствии ему не составит труда восстановиться. Шорох теней внизу, на другой части мира, и Лунный видит свое первое идеальное детище, что расположилось в заброшенном замке и выстраивает свои очень коварные и хитрые планы. Он потратил много сил на этот обход Баланса, но это оружие будет идеально до конца. Он знает — предвидел, и недаром вложил в пустой Страх столько ложных воспоминаний и ощущений. Она действительно будет идеальной Королевой, она будет драться до последнего, ведь у неё есть чувства: такие простые, такие человеческие, но такие... ложные, которые он силой забрал у какой-то девчушки, и перетащил в чернильное сердце главной бестии Ужаса. Пусть думает, что у неё есть цель, собственные воспоминания и... да, самое главное — есть родное существо, ради которого она будет творить любые, даже самые страшные вещи. Это нужно для последнего, идеального, с точки зрения Луноликого, хода. А затраты собственных сил и возможностей всего лишь необходимая плата, которую ради такой победы он готов предоставить. Лунный Человек уверен, что ему ничего не будет, и он успеет до того, как трещины начнут полностью разрушать его тело и личность. Скоро всё закончится, и у его врага просто не останется шанса, ведь хитроумные ловушки уже расставлены по всему миру. А Королева проследит, Хранители подстрахуют, зеленоглазый мальчик сыграет свою роль и станет настоящим Хранителем, уничтожив неповиновавшегося, Ледяного Духа, как главную преграду.