═╬ ♗ ╬═
Тэхён не паникует, скорее беспокоится. Несколько агрессивное поведение Чонгука в последние дни его настораживает. Появляется резкость в жестах, движениях, и, кажется, физически кастаник явно становится выносливее и сильнее. Очень странные метаморфозы всего за два дня с момента возвращения из особняка. Особняка, в котором Чона укусил вампир. Анализируя произошедшую между ними ночью ссору, сейчас Ким уже жалеет, что поддался эмоциям. Надо было силком влить в него антидот, ибо этот кретин наверняка не выпил противоядие. А разгребать последствия собственной вспыльчивости придется мистику. И вот надо же было Хосоку докопаться до Чонгука именно сейчас, когда тот находился в нестабильном состоянии. Тэ не помнит, из-за чего вообще они сцепились, но спешит вмешаться. То, что происходит после, немного не укладывается в голове у эльфа. Непривычное прикосновение грубых мозолистых рук к собственной талии, гримаса злости на лице Гука, который метнулся вперед размытой тенью, впечатывая Тэхёна в стену и выбивая, кажется, весь воздух из легких. Он, черт побери, утащил его на второй этаж! Прошло не больше пары секунд, невиданная скорость даже для жнецов. Внизу слышится гул голосов. Еще бы, Чон своим необдуманным поступком собирает неплохую такую толпу в зале. Да у эльфа чуть сердце в пятки не ушло. Укоряя себя за утерянную бдительность, он задирает голову, заглядывая в черные, как ночь, глаза напротив. Слишком близко, черт побери. Чонгук злится. О, рыцарь просто в ярости, но явно не из-за вмешательства мистика. Просто Хосок начал распускать руки, и это стало последней каплей для того, кто знает теперь чуть больше, чем следовало бы. Близость Тэхёна пьянит и чертовски возбуждает. Лекарь не испытывает перед ним страха, даже сейчас смотрит скорее с презрением, нежели испугом. Ну, подумаешь, не рассчитал немного сил. За два дня, знаете ли, довольно сложно обуздать новые способности. Все через это проходили. Те, что обеспокоенно взывают с первого этажа, наверняка поняли бы. Правда, их посвятить в подробности рыцарь планирует чуть позже. Сейчас имеет значение только гибкое тело рядом и собственные руки на чужой талии. Вот так правильно и единственно верно, и Чон оторвет конечности любому, кто осмелится оспорить сей факт. Тонкие изящные ладони упираются ему в грудь в попытке оттолкнуть, но сопротивление выходит слабым. Новые силы не идут ни в какое сравнение с прошлыми, и кастаник широко улыбается в ответ на гневный взгляд невозможно притягательных глаз. Однажды ему удастся приручить этого строптивого эльфа, и уж тогда остальные согильдийцы точно взвоют. – Пусти меня, – возмущенно шипит Тэхён, но Гук и не думает его слушаться, вжимая в стену своим горячим телом и лишая возможности вырваться из стальной хватки. – Черт бы тебя побрал, Чонгук! – восклицает он, дрожа от того, как рыцарь медленно ведет носом вдоль линии шеи, сквозь зубы выдыхая обжигающий воздух на дико чувствительную кожу и жадно наполняя полные легкие ароматом мистика. От неожиданности парень даже перестает дубасить Гука по плечам в надежде вырваться и тихо охает, прикрывая глаза, когда пальцы сильнее сжимают бока, сталкивая их бедра. – Чонгук, приди в себя, не делай глупостей, – слышится снизу встревоженный голос Чимина. Однако подниматься по ступеням Пак не спешит: опасается, что Чон может навредить из-за этого Тэхёну. Они, вероятно, думают, будто кастаника опоили чем-то или заколдовали, но он просто немного ослабляет поводок самообладания, наглея в край. – Убери от него свои руки, мразь, – вторит маршалу Хосок, выхватывая из рук рядом стоящего согильдийца лук и натягивая тетиву со стрелой, целясь рыцарю прямиком в голову – Тэ замечает это мельком, не успев толком испугаться даже, потому что тихий смех над ухом буквально оглушает. Черт, да у него дыхание перехватывает, когда наглый кастаник скользит своими губами по нежному изгибу, слегка прихватывая зубами тонкую кожу, порождая мелкую дрожь восторга по всему телу. И животного в этом нет ни грамма. Слишком чувственно, интимно, волнующе, отчего Ким невольно склоняет голову на бок, до боли сжимая чужие плечи и без конца облизывая собственные губы. Сердце колотится в груди как сумасшедшее, и с губ сам собой срывается низкий довольный стон, когда вместо укуса он ощущает мягкий поцелуй за ухом. Там, где место особенно чувствительное, способное из колючего ворчуна превратить Тэ в послушное желе, готовое на все ради удовольствия. Внизу кто-то громко ругается, слышится подозрительно знакомый свист, а в следующий миг в стену, недалеко от лица Тэхёна, вонзается стрела, отрезвляя лучше всякой пощечины. Мистик испуганно распахивает глаза, всматриваясь в черты лица напротив, и взгляд мгновенно цепляется за алый след на щеке Чонгука. Острое железное древко все же достигло цели, глубокой царапиной рассекая щеку. В нос ударяет соленый запах крови, а и без того темная радужка наполняется какой-то пугающей чернотой, которой эльф, к несчастью или к радости, знает название. Голод. Тяжелый, неподвластный, порабощающий, но, черт, такой соблазнительный. Не животный, нет. То оказывается голод иного рода. Тэ сам с ним каждый день сталкивается. Видит в зеркале, кусая губы и запуская руку в штаны. Необходимость, из-за которой Ким жалобно скулит, нетерпеливо проталкивая в свою влажную и просящую дырочку сразу три пальца, хлюпая щедро выделившейся смазкой и мечтая стать заполненным до краев чем-то большим, толстым и пульсирующим. Тем, что Хосок не всегда может дать ему. О господи. – Ты потрясающе пахнешь, – доверительно шепчет Чонгук прямо в приоткрытые губы, и от его голоса, низкого, хриплого, проливающегося патокой на ключицы, кожа мгновенно покрывается мурашками, а волосы на затылке встают дыбом. Рыцаря, кажется, совершенно не волнует кровоточащая рана на щеке, все внимание полностью приковано к эльфу, который явно теряется, не до конца понимая, что происходит и почему тело так ярко отзывается на чужие прикосновения. Черт, да Ким даже что-либо сказать не успевает из-за поцелуя, легкого, мягкого, но чертовски сладкого. Чон буквально ласкает его губы своими, раззадоривает языком, слизывая испарину с нижней, но черту не переходит, целуя по-прежнему невесомо, отчего в груди у Тэхёна взрываются пузырьки восторга, пусть мистик и упорно сопротивляется, уперев ладони тому в грудь. Да ну какого хрена? – Ты… – Тэ находит в себе силы отстраниться, сорванно дыша и слыша стук собственного сердца. Проклятье, он уже много лет не реагировал так на чьи бы то ни было поцелуи. А тут предатель крови, который, вообще-то, в кровососа угрожает превратиться. Но что-то явно идет не так, ведь шея Кима остается нетронутой. Ну, если не считать того поцелуя за ухом, где кожа до сих пор горит фантомным воспоминанием прикосновения. – Ну разумеется я обработал тогда рану, – самодовольно заявляет Гук прямо в губы мистику, что тут же упрямо поджимает их, закипая от злости. – Неужели ты думаешь, что я настолько беспомощный? – вообще-то, да, думал, оттого и ударить его сейчас хочется сильнее вдвойне. – Сукин ты сын, – цедит Тэ сквозь зубы, понимая, что весь спектакль кастаник разыграл специально, дабы они оказались там, где Чон и планировал – наедине в темном углу. Новая попытка вырваться вызывает тихий смех и очередной поцелуй. Ким возмущенно мычит ему в губы, колотя рыцаря кулаками по груди и плечам, ибо наглости брюнета нет предела. В пах упирается колено, срывая с губ удивленный стон, и, проклятье, со стороны Тэхёна это оказывается ошибкой. Язык Чонгука тут же пробирается ему в рот, оглаживая нёбо, и эльф, сам того не понимая, отвечает на поцелуй с не меньшей жадностью и голодом. Забавно, ведь, пытаясь вытолкнуть его, мистик увлекается настолько, что не замечает, как пальцы зарываются в смоляные пряди, до боли оттягивая их. Ким мстит, целуя отчаянно, страстно, вымещая на нем всю злобу, что накопилась за месяцы пребывания Гука в клане. И, о боже, до чего же становится классно, когда их языки сплетаются, тела соприкасаются от груди до паха, а большие ладони рыцаря сминают его ягодицы, вжимая бедра в чужое возбуждение. Господи, да он, наверное, может кончить только от такого трения и мягких губ на своих, потому что чертовски хорошо и ни капли не мерзко. И вот в этом-то и заключается главная проблема. Поддавшись соблазну, Ким перестает соображать, отключая мозги, но оторваться от рыцаря сейчас просто не в силах. Не хватает решимости, ведь тот целует слишком сладко, горячо и страстно. Они искусывают друг другу губы и, кажется, смешивают слюну с кровью, вот только чьей – загадка. Сейчас обоим не до этого от слова совсем. В груди теплится что-то горячее, душное, давящее на ребра, накаляя вокруг парней воздух и заставляя задыхаться от нехватки кислорода. Благо из темного угла, в который Тэхёна утащил Чон, никто не может увидеть, чем именно они занимаются, едва ли не срывая друг с друга одежду. Для кастаника становится приятным сюрпризом чужая импульсивность и не менее обжигающая страсть, оттого он и утопает в водовороте ощущений с головой, совершенно теряя бдительность. – Тэхён? – голос кажется мистику знакомым. Он где-то уже его слышал, но пожар в паху не дает сосредоточиться. Его трясет как в лихорадке, и низ живота скручивают судороги от дразнящего трения и медленных толчков бедер. Почти секс, на грани между болью и удовольствием, и, если бы не лишние мешающиеся зрители, мистик бы сдался, послушно раздвинув перед Чонгуком ноги, потому как тело давно готово к капитуляции, требуя забрать своё и насытиться обоюдным голодом. – Тэхён, с тобой все хорошо? – Ким едва находит в себе силы отстраниться, жадно глотая ртом воздух и прожигая Гука тяжелым взглядом. Раскрасневшийся, с искусанными губами и явным стояком в облегающих брюках, само совершенство, так и просящееся подхватить на руки и унести в недра темной прохладной спальни. Нет, ему ни черта не хорошо. Тэхёну плохо, его разрывает на части, колени подгибаются, и хочется кричать от желания ощутить член Чонгука в себе. – Пусти меня, – стараясь не смотреть в глаза рыцарю, тихо произносит мистик, предпринимая новую попытку оттолкнуть кастаника. Бесполезно. Чон держит крепко, даже и не думая отпускать, словно надеется, что эльф передумает. А от тихого шепота на ухо Кима будто током ударяет, прошивая нервы острыми иглами колючей истомы. – Только при условии, что ты позволишь снова тебя поцеловать, – или же зайти еще дальше. В мутных от возбуждения глазах на миг вспыхивает ярость, а под ребра Чонгуку прилетает кулак от явно недовольного таким заявлением Тэхёна. – Иди к черту, – бурчит мистик, и это, может, и выглядело бы угрожающе, если бы не припухшие от поцелуев губы, сбитое дыхание и бугорок на штанах, который эльф старательно пытается спрятать под туникой. Тихий смех Чонгука посылает по телу волну дрожи, хватка наконец-то ослабевает, и Ким спешит убраться от рыцаря подальше, затылком ощущая тяжелый буравящий взгляд. А Гук от злобы и бессилия сжимает челюсти, наблюдая за тем, как Тэхёна, спустившегося вниз, мгновенно окружает толпа и Хосок тут же заключает его мистика в объятья, с охотой отвечая на неожиданный пылкий поцелуй. Сукин сын. Бросив на Чона прощальный нечитаемый взгляд, Ким демонстративно переплетает с берсерком пальцы и увлекает того за собой прочь из зала. Почему-то у Чонгука не остается никаких сомнений в том, чем именно они собираются заняться. И это-то бесит больше всего. Он может бесконечно долго бороться за чужое сердце, но какой в этом смысл, если его владелец предпочитает самообман?═╬ ♗ ╬═
– Значит, штурм? – понимающе хмыкает Чимин, и Гук согласно кивает. – Ну просто… вау? Это действительно выглядело зрелищно, – восхищается воин. В конце концов, не каждый день доводится увидеть семейную драму воочию. – Я уж было подумал, те вампиры тебя заразили, – кастаник на это лишь усмехается. Ну да, Тэхён тоже так думал, но до чего сладко стонал, поддаваясь ласкам. – Я так понимаю, вы там с Тэхёном в углу явно не о погоде говорили? – многозначительно играя бровями, хитро улыбается элин, однако рыцарь не поддерживает его веселья, мгновенно мрачнея. – А толку? Он чуть ли не пулей от меня сбежал к Хосоку, – взгляд невольно падает на безымянный палец правой руки. Мингю оказался прав: кровь Тэ действительно сняла с рун морок, и теперь те переливаются серебристыми бликами в лучах заходящего солнца. Когда Чонгук только получил свой тридцатый ранг, то дрожал от восторга и сиял от счастья. В нем ликования и гордости за себя скапливается столько же, сколько и горечи. Потому что кастаник в глазах напарника, заносчивого и самовлюбленного, остается жалким солдатом Федерации, и радость меркнет подобно дешевому драгоценному камню, в котором посторонних примесей больше, чем листьев на дереве. Невозможно угнаться и заслужить уважение. Его уважение. Поэтому-то присвоение тридцатого ранга они с Чимином решают отпраздновать по-своему: терпкий эль, опушка леса недалеко от деревни Лесорубов и новый бой, который знатно выматывает обоих. Голова кружится от количества выпитого, ночное небо завораживает россыпью первых звезд, а густая трава приятно холодит разгоряченную кожу. Пак, лежащий под боком, лениво тянется, и Чон невольно зачарованно любуется его худым натренированным телом. Не то чтобы воин привлекал Гука в подобном смысле, просто нормального секса действительно не было довольно давно, а элин выглядит слишком соблазнительным сейчас. Заметив чужой взгляд, Чимин поворачивает голову, приподнимаясь на локте и нависая над рыцарем. Долгих пять минут они просто смотрят друг другу в глаза, ведя немой разговор. И черт знает, что маршал видит в темной радужке напротив, но его лицо как-то быстро оказывается слишком близко, а дыхание щекочет кожу. Взгляд Чонгука невольно перемещается к губам, сочным, пухлым, влажным, совсем не таким, как у Тэхёна. Эта мысль неожиданно отрезвляет, проясняя рассудок. То, что они собираются сделать, немного выходит за рамки дружбы, а рушить их с Чимином отношения из-за собственного либидо ему совершенно не хочется. Он, черт побери, ценит элина как друга. Было бы глупостью все похерить сейчас. Их губы сталкиваются на каких-то пару секунд, мимолетно, осторожно, будто Пак и сам до конца не знает, что творит. Поцелуй выходит… приятным, но не приносит должного удовлетворения. Не то, не так и не с тем. Ладонь Чона ложится на щеку воина, оглаживая подушечками бархат кожи. Парень тут же отстраняется, заглядывая ему в глаза, словно пытаясь найти в них что-то. К несчастью или облегчению, не находит, только облизывает свои потрясающие губы и усмехается. – Ты красивый, знаешь, – нарушает молчание воин, укладывая Гуку на грудь свою маленькую ладонь. Ту самую, на которой уродливыми кровавыми бороздами рун отпечатывается другое имя. – Но у меня, к сожалению, на тебя не встал, – Чонгук обреченно закатывает глаза, зеркаля улыбку элина. – Нет, серьезно, я даже расстроен немного. – Не ври, я вижу облегчение в твоих глазах, – Пак отстраняется от него, вновь укладываясь на спину и позволяя рыцарю принять вертикальное положение. – Знаешь, я даже рад, что ничего не почувствовал, – добавляет брюнет, и Чимин мгновенно напрягается. – Точнее, это было что-то вроде: вау, у него шикарные губы, я бы поцеловал их. А потом… – Чон замолкает, глядя куда-то в пустоту перед собой. Мысли невольно снова возвращаются к Тэхёну и их поцелую. Черт, да мистик оказался пылким и страстным, полностью оправдав свой мерзкий характер и надежды кастаника. Если таким образом можно приструнить Кима, Гук согласен бесконечно срывать с его губ низкие стоны. – А потом ты вспомнил о Тэхёне, – тихо заканчивает за рыцаря Пак, отчего Чонгук резко оборачивается, встречаясь с грустными глазами, полными какой-то вселенской тоски. О, элин понимает его как никто другой. У самого один конкретный жрец не выходит из головы ни днем, ни ночью. И дело даже не в дурацком предначертании свыше. Просто однажды в твоей жизни появляется кто-то, кого хочется видеть рядом с собой каждый день, любоваться, целовать, сжимать в своих объятьях, разделять радости и невзгоды, идти через все трудности вместе, рука об руку. Только понимаешь это слишком поздно, когда уже умудряешься разрушить важную сваю отношений до основания. Эгоизм, амбиции и одиночество – три неделимые аксиомы, уничтожающие высокие чувства. – Как прошел разговор с Юнги? – поистине, Чонгук обладает той удивительной проницательностью, присущей, как правило, тем, кто живет не только разумом, но и сердцем. Он улавливает чужое настроение подобно неправильной ноте, опутывая нитями понимания. С ним действительно хочется поделиться наболевшим, взвалить, так сказать, на чужие плечи непосильную тяжелую ношу своих переживаний. Вздох получается каким-то сорванным, и не помогает элину никакая хваленая воинская сдержанность. Взгляд, какой-то пустой и безжизненный, перемещается на Гука. Еще мальчишка внешне, совсем зеленый и неумелый во многом, но уже сейчас надежный и сильный. Сильнее раскисшего Пака, не сумевшего совладать с эмоциями, слишком близко принявшим все к сердцу. Легко вспыхивает и начинает заводиться по поводу и без – вот как действует на него Юнги. Никаких шансов на мирный исход. – Никак, Чонгук, – медленно по слогам произносит Чимин, будто пережевывая слова. – Он не уверен, хочет ли всего этого со мной, – неопределенно машет рукой элин, вероятно, под «всем» понимая их отношения в целом. – Не верит мне, не верит, что я изменился, не верит, что на первом месте он, а не клан и обязательства перед согильдийцами. Не верит, что я, – Пак запинается, сглатывая тяжелый ком слюны, застрявший в горле. – Что я люблю его, а я люблю, Чонгук. Так сильно люблю, что мне иногда хочется сердце из груди вырвать, чтобы не чувствовать к нему ничего, чтобы в вылазках не сходить с ума из-за того, вернется ли он домой после очередного задания, чтобы перестать искать его каждый раз в толпе, завидев знакомый силуэт. Я устал, Чонгук, – изможденно проведя ладонью по лицу, выдыхает Чимин. – Устал стучаться в закрытую дверь и не получать ответа, – к теплым объятьям он оказывается совершенно не готов, мгновенно напрягаясь. Неожиданно и тепло, элин отвык от таких проявлений чувств, ведь с ним, если подумать, никто и никогда не пытался сблизиться, предпочитая держать дистанцию вежливой формальности. – Мне кажется, он просто боится, Чимин, – успокаивающе проведя ладонью по вспотевшей спине, тихо произносит Чон, обдавая кожу прохладным дыханием. – Те, кто хоть раз в своей жизни обжигался, как правило, стараются закрыться от остальных, дабы не совершить ошибок снова. Ты же не станешь поддаваться врагу во время боя, если помнишь, как в прошлый раз месяц залечивал порез от его меча? – Пак не сдерживает слабой улыбки, отвечая на объятья. За милой внешностью ребенка, оказывается, скрывается острый ум. – Только знаешь, если не пытаться убедить людей в обратном, они так и просидят в своих раковинах, – лично Чонгук, упертый с рождения, не собирается оставлять Тэхёна в покое, пусть их случай и был несколько иным. – Для того, от кого бегает вторая половинка, ты выглядишь слишком рассудительным, – невесело хмыкает воин, отстраняясь. Момент слабости проходит, слова кастаника будто дают ему большой стимулирующий пинок, отрезвляя лучше любой холодной воды. Гук на замечание парня горько улыбается. Брюнет только внешне кажется невозмутимым, да и то редко, а в остальное время жутко бесится, потому что Тэ не упускает возможности задеть рыцаря побольнее. Вот только если раньше Чона это обижало, то теперь вызывает лишь усмешку. Кольцо из рун с именем Тэхёна на безымянном пальце дает безусловное преимущество, о котором самому эльфу знать совершенно не обязательно. – Мы с тобой оба знаем, что это далеко не так, – мягко возражает Чонгук. – Просто я не люблю строить иллюзий и трезво смотрю на вещи, – пожимает плечами кастаник, поднимаясь на ноги. – Ты отличный лидер, Чимин, дипломат и воин. Может, пришла пора использовать свои навыки в другой сфере? Ни одна, даже самая прочная, крепость не может держать оборону вечность. Тем более та, что втайне мечтает стать захваченной. Что ж, в этом Пак был с ним полностью согласен.