═╬ ♗ ╬═
От удара буквально выбивает весь воздух из легких. Грудную клетку обжигает огнем, отдаваясь колючими иглами в позвоночник. Просто чудо, что Чон ничего не ломает себе при падении. Борясь с подступающей к горлу тошнотой, Чонгук оглядывается, понимая, что его выбрасывает черте куда. Дай Бог, чтобы соратники были поблизости, ибо кастаник не имеет абсолютно никакого понятия, куда идти дальше. Обшарпанные стены, парочка диванов, потускневшие от времени картины, ржавые кубки на маленьких столиках и жуткого вида статуи. Обстановка не из лучших, а впрочем, Гук видел и похуже. Медленно поднявшись с грязного пола, он двигается в сторону распахнутых дверей, где и сталкивается с парочкой архидеванцев, явно поджидающих кого-то. Короткая, расправа, минута на то, чтобы перевести дыхание и решить, как быть дальше, и полное непонимание происходящего. Они угождают в ловушку, с этим все ясно, но куда идти и где искать виноватого? От кровопотери немного кружится голова, а в теле ощущается странная слабость. Мир перед глазами двоится, распадаясь на сотни крошечных кусочков. Наверняка в слюне той твари, укусившей его, был яд. Не хватает только для полного счастья обратиться в нечто подобное. Не исключая такой вариант, Чонгук продолжает путь, размышляя над тем, куда могли запропаститься товарищи. Если они вообще до сих пор были живы. Рыцарь раздраженно встряхивает головой: думать о плохом сейчас кажется не самой лучшей затеей. Вампирша наверняка действовала не одна, а в одиночку против группы Гук ни за что не справится. Умирать черте где не особо-то и хочется, тем более благородства в этом нет ни грамма. Невольно вспоминается кривая усмешка на соблазнительных губах и взгляд, полный презрения. В него не верят, предвкушая проигрыш, и ярость закипает мгновенно, потому что ему отчего-то хочется доказать обратное. Кажется, он снова и снова наступает на одни и те же грабли. Вне всяких сомнений: в чем-то Тэхён прав, насмехаясь над жалкими потугами кастаника. Но именно в этой ехидности и заключается огромный стимул для Чона. Рыцарь обязан достигнуть вершин, увидеть в глазах напарника что-то иное, помимо брезгливости. Да, возможно, сейчас Чонгук действительно ничего из себя не представляет, но какие его годы. Подающий надежды рекрут, разумеется, не идет ни в какое сравнение с героями Валькионской Федерации, но это не мешает парню мечтать. Мечтать и упрямо идти к своей цели, пробивая дорогу потом, кровью и мертвыми телами. И если таковой была плата за славу, Гук собирается заплатить сверх меры. Отвага, граничащая с безумием, и все ради чужого одобрения. Самого ценного одобрения, впрочем. Чон не знает, почему так цепляется за мнение Тэ, ведь согильдийцы остаются довольны новичком. Но не Тэхён. И такая исключительность жутко бесит кастаника. Они грызутся друг с другом каждый день как кошка с собакой. Ким обожает отпускать язвительные замечания, а Гук не может их игнорировать. Мгновенно вспыхивает, словно спичка, разрываясь между желанием вмазать по самодовольному личику и впиться в жутко соблазнительные губы, которые мистик вечно растягивает в кривой усмешке. Провоцирует, явно нарываясь на скандал в надежде избавиться от ненужной ноши в виде напарника. Вот только Чонгук не поддается, держит себя в руках, понимая свое шаткое положение в клане. Проблемы ему ни к чему. Приходится стискивать зубы и терпеть. Утешает одно: Тэхён со всеми ведет себя одинаково холодно, порою даже высокомерно, раздражая подобным поведением остальных согильдийцев. Зато сразу становится ясно, что имел в виду Чимин, говоря о нежелании других бойцов работать с ним в команде. Выдержать нешуточное моральное давление может далеко не каждый. Чонгук, наверное, был редким исключением из правил. Выручает природное упрямство и врождённая невозмутимость. А еще не дают покоя слова Пака о загадочном мороке, якобы наложенном на него. Как назло, он не знает, кого спросить о заклинании. К главе клана обращаться нельзя: это чревато лишним потоком вопросов, а у согильдийцев – волной сплетен. В книгах же кастаник не находит ничего толкового. Одна вода и общие фразы. Маскирующее заклинание – вот что твердят все фолианты – довольно мощное и замешанное на магии крови. Гук, правда, не совсем понимает, кому понадобилось накладывать нечто подобное на него. Да и с какой стати? Чону скрывать нечего, да и примечательного ничего он собой не представляет. Насолить или перейти кому-то дорожку тоже не успел. Так с чего же эти странные загадки? Чимин отвечать отказывается, играя в таинственность, а к остальным подходить рыцарь не хочет из принципа. Пока что сблизиться ему удается только с Паком, приходится искать ответы в других источниках. – Чонгук? – кастаник оборачивается на голос, заметив у поворота знакомую худощавую фигуру жреца. Порванная мантия, множество ссадин и запекшаяся кровь на волосах – потрепали его знатно. Мингю, а в личности целителя не возникает сомнений, быстрыми шагами пересекает холл, заключая опешившего Чона в объятия. Несмотря на удивление, рыцарь испытывает явное облегчение от того, что удается встретить хотя бы кого-то из отряда. Главное, чтобы то не оказалось очередным трюком вампиров. – Где ты б… Ауч! – возмущенно шипит эльф, потирая плечо. По-хорошему, стоило ущипнуть себя, а не Кима, но Гук решает пойти более простым путем. – За что? – Хотел убедиться, что ты не кровосос, – продолжительные объятья его немного напрягают, однако виду кастаник не подает. Мингю все понимает без лишних слов, мгновенно отстраняясь и, кажется, даже слегка краснеет. Странная реакция на прикосновение. – Я уж думал, что помру в этих катакомбах. Мы, как поднялись, комната почернела, меня кто-то толкнул, и я грохнулся прямиком на каменные плиты, а когда встал, понял, что остался совсем один. Естественно решил, вы меня кинули и пошли дальше, пришлось идти на ощупь. Кто же знал, что эти гады на нас свои фокусы использовать будут, – судя по тому, как Ким хватается за бок, кровососы эльфа еще и избили. – Досталось мне от них знатно, еле ноги унес. Ну как унес, врезался во что-то, очнулся черте где, ни единой души рядом и голодный до жути, прямо как те твари, что меня схватить пытались, – на лице при упоминании о вампирах отражается брезгливость. Никто не любит кровососущих гадов. Те ловко принимают личину близкого тебе человека и завлекают в свои сети. Своего рода обман, колдовство, маскировка. Практически как та, что наложили на Чона. Кстати о ней. – Что тебе известно о мороке? – вопрос срывается с губ произвольно: Гук устает мучиться от неизвестности и решает попытать удачу. Ну а вдруг. – Мороке? – сведя брови к переносице, переспрашивает жрец, и рыцарь согласно кивает. – Мы в гнезде, кишащем вампирами, не в полном составе, а ты спрашиваешь меня о мороке? – недоверчиво фыркает Ким, на что Чонгук только обезоруживающе улыбается. Они уже заблудились, так почему бы не провести время с пользой? Целитель зеркалит улыбку и обреченно закатывает глаза. – Ты сумасшедший, знаешь? – о, лучше, чем кто-либо другой. Юноша поправляет на спине покоцанный деревянный посох и шагает к выходу из залы, кивком головы дав понять, чтобы Гук следовал за ним. Тот так и поступает, держа копье наготове. – Морок довольно редкое заклинание в наше время, – продолжает разговор Мингю, когда они минуют арочный проем, попадая в просторный холл, заполненный бесполезным хламом. В неоновом полумраке парящих магических свечей их волосы отливают всеми оттенками синего, а кожа приобретает болезненный голубоватый вид. Ах эта магия с ее заморочками и фокусами. Шаги гулким эхом разносятся по высоким сводам так, что, случись кому следить за ними, найдут без каких-либо проблем. Да рекруты и не скрываются, готовые дать отпор в любой момент. Или угодить в очередную ловушку, коих тут наверняка предостаточно. В их состоянии – проще простого. – Хотя бы потому, что для его снятия всегда требовалась кровь наложившего заклятье, – при упоминании о крови шея неприятно начинает ныть от боли. Чертова кровососка со своими клыками. – Не проще ли убить тогда заклинателя? – задает вполне ожидаемый вопрос Чонгук, растирая ноющее место и шипя от того, как щиплет рана. Плохая, очень плохая идея. Для него, как бойца, логика отличается простотой действий. Самый легкий и надежный способ избавиться от проблемы – убей первоисточник. Ким отрицательно качает головой, опровергая предположение. – Нет, данный способ хорош для врагов, но не союзников, – об этом Гук как-то не подумал, оно и понятно. – Морок – это обман зрения. Индивидуальный или массовый, уже зависит от чародея, наложившего его. Чем больше жертв подвергается воздействию, тем сильнее должен быть заклинатель. Соответственно, и крови такая магия заберет уйму, – продолжает тем временем Ким, пока кастаник озирается по сторонам, ожидая нападения в любой момент. – Самое муторное заключается в том, чтобы понять, чью кровь он использовал, – и, видя непонимание во взгляде рыцаря, поясняет: – Добровольные жертвы никто не отменял. – И как понять, кто наложил на тебя морок в таком случае? – Мингю как-то странно смотрит на брюнета, и взор невольно падает на… руку Гука. Если точнее, то на безымянный палец с витиеватым росчерком рун, которые и скрывают от хозяина имя той самой особенной пары. Губы растягиваются в понимающей улыбке, в зрачках мелькает странный блеск, а потом жрец выносит свой вердикт. – Ну, в твоем случае все проще, чем ты думаешь. Его имя – некий Ким Тэхён. Знаешь такого? – сердце испуганно ухает куда-то в желудок при упоминании этого имени, горло стягивает спазмом волнения, и пульс, кажется, подскакивает, потому что… Ему не понаслышке известно о том, что из себя представляет Ким Тэхён.═╬ ♗ ╬═
Треск поленьев в камине, танцующие блики от огня на ковре с высоким густым ворсом, дубовая дорогая мебель, кушетка и небольшой шкафчик с медикаментами у стола, за которым располагаются двое. Практически идиллия, если бы не обстоятельства и не место – крошечный лазарет, один из многих в их замке. В данном случае нечто вроде временной приемной мистика, который с особой тщательностью осторожно скользит кончиками пальцев по рваной ране, оставленной чьими-то гигантскими когтями. Ни минуты покоя, ей-богу. – Почему ты каждый раз приходишь за этим ко мне? – недовольно ворчит Тэхён, накладывая очередной компресс на уже начавшую заживать руку Чимина. Воин неопределенно пожимает плечами, отвернув голову к распахнутому настежь окну. Пахнет свежескошенной травой, душистыми цветами и ночью, той несравненной симфонией из сырости, духоты, свежести и зелени, которая бывает только летом. Пак ненавидит это время суток всей душой. Потому что от дурных мыслей не спрятаться, и хочется волком выть от тоски. – Почему не пошел к нему? – парень невольно вздрагивает. И вовсе не от боли в сломанном плече или растерзанной руке, нет. Они не упоминают имени, но оба прекрасно знают, о ком идет речь. – Потому что я хочу еще пожить, а не умереть от чисто случайно подлитого в настойку яда, – сухо произносит Чимин, но оба понимают, насколько это жалкое оправдание. Ким бросает короткий взгляд на безымянный палец элина, тот, на котором кожа вокруг рун шелушится и кровоточит отнюдь не из-за холодной погоды. Просто пара Паку попадается капризная, не желая просто так признавать в нем духовно нареченного. Всяко лучше, чем у них с Чонгуком. Если бы Тэхён мог, он бы убил кастаника не задумываясь, дабы избавиться от обременительной связи. Останавливают лишь рамки кодекса гильдии да Намджун, неустанно следящий за каждым шагом мистика. Скрытно, конечно же, но это не меняет сути дела. Эдакое молчаливое напоминание не делать глупостей. О, их Тэ успел в свое время наворотить с полдюжины. То, что творит сейчас возлюбленный Чимина, – сущие пустяки. Всего-то трахается с другим, не Киму его осуждать. Особенно когда каждое новолуние сходит с ума, истекая смазкой и сгорая от желания пропихнуть себе в зад что-нибудь толстое и длинное, только бы избавиться от мучительного возбуждения. Еще и стояк покоя не дает, мешаясь при ходьбе, черт, да даже сидеть нормально не позволяет! С партнером бы повезло хоть раз, но нет, увы, голод не утихает, приходится снимать напряжение с Хосоком, что, в общем-то, уже не приносит должного удовлетворения. – Знаешь, если учесть, что дома ты бываешь от силы пару дней в месяц, я бы тоже тебя траванул чем-нибудь, – задумчиво тянет гласные Тэ, получая в ответ кривую усмешку. Их перепалки никогда не носят негативный характер, подтрунивания давно входят в привычку – это помогает не сойти с ума. – Попытайся для разнообразия бороться не за честь и репутацию клана, ставя на первое место долг и обязанность завоевания нам звания победителя, а за его сердце, – у Мин Юнги, в отличие от Тэхёна, оно хотя бы есть. Эльф живет скорее с камнем в груди, убивая окружающих своей язвительностью, желчью, грубостью и скептицизмом. Видимо, мистик оказывает пагубное влияние на Чимина, раз тот превращается в сгусток чего-то агрессивного и беспощадного. Хотя, если подумать, сейчас Пак становится достойным воином: храбрым, сильным, умным, жестким. Идеальный маршал, как ни крути, Намджун им гордится. Но вот любовник из него никакой. В делах сердечных элина преследуют неудачи, собственная пара презирает за якобы неоправданную жестокость, а с другими он сам не хочет идти на контакт. Глупая собачья преданность. В чем-то Ким и вправду разделяет позицию колючего Мина. Куда проще делить постель с кем-то незаинтересованным. Элементарное взаимное снятие сексуального напряжения, не более. Не понимает только, зачем упорно отталкивать того, кто хочет все исправить, сделать правильно и восстановить то, что сам же и сломал ради славы. Впрочем, не Тэхёну судить, он вообще презирает высокие чувства. Да эльф за этих двоих переживает больше, чем за себя. Просто их депрессивная аура не дает мистику сконцентрироваться на работе. Оба видят именно в нем лишние уши для духовных излияний. Семейный психолог, блин. – Мне кажется, уже поздно бороться, – тихо произносит Чимин, но Ким слышит, до боли стискивая почти зажившую рану на руке воина. – Проклятье, Тэ, – громко ругается Пак, вскакивая с насиженного места. – Какого аргона ты творишь? – сверля мистика гневным взглядом, интересуется элин. Тэхён слабо улыбается и просто пожимает плечами. Захотелось ему, зачем спрашивать очевидное. – Больно, не правда ли? – хитро сощурив свои лисьи глаза, любопытствует эльф и, не дождавшись ответа, продолжает: – Вот и ему тоже больно. Что тогда, что сейчас, ибо из вас двоих именно ты до сих пор продолжаешь бегать от ответственности. – А ты, Тэхён? – мгновенно щетинится Чимин, подходя вплотную к сидящему в кресле лекарю. Тот даже с места не сдвигается, только голову поднимает, чтобы было удобнее смотреть на собеседника. – Думаешь, раз метку мороком скрыл, то решил свои проблемы? Расскажи, каково это – врать нареченному? – лицо выбеливает холодная ярость, но внешне Пак больше никак не выдает своих чувств. – О Чонгуке ты подумал? – Чонгук, Чонгук, Чонгук. Слишком много внимания уделяют рекруту в последнее время. И чего они с ним носятся? – Разумеется, потому и скрыл наши метки, – согласно кивает Тэ, находя укор воина необоснованным. Как предсказуемо – уходить от темы, переводя стрелки. – Знаешь, я на твоем и Намджуна примерах убедился, что несчастья в нашей жизни именно от духовной связи, и решил подстраховаться. Считай, что мне удалось избежать уйму проблем, предоставив каждому из нас возможность выбирать. По-моему, неплохая альтернатива вечной агонии. Иногда незнание – благо, Чимин, – элин хохочет, глядя на эльфа с нескрываемым презрением. – Какая же ты мразь, Тэхён, – искренне поражается Пак, наматывая на кулак отросшие длинные пряди довольно улыбающегося Кима. Если тому и больно, виду он не подает, сам приближая лицо вплотную к чужому, озлобленному. Давление на затылок, горячее дыхание на коже, толпа мурашек по телу и давящее на плечи напряжение, которое обжигающими импульсами отдается в пах. Искрит не по-детски. – Не больше, чем ты, Чимини, – соблазнительно шепчет мистик в приоткрытые в удивлении губы и впивается в них грубым поцелуем, на который мгновенно откликаются с большим энтузиазмом, до крови кусая соблазнительную мягкость. Язык слизывает солоноватую влагу и скользит в рот, смешивая их слюну. Ни черта не нежно, не чувственно и не романтично. Грязно, мокро, с пошлым животным подтекстом. Борьба за главенствующую позицию, эдакая месть за обидные слова, настойчивые ласки и полное отсутствие кислорода. Голод захватывает с головой, отключив мозги напрочь. Тихий стон, хриплый, возбуждающий, чей именно – не разобрать, звучит неожиданно отрезвляюще. Сродни звоночку: они переходят опасную черту, за которую ступают крайне редко. Снова измазываются в пороке, даже не заметив этого. Вполне в их стиле. Пак отстраняется, глядя в мутные глаза напротив, и не испытывает никакого желания говорить что-либо. Он демонстративно облизывает губы и медленно отстраняется. – Останешься на ночь? – звучит хрипло и с издевкой, но ответ получается не менее едким. – Да пошел ты, – и громкий хлопок дверью под аккомпанемент тихого довольного смеха Тэхёна. В конечном итоге все они оказываются до невозможного испорченными.