И над Адом нависнет тень

Днём, во время боя, Синие властвовали на поле. Их не волновало ни то, что они не выспались, ни то, что Красные, обозлённые вчерашним проигрышем, сражались грубее, чем обычно, ни какие-либо другие препятствия; BLU сказали себе: «Эти куски пушечного мяса посмели напасть на наших» — и мстили за это, идя по трупам ради ценных чемоданчиков. Пиро развлекался вместе с остальными, поджигая врагов и туша союзников и проверяя труднодоступные углы на предмет Шпиона, но мыслями был слишком далеко. Таблетки он сегодня не принял, и то, что он видел через единственный окуляр противогаза, слишком резко контрастировало и с розовыми пятнами, бредущими рядом с ним, и с музыкой, которую он слышал на каждом шагу. Дождавшись момента, когда ему станет легче и когда можно будет не особо сильно волноваться по поводу течения боя, поджигатель молнией метнулся сперва в деревянный двухэтажный барак на боевой территории RED, а после, пропрыгав по ступенькам, наверх — в комнатушку, откуда доносились выстрелы. Снайпер Красных не успел даже достать ППМ, когда огнетопор поделил его пополам двумя меткими ударами — только зашёлся кровью и рухнул на пол, отдавая душу Респауну. Пиро смотрел. Чужая шляпа, валяющаяся поодаль, была светло-коричневой и, хоть и старой, но целой, разве что в одном месте чуть поцарапана пулей. Рубашка красного цвета была совсем новой, в отличие от безрукавки, на которой виднелись одна-две заплаты в труднодоступных местах. Вдребезги разбитые авиаторы нисколько не скрывали широко открытые серо-голубые глаза, сейчас глядящие в никуда. Изо рта стрелка текла кровь; Пиро, вновь начиная видеть галлюцинации, потянулся было вытереть её, но в этот момент тело исчезло, и поджигатель остался на вышке один, не считая нескольких розовых пятен на стенах и музыки в голове. Это был не тот Снайпер, сказал он сам себе, поднимаясь и отряхивая колени. Не тот, и Пиро прекрасно знал это. Просто… Получается, по территории Манн.Ко бродит наёмник, не относящийся ни к BLU, ни к RED, для которого высшим наслаждением является как можно более жестоко убивать членов Синей команды? Пиро слышал, что несколько лет назад, когда второй проект «Team Fortress» только начал существовать, наёмники не могли ни уйти, ни сбежать. Всех, кто решал, что с него хватит, мисс Полинг увольняла и отвозила в город, но только по её словам; на самом деле путь их лежал в какую-нибудь шахту, где наёмника ждал выстрел в голову или грудь и, спустя несколько слоёв извести, могила, о которой никто и никогда не узнает. Мог ли кто-нибудь из этих людей… либо суметь сбежать до того, как умрёт по-настоящему, либо, ещё до своего «увольнения» спрятаться так, что его никто не смог найти — до определённого момента? И почему, в таком случае, он решил раскрыться именно сейчас, и почему именно раскрыться, устроив Синим Варфоломеевскую ночь? Сзади раздался шум взведённого курка. Пиро повернул голову, и в его не скрытый противогазом глаз впилась очередь пуль ППМ. Уже оказавшись на Респауне, наёмник подумал о том, сколько он просидел наверху, тупо перебирая в голове свои мысли, а так же о том, что за последнее время его убивает слишком много различных Снайперов. Они закончили всё дело мгновенной смертью и ничьей, но два чемоданчика всё же успели утащить. Первое, что сделал Солдат, вернувшись на Респ, — показал сперва на Хеви, а потом на выход. Здоровяк понял его и, подхватив свой дробовик, вышел с Респауна. Пиро же, непонимающе наклонив голову, смотрел ему вслед, пока на плечо не легла чья-то рука. — Herr Pyro. В лазарет. Медик либо понял, что утренняя порция лекарств осталась нетронутой, либо догадался об этом по поведению сокомандника во время боя. Пиро покачал головой. Меньше всего сейчас ему хотелось вкалывать себе что-либо только для того, чтобы вырубиться на весь вечер и всю ночь и проснуться таким же разбитым. Однако это гарантировало, что он вообще сумеет поспать. И пропустит всё самое-самое, шепнул голос в голове; Пиро, почему-то, сразу понял, что это был его голос, а не голоса галлюцинаций. — Schneller, bitte. Наёмник видел своё отражение в чужих очках, и отражение это с усталым выражением лица закрыло глаза. — Я приму их сам. Обещаю. Медик, не поняв ни слова, отточенным движением приподнял его голову за подбородок, подставляя лицо лампам Респа, и, просунув пальцы в отсутствующий окуляр противогаза, оттянул нижнее веко, заглядывая в зрачок. — Второй раз подряд. Хочешь опять проснуться в Пироландии, mein Freund? — Док, — окликнул его Инженер, уже сложивший свои вещи в шкафчик и собравшийся уходить с Респауна, — он же сказал, что сам их примет. Дайте парню отдохнуть. «Особенно после сегодняшней ночи», — слышалось в его голосе, и Медик послушался, отпуская Пиро и начиная складывать свои вещи. Поджигатель посмотрел на механика; тот подмигнул ему, и наёмник подмигнул в ответ. — Где второй противогаз, приятель? — Оставил в лесу. Не хочу искать. — И не надо. Завтра вроде ничего не обещали, так что с утра отнесёшь мне этот, чтобы я вставил стекло. Заодно покажу такую штуку — закачаешься. В прямом смысле. Пиро зафыркал, смеясь. Скорее всего, это выльется в ещё одно оружие типа Людоплава или аннигилятора. Инженер любил такие штуки, Пиро — не очень, хотя некоторые из них были достаточно полезны. Тем не менее, поджигатель вытянул руку, складывая большой и указательный палец вместе, на что техасец усмехнулся, захлопнув дверь шкафчика. На Респауне, кроме них, никого больше не осталось, поэтому оба наёмника тоже поспешили разойтись. Уже в своей комнате Пиро снял противогаз и, стоя перед зеркалом так же, как и Медик до этого, оттянул нижнее веко и осмотрел дрожащие расширенные зрачки. Он мог позволить себе пропускать две или три «дозы» лекарств, но док был прав: следовало хотя бы сейчас принять их, чтобы окончательно не сойти с ума. Медик вкалывал ему их внутривенно, но сам Пиро предпочитал таблетки; его рука уже потянулась к ним, когда он внезапно резко одёрнул себя. Побочные эффекты. Нервозность против последствий волшебной страны — кто победит? Волшебная страна могла бы помочь ему… память услужливо подкинула картинки, и Пиро содрогнулся, дёрнув плечами и резко выдохнув. По их территории бродит чужой Снайпер. По их территории бродит чужой Снайпер, калечащий своих жертв, а поджигатель жрёт таблетки, чтобы не блевать радугой и не бегать голышом в обнимку с розовыми пони. Каков контраст! Он ещё раз потянулся к таблеткам и ещё раз одёрнул руку. На его памяти, это был первый раз, когда он добровольно отказался от лекарств как раз для того, чтобы рухнуть в галлюцинации с головой. Среди ночи Пиро проснулся, потому что ему захотелось отлить, нацепил противогаз, сунул ноги в тапки и спустился на первый этаж. Покончив с этим, он выпил почти всю воду в банке, закашлялся и замахал рукой, когда розовый Надувнорог, парящий рядом, услужливо предложил похлопать по спине. Что же, хотя бы кошмары ему сегодня не снились. На базе было тихо, если не считать храпящих Солдата и Демо. Пиро прислушался; ему показалось, что и снаружи не раздаётся ни звука, хотя он прекрасно знал, что Хеви патрулирует базу, вполголоса напевая что-то на своём языке. Что же, может быть он мёртв ходит с другой стороны, поэтому его не слышно. Или, например, валяется на земле с распотрошённым животом решил молчать, чтобы не спугнуть тень, как её называли остальные наёмники. Сходи и проверь, вновь сказал в голове его собственный голос, и Пиро его послушал. Он открыл дверь — щиколотки обдало ночным холодом — и вышел, захлопнув её за собой. Если что — подежурит вместе с Хеви; всё равно спать уже не хотелось. Здоровяк сидел на земле спиной к двери. Пиро замер, тяжело дыша, но ничего не произошло. Ему потребовалось секунды две, чтобы прийти в себя, подойти сзади и тихо спросить: — Ты в порядке? Он ожидал, что русский хотя бы вздрогнет, а ещё лучше — повернётся и спросит, что тут делает маленький человек, потому что по ночам надо спать, но Хеви не сделал ни того, ни другого. Пиро зажмурил левый глаз, не скрытый стеклом противогаза, и тронул пулемётчика за плечо. И отскочил, когда одна из рук, легко отделившись от тела, шлёпнулась на землю, рассыпав по ней пальцы. Потом это сделала вторая рука. Потом части большого тела съехали по диагонали, обдав пижаму Пиро горячей вонючей кровью. А потом упала и голова — поджигатель отскочил, чтобы не задеть её — и, крутанувшись на земле, посмотрела на него кроваво-красной жижей вместо лица. Пиро открыл рот, чтобы заорать в голос и тут же захлопнул его. Радужная галлюцинация сбоку лопнула как мыльный пузырь с тихим писком. И тень, как её называли остальные наёмники, поднялась с земли в нескольких метрах от него. Это не та тень Я закрыл дверь Я без оружия Галлюцинации, мне нужны мои галлюцинации, мне нужна моя Пироландия Когда красные огоньки, служившие тени глазами, вспыхнули, словно угольки костра, Пиро уже мчался вперёд, не особо разбирая, куда он бежит. Холодная земля и камушки саднили неприятно впивались в ноги, пусть и в тапках, пижама и противогаз намокли и камнем тянули в никуда, но в голове билась только одна мысль: бежать, бежать, бежатьбежатьбежатьбежать, потому что рано или поздно всё это кончится, но ему нужно выиграть хоть немного времени. Единственное, что чувствовал поджигатель — грохот своего сердца, дыхание, с хрипом и полустонами вырывающееся через противогаз, а так же то, что за ним следят, и что его преследуют, длинными шагами — прыжками? — двигаясь вслед за ним. Он понял, что споткнулся только тогда, когда раздался глухой удар с последовавшей за ним болью в груди и животе и когда рот наполнил солоноватый привкус слюней и крови. Все чувства, разбуженные внезапной болью, обострились до предела, из глаз брызнули слёзы, а из носа пошла кровь, и Пиро сделал единственное, что ему ещё оставалось сделать: он вцепился руками в плечи, чуть не разодрав собственную пижаму, и рухнул набок, принимая позу эмбриона и зажмурившись окончательно. «Пожалуйста, Ему раскурочат позвоночник, оставив куски костей торчать из спины наподобие «Кровавого орла», пусть всё это кончится как можно быстрее, отсекут голову, оставив её захлёбываться кровью, а тело — безвольно биться в предсмертных судорогах, и я отправлюсь на Респаун». и только после этого он умрёт Было тихо. Тихо. Т и х о . А затем прямо над его ухом раздался голос: — Господь милосерден к самоубийцам: они сразу же попадают в Ад. Голос был холодным, грубым и хриплым, словно его обладатель никогда до этого голоса и не имел. Пиро, судорожно заглатывая и выплёвывая воздух, не слышал ни чужих шагов приблизившегося к нему, ни чужого дыхания, ни чужого сердцебиения — только этот голос из ниоткуда, и он продолжал: — Но, видишь ли, я не Господь, и агнцы мне не нужны. Пиро «отключился» от реальности — и не почувствовал абсолютно ничего, а между тем он знал, точно знал, что за его спиной есть фигура, и что эта фигура в любой момент может обойти его и нависнуть спереди, и что, чёрт возьми, если он откроет глаза и увидит, то опять обмочится, и опять это будет волновать его меньше всего. За спиной всё ещё ничего не было — до тех пор, пока Пиро не почувствовал затылком прикосновение холодного металла сперва к противогазу, а потом к волосам и коже, и лёгкую боль как раз в том месте, где о рёбра билось сошедшее с ума сердце, готовое вот-вот выскочить из груди. — Однако убивать их мне бессмысленно. — Кто ты? Пиро не поверил бы, что его голос может звучать настолько испуганно и высоко, но это действительно был его голос, и это действительно он сперва сел, а потом и поднялся, всё ещё жмурясь и судорожно обнимая собственные плечи. — Следовало бы помнить. — Почему ты убиваешь? Что мы тебе сделали? Ответа не было. Поджигатель всё ещё чувствовал, как нечто бродит вокруг него из стороны в сторону. В лесу было холодно, и мокрая пижама покрылась кристалликами льда; по сравнению с лицом, вспотевшим под противогазом, это создавало дикий контраст. Он решился и приоткрыл глаз, скрытый чёрным окуляром. Серая тень, на полголовы выше его, то отступала, то подходила ближе; красные огни неотрывно следили за противником. Он открыл оба глаза и успел увидеть нож с зазубренными краями и лицо, искажённое в полубезумной усмешке, прежде чем перед глазами застыла красно-чёрная полоса, а сознание и тело перестали повиноваться. Пиро осознал себя лежащим на полу Респауна, как и вчера, за исключением того, что на этот раз комната возрождения была пуста. Он поднялся, шатаясь как пьяный, и опёрся на стену, дожидаясь, пока пройдёт вновь накатившая тошнота. Довольно глупо было признаваться самому себе в том, что на этот раз наёмник перенёс мучительную смерть… куда легче, хотя он прекрасно знал — или догадывался — что полоса, представшая перед глазами, когда он умирал, когда-то была внутри его тела. Нельзя быть готовым к смерти, но… это было ожидаемо. Заодно Пиро пытался понять, что на Респауне изменилось. Был настежь открыт шкаф Хеви — неудивительно — несколько вещей из других шкафчиков было разбросано по полу, а так же чего-то не хватало. Вскоре Пиро понял, чего. Он полностью сосредоточился на звуках и, открыв дверь Респа, ведущую на базу — та, что выходила на улицу, была закрыта по ночам — и вышел. На базе не слышно было ни звука, но наёмник не сомневался, что тот, кого он ищет, не успел уйти далеко. По пути он лёгким движением схватил чужой дробовик и отточенным движением перезарядил его. На крыльце базы поджигатель замер, стараясь пересилить себя, но это помогло и не помогло одновременно; едва он шагнул вперёд, как кто-то — на этот раз, куда менее жестокий — произнёс, стоя рядом с ним: — По ночам опасно выходить на улицу. Пиро развернулся и ткнул дробовик в пустоту, через секунду замерцавшую и превратившуюся в Шпиона RED. Тот с удивлением посмотрел на оружие, а потом перевёл взгляд на два синих чемоданчика, заныканные под мышками. — Oh oui, — он усмехнулся, — я решил, как обычно, прихватить их с собой, иначе нам сильно не поздоровится во время следующего боя… Он замолчал, когда услышал звук взведённого курка. — Ты, — сказал Пиро. — Что ты знаешь? Шпион не ответил ему; просто развернулся и посмотрел куда-то вдаль, не боясь, что его убьют. Пиро опустил оружие. — Тут опасно, — наконец, сказал француз. — Très. Но, — он запнулся, — я не… — запнулся ещё раз. «Грёбаный маньяк убивает наёмников, — подумал Пиро, — а ты мне, блять, просто говоришь, что тут опасно». Однако он не произнёс ни слова, наблюдая за Красным. Лицо того на секунду исказилось в непонятном выражении, а затем он исчез — теоретически; поджигатель даже без противогаза видел едва заметное преломление света, отдаляющееся от него в сторону базы RED. Красный Шпион был чокнутым — меньше, чем поджигатели, но это было заметно: иногда он «подтормаживал», словно не понимая, что находится в самой гуще боя, и огребал по полной; иногда усмехался или сердился в такт своим собственным, каким-то слишком непонятным мыслям, а иногда, как сейчас, говорил о чём-то так, словно он ничего не знает, но имеет полное представление о происходящем. Однако такие моменты бывали нечасто, и Красные слишком ценили своего лягушатника, чтобы замечать все эти вещи. Убирая пепел от сожжённой окровавленной пижамы, Пиро думал о том, что трикстер напуган происходящим здесь больше, чем вся команда BLU, хоть и не осознаёт этого в полной мере. Каким-то шестым чувством он знал и о Снайпере, болтающем хриплым, почти потусторонним голосом, и о кровавых месивах, начавших преследовать команду BLU. Знал, но… не знал одновременно. Как будто сам когда-то стоял в лесу, зажмурившись и следя за чёрной тенью с красными глазами, а после, проснувшись в своей кровати, постарался забыть этот кошмар. Чужой Снайпер действительно был тенью — для всех, кроме Пиро, и то, когда тот снимал свой противогаз. Похоже, галлюцинации и прочий бред давали ему возможность по-настоящему видеть и слышать это существо. Поджигатель не хотел думать об этом, предпочитая цветные пятна, вновь замаячившие рядом, когда опасность отступила, но не получалось. Стоило ему закрыть глаза, стараясь сосредоточиться на музыке, надувных игрушках и всём прочем, в памяти всплывала картинка расплывающегося в разные стороны куска мяса, когда-то бывшего телом сокомандника, и чёрно-красная полоса, превращающаяся во вспышку белого света; две эти вещи действовали на мозг, одуревший от психических болезней, куда лучше, чем горсть таблеток или уколы лекарств.