Охуенный

— Слушай, ты же понимаешь, что Вил не стоит этого? Крис отодвигает стул, громко царапая ножками пол и усаживается напротив нее под убийственным взглядом мадам Пинс, так похожей на сморщенную грушу. Нура нервно дергает белую прядь волос, убирая за ухо, но та опять и опять падает ей на глаза, заставляя девчонку с досадой хлопнуть ладошкой по столу, походя сталкивая огромный том по истории магии. Тот рушится вниз, создавая неимоверный грохот и взметая клубы пыли в этой секции, где сейчас, надо сказать, кроме них — ни души. Нура-Нура, а читала ли ты книгу вообще или сидела, уставясь бездумно в страницы, думая совсем о другом? Вспоминая, как Вильям на той вечеринке у озера целовал выпускницу. Проматывая в своей голове опять и опять. — Молодые люди, я попрошу вас! — библиотекарша грозно нависает над ними, угрожающе дыша им в макушки. Черные перья в шляпке раскачиваются в такт рваному постукиванию скрипучей туфли. — Простите, мы постараемся вести себя тише, — спорить с ней бесполезно. Не услышит, наябедничает скорее МакКошке, и с факультета снимут баллы. Опять. А Слизерин наконец-то ведет в межфакультетной гонке после победы в квиддичном матче, ставшей всецело Криса заслугой. — Нура, посмотри на меня, — та подбородок вздергивает упрямо и резко под удаляющееся эхо шагов. — Зачем он послал тебя, Крис? Послал его? А ведь правда... Но аромат незабудок и еще каких-то цветов полевых кружит голову и ноздри щекочет. Или это старинные книги и библиотечная пыль? Голова идет кругом, и Крис говорит ей совсем не то, что хотел. Не то, что был должен: — Пойдешь со мной в Хогсмид в субботу? — Вильям... — При чем тут он вообще?! Салазар... Нура Сатре, прямо сейчас ты заставляешь меня сомневаться в твоем легендарном уме. Ты же лучшая среди всех на Равенкло. Она очаровательно краснеет, наматывая на палец снежную прядь. Крис ухмыляется, как полный придурок. Серебристо-зеленый галстук душит затягивающейся петлей. Еще чуть-чуть, разрежет шею надвое нахрен, и будет в Хогвартсе новый призрак — почти безголовый Шистад. — Свидание? — подозрительно фыркает, разглядывая его исподлобья. — Я думала, вы друзья. — Разве мы не можем быть тоже? Ты и я. — Почему бы и нет? Крис не собирается размышлять, отчего от ее улыбки так тупо, так идиотски заходится сердце. * — Ты и Нура? Серьезно? Наш уговор был другим. — Вильям зол, как мантикора, потерявшая след на охоте. Приближается в четыре размашистых шага и сгребает за ворот мантии, приподнимая над полом. Из камина вырывается сноп красных искр, и мелкотня бросается врассыпную из слизеринской гостиной. Крис кривит губы небрежной ухмылкой, равнодушно дергая немеющим от жесткой хватки друга плечом. — Я... пытаюсь ее успокоить. Мы с ней просто друзья. К тому же, разве вы не расстались? — Мы расстались? Она моя невеста, Шистад. Лучшая из всех претенденток на роль супруги великого дома. Ее кровь — так же чистокровна, а родословная уходит вглубь веков, как моя. Рука сжимает горло сильнее, и воздуха почти не хватает. Кристофер, ухмыляясь, сипит: — И сейчас ты... выражаешь намерения, как я понимаю? — Напоминаю, что раз попавшее ко мне — мое навсегда. Ты ведь помнишь? С размаху толкается в губы губами, оттягивая волосы на затылке так, что слезятся глаза. Крис опускает ресницы, но не отвечает. В конце концов, между ними это было лишь раз. * — Вечер чудесный. Спасибо тебе за него, — Нура кутается в объемный свитер, грея ладошки о чашку с горячим какао. Жмурится, вдыхая аромат ванили, корицы и десятков других специй, добавок, приправ, пропитывающих кофейню. Они болтают весь вечер об ерунде. Об огромной рождественской ели, которую Хагрид скоро притащит в замок, чтобы установить в Большом зале, о Святочном бале и вертящихся вокруг него ожиданиях, об экзаменах, которые в этом году обещают быть ну очень уж сложными, о древних легендах про мальчика-который-выжил и спас весь магический мир, про темного мага, едва не поставившего мир на колени... — Все для того, чтобы ты расслабилась и перестала так напряженно думать, — Крис салютует ей чашкой и сближает с ее. Тонкий звон фарфора кажется музыкой и вызывает улыбку. — Не пойму, зачем тебе это нужно, — задумчиво тянет она, делая осторожный глоток. Он засматривается на капельку шоколада на ее верхней губе. Моргает, когда Нура небрежно слизывает ее языком. Очень жарко. — Не грей свою прелестную головку, мисс Сатре. "Если бы я это сам понимал..." * — Он не любит меня, — Нура водит палочкой по песку, время от времени стряхивая налипшие песчинки, пуская в небо пучки света от едва различимого: "Люмос". Огромная синяя бабочка садится ей на ладонь, и Нура осторожно поглаживает хрупкие крылья, стараясь их не помять. — У чистокровных любовь — не обязательное условие брака, — парирует Крис под тяжелый плеск хмурых волн. Наверное, в глубине резвится Гигантский кальмар. Может быть, гоняет своего приятеля — спрута. Крис и сам из чистокровной семьи, вот только у Вильяма амбиций побольше. Или с недавних пор Кристофер... что-то будто внутри надломилось, повернув его путь с запада на восток. — Я не хочу выходить за него? — это звучит как вопрос. Она закусывает накрашенную красным губу и, кажется, изо всех сил старается удержать в глазах слезы, что набухли, как спелые гроздья, готовые упасть в подставленные лодочкой ладони. — Ты не должна себя заставлять... Вильям снимет с него голову, если узнает. Вильям его проклянет и никогда уже назовет своим другом. Вильям... Авада покажется искуплением, если Вильям узнает. Но Крис накрывает ее руку своей и сжимает. Нура улыбается и глядит снизу вверх. Глаза у нее голубые, как небо. Кристофер падает в них, он летит кувырком. Он не чувствует земли под собою. И ладно, что-то держит его, не позволяя упасть. Быть может, огромные крылья, что растут из спины. * Лесная поляна и плед. Корзинка для пикника, которую собрали для них расторопные эльфы. Бутылка сухого вина. Из Франции, как она любит. Нура пьет из бокала и жмурится, откидываясь назад. Солнце сквозь густые древесные кроны просвечивает золотыми полосками. Отражается от ее волос, как фата. Как фата для принцессы. — Смотри... — он вскидывает палочку, направляя вглубь леса, и хоровод крошечных фей взмывает с цветов. Они танцуют в воздухе, взявшись за руки, и что-то мелодично поют на своем языке. Крис видит, что она плачет и в то же время смеется. Обнимает его и опускает голову ему на колени. — Спасибо... это... это как волшебство. * Он целует ее на пороге гостиной Равенкло. Трепетно и целомудренно. Прижимается губами к самому краешку пахнущего шоколадом и лесными ягодами рта. Нура глазищи распахивает потрясенно, но не толкает. Смотрит, чуть голову вбок наклонив. "А волосы ее — как ромашки. Целое поле, что там, у утеса..." — Доброй ночи, родная... Все будет хорошо, ты же знаешь? — Знаю, что ты потрясающий друг, — ласково гладит его по щеке. Она убегает, чмокнув куда-то в подбородок его торопливо. Крис стоит посреди коридора, прижимая к лицу пятерню. Как дурак. Сердце бултыхается где-то то в пятках, то в горле... * — Круцио! Он падает на пол, когда невыносимая боль пронзает каждую клеточку тела. Кажется, кости дробятся, и металлическая жидкость наполняет рот до краев. Еще чуть-чуть — захлебнется. Он сплевывает темные сгустки под ноги, все еще улыбаясь перепачканным красным ртом. — Круцио! Будто кто-то вытаскивает жилы из плоти, наматывая их на кулак, срывает скальп и кожу с лица, вгоняет раскаленные иголки под кожу, а потом сдирает и их. — Круцио! Мозг взрывается и почти закипает, выливаясь наружу через ноздри и уши. Он ослеп и оглох. Связки... их нет... не получается даже хрипеть. Балансируя на грани потустороннего мира, где за чертой ждут герои легенд, он чувствует запах яблок и видит синюю бабочку, что мажет огромным крылом по нежной щеке. Нура улыбается нежно перед тем, как тьма накрывает... * Свет режет глазные яблоки острым кинжалом, и он жмурится, стараясь от боли не заскулить позорно, как какой-нибудь там... — Кристофер! Крис, ты очнулся?! Скорей, мадам Помфри... сейчас, погоди... это зелье, чтобы не было так сильно больно... Ее мягкие нежные руки поддерживают, когда он с усилием глотает пахучую жидкость с привкусом мяты, что-то еще... не разобрать. Никогда не был силен в зельях, а Вильям... Боль возвращается вмиг, бьет плетью, едва не снимающей кожу, и он кричит, не сдержавшись, пугая ее и медиведьму, спешащую из подсобки с деревянной коробочкой, полной каких-то звенящих склянок. — Крис... прошу тебя, тише... милый, тебе надо лежать... — Нура шепчет что-то и гладит его лицо, его руки, убирает взмокшую челку от глаз своими длинными, такими тонкими пальцами. Она торопливо говорит, то и дело утирая красные от недосыпа глаза, трет опухшие веки. Все время оглядывается почему-то на двери, за которыми — звенит тишина. Только совы ухают далеко отсюда в совятне, да в Запретном лесу громко ржет у ручья единорог, бьет о камни алмазным копытом. Она говорит, никто не знает, что с ним случилось. Его нашли две недели назад на границе у Запретного леса, в одной из заброшенных хижин. Ни улики, ни какого следа. — Мадам Пофри делает все, что может. Директор вызывал целителей из самого Мунго, они запретили тебя куда-то везти, а аппарация... стала бы просто последней. Ох... Крис... ты сам... — вздрагивает и мелко дрожит, обнимая себя же руками, — ты что-нибудь помнишь? "Круцио!" — голос хлесткий, как удар наотмашь. "Круцио!" — внутренности превращаются в жидкость, а кости — в труху. "Круцио!" — мысли в голове закипают прежде, чем взвиться в небо облачком пара... "Круцио" и сразу же — "Обливиэйт"... Крис чуть заметно головою качает, и это движение будто взрывает бомбарду, оставшуюся где-то внутри. Вдруг замечает на тонком пальце массивный серебряный перстень семьи Магнуссон. Нура взгляд перехватывает и тут же краснеет. — У нас с Вильямом был разговор. Знаешь, все не так уж и плохо... Я рада, что мы поговорили с ним по душам. Раньше все виделось... как-то не так. Казалось подделкой и ложью. Не стоило слушать про него разные сплетни. Вильям совсем не такой. Знаешь, он беспокоится о тебе... очень часто заходит. Переживает, что перед этим вы поругались. Разумеется, он ведь староста факультета. И еще — лучший друг. Самый лучший. — Ты ведь не обижаешься, что это случилось сейчас?.. так совпало... Нам на тебя не плевать. "Я знаю, малыш". Крис улыбается из последних сил и слабо сжимает ее руку своею, чувствуя, как в ладонь врезаются острые грани чужого кольца. — Т-ты будешь очень счастлива, Нура, — фраза отнимает последние силы, и он соскальзывает в исцеляющий сон. Наверное, это наконец-то действует зелье. Нура шепчет что-то, зачем-то целует холодные пальцы, роняя на кожу горячие слезы. Это все ничего... ничего... Он просто чуть-чуть отдохнет. А потом станет лучше. После — будет все хорошо.