Сердце Феникса

— Что?! — с Грейнджер мгновенно слетает маска злости и обиды. — Рон Уизли — большой рыжий идиот, — шипит она сквозь зубы, и это выходит настолько комично, что Гарри невольно улыбается. — Прекрати! И позови его. Гарри Поттер выходит из комнаты, оставляя Гермиону одну. Та несколько секунд смотрит в одну точку, а потом с диким воплем швыряет в стену стоящий на маленьком прикроватном столике стакан. Он врезается и разбивается на сотни осколков. В этом Гермиона видит некую иронию; точно также разбилось ее сердце. Гриффиндорка не хочет плакать, не хочет вообще думать обо всем этом. Она хочет правды. Именно поэтому она аккуратно, стараясь не издать и звука, поднимается с кровати. Именно поэтому она крадется прочь из лазарета, ведомая какими-то внутренними инстинктами. Она идет по длинным узким мрачным коридорам, завешанными какими-то гобеленами с родословной, под которыми на каком-то непонятном Грейнджер языке были написаны их имена. Света почти нет, и с каждым шагом становиться еще темнее и темнее, но Гермиона продолжает идти, уже ведомая не желанием увидеть Снейпа и потребовать сказать правду, а банальным упрямством. Да с чего она вообще взяла, что Снейп здесь? Воздух становится затхлым, тяжелым и сырым, ей кажется, что она уже глубоко под землей. Она оказывается перед тяжелой мрачной дверью, запечатанной явно посильнее чего-то, что можно открыть банальным «Алохомора». Гермиона поворачивает ручку, особо не надеясь на положительный результат, но тяжелая дверь с подозрительной легкостью поддается. Грейнджер распахивает ее и спрашивает в пустоту: — Кто здесь? — несколько секунд ей вторит эхо, и Гермиона замирает, прислушиваясь. Она разворачиваясь, готовясь закрыть странную дверь, ведущую в темноту и в никуда, но слышит за спиной странный шорох. Разумом Грейнджер понимала, что это всего лишь слуховая галлюцинация, спровоцированная окружающей ее тьмой и тишиной, но все равно испуганно оглядывалась по сторонам. Ведомая странным для этой ситуации любопытством и желанием уверить себя, что в этом мрачном месте нет никого, кроме нее самой, Грейнджер делает шаг в темноту. И дверь захлопнулась. Гермиона, ничуть не беспокоясь и в душе сетуя на невесть как взявшийся сквозняк, оборачивается и шарит рукой по поверхности, пытаясь нащупать ручку, но вместо этого ощущает только гладкую каменную стену. В душе Грейнджер на минуту вспыхивает страх, на который гриффиндорка старается не обращать внимание. Наверное, она просто потеряла ориентацию в пространстве, что вполне объяснимо при полном отсутствии света и звука. Гермиона поворачивается налево и вытягивает вперед руки. Ничего. Там просто пусто. Потом еще один поворот, и еще, и оба раза точно такой же неутешительный результат. Гермиона испуганно замерла. — Эй! — отстутствовал даже намек на эхо, которое в этом огромном и пустом помещении точно должно было быть. Казалось, что звук просто исчез и растворился в окружающей ее пустоте. — Эй! — и это слово тоже застыло и скрылось в тишине. На Гермиону накатило странное безразличие вкупе со слабостью, и она медленно осела на холодный каменный пол, глотая слезы. Внезапно стало так тошно, что сама жизнь казалась сущим наказанием, а Северус Снейп — злом во плоти. Гриффиндорка разрыдалась, звуки ее всхлипов разрезали темноту на пару секунд и тут же исчезали, будто никогда и не существовали вовсе. Когда глаза Грейнджер привыкли к окружающей ее тьме, она различила странную фигуру в паре метров от нее. В этот раз страх накатил на нее со всей своей оглушающей и поражающей силой, заставляя испуганно замереть и щуриться в попытках рассмотреть, кто перед ней. Фигура в черной мантии поднялась с пола и подошла к Грейнджер. — Ну здравствуй, Гермиона, — произнес Снейп, но Грейнджер услышала лишь искаженное магией бормотание и со злостью бросилась на него. — Ты… Ты… Ты использовал на мне Круциатус! — вопила она, с силой ударяя его по груди. Снейп устало вздохнул и крепко прижал ее к себе. Знакомый до безумия запах зелий, бьющий в ноздри, заставил Гермиону в последний раз судорожно вхлипнуть и успокоиться. — Северус? — ее голос тоже превращается в нечто нечленораздельное, и Снейп отрицательно качает головой, давая понять, что он ее не расслышал. Гермиона поняла, в чем был самая страшная цель этой тюрьмы. Сумасшествие. И к нему приводила не тьма, которая, казалась непроглядной и плотной, как облака, а заклятье, искажающее звуки, превращающее их в нечто странное и настолько непонятное, что проще было поверить в то, что это все — одна большая галлюцинация. Но Гермиона знала, что это правда. Самая настоящая правда. Опять накатила паника, проникающая даже под кончики ногтей — никто не знал, куда она пошла. Ее и Северуса никто не вытащит отсюда. Когда Грейнджер уютно устроилась в объятиях зельевара и наслаждалась хоть каким-то теплом, в ее головке вспыхнула мысль — как долго он здесь и как он сюда попал? Ответ на первый вопрос лежал на поверхности — он тут около суток, или сколько она там проспала? Грейнджер поджала губы, коря себя за то, что не удосужилась спросить. А второй вопрос был еще проще. Как бы не хотелось признавать это гриффиндорке, но Снейпа сюда, скорее всего, отправили именно Гарри с Роном. Потом внутри завопила оскорбленная гордость «Он наслал на меня Круциатус. После всех слов о любви — Круциатус» Тем не менее Грейнджер осталась сидеть в его объятиях из банальных практических соображений — холод и сырость никто не отменял. Внезапно на Гермиону обрушилась усталость, оттесненная ранее волнами адреналина на задворки сознания. Она положила голову зельевару на плечо и закрыла глаза. ****** Гермионе снилось что темное и мрачное. Что точно, она не помнила, но проснулась Грейнджер со все нарастающим ощущением тревоги. Она заворочалась, сквозь сон что-то бормоча под нос, но ударивший по ушам противный звук, в который магия этого места превратила его слова, заставил ее подскочить. Сколько времени прошло? Сколько времени? Сколько? Когда их уже найдут и выпустят отсюда… О Мерлин, как Грейнджер хотелось выйти из этого подвала! Вновь увидеть свет, теплый солнечный бьющий по глазам свет, услышать речь, обыкновенную человеческую речь, не измененную проклятой магией этой проклятой комнаты, ощутить тепло, а не пронизывающий до костей и нарастающий с каждым часом холод. Мысленно Гермиона перебрала все известные ей молитвы, воззвала ко всем Богам, которых знала, умоляя помочь ей выбраться. А потом, по примерным подсчетам самой Грейнджер, часа через три, она сорвалась. Вскочила на ноги, подбежала к ближайшей стене и начала ее бить и пинать, крича: — Выпустите! Выпустите! Выпустите! — ее голос доносился до обессиленно прижавшегося к стене Снейпа как вой раненого животного, столь же полный боли, отчаяния и страха. Этот жуткий звук волнами разлетался по комнате и поглощался ею. Когда боль в руках и ногах достила пика, Гермиона медленно осела на пол, чувствуя, что земля уходит из-под ног, а перед глазами пляшут цветные точки. Она потеряла сознание. — Гермиона!