too close.

Этот кулон всегда с ним. Даже идя в душ, снимая все свои браслеты, цепочки и прочее, он оставляет его одиноко висеть на своей шее. Кулон сделан в форме сердца, из белого золота, с ее фотографией внутри, и гравировкой на гладкой поверхности «Perrie». Каждый раз, видя этот кулон, я не могу оторвать взгляд. Меня съедает совесть. И я понимаю, что это неправильно и так дальше не может продолжаться. Ведь она такого не заслужила. Она, с добрым сердцем и глазами моего цвета, имеет полное право на счастье. А я такой подлец, отбираю у нее любимого мужчину. Мерзавец, которому она доверяет. Которому всегда звонит перед концертами, прося присмотреть за Маликом. Присылает милые открытки из разных городов и стран, и просит одеваться теплее, если на улице холодает. Ублюдок, которого она любит как младшего брата, бессовестно отнимающий у нее самое дорогое. Она его любит. Я знаю это наверняка. Перри сама мне об этом говорила. Мы тогда сидели в кафе после утомительного шопинга, на который она буквально силой меня потащила, пили капучино с корицей, и она тихо сказала, глядя мне в глаза: «Знаешь, Найл, я так сильно его люблю, что порой мне становится тесно в собственной коже. И я боюсь взорваться от переполняющих эмоций» Слова проплывали мимо моих ушей, я смотрел ей в глаза и понимал, что она не врет. Она, действительно, его любит. Я точно знаю. И тогда мы стали с ней похожи не только цветом глаз, но и их сиянием. Я до сих пор боюсь представить, что же случится, если она обо всем узнает. Мне не страшен полный и бесповоротный крах нашей дружбы, который, я уверен, произойдет. Я боюсь за него. Потому что знаю точно, что она его не простит. Никогда не простит. А он не переживет. Человек, конечно, может простить все что угодно своему избраннику, будь то предательство, измена, ложь. Но навряд ли, женщина вновь пустит в свою постель мужчину, который предпочел ей не другую, а другого. Он всегда обнимает меня, видя мой задумчивый взгляд, а я стою и не могу пошевелиться. Кулон висит между нашими телами, соприкасаясь с моей грудью, и прожигает во мне дыру. А потом Малик целует меня в лоб и я опять обо всем забываю. Каждый раз, занимаясь любовью, он, яростно вдалбливаясь в меня, наклоняется за поцелуем и кулон падает мне в ложбинку между ключиц. И я чувствую, как там остаются шрамы в виде сердца и ее имени. Иногда, он засыпает на моей груди, тогда кулон падает на меня, и я чувствую его тяжесть, словно он весит пару тонн и продавливает мою грудную клетку. В такие ночи я не сплю. Потому что физически чувствую, как он прожигает меня. Как будто бы меня клеймят. Всю ночь я беззвучно плачу, пытаясь не сорвать этот кулон и удавиться на цепочке. А на утро я осторожно переворачиваю подушку слезами вниз и иду в ванну, прятать следы ночных ожогов. Затем вновь варю ему крепкий кофе в турке и жарю яичницу с беконом. Я уже с этим смирился. Он никогда не станет полностью моим. И ее тоже. Маликом нельзя обладать всецело. Он ничей. Он свой собственный. Но каждому из нас он дарит частичку себя, любя каждого из нас по-разному. А я большего и не требую. Мне хватает и его губ. И вот такой я смирившийся и по сей день. С тихими слезами по ночам и клеймом в виде сердца и ее имени.