Прошлое "Империи Зла"

Картины прошлого мелькали перед глазами, почти бесплотными, незаметными тенями. Все расплывалось, и первое время, странам казалось, что они смотрят в воду. Но постепенно, картина начала становиться четче. А через пару минут они обнаружили, что находятся уже не в роскошных покоях России, а на просторных, широких улицах ее русской столицы. — Это Москва? —Произнес восторженно Италия, любуясь белокаменными стенами кремля. Весна словно преображала его, — он больше походил на храм, нежели на мрачную твердыню. — Красота-то какая, — восхитился Бонфуа. Москва именно во времена Ивана Грозного стала такой…грандиозной и роскошной. Остальные решили промолчать. Москва и по сей день, очень красива, хотя кремль у нее уже не белокаменный. Вообще некоторым странам казалось, что Москва, времен этого жестокого царя, должна выглядеть, как скотобойня, где всюду виселицы, всюду кровь, но нет, красавица-столица, имела свой неповторимый шарм. Её шарм. Её купола и башни, затейливые терема, её пруды, речки и сады, её слободы и белокаменные стены — всё это, придавало городу широкий и привольный вид. И этим она отличалась от европейских городов. — А вот и Россия, — Китай слегка кивнул, указывая взглядом на вышедшую из большого терема девушку. Все в том же неизменном сарафане и кокошнике, Россия, слегка боязливо оглядевшись по сторонам. Спешно куда-то пошла. — Скорее всего, ей опять надо успокаивать своего нерадивого царька, — хмыкнул Англия. — Интересно, а почему она не могла устроить государственный переворот? Не надоело ли ей самой прислуживать этому самодуру? — Ты же знаешь, что русские раболепны Арти, — было начал Америка, но в тот же момент вмешался Германия, которому явно эта тема не понравилась. — Вы вообще чем слушали, когда она говорила почему она у этого царя?!  — Крауц с трудом сдерживался, дабы не дать пару подзатыльников обоим. — Ну даже, если бы она свергла, а куда ей этих опричников девать? Россия же сказала: они умеют только грабить и убивать. И только этот царь их сдерживает. А если их с цепи спустишь, то сами представьте, что они могли бы устроить в Москве. — Слушай, Германия, может ты прекратишь уже лезть не в свое дело?! Какое тебе вообще дело, что мы думаем о России?! — спросил Англия, начиная уже прямо кипеть от злости и раздражения. — Такое, — Франция хмуро взглянул на них. — Вы на своих ошибках не учились, многого не понимаете в ее поступках, и лишь когда мы столкнулись лицом к лицу с ней, я ее понял. — Да что в ней понимать?! Она Империя зла! — начал гнуть свое Альфред. — А ты вообще бы помолчал. Вечно лезешь туда куда не надо, — вдруг вспылил Яо. — Видно тебя этот опиумник совсем не воспитывал. — Ах ты! —оскорбленный Артур полез в драку. — Значит, опиумной войны тебе мало было?! — Прекратите!!! — Германия уже не сдерживал себя, все эти споры и разногласия просто выводили его из себя. Тем более ему совершенно не нравилось, как остальные страны высказываются о России. Нет, он не защищает ее, но и обвинять во всех смертных грехах, подобно Америке он не собирается. — Если вы сейчас не перестанете, мы вообще не узнаем куда нам надо идти, и где находится Анна. Изумительно, но слова Германии тут же подействовали на спорщиков, как вода на кошек. Перестав друг друга колошматить и бить, страны более менее успокоились, и недружным строем подошли к странам Оси и Франции.  — И так, успокоились и вернулись наконец к более насущным проблемам.  — И так где нам искать эту Рашку? —хмыкнул Альфред.  — Россию, а не Рашку ару,  — хмуро отозвался Китай,  — Скорее всего она пошла в церковь, ведь говорила, что ей только в церковь можно, да на собрания. — Но как мы узнаем, тут же церквей много, попробуй догадайся куда она ушла.  — Кажется, Анна-сан пошла в ту сторону, — Япония указал взглядом на восток.  — Я вроде бы видел ее силуэт.  — Здесь очень людно, ее невозможно нигде заметить, — буркнул Англия, наблюдая за тем, как шустро по улицам снуют москвичане, спешащие по своим делам.  — В любом случае стоит проверить,  — задумчиво произнес Германия, и видя, что остальные не протестуют, решительно пошел по направлению к тому месту, куда предположительно ушла Брагинская. Остальные же, не рискуя спорить с главой Евросоюза, ну или просто нехотя, последовали за Байльдшмитом. А весенняя Москва встречала их так приветливо и светло. Сверкали на солнце маковки бесчисленных церквей, белели зубчатые стены и башни монастырей, поднимались боярские хоромины, с фигурными теремками и вышками. А кругом, словно прижались к земле дома, домики, домишки, а между ними водяные мельницы. То там, то здесь тянулись обширные пруды, то чистые, то подёрнутые зелёной ряской. Над ними склоняли свои купы московские сады. Сады, они были везде: и вокруг Кремля, и за Москвой-рекой. Над заборами высились только крыши домов, домов да верхушки качелей, — любимой забавы девушек, не смевших выходить за пределы усадьбы.  — Москва действительно изумительна,  — Произнес серьезно Феличиано. Остальные страны даже не обратили внимание на его слова. Только пожалуй Людвиг, который знал хорошо своего союзника и друга, лишь согласно кивнул, он как никто другой знал, как трепетно Италия относится к искусству: особенно к живописи, архитектуре и зодчеству. Он хорошо разбирался во всем этом, умел отличить шедевр от фальши, и хотя к его словам никто не прислушался, немец уже понял: если итальянец сказал, что город невероятно красив, значит так оно и есть. Франциск постоянно косился на Москву-реку и Кремль. Блеск золотых куполов бил прямо в глаза, отчего тот невольно жмурился. Ему снова вспоминалось бушующее пламя, охватывающее весь город, крики людей и чей-то жалобный, громкий плач. Москва… Сердце России, ее дочь…  — Россия, — Едва слышно прошептал он, чувствуя снова, как в груди что-то нещадно закололо и начало давить, словно камень. Мучительно хотелось плакать, хотелось увидеть Россию. Как не хочется вспоминать эту войну… Но совладав с собой, Франция тяжело вздохнул: не помешал бы бокал вина, чисто для успокоения, хотя, вряд ли алкоголь поможет тут. — Ну и где же она?  — Вопрошал Англия, уже теряя терпение. Москва раздражала его своей роскошью, своим приветливым, гостеприимным видом. Золотой блеск резал глаза, а звон колоколов казался вообще невыносимым звуком. Остальные было пожали плечами и только вдруг Япония вздрогнул: — Что это за всадники? На черных конях, в черных одеждах… — Да наверное царская прислуга, какие-нибудь генералы или князья… — Неуверенно произнес Франция, глядя пристально на приближающихся двенадцать конников. — В Царской России не было князей-властителей, единой властью был царь и подле него были бояре, — отозвался тихо Китай. — Они не слишком похожи на воинов. Да и зачем-то метла привязана… Это что, типа такое украшение в России мол «Россия для русских»? — В голосе Альфреда прозвучал ядовитый сарказм, но остальные страны на это высказывание промолчали, Италия невольно вдруг нахмурился.  — С метлами? На черных конях? А к их седлам случайно не привязана собачья голова?  — Да привязана, — Германия закусил губу, что-то он слышал от брата про этих людей, которые сеяли страх и смерть везде где появлялись, но к сожалению, некоторые моменты вылетели из его головы.  — Значит, это царские псы или как их еще называют опричники. Самые приближенные и верные люди царя, которые должны были пресекать любые преступления в государстве.  — То есть эти люди наподобие полиции?  — тихо уточнил Япония.  — Не совсем. Вон сам посмотри, тот кто им в руки попался уже не жилец, — словно в подтверждении слов Китая, вслед за отрядом появилось еще несколько всадников, а на телеге, в деревянной и покрытой запекшейся кровью клетке, они везли свою жертву. Почти полностью раздетый, побитый бедняга жался в углу клетки и тихо подвывал от боли.   — К сожалению, опричникам все сходило с рук, они просто могли ограбить, разорить убить, а царь даже и не посмотрел на их злодеяния, — произнес Франция. — Я ведь так и знал, что в России всегда ущемляли права личности, — самодовольно ухмыльнулся Альфред.  — Воешь смерд?  — усмехнулся между тем один из всадников. — Недолго тебе выть осталось собака ты некрещеная… На царя своего клеветать вздумал, на спасителя своего. Что молчишь-то? Раскаяться не хочешь ли?   — Батюшка… — залепетал тот. — Да как же царя, кормильца нашего Господня…   — Вот как запел холоп!  — развеселился опричник еще сильнее, кажется, ему в радость было, наблюдать за унижениями и страданиями человека.  — Уж не думаешь ли ты, что избежишь Суда Великого? Забыл, что собаке — собачья смерть причитается? Ну что, посмотрим как ты в кипятке-то побалакаешься, рожа боярская…   — Кипяток?  — непонимающе спросил Америка.   — Одна из излюбленных казней Ивана Грозного,  — хмуро отозвался Франция. — Приговоренного сажали в котел, наполненный маслом, вином или водой, вдевали его руки в специально вмонтированные в котел кольца, и ставили котел на огонь, постепенно подогревая жидкость до кипения.  — Помню такое. У меня так расправлялись с фальшивомонетчиками,  — вспомнил Германия.   — Видно, босс России у тебя или у брата это позаимствовал,  — Произнес задумчиво Англия, который всем своим видом говорил: «И это пытки?! Подумаешь в водичке искупают…» — А ну вон пошли холопы! — вдруг опричники схватили в руки плети и стали охаживать ими всех людей, что попадались им.  — Собаки вшивые! Прочь! Кыш, кому сказано! Бедные люди бежали от них как от чумы, кто не успевал скрыться получал увесистые удары плетьми. Слышались крики, плач… И в этот момент, когда один из хлыстов уже готов был свистнуть в воздухе, и рассечь плоть несчастной жертвы, вдруг раздался тихий, вместе с этим беспрекословный приказ:  — Пошли прочь отсюда! Шакалы черные!  — Многие из этих опричников тут же опустили руки и замерли. Плеть, так и не коснувшись жертвы упала на землю. Страны увидели, что перед всадниками стоит Брагинская полная праведного гнева. Вокруг России распространялась опять та же злая и темная аура, она прекрасно ощущала страдания своего народа, а опричники явно и ей попортили немало крови. Они синхронно спрыгнули с коней. Один из них вдруг упал перед ней на колени и схватив руками край подола принялся целовать его.  — Россия, матушка, родненькая наша, смилуйся, над рабом твоим верным… Красавица ты наша, единственная, тебе я ведь одной верен… Не бил я невинных, а Господню всевышнему служил. Пусть страдают, авось, познают суд страшный не за горами. Они-то…пускай познают. А я из тебя с царем-батюшкой, верным твоим и любящим всю измену выкорчую…  — И это по твоему измена?  — Россия взглянула в клетку и глаза ее невольно смягчились.  — Чем человек этот провинился?   — Клеветал он тебя, да царя нашего, собака некрещеная. Говорил, что уж лучше в Сибирь уедет, чем станет царской милостью одарен…   — Царская милость,  — объяснил Франция.  — Это значит получение ранга опричника.  — Получается, человека только из-за того, что он не согласился служить царю в качестве слуги делает его врагом? — изумился Германия. Бонфуа лишь кивнул, говоря, что тот совершенно правильно думает. Похоже Альфред все же прав насчет раболепства русских. — Только из-за этого… А клевета при чем?  — Россия фыркнула.  — Отпусти-ка ты лучше его. Тебе же легче потом будет, у тебя и так руки по локоть в крови.  — Так кровь-то нечистая. Чертей этих кровь. А ведь я-то перед Богом за все деяния в ответе. За нас за всех царь, перед ним выступает. Благослови матушка на службу…  — Анна брезгливо фыркнула, наблюдая за тем, как этот жестокий человек сейчас ползает перед ней подобно червю.   — На ваши дела у меня благословения нет. Не мне ты служишь, а людей этих мне лишаться не хочется…  — твердо произнесла Россия. — Как царь говорит: «Авось, Бог простит». Я тебе не указ, ты все равно во вседозволенности, в царской милости. Езжайте подальше, пока я по вашим спинам сама плетью не прошлась. — Последняя фраза прозвучала из губ России с таким презрением и холодом, что страны невольно вздрогнули: только единицы знали как опасна и страшна Россия в гневе. Всадники в страхе, словно поджавшие хвосты псы, низко поклонились России до земли и быстро потрусили верхом по направлению к Кремлю. Девушка хмуро посмотрела им вслед и в тот же миг воспоминание погасло. ***  — Похоже, мы опять в покоях России,  — Произнес Италия, осматривая покои. И впрямь, это были те самые просторные расписные палаты, с роскошными лавками у стен и огромной кроватью, с шелковым балахоном.   — Да, но где же Анна?  — Спросил Франция, выглядывая из палат в небольшое окно. Судя по белым просветам в небе было еще только раннее утро. — Наверное со своим царем пытает людей,  — высказался едко Альфред, и Англия сразу же поддержал своего воспитанника.  — Нет, Россия не любит пытки, насколько я помню… — Неуверенно произнес Яо оглядываясь по сторонам. Между тем, Франция и Германия, желая проверить свою догадку осторожно убрали шелковый балахон. Россия действительно была там. Вслушиваясь в размеренное дыхание, они и не сомневались, что она спит сном младенца. Поскольку в ее покоях было тепло, Брагинская лежала под тонким шелковым покрывалом в длинной белой рубашке. Ее светло-русые волосы разметались по подушке, она то и дело поеживалась, видно сон был неспокоен. Двое мужчин сейчас склонились над безмятежно спящей девушкой. Франция умиленно улыбнулся, смотря на Россию, как редко он видел ее такой искренней и светлой. Что касается Германии, в нем боролись противоречивые чувства: с одной стороны, он понимал, что не должен вообще наблюдать за спящей Анной, но с другой, когда еще ему предоставится шанс, увидеть ее такой беззащитной, такой настоящей и хрупкой… Франциск хитро взглянул на Людвига, но ничего не сказал, понимая все без слов. Как говорится: «Тьфу-тьфу-тьфу, чтобы не сглазить». К тому же это… И в этот момент, Россия резко вскочила с кровати, тяжело дыша, видимо ей снился кошмар. Сбросив с себя покрывало, она тут же бросилась к окну и вдохнула прохладный, утренний воздух, стараясь успокоиться.   — Снова… — едва слышно прошептала она возвращаясь и бессильно опускаясь на кровать.  — По другому и быть не может… — Она сошла с ума?!  — Ужаснулся Япония.   — Нет, хотя с таким-то царем и не только с ума сойдешь — отозвался мрачно Германия. И тут, совсем рядом забил колокол, но как же тревожно и горько звучал этот звон. Было видно, Анна резко бледнела с каждым ударом и с искренним страхом смотрела на едва видную алеющую словно кровь утреннюю зарю, словно несла ей погибель.   — Я слышал, что Иван Грозный по утрам и вечерам лично звонил в колокола на главной звоннице Александровской слободы. Таким образом, говорят, он пытался заглушить душевные страдания,  — Произнес тихо Италия.  — Звон оповещал о начале службы, сам царь был набожен очень, под их звон с утра казнили людей…  — Что за правители у нее такие? Один людей своих казнил от заката до рассвета, второй вон прорубил в Европу окно, третий вообще…  — Англию все уже просто бесило, за все время что они путешествовали настроение джентльмена ни капли не улучшилось, наоборот он начал уже плеваться ядом на всех по поводу и без. Остальные страны, на его претензии лишь переглянулись между собой, словно говоря: «Что ты хочешь, это же Россия» и перестали обращать на него внимания. Тишину в покоях нарушал только звук колокола, как вдруг…  — Мама! — раздался тихий детский голосок. Страны вздрогнули: на пороге покоев стоял маленький, лет пяти темноволосый мальчик. Его большие льдисто-голубые глазенки были наполнены слезами, а губы подрагивали.  — Да когда она столько детей успела наплодить?!  — Рыкнул невольно Америка.  — А ей все ее города и области как дети, она в первую очередь мать, а потом уже страна,  — объяснил Феличиано. Он говорил совершенно серьезно, но остальные страны даже и не обратили на его высказывание внимание.   — Иди сюда маленький, иди сюда,  — Сама Анна искренне улыбнулась, нежная материнская любовь загорелась в ее аметистовых глазах. Ласковый голос девушки, будто бы приободрил чибика, и он в одно мгновение запрыгнул на кровать, в теплые объятия матери.  — Ты чего не спишь родной, рано еще вставать…   — Страшно мне, меня крики разбудили. Люди кричали…  — мальчик всхлипнул и сильнее прижался к теплой груди России.  — Мама…можно я с тобой побуду?  — Конечно,  — Россия крепче прижала ребенка к себе, укладывая его рядом с собой и укутывая в свое покрывало, — Ложись… Все хорошо, тебя никто здесь не тронет.  — Мама, а Новгород говорил, что ты нас оставила. Что дала этому человеку жестокому на поругание! Это же неправда! Ты ведь так не поступила бы с нами?  — Нет, Лешенька, нет. Никогда бы я вас мои дорогие не оставила, — Проворковала Россия, но страны заметили, что голос Царства слегка дрогнул. Видимо то, что Иван Грозный сотворил с Новгородом, до сих пор заставляло Анну чувствовать себя виноватой.  — Ты такая добрая, с тобой так хорошо. Ты так заботишься о нас. Ты ведь нас никогда не бросишь?  — Алеша серьезно взглянул на мать, на что Россия тихонечко засмеялась и растрепала его темную макушку.  — Глупенький, не думай даже об этом, — Россия чмокнула сынишку в лобик и вздохнув шепнула.  — Спи давай, чудо. Никому я тебя не отдам. И не успели страны опомниться, как снова их затянула в себя непроглядная и пугающая тьма.