Зачарованные. Свет и тьма

      Адель допила содержимое флакона и закрыла его пробкой. Новый день обещал быть интересным.       - Не нужно было так рисковать ради меня, - сказал демон страха и сам удивился своему беспокойству за эту девчонку. - Дым фурий токсичен. Если бы у тебя не было этого зелья...       - Но оно у меня есть, - улыбнулась Адель, - так что все в порядке. Правда.       Барбас провел ладонью по обивке дивана, на котором сидел. Он все не мог привыкнуть к таким мелочам. Вся эта квартира казалась нереальной, большим обманом, за которым скрывались все те же огонь и лава. Но, нет. Квартира не исчезала. Ее хозяйка тоже.       - И не нужно было помогать мне в особняке Зачарованных, тем более отвлекать сестер Холлиуэл от охоты, - добавил демон. - Эти добрые ведьмы способны на все.       - Но они же не раскрыли меня, - снова улыбнулась Адель и села на диван рядом с почетным гостем. - И потом, я что, должна была позволить им сжечь вас снова? Ни за что на свете. Я бы себя после этого не простила.       - Адель, да что с тобой такое? - рассмеялся Барбас. - Почему ты не можешь вести себя как нормальный человек? Почему ты вместо того, чтобы бояться меня, боишься моей гибели? Почему? Кстати, я поздравляю тебя с самой редкой фобией в мире.       - Спасибо, - по-детски кивнула Адель. - А нормальной я в принципе никогда не была.       - Самокритично, - хмыкнул демон.       Воспоминания о вчерашнем сеансе инфернальной психотерапии, чуть не закончившемся гибелью Адель, были еще слишком свежи, чтобы Барбас имел право предложить новый сеанс, но Адель не могла не заметить его энергетического истощения. Страхов посетителей кинотеатра было недостаточно.       - Я пойму, если ты больше никогда не позволишь мне подобного, - сказал демон. - Не обращай на меня внимания. Страх всегда голоден, я никогда не насыщаюсь.       Адель показалось, что ее почетный гость действительно стал похож на обычную тень, как его когда-то обозвал Андрас. Слабенькую, зыбкую тень. Прояви чуть-чуть волевого усилия — и прогонишь все страхи, развеешь их по ветру. В сознании Адель промелькнуло лицо женщины. Эта женщина, ведьма, стояла рядом с бассейном в мокрой одежде и взмахом руки отбросила демона, а потом улыбалась, наблюдая за тем, как тот горел. А рядом с этой женщиной была Фиби с короткими волосами, молодая Фиби Холлиуэл.       - Та самая Прю, - сказал демон и посмотрел на девушку. - Ты же видела ее сейчас?       Адель кивнула.       - Единственная Зачарованная, которую удалось убить, - добавил Барбас. - К сожалению, ее сестры все еще живы, а сама Прю возродилась.       В сознание Адель вторглось лицо другой женщины. Пейдж стояла на какой-то лужайке далеко внизу, а вокруг Адель увидела порталы, похожие на огненные кольца. Она испугалась.       - Что ты знаешь о своей пирофобии? - ненавязчиво спросил Барбас, поняв, что Адель опять увидела причину его отчаяния, одну из бессчетных причин.       - Только то, что боялась огня всю жизнь, - ответила Адель и поежилась.       - А точнее? - задал демон наводящий вопрос.       Адель пожала плечами.       - Бояться огня естественно, - сказал демон. - Но в фобию этот естественный страх превратился после двух происшествий. Смотри.       И Адель смотрела. Она увидела себя совсем маленькой девочкой, сидящей перед старомодным телевизором. На экране шла передача об истории Средних веков. Девочка запоминала жестокие сцены инквизиторских пыток, искаженные лица горящих на костре людей, лица людей, которым заливали в рот расплавленный свинец. Эти сцены врезались в ее мозг.       - Именно в тот момент начала развиваться твоя пирофобия, - вещал демон. - А окончательно закрепилась она после этих событий.       Адель увидела себя на лоне природы рядом со своими родственниками. На первый взгляд все было прекрасно и в такой идиллической картине не было места страхам, но все это была сплошная ложь. Пока родственники усаживались за большим столом и любовались на прекрасные угощения, одна из самых близких для Адель людей подошла к ней, схватила за руку и потащила куда-то волоком.       - Иди разведи костер, - приказала она Адель. - Он нужен для приготовления следующего блюда.       Женщина сунула девочке коробок спичек.       - Скорее, все ждут, - поторопила Адель женщина.       Девочка достала одну спичку из коробка и дрожащими пальцами попыталась поджечь, но у нее не получилось. Она извела шесть спичек. Спички ломались в ее непослушных пальцах. Женщине надоело ждать.       - Вот ведь неумеха, - крикнула она Адель, грубо обняла ее, схватила за руки и вместе с ней достала новую спичку. - Это же так просто, - кричала женщина, сдавливая пальцы Адель, и чиркала спичкой. - Это же так просто.       Адель была очень напугана. Огненные сполохи проносились прямо перед ее лицом, а женщина все продолжала чиркать спичками. Родственники все видели, но не пытались помочь. Они думали о еде на большом столе, переговаривались о своих будничных делах. А женщина все чиркала спичкой.       - Неумеха! - крикнула она Адель в последний раз и куда-то ушла, оставив зареванную испуганную девочку сидеть на траве.       Иллюзия рассеялась, но и хозяйка квартиры, и ее почетный гость все еще находились под впечатлением от увиденного.       - Неудивительно, что у тебя столько фобий, - покачал головой Барбас. - Всю твою жизнь можно проследить по страхам. Одно сплошное насилие над тобой. Не было ни одного мгновения, чтобы ты чего-то не боялась.       Адель совсем притихла.       - Это слишком грубо, вторгаться в твою душу, - одернул себя Барбас. - Я больше не буду портить тебе и без того расшатанную психику.       - Наоборот, - прошептала Адель и улыбнулась. - Это хорошо, что вы все увидели. Я столько лет копила все в себе и варилась в собственном соку. Это хорошо, что вы теперь все знаете. Так гораздо лучше, правда. Как будто груз с плеч свалился.       - Что? - переспросил демон, не веря своим ушам. - Что ты сейчас сказала?       А разве ему самому не стало легче от осознания того, что Адель видела лица всех добрых ведьм, убивавших его на протяжении тысяч лет? От того, что Адель искренне сопереживала его страданиям и не хотела, чтобы он горел снова? Конечно, стало. Ведь это так трудно держать все в себе и не иметь возможности поделиться с кем-то своей болью.