***
Юноша, резко выдохнув, не знает, что сказать дальше. Из него будто бы выбили весь воздух и украли весь словарный запас. Он не может отвести взгляд с голубых глаз и сильно вздрагивает, когда дверь в палату открывается, и в нее заходит медсестра, которая, видимо, просто решила поменять пакет с физраствором. – О, вы уже очнулись, – дама тридцати лет была явна удивлена сему факту, но быстро взяла себя в руки и уже через пару секунд прошла в палату, мягко улыбаясь, записывая что-то в медицинской карте пациента, – тогда я позову вашего лечащего врача, он с вами побеседует и затем поставим вам капельницу, хорошо? Антон, еще мало чего понимающий, кивнул. Он правда старался внимательно слушать то, что говорит ему женщина, но не мог сосредоточиться, ведь в его палате сидит какой-то странный мужик, что пару минут назад поглаживал его... Он следил за Антоном, пока тот лежал в отключке! Как это понимать? Шастун не мог отогнать появившиеся в голове мысли о полиции, особенно, когда медсестра быстро вышла из палаты, направляясь за доктором. Как-то неловко, опять эта тишина. Шастун низко опустил голову, смотря на бело-серую простынь, что была накинута поверх него, и невольно сжал ее руками. Это не осталось незамеченным все тем же незнакомцем, но огласке не подверглось. Мужчина понимал, что не имеет никакого права сейчас находиться здесь, но в груди металось странное ощущение, на вину чем-то похожее и... заботу, что ли. Он же узнал того парня, которому не хватило мелочи, узнал его внешность, сутулую немного спину, а буквально пару часов назад он узнал и его имя. Красивое такое, воинственное. – Антон. Парня начало воротить только от одного произнесения, сознание охватило столько эмоций, что он не знал, как реагировать: появились замешательство и смущение, волнение и страх, возмущение, смятение и, может, отвращение... Возможно, даже немного злость. – Гандон, блять. – Не ерничай, пожалуйста, – закатил глаза мужчина, – о тебе же беспокоюсь. У Антона от такого заявления вырвался нервный смешок, а мыслительный процесс задался вопросом: этот мужик серьезно что ли? Он заявился сюда нежданно, его не просили тут сидеть с ним, да и как-то это даже нагло, эгоистично... Кажется. – Обо мне? Кто вы такой, чтобы обо мне беспокоиться? – произнес Шастун, восхитившись, насколько искусно он придал своему голосу твердость. Брюнет вздохнул. Казалось бы, обычный вопрос, но эти слова буквально выбили из него воздух. А действительно, кто он такой? Просто прохожий, незнакомец, что видел парня пару раз в неловких ситуациях. Незнакомец, которому просто стало жалко другого человека, еще молодого совсем, на которого смотришь, и хочется узнать: как такое произошло, что жизнь просто бросила юношу на произвол судьбы. Незнакомец, который сочувствует и хочет помочь этому упрямцу, похожему на грязного, побитого котенка, на потерянное, беззащитное существо, которого выкинули, бросили. Он просто хочет ему помочь, хоть немного. Такой он человек, такова его работа. Арсений, мысленно чертыхнувшись, резко поднялся и скрестил руки на груди. Он подошел к окну, и какое-то время Антон смотрел на его профиль, сжатые тонкие губы и ровный нос. Проходили секунды, минуты, а в комнате было так же тихо, лишь звуки жизни, доносящиеся из окна, хоть немного отвлекали Шастуна. Парень мялся еще какое-то время, будто бы разрываясь между двумя решениями, а затем тяжело вздохнул и зарылся пальцами в светлые пряди. Только он приоткрыл рот, чтобы получить ответ на единственный интересующий его вопрос, как дверь в палату аккуратно открылась, и к кровати подошел пожилой человек, держащий в руках какие-то бумаги. – Вижу, вы довольно быстро очнулись, молодой человек, – бодро произнес мужчина, поправляя свои очки, что немного съехали с переносицы. Если посмотреть, с первого взгляда он казался забавным: невысокий рост, седые уложенные назад волосы, прямоугольные очки, густая седая борода и пронзительные, добрые, голубые глаза. Доктор скромно улыбался, не скрывая своего хорошего настроения, от чего у него с обеих сторон на щеках появились небольшие морщины и виднелись ямочки. – Как себя чувствуете? Антон на секунду, совсем быстро, взглянул на все еще стоящего у окна мужчину, даже не пошевелившегося при появлении врача. Брюнет был чересчур задумчив, а губа была закушена, будто его что-то терзает. Ну, так показалось Антону. За всего лишь одну, гребаную, секунду. Вспомнив о вопросе, парень прислушался к своим ощущениям: головная боль, тошнота, слабость в теле и дикое желание попить воды, а еще нервозность. Очень сильная. Возникало такое ощущение, словно Шастун не мог нормально сидеть на одном месте, постоянно пытаясь поменять положение, сесть по-другому, положить ноги друг на друга, согнуть одну в коленке, поменять положение рук, почесаться, лечь в другую позу. А еще его смущало, что тот мужик так и стоял у окна, даже не повернувшись. Он вообще дышал, почему выглядел как статуя? После того, как Антон поделился своими мыслями, при этом совсем не короткими и емкими, он заметил, как его лечащий врач нахмурился, что-то записывая у себя в журнале. Что-то не так? Антон был немного в растерянности, хотя догадывался, что ему могут сейчас сказать. И сделать тоже. – Антон. Опять эти формальности, ну началось. Дайте угадаю, сейчас ему скажут, что с ним не так, начнут задавать вопросы, оставят у себя в больнице на дальнейшее лечение или полную госпитализацию, только ему это не нужно. Он проходил через это уже, но вернулся к старым привычкам спустя год. Это не поможет. – Чего? – Как давно ты принимаешь наркотические вещества? Шастун неосознанно цокнул языком и закатил глаза. Периферическим зрением он заметил, как дернулся стоящий сбоку мужчина, а затем и повернулся в их сторону. Арсений не верил своим ушам, даже его ладони взмокли, он смотрел то на парня, то на врача, ожидая дальнейших слов. А что Антон? Он, приглушенно смеясь, в очередной раз мысленно послал этот мир на три известнейшие буквы и, быстро обдумав свой ответ, произнес: – Вам назвать цифру, во сколько я начал или тот период, когда я "вылечился", а после опять стал этим заниматься? Ему все равно, он устал. Устал от всего, что только есть. Парень за последние четыре месяца часто задумывался о том, не переборщить ли с кодеином или перейти на более отвратительное для многих людей – на героин, но всегда останавливался в последние секунды, ведь в голове билось, словно колокол, единственно дорогое ему слово. Точнее, человек... От столь наглого заявления, врач нахмурился еще сильнее и помассировал пальцами переносицу, опустив при этом голову. Он опять что-то записал у себя в журнале, а все это время стоящая рядом медсестра как-то рвано вздохнула, скривившись при этом в лице. Она подошла к парню и, все же, выполнила ту работу, что должна была сделать – поменять раствор в капельнице и поставить новый катетер. Она задрала рукав больничной рубашки пациента и, мельком осмотрев внутренний сгиб локтя на отсутствие следов от инъекций, ввела иглу в вену. Кстати, о венах: на руках парня они очень сильно выделялись, но это прослеживалось не только на руках. Вся шея и, естественно, остальные части тела, скрывающиеся под одеждой, были испещрены синеватыми кровеносными путями... Кожа имела очень бледный, почти мертвый оттенок, что выглядело пугающим со стороны. Антон был похож на живой труп, безжизненное тело, что еще могло передвигаться. Да, забавный оксюморон, но правдивый. Шастун чувствовал, как Арсений прожигал в нем дыру взглядом, причем именно такой глагол удивительно точно описывал пристальное внимание к его фигуре. И парень посмотрел на мужчину – лицо темнее тучи: брови нахмурены, в глазах бушующие неописуемые чувства, начинающиеся от непонимания и заканчивающиеся... Что это? Осуждение или злость? Было не понятно, но очень странно. Колючий взгляд следил за ним до тех пор, пока врач с медсестрой не закончили осмотр. Антон невидящим взором уставился перед собой и молчал, стараясь не замечать брюнета, что после ухода медицинского персонала присел на стул рядом, сразу откинувшись на нем. – Почему вы, как сами сказали, беспокоитесь о человеке, которому просто незначительно помогли однажды? – пробормотал он, правда интересуясь этим вопросом. Арс поднял голову и приподнял брови, непонимающе смотря в эти зеленые глаза. "Помнит, значит" – подумал он, откидывая голову назад, пытаясь сосредоточиться на своих мыслях, коих в голове было очень много. – Пожалел тебя, – донесся хриплый голос, – Похоже, что зря, маленький наркоман. – Я не маленький, – скривился Антон. – То есть то, что наркоман – тебя не смущает? – Арсений встал со стула и потянулся, спина очень болела, будто что-то защемило в лопатках. Пару коротких и невыносимых минут Попов стоял поодаль, не решаясь подойти или сказать что-то еще, а Шастун смотрел на свои руки, на стену, на простыню, хоть куда-нибудь, лишь бы не на него. Парень нахмурился, потом вздохнул и несколько раз моргнул, после чего опять принял задумчивый вид. Арсений мог только гадать, о чем думал Антон, и когда он совсем уже отчаялся услышать хоть какой-нибудь ответ, хоть слово, его тихий приятный голос прозвучал в тишине палаты. – Арсений. Шастун повернул к нему голову, изогнул бровь, будто спрашивая: "Что?" – Что бы ты знал хоть что-то обо мне. Тот факт, что я добавил тебе мелочь в супермаркете и помог в пекарне, мне кажется недостаточно большой дозой информации. – Так вы еще и тогда были рядом? Теперь понятно, почему вы здесь, но до сих пор не ясно, зачем вы тут, Арсений? – Мне хочется помочь тебе, – сделав паузу, ответил мужчина словам, брошенным с фырканьем и подозрением. – Простая человеческая помощь, такова моя работа, – брюнет не знал, поверит ли ему парень, ведь он сам не до конца верил произнесенному. – Мне не нужна ваша помощь, – если бы не катетер в руке, Антон бы сложил руки на груди от недовольства. – А тебя кто-то спрашивал? – неловко посмеялся Попов, опустив взгляд на свои ботинки, разряжая, наконец, эту напряженную атмосферу, что накалялась с каждым словом. А через пару секунд улыбнулся и Антон. Действительно, а разве его кто-то спрашивал?Часть 4.
22 октября 2017 г. в 20:02
Четырехлетний мальчишка бежит по небольшому коридору к кухне, где наверняка сейчас находится его мама, готовящая вкусный обед или уже ужин - мелкий не разбирался. Он бежит, чуть ли не спотыкаясь о свои домашние, чересчур длинные колготки, которые напялила на него мама, ведь: "отопление отключили, пол холодный, прости, Тош", а в руках у него только нарисованный новыми фломастерами портрет самого дорогого для него человека.
– Мама! Мама, смотри!
Малыш вбежал в кухню, словно там находились все дивные сладости ближайшего супермаркета и если он хоть на секунду опоздает – видеть ему лишь обертку с крошками, и начал смотреть на высокую темноволосую женщину, что стояла к нему спиной.
– Ма-а-а-ам! Ну посмотри, прошу, рисунок!
Парнишка плохо выговаривал букву "р", что со стороны казалось очень даже забавным и милым. Он крутился вокруг женщины, топая ножкой, а та звонко смеялась, отвлекаясь от готовки любимого супа сына. Мальчик резвился так, что она не успевала понять, куда смотреть, как поймать его взглядом. Наконец, остановив свое чадо рукой, опустившейся на запутанные и очень отросшие светлые волосы (возникла мысль, что не помешало бы сына подстричь), она взглянула на рисунок.
– Тош, это прекрасно, ты молодец, – ее светлые глаза цвета молодой травы засветились, в них непроизвольно скопилась влага, но слезы радости так и не были проронены. Взяв из рук мальчонка шедевр, который был, по сути, разноцветной каракулей, она повесила его на холодильник, прицепив одним из магнитов. Для женщины все, что сделает ее сын будет творением, ведь оно сделано своими руками, а тем более с душой, с частичкой собственного сердца.
– Тебе правда нравится? – с надеждой в глазах спросил Антон, переводя взгляд с матери на свой рисунок.
Шатенка кивнула, тепло улыбаясь своему мальчику, и ласково погладила его по большой щечке, ущипнув напоследок, чем вызвала стеснительное возмущение у младшего Шастуна, и вернулась к нарезке овощей небольшими кубиками, кидая их в кастрюлю с бульоном. Антон сел на стул, с интересом наблюдая за этими махинациями, взял с рядом стоящей тумбочки газету и открыл ее, думая, что так выглядит совершенно взрослым. Он же взрослый малый, серьезен и грозен, как никто другой! Но этими действиями ребенок лишь умилял и смешил свою дорогую матушку, показывая какой он у нее еще малыш.
– Мама, а скоро будет суп готов? – поглаживая живот через свою красную кофточку с небольшим капюшоном, спросил Антон, думая, что еще немного и его желудок начнет от голода поглощать себя изнутри.
– Да, картошечка доварится и можно кушать, дорогой, – пробуя бульон на вкус, недостаток соли или приправ, ответила хозяйка, предлагая после этого выпить еще по чаю с печеньками, которые подарила ей коллега на работе.
Набрав в чайник воды, женщина поставила его на нужную конфорку, взявшись за зажигалку. Она подумала о том, что сыну печенье может и не понравится, но, дарёному коню в зубы не смотрят, ведь так? И, включая небольшой напор газа, она чиркнула старенькой зажигалкой, самой дешевой, что можно найти в универмагах и ларьках. И тут огонь будто бы вспыхнул, а за этим последовал и испуганный крик маленького мальчика.