Холмы; 1914

Минуло две недели, время кружило в быстром танце как русский балет. Йен приходил каждое утро. Порой он приносил корзинку для пикника, и вместе они уходили по пыльной дороге к одинокому дереву на склоне холма, иногда они пропускали рыбную ловлю и отправлялись купаться в бухту возле утесов, время от времени они сидели по вечерам рядом, глядя, как солнце клонится к горизонту, и передавали друг другу сигарету в уютной тишине. В Европе разгоралась война, медленно подползая к ним, но им было плевать. Михаил привык к звуку шагов Йена. Он стал просыпаться прежде, чем камень, брошенный Йеном, тронет лодку, но не поднимался, пока не услышит этот стук. Его окутывало странное чувство, если он не слышал голос Йена, если тот не касался губами его кожи. Он не пил, пока не появлялся Йен, не рыбачил без него, теперь он не делал почти ничего, пока Йен не оказывался рядом. И он тоже перестал носить обувь. --

1 Августа, 1914; Главная бухта, Ларн, Северная Ирландия

- Ты прыгаешь?! - О господи, дай мне секунду! – крикнул Йен с вершины утеса. Михаил едва видел его силуэт с берега. Небольшая бухта разливалась полумесяцем, утесы казались высокими и темными, а берег покрывала грязь. Место было небольшим, а дно – глубоким, чтобы прыгнуть с утеса. - Не скули! Если помнишь, ты сам это предложил! Йен пришел к нему этим утром и в порыве храбрости потребовал прыгнуть с утеса. Его решимость набрала обороты, стоило Михаилу назвать его слабаком. Йен поколебался у самого края, и Михаил испугался, что тот не сможет, но это ведь Йен. Мальчишка, который едва не утонул, лишь бы доказать свою правоту; который пробежал под дождем во время бури; который не носил обуви, если только ты не усадишь его на место и не обуешь сам. Михаил не понимал, почему вообще засомневался в нем. - Господи, пресвятые Мария и Иосиф! – закричал Йен и шагнул с утеса. Ветер засвистел в ушах, а весь мир стал одним неясным пятном, живот скрутило, и его разом окутало ледяной водой и крошечными пузырьками воздуха. Пару секунд спустя он понял, где находится, и нырнул почти на два метра вниз, любуясь подводным миром, подернутым голубой дымкой. Михаил смотрел за тем, как Йен исчез под водой и вскоре появился на поверхности, отплевываясь. Его торжествующая улыбка озарила целый мир. - Здесь до жути холодно! – объявил он, убирая волосы со лба, и поплыл к Михаилу, задерживаясь так, чтобы хорошо его видеть, но не чувствовать под ногами песчаного дна. Михаил рассмеялся. Он сидел на илистом берегу в одних штанах, сунув сигарету в рот. Он прыгнул первым. - Ты это каждый чертов раз говоришь, - сказал он. - Да, да, - Йен покачал головой и доплыл до мелководья, остановившись, когда смог опустить ноги на песок, из воды по-прежнему торчала только его голова. – Ты идешь или нет? – позвал он, вновь отбрасывая мокрые пряди со лба. Михаил помахал сигаретой. - Я курю. - Знаешь, Микки, есть такая штука, называется «затушить сигарету». Очень просто, прижимаешь тлеющий конец к земле, а потом повторяешь несколько раз – эй! Йен попытался отпрыгнуть в сторону, когда Михаил рухнул в воду рядом с ним, но его все равно снова окатило с головой. - Ты просто мелкая сучка, - Михаил подплыл ближе, пока Йен заходился в истерике, пытаясь отплыть подальше от него. - Сказал тот, кто был сниз… - слова оборвались, когда Михаил прыгнул сверху и надавил Йену на голову, чтобы тот скрылся под водой. Йен ухватил его за ноги и утащил за собой, они принялись барахтаться в толще воды, пока Йен не вынырнул на поверхность, чтобы глотнуть воздуха. - Что ты там собирался сказать? А? Что-то о том, какая ты мелкая сучка? – Михаил засмеялся, вынырнув следом, а Йен закатил глаза и подплыл ближе, чтобы теперь толкнуть Михаила под воду, они боролись и толкали друг друга, пока не доплыли до мелководья. Вскоре под ногами появилась земля, они выползли на берег и повалились в грязь. Легкие подтрунивания постепенно переросли в настоящую драку. Перестав раздавать удары, они успокоились и легли бок о бок. У Михаила кровоточила губа, а на щеке Йена наливался синяк, на лицах обоих играли ленивые улыбки. Грязь прилипла к коже, им пришлось вернуться в воду, чтобы смыть ее и выскрести из волос и из-под ногтей, они водили ладонями по спинам друг друга, очищая кожу. - Заставил меня затушить идеальную сигарету, - пробубнил Михаил, пока они выбирались на берег. Он вытащил табак и бумагу, а Йен сдернул рубашку Михаила с дерева, куда тот ее повесил. - Никто тебя не заставлял ничего делать, ты сам ее затушил, - рассмеялся он и натянул рубашку на себя. Та пахла Михаилом, пахла морем. Она оказалась тесна, но Йен без труда скользнул в нее и зарылся носом в воротник. - Ну-ну. - Что это? Михаил поднял взгляд, сидя на берегу, где скручивал сигарету на собственном бедре. У него бы не получилось выхватить небольшой квадратик, который Йен держал в пальцах. Мир замер. - Это твоя сестра? – спросил Йен, внимательно разглядывая фотокарточку. Он перевернул ее, и Михаил смог взглянуть на лицевую сторону, там, на фотографии сидела женщина с двумя детьми. – Здесь по-украински, - негромко пробормотал Йен, пытаясь прочитать то, что написано на оборотной стороне. Он снова перевернул фотографию и принялся рассматривать людей на снимке. Женщина оказалась хорошенькой, с лебединой шеей и красивым изгибом спины, она сияла прекрасной улыбкой. Один ребенок сидел у нее на коленях, второго она держала на руках. Тот, что сидел на коленях, до ужаса походил на Михаила. Йен улыбнулся. – Ты носишь при себе свою детскую фотографию? – рассмеялся он. – Твоя мама очень милая, знаешь… боже, ты такой мелкий. Что-то остается неизменным, - Йен поднял взгляд на Михаила, ожидая получить в ответ кислую ухмылку и сдавленные ругательства. Михаил же сидел на берегу, повесив голову, и сверлил взглядом грязь под ногами. - Микки? – пробормотал Йен, и что-то неправильное прозвучало в его голосе, он не знал, отчего, но вдруг его окружило чувство, будто все вокруг начало рушиться. Михаил не знал, что ответить. Он облизал губы. Почему-то Йен понял, что перед ним не мать Михаила. - Любовь… с любовью? – тихо спросил Йен, силясь прочесть фразу на обороте: Михаил то и дело учил его украинскому, однако Йен знал недостаточно, чтобы расшифровать написанное. Сердце ускорило бег. Михаил не двигался. - С любовью что? Черт побери, Михаил, что здесь написано? Кто это? Почему ты молчишь? – голос Йена сорвался на крик, на грудь будто бросили камень. Женщина на фотографии смотрела прямо на него. Михаила больше ничего не заботило. Все кончено, все прошло. Лето подошло к концу. - Там написано «от Светланы, Евгения и Алексея с любовью», - ответил он. Лицо не отражало ни одной эмоции, голос звучал ровно. Йен покачал головой, ничего не понимая. - Я не… кто они? - Моя семья. Он говорил совсем тихо. - Твоя семья? То есть, что, мама и братья? Я не… не знал, что у тебя они есть, - Йен затих, цепляясь за последнюю надежду, за что угодно, он не мог позволить своему миру рухнуть в одночасье. Ему был нужен Михаил. На миг между ними повисла тишина. Волны ласкали берег. День выдался отличным. - Светлана – моя жена, - ответил Михаил так тихо, каким бывает море перед бурей. – Евгений и Алексей – мои сыновья. Йен застыл на месте. Рубашка душила его. Михаил так и не поднял взгляда, а женщина на фотографии продолжала внимательно изучать его. Жена Михаила смотрела на него. Когда тот наконец поднял взгляд, Йен уже положил фотографию рядом с остальной одеждой, и теперь складывал его рубашку. - Не надо. Йен посмотрел на него, и Михаил сглотнул. - Не надо что? - Просто… не надо. Йен сверлил его взглядом, и его глаза больше не казались зелеными. Он сорвался на бег: унесся прочь и забрал с собой холмы.