Плоть

      Ёрико вздохнула с неопределенной интонацией — Киришима ничуть не изменился. Это и успокаивало и раздражало одновременно, в конце концов, он мог бы не провоцировать ее при остальных. Или ей одной в его словах мерещился многообещающий намек? К тому же, Канеки явно не ценил манер Кролика и быстро терял благодушие.       — Можете вы хоть раз не устраивать сцену при встрече? — риторически вопросила Тоука, сердито глядя на брата, когда они подошли ближе. Тот фыркнул и отвернулся, всем своим видом показывая, что происходящее его не касается. Казалось бы, после вступления в «Козу», Аято значительно снизил градус агрессии в своем характере, но с тех пор, как его едва не поймали, он как с цепи сорвался. Тоука посмотрела на предполагаемую виновницу сквозь опущенные ресницы — Ёрико зачем-то перебирала чистые чайные ложки, лежащие в нише стойки, видимо нервничала. Ее брат умел быть по-настоящему невыносимым, но, кажется, Акияма стойко переносила эти эмоциональные перепады. Аято слишком замкнулся в себе, никого не допуская в свой «мирок», и вот теперь, когда там неожиданно оказалась Ёрико, совершенно не знал, что с этим делать.       — Прости, Тоука, ты права, — Канеки тут же сдался, искоса поглядев на девушку, которая настолько погрузилась в мысли о благополучии вредного братца, что уже позабыла о злости. Ёрико до сих пор удивляли метаморфозы, происходящие с Кеном в зависимости от ситуации — только что он недобро поглядывал на Аято, а теперь смотрел на Тоуку едва ли не заискивающе.       — Ты позвал кого-то ещё? — Нишики решил переменить тему, избавив замешкавшегося лидера от неловкости. Кен кивнул, но было заметно, что и этот вопрос не вызывает у него энтузиазма. Ёри недоуменно переводила взгляд с одного лица на другое: кажется, все понимали нечто, недоступное ей.       — Только не этот психопат, — Аято наградил Кена испепеляющим взглядом, но от дискуссии воздержался. Тоука шмыгнул за стойку в поисках сахара, а Канеки остался стоять, барабаня длинными пальцами по столешнице.       — О ком это вы? — не удержалась Акияма, предупреждая очередную ссору. Киришима тот час переключил свое недовольство на нее, едва ли не шипя, как дворовый котяра:       — А человечке спать не пора? — поинтересовался он. Акияма была уверена, что не будь между ними препятствия в виде бара, Аято схватил бы ее и поволок в комнату насильно — настолько красноречиво это читалось на его хмуром лице. Девушка уже хотела возмутиться, но неожиданно передумала, спокойно посмотрев на Киришиму. Его, конечно, раздражало многое, но чтобы вот так? Что же это за таинственный гуль такой, от которого сам Черный Кролик не в восторге? Едва ли он так жаждет ее ухода, иначе вел бы себя иначе. Ёри прикусила губу, смущенная мыслью, что Киришима пытается проявить заботу, оградив ее от того, кого считает опасным. Аято ее заинтересованный взгляд решительно не понравился, и он резко соскочил со стула, нервно прохаживаясь по комнате. Нишики последовал его примеру и о чем-то тихо заговорил с Кеном, видимо обсуждая что-то связанное с их планами. Акияме, конечно, было любопытно узнать, что это за собрание такое, но она предпочитала не вмешиваться в дела «Черной Козы». Ей не хотелось знать, с кем ее новые знакомые сражаются, кого и почему убивают. Она не желала вспоминать о пятнах крови на одежде Киришимы и думать, что первый поцелуй, такой желанный, она с готовностью подарила убийце. Все было не правильным, даже тот факт, что она осталась жива, но Ёрико гнала такие мысли прочь.       — Даже не представляю, каково тебе пришлось жить рядом с моим братом, — со вздохом заметила Тоука, наблюдавшая за тем, как Аято бесцельно маячит по опустевшему кафе, и в ее голосе явственно слышались виноватые интонации. По тому как напряглись плечи синеволосого гуля, можно было догадаться, что он услышал сетования сестры. Значит, ему не все равно. Акияма по привычке потянулась к волосам, чтобы задумчиво накрутить локон на палец и позабыв, что они не такие длинные, как раньше. Если Аято прислушивался к их разговору, она должна сказать… что? Должна дать понять, что чувствует.        — Это было не так уж и ужасно, — Ёри ничуть не кривила душой, вспоминая свои первые впечатления, — иногда даже забавно. Например, Аято совершенно не разбирается в человеческой пище, но он всегда садился за стол вместе со мной, — это воспоминание поразило даже саму девушку и вызвало легкий румянец на щеках. И ведь правда: Киришиму воротило от самого вида еды, но он не делал попыток сбежать или помещать ей. Тоука удивленно выгнула бровь, но, заметив мечтательное выражение Ёри, тонко улыбнулась и сочла за лучшее промолчать. Ей показалось, что она зря вмешивается, и если Акияма всем довольна, то стоит позволить брату устроить все самому. Возможно, он ничего и не разрушит.        — Это было так омерзительно, Рыжая, что я до сих пор не могу забыть, — с готовностью поделился парень, снова приблизившись и единственной фразой разбивая все надежды старшей сестры. Он хитро щурился, глядя на Ёрико и, кажется, был доволен ее словами. Вглядываясь в глаза цвета южного ночного неба, она застенчиво улыбнулась, про себя думая, что они выглядят нелепо: он говорит гадости, она краснеет, и оба совершенно довольны, словно произносимые слова и вовсе не были важны. Или все-таки важным было то, что он ее не забыл?       — Эй, у нее вообще-то имя есть! Ну и балда… — Тоука не выдержала и пустилась в долгую отповедь, а Аято милостиво внимал, больше заинтересованный губами Ёрико, которые та успела порядком искусать за сегодняшний вечер. Акияма, в свою очередь, не знала, куда деть глаза, чтобы скрыть слабость перед этим мужчиной. По ее мнению, все было очевидно, но никто до сих пор ни о чем не догадывался. Возможно, только они с Аято точно знали, что имели ввиду: «все было не плохо» и «я не забыл». Вылавливать эти короткие фразы из контекста может было и глупо, но Акияме хотелось верить, что ей все это не мерещиться. А уж что случилось бы с Кеном, узнай он, что Киришима оставил ей «подарок» на плече… Возможно он запретил бы Аято приближаться к ней, не зная, что только этого «глупая человечка» и хочет.       «Я и правда полная идиотка» — безрадостно подумала Ёрико, комкая в руках подол рабочего фартука и всматриваясь в мелкие песчинки на полу. Ей захотелось остаться с Киришимой наедине, снова жить в его доме, где им никто не мешал изучать друг друга, медленно проникая в душу.       «Думала, пройдет время, и смогу вести себя как обычно, выкину Его из головы. Но вот Он здесь, и все уже слишком странно.» — Ее тяжелые думы прервал громкий хлопок входной двери и звонок колокольчика, в этот момент показавшийся оглушительным. Ёрико рада была переключится на кого-то еще и потому с любопытством заглянула Аято за спину, стремясь увидеть вошедшего, в то время как Киришима даже не пошевелился, только недовольно поджал губы и цыкнул языком.       — В «Re» прямо как в «Антейку» — так же уютно! — уверенно провозгласил вошедший мужчина. Его волосы были светлее, чем у Аято, и в свете ламп казались почти фиолетовыми. Весь он был как классическое произведение искусства и выглядел идеально, несмотря на разразившуюся непогоду. В отличие от Аято, отличавшегося небрежной, но естественной красотой или от просто обаятельного Нишики, этот гуль прекрасно знал о своих достоинствах и педантично подчеркивал их в каждой детали своего облика. Это выглядело странновато, особенно для парня, но Ёри солгала бы, если бы сказала, что он выглядел некрасиво.       Остальные приветствовали его довольно сдержанно в сравнении с его громким заявлением у порога. Он поправил манжеты на белом пиджаке и, ничуть не смущаясь воцарившейся атмосферы, спокойно прошествовал к бару, а Акияма поторопилась налить кофе и ему. Ей было не по себе от того, как напрягся Аято, единственный, кто не проронил ни слова с момента появления опоздавшего. Им оказался некто Шу Цукияма — личность с манерами столь же приятными, как и его внешний вид. Он вежливо расшаркался и представился, потянувшись за чашкой и одновременно восхищаясь «приятным весенним ливнем», но его опередил Аято, схвативший порцию кофе так резво, словно от этого зависела его жизнь.       — Это мое, — безапелляционно заявил синеволосый, вновь усаживаясь на стул напротив Ёрико. Он сидел неестественно прямо, сверля напряженным взглядом столешницу и озабоченно водил кончиком пальца по краю кружки. Акияма еще никогда не видела подобного выражения на его лице. Неужели он и правда боится за нее или его просто так злит Шу?       — Как всегда паршиво, правда? — она не удержалась от подколки, видя, что Аято не спешит пить кофе, на что получила в ответ колючий взгляд. Судя по тому, с каким энтузиазмом он хлебнул, напиток ему неожиданно понравился. Странно… Когда Цукияма получил и свою порцию, гули собрались в зале, пока Ёрико мыла вновь посуду. Она старалась не прислушиваться к их разговору и когда закончила, решила тихонько ретироваться, чтобы больше не мешать.       — Куда это ты? Разве не интересно, что мы планируем, Рыжая? — Аято, конечно, заметил ее маневр и почему-то выглядел еще более недовольным, чем прежде. Ёри совершенно запутало его поведение, и она в растерянности замерла, чувствуя на себе взгляды собравшихся.       — Я не хотела вам мешать, — тихо оправдалась она, сцепив руки за спиной и избегая встречаться с кем-нибудь взглядом. Кен одобрительно кивнул и с улыбкой отпустил ее восвояси, но Кролик, разумеется, не собирался так просто сдаваться:       — А что такого? Она же с нами, верно? Живет с гулями под одной крышей, а слушать о том, как мы будем потрошить людишек, ей не полагается? — резко заметил он, с вызовом глядя на Одноглазого. Тот сурово нахмурился, но от ответа его удержала Тоука, мягко положив ладонь на плечо. В это мгновение Ёрико от души позавидовала той простоте, с которой эти двое касались друг друга. Ведь для нее и Аято даже самое невинное касание становилось испытанием, грозившем непредвиденным исходом.       — Аято, ты совершенно безнадежен в общении с прекрасным полом, — Цукияма сокрушенно покачал головой и, обаятельно улыбнувшись Акияме, тоже кивнул, одобряя ее уход. Его внимательный, нарочито спокойный взгляд совершенно не походил на человеческий, и от него по спине невольно бежали неприятные мурашки. Наскоро пролепетав слова прощания, девушка пулей метнулась на второй этаж, чувствуя жжение где-то в груди.       «Аято прав», — думала она, — «Я не смогу принять их лишь наполовину, отказываясь признавать то, как они выживают. Если я не сделаю этого, то мне не будет места в их мире. Не будет места нигде.»