Плоть

      Ёрико так и не смогла уснуть той ночью: обретя способность двигаться, она бродила по опустевшему дому, с осторожностью рассматривая комнаты, словно заново знакомилась с ними. Ей не верилось, что она больше никогда не встретит в них ублюдка, сломавшего ей жизнь. Его омерзительная рожа навеки застыла, и девушка искренне надеялась, что он выглядел поистине жалко для всех, кто видел его труп. С развороченной грудной клеткой, торчащими во все стороны ребрами и со спущенными штанами. И это выражение первобытного ужаса на лице, лужа нечистот, что расползлась под его телом... Ёри то и дело улыбалась, вспоминая этот его вид. Можно ли назвать сумасшествием радость, какую испытываешь, видя гибель заклятого врага? Даже если так, она не собиралась оправдываться. В конце концов, она уже лежала в психушке, и у нее было основание впадать в безумие.       Рано утром она получила уведомление на сотовый о том, что за ней приедет машина, которая отвезет ее в главное управление ccg для официального допроса. Акияма меланхолично начала готовиться к выезду, игнорируя накопившуюся усталость: ей не хотелось терять ни одного мига новой жизни без постоянного страха. Она приняла душ и переоделась в светлые джинсы и черную футболку, оставив непослушные волосы распущенными. Так она и сидела в гостиной, ожидая визита, и вспоминала мгновения, когда ее темный спаситель был рядом.       Ёрико никогда не спутала бы его с кем-то другим, его образ отпечатался в сердце каленым железом. По человеческим меркам он был красив, но едва ли Ёри задумывалась об этом: как бы он ни выглядел и чтобы ни делал, он навсегда останется для нее прекрасным. Сам того не желая, он подарил ей новую жизнь и свободу, и ее аромат девушка вбирала в себя с каждым требовательным вдохом.       Он был гулем. Возможно, на его руках кровь множества невинных, замученных и сожранных им. Монстр, избавивший ее от монстра. Ёри было только жаль, что у нее нет возможности чем-то отплатить, кроме как скрыть его личность от следователей. Вероятно, они больше никогда не увидятся.       Она вполне могла представить, что от нее не отстанут так просто и могут применить силу в попытке выведать правду. Это пугало, но девушка пообещала себе, что справится. Ее не волновало, имеет ли она право скрывать важную информацию, способную спасти множество будущих жертв того гуля. Миру всегда было фиолетово на ее хотелки, ну а ей теперь плевать на него.       Ёри все еще была немного шокирована неожиданным избавлением и пока даже не представляла, как устроит новую жизнь. Может, у нее появятся друзья, которых не страшно будет приглашать в гости, не опасаясь пьяных выходок отчима. Больше никто не наставит ей синяков, и она сможет, наконец, носить красивые, открытые вещи. Возможно, стоит и вовсе переехать... Да чтобы там ни было, она на все смотрела с энтузиазмом счастливца, пережившего катастрофу.       От мыслей Акияму отвлек звонок в двери. Тихонько ойкнув и нервно пригладив волосы, она пошла открывать, внутренне сжимаясь. Ёри так и не придумала, как отвертеться от дознавателей...

***

      Садако уже битый час крутилась перед зеркалом, не в силах решить, какая помада подходит к новым туфелькам от Gucci. Мобильный разрывался от требовательных звонков нового ухажера, но девушка успешно игнорировала их, весело мурлыча какую-то песенку.       В который раз сбрызнув идеально уложенные, черные, как вороново крыло, волосы лаком, она ловко крутанулась на пятках, любуясь тем, как взметнулся подол юбки.       Сегодня ты особенно хороша, деточка, — сказала она себе и подмигнула отражению. Покидав косметику и телефон в сумочку, она выпорхнула из квартиры, планируя прогуляться до места встречи пешком. Настроение было отличным. Да и с чего бы ему не быть таким? Вскоре она поступит в один из самых престижных университетов страны, добрый папочка уже обо всем позаботился, а на восемнадцатилетие ей подарили квартиру. Всю жизнь она будет заниматься любимым делом — танцевать, и никто не посмеет запретить ей этого, ведь у нее талант и большое будущее.       Много подружек, чью зависть Садако смаковала втихомолку, и толпы поклонников, один другого краше. Ее жизнь сошла со страниц модных журналов, девушка понимала это, но и виноватой перед теми, кому повезло меньше, она себя не чувствовала. Рожденный ползать летать не может, только и всего.       Брюнетка шла по улицам едва ли не вприпрыжку, широко улыбаясь прохожим и подставляя миловидное личико ласковому солнцу. Ее мир был соткан из счастья и радости, и поэтому ей легко было проявлять доброту и приветливость. Она запросто прощала и редко срывалась на окружающих. Должно быть, поэтому ее считали хорошим человеком, хотя судьба так и не испытала ее на прочность.       Темноволосая девушка надела наушники и включила любимую песню на полную, уверенно свернув на оживленный проспект. Вокруг сновали прохожие, а по магистрали проносились блестящие в дневном свете авто. Все случилось так быстро, что Садако даже не успела толком ничего понять: просто люди начали разбегаться по сторонам, что-то истошно крича, а потом мир вокруг перевернулся, смазался в яркую кляксу и погрузился во тьму.       В следующий раз, когда Садако открыла глаза, она увидела режущую синеву неба и попыталась набрать воздуха в легкие. Черные зрачки расширились от удивления, когда она поняла, что не чувствует тела. Сердце сбилось с ритма и остервенело толкало кровь по жилам, но лучше не становилось.       С трудом девушке все же удалось чуть повернуть голову: она увидела, что рядом с ней лежит какая-то незнакомка, со спутанными, испачканными в крови волосами цвета ржавчины. Ее широко распахнутые ореховые глаза казались огромными на исхудавшем, бледном лице. Она смотрела на Садако как-то странно, без ужаса, присущего ситуации. Ее губы что-то прошептали, но Садако не расслышала. Она вообще ничего не понимала. Почему ей кажется, что у нее больше нет ног?       Над ними склонился кто-то еще, и Садако попыталась закричать, увидев его черные белки и красные зрачки. Его волосы показались ей белыми, но ведь таких не может быть у обладателя столь молодого лица? Его рот был скрыт отвратительной черной маской, вселявшей ужас.       — Чего ты застыл, Кен? Пора убираться, — прозвучал чей-то холодный тенор, но его обладателя Садако не могла видеть. Она смотрела только на беловолосого и в его страшных глазах читала свой приговор. В уголках ее глаз собрались непрошенные слезы. За что, о боже?!       Папочка, спаси, — попыталась промямлить она, но лишь захлебнулась чем-то соленым, с металлическим привкусом: кровь заполнила ее рот. Ее собственная кровь.       — Прости, но тебе конец, — кажется, Кен сказал это и, схватив за волосы, куда-то потащил ее. Садако с немым ужасом смотрела, как нижняя часть ее туловища остается на месте, а по земле волочатся внутренности. Паника, охватившая разум, уже не могла поддерживать в ней жизнь, и сознание гасло. Остались только обида и слезы, беспрерывно капающие из глаз. Ну хоть боли она не чувствовала. Проклятье, за что?! Она ничего не кому не сделала, так почему должна умереть?!       Гаснущим взглядом она увидела, как другой парень в маске и с темными волосами поднял с земли ее товарку по несчастью с рыжими патлами. Какого черта эта серая никчемность осталась цела, а она лишилась ног?! Садако не чувствовала ничего, кроме досады и горечи. Казалось, ее безжалостно обманули и украли жизнь.       Лучше бы эта рыжая сдохла, кто скажет иначе? Чем та, другая, лучшее нее? Кто решил, что той жить, а ей — умереть? Неужели просто жестокий случай, Ками-сама? Она, Садако, умна, успешна, красива, у нее есть все! Все было...       Она уже не видела дневного света и не понимала, где находится. Ее личность удивительно быстро стиралась, пока глаза не застыли стеклянными блюдцами. А потом ее искалеченное тело пожрало жадное пламя, навсегда стерев с лица земли.