Самый тёмный час

Второй вечер Пеленнорские поля с приходом сумерек озарялись огнями десятков разжигаемых костров. Ветер играл стягами гордых знамён над светлыми шатрами. Второй день по дорогам к Белому Городу шли и шли дружины гондорских князей. Посланные к вассалам письма были написаны рукою Фарамира, но куда быстрее гонцов летели слухи, и воины шли воочию видеть вернувшегося Короля. В эти пасмурные дни в весеннем воздухе, омытом первыми после зимы дождями, веял ветер народившейся надежды. Настал час свершения пророчеств. И даже под угрозой Тени лица Людей светлели при одном упоминании имени Вождя с Севера. В Чертогах Совета было многолюдно и шумно. Мерри и Пиппин успели проскользнуть в зал перед началом собрания и выбрали для себя скрытый удобный уголок. К ним присоединился Гимли. С жалостью Пиппин глядел на бледное после болезни лицо Фарамира. По старинному обычаю сын и наследник Денетора занял кресло во главе стола, хотя место Наместника уже становилось номинальным. Спустя столетия хранения пустого трона, последний из рода Мардила наконец уступал власть Королю. Где бы ни появлялся теперь Арагорн, стоило ему переступить порог, взоры всех присутствующих невольно притягивались к нему. Люди благоговейным шёпотом передавали друг другу его эльфийское имя: «Эстель», видя в этом счастливый знак. И даже хоббиты нынче взирали на старого знакомца с восхищённым удивлением. Исчез бесследно Бродяга в поношенной одежде странника, и вместо него сейчас над столом Совета возвышался во весь свой немалый рост ясноглазый рыцарь в эльфийской кольчуге, с символом Белого Древа на чёрной бархатной тунике. Обведя взглядом присутствующих, Арагорн начал речь со слов приветствия и благодарности верным сынам Гондора, так споро откликнувшимся на зов о помощи в этот трудный час. В ответ на приветствие со своего места поднялся Имрахил – князь Дол Амрота. Он, а за ним и другие князья Гондора открыто признавали право наследника Королей и заявляли о своей готовности идти за ним в смертельный бой, в знак верности древнейшей клятве, которую их предки принесли первому пришедшему из-за Моря Королю. Но даже лица этих смелых людей побледнели, и воцарилось молчание, когда они услышали, куда их призывают Король и наследник Наместника – к самим Чёрным Вратам Неназываемой Страны. – Разведчики донесли, что силы Врага отступили с берегов Андуина, – говорил Арагорн. – Колдовской сумрак над Итилиэном стал редеть. Мы перейдём через Андуин и двинемся к Осгилиату, и если нужно будет, вновь примем бой с ордами Врага. Мы прогоним тёмных тварей с законных земель Гондора и будем гнать до самых Врат. Туда лежит наш путь – к Его землям, к Его уязвлённой гордыне. – Но есть ли резон в том, чтобы так Его дразнить? – вопросил кто-то из вновь прибывших гондорцев. Ответил Имрахил. – Есть, Дуилин. Это говорю я, а ты меня знаешь. Если мы не придём к Нему сегодня, завтра Он придёт к нам и удар Его будет жесток. Всё, что здесь сказано – правда, и все это понимают. Силы Гондора клонятся к закату, спасение наше не за этими стенами. И если Сломанный меч вернулся в Белый Город в решающий час, как было предсказано, – не это ли тот знак, который мы все так долго ждали? – Мы выступаем завтра на рассвете, – проговорил Арагорн. – Сборы предстоят недолгими, а нам нужно спешить. Войско наших друзей рохиррим поведёт Эомер. Но мы не оставим Минас Тирит без защиты. – Я возглавлю оборону Города, – ответил Фарамир. – И я рад, что буду не один. – Фарамир посмотрел на сидящих по ту сторону стола Всадников роххирим. Теоден в ответ склонил седеющую голову. Так, по решению Совета, военачальник Эльфхельм оставался руководить двухтысячным отрядом Всадников, присоединившихся к гарнизону Минас Тирита. Гондорских воинов оставалось только тысячи три. На плечи этих Людей ляжет тяжёлая ноша бремени, если войска Запада потерпят неудачу на Востоке. Повисшее молчание было свидетельством этому. – Значит так и будет, – произнёс Гэндальф. – Завтра войска Запада бросят вызов Востоку. – Давно пора! – глухо пробормотал Гимли и стукнул ладонью по колену. Уже по окончании совещания, выходя из Зала, Мерри столкнулся с Эовин. Она окликнула его. – Что ты решил? – тихо осведомилась она. – Останешься или уйдёшь на восток с Королём и своими друзьями? – Двое наших друзей уже ушли во Тьму, чтобы дать всем нам надежду. Мы с Пиппином отправимся за ними, если это будет нужно. И если будет нужно, вступим в бой, чтобы приблизить их победу и возвращение. Вот так-то… – Мерри улыбнулся. – Пиппин любит повторять, что хоббиты должны держаться вместе. Да и как иначе? – Я верю, что тебе и твоим друзьям будет сопутствовать удача, – ответила Эовин. – Мне же долг велит остаться подле моего дяди и Повелителя. Пиппина Мерри нашёл в оружейной. Путь туда ему указал один из гондорских стражников. Среди оружия и доспехов Пиппин отобрал себе шлем, наручи и на удивление лёгкий щит. Кольчугу он оставил себе ту же, да и вряд ли какая другая подошла ему по размеру, а клинку из Арнора не было в этих стенах достойной замены. – Вот, кажется, и всё, – сказал Пиппин, растерянно рассматривая доспехи. – Давай и тебе что-нибудь подберём, а, Мерри? Только вот кольчугу такую ещё одну вряд ли найдём. Моя принадлежала Фарамиру в его юношеские годы, но, сомневаюсь, что тут ещё одна сохранилась. – Не беда, – ответил Мерри. – Я попросил Гимли, и он обещал мне что-нибудь подогнать по размеру. И ещё посоветовал поговорить с Всадниками, чтобы те взяли нас к себе на седло. Хотя я и наслушался вдоволь его ворчания, как неудобна для Гномов верховая езда. – Ох, верно, – вздохнул Пиппин. – Сюда-то меня привёз Гэндальф. Узнаем, что он скажет? Гэндальфа они отыскали на балконе зала Советов, где он о чём-то беседовал с Арагорном. Вопреки ожиданиям, услышав просьбу хоббитов, маг вдруг рассердился. – Нет! Не место вам посреди битвы! Вас просто сомнут в первую же минуту в котле огня и железа! Вам лучше остаться здесь, в гарнизоне Фарамира! – Но мы не дети! – яростно воскликнул Пиппин. – Мы ведь уже сражались с врагами и прежде, Гэндальф! – Но не так! – отрезал Гэндальф. – Битвы не так веселы, как вы, должно быть, сочли из старинных книг. Останьтесь в Белой Крепости, как воин Рохана и, между прочим, как страж Цитадели, Перегрин Тук! – Ты явно путаешь нас с кем-то другим, – оскорблённо и холодно заметил Мерри. – Мы вовсе не видим в этой войне веселья и приключений. Гэндальф, наши друзья и сородичи ушли за Горы! И ни я, ни Пиппин не будем прятаться за каменными стенами, зная, что они там, одни, без помощи и надежды. Мы выйдем на бой, или ты опять можешь вернуться к мысли о мешках. – Может, и вернусь, – гневно ответил Гэндальф. *** – Ты к ним несправедлив, – заметил позже Арагорн. Гэндальф сидел на скамье у резной колонны и с мрачным видом раскуривал трубку. Солнце садилось, а за горизонтом угасал последний день выкупленного доблестью мира. – Они имеют право биться за свою надежду и за будущее своих друзей наравне с другими. Ты не можешь принимать решение за них. – Я знаю, – глухо сказал Гэндальф. – Но в преддверии грядущего я не могу увидеть их путей и не могу их больше предугадать. Я уже послал одного на смерть… – Мы все сделали этот выбор. И это решение Фродо принял сам. – Да… Арагорн нахмурился и взглянул на Гэндальфа пристальнее. – Ответь, что именно тебя тревожит? Ведь не тревога за Фродо, за Мерри и Пиппина – твоё единственное беспокойство. Я слишком хорошо знаю тебя, Гэндальф, чтобы обмануться. На этот раз маг молчал куда дольше. – Очень уж быстро развиваются события, – наконец, ответил он. – И теперь я не могу их предугадать. И даже если предугадываю, то чувствую, будто упускаю нечто важное. И это меня пугает, уж поверь. – Даже ты не в силах предвидеть будущее, Митрандир. – Даже я. И знаю это. Я и прежде знал, что вступаю в схватку с противником, превосходящим меня по силам. Чарами Враг силён. Но и хитростью своей. Как Он явил это в палантире, показав тебе идущий к Пеларгиру флот. Арагорн опёрся руками о парапет и хмуро поглядел вдаль. – У Пеларгира Враг вынудил меня отпустить Войско Мёртвых прежде срока. Но не подними я Войско, Саурон захватил бы Пеларгир, как намеревался. Нам ударили бы в спину ещё на подходах к Минас Тириту. Теперь же защитники порта предупреждены и готовы к нападению. – Да, – Гэндальф досадливо пыхнул трубкой. – В то время это было единственное верное решение, и нашими действиями мы выиграли отсрочку. Однако и умбарский флот всё так же цел и готов напасть. Я не знаю, что заставляет Его медлить, и не могу проникнуть в Его замыслы. Они мне непонятны. – Ты часто повторял, что сила Врага не в Его мудрости… Он тоже не способен догадаться о наших замыслах и не поверит в них. – Я никогда не сомневался в Его уме. Я говорил лишь то, что очень многого Он не понимает, – ответил Гэндальф. – Самоотверженность и верность долгу и дружбе, – маг посмотрел на угасающее солнечное зарево. – Он судит по себе. Но Он знает страх и гнев. Именно их Он испытал при взгляде на меч Элендила. Должно быть, сейчас Он теряется в догадках, принесёт ли Наследник Кольцо к Его Вратам. Тогда Он попытается отнять его у тебя. И это опять же даёт шанс нам и Фродо. Но, Арагорн, я повторяю: хоббитам там не место. – Здесь ты их тоже не удержишь, – заметил Арагорн. – Это не удалось ни Элронду, ни Теодену. Я возьму их с собой, но перед битвой отошлю в запасной отряд вместе с верными людьми. Боюсь только, Всадникам в самом деле понадобятся мешки, чтобы их удержать. И ещё, Гэндальф, – добавил он уже без следа улыбки: – Ото всех опасностей ты их не убережёшь. Особенно в преддверии надвигающейся бури. – Большего я и не прошу, – ответил Гэндальф. Сгустились сумерки. Немного постояв, Арагорн ушёл. Ночь окутала белые каменные стены, затаилась по углам. Крохотный уголёк зажжённой трубки тлел в тёмном пространстве балкона, а Гэндальф всё ещё курил, глядя на угасший за цепями дальних гор след дневного света, и думал о своём. *** Первое апреля, назначенный день, когда объединённые армии Запада выступили к Андуину, выдался хмурым и ненастным. Еще перед рассветом сумрачные облака надёжно скрыли солнце, а к полудню и вовсе начал моросить мелкий дождик. Угрюмое настроение постепенно передавалось людям, и они неловко пытались разгонять его песнями или разговорами. В авангарде войска ехали Гэндальф, Арагорн, Теоден, Эомер и Имрахил. Эовин – снова воин Дермхельм, тайно присоединилась к полку Гримбольта. Так в схватке она сумела бы оказаться подле своего короля. Леголас снова взял на седло Гимли, а Мерри и Пиппина по распоряжению Короля везли двое всадников дунэдайн. Ехали все вместе. К часу пополудни войско переправилось через Реку по понтонным мостам и вступило на земли Осгилиата. Разведчики-следопыты, посланные вперёд, вернулись с неожиданными новостями: на несколько миль вперёд ни на дороге, ни вблизи неё не было обнаружено и следа орочьих патрулей. Следопыты осмотрели дороги и подъездные пути к Осгилиату, но следы указывали на то, что орки покинули крепость ещё несколько дней назад, и уходили, как видно в спешке, на восток. Эти новости были встречены в стане Короля настороженно и с тревогой. – Это похоже на ловушку, – мрачно заметил Эомер. – Это она и есть, – ответил Гэндальф, зорко оглядывая окутанные дымкой пики Гор. – Но мы к ней были готовы. Враг заманивает нас. Но при всём при этом, он ждёт, что мы сами постучим в Его Врата. Думаю, до тех пор нам незачем опасаться нападения. – Почему ты так уверен, Митрандир? – осведомился Теоден. – Потому что Наследник Исилдура бросил Ему вызов. Теперь Он готов к этой встрече. Он ждёт, что Арагорн принесёт Кольцо и сам пожелает его отобрать. Что ж, не будем разуверять Саурона в Его заблуждениях. Путь был продолжен. День обратился к вечеру, и тени с востока расползались по небу чёрными стрелами. Сами собой как-то стихли разговоры и песни. При взгляде на мрачную гряду Эред Литуи, растущую впереди, семена страха прорастали даже в сердцах бывалых воинов. – Признаться честно, когда Балин решил отправиться в поход к копям Мории, многие осуждали его за безрассудное решение, – проговорил Гимли, обращаясь к хоббитам. – Другие гномы, в том числе и мой отец, говаривали, что он даже помешался в надежде вернуть нашему народу былую славу и величие. А с ним ушли Ори и Оин, а ведь тот-то был уже в летах! А что бы они все сейчас сказали, если бы узнали, что теперь я сам ухожу на штурм Врат Чёрной Страны! По мне, так это ещё более проигрышное дело, чем затея Балина! У-ух! – Вот уж в чём вам, Гномам, не откажешь, так это в умении поднять себе настроение перед грядущим боем, – звонким голосом ответил Леголас, и ехавшие поодаль гондорцы, услышавшие его слова, рассмеялись. – Мда, – проговорил Гимли. – Балин был храбрым воином, но теперь-то я знаю, что копи Мории ему бы не подчинились. Уж точно не с той страшенной Сауроновой Тварью, которую сразил Гэндальф. – Отнюдь, – возразил Леголас. – Балрог – исчадье Древней Тьмы, но никогда он не был ни слугой, ни союзником Врагу. Возможно, это сохранило мир от многих страшных бед, ибо не могу представить, как разрушителен и ужасен мог бы быть этот союз. – А почему не был? – заинтересовался Пиппин. – Вот этого я вам не скажу, – покачал головой Леголас. – Это история Древних Лет, о них сейчас мало кто в мире помнит. Я знаю, что Балрога на службу призвал Ангбандский Враг, но и Саурон в те времена тоже был только его слугой. Предания говорят, что после падения Ангбанда проклятье Западных Владык заточило Балрога в земных глубинах, где он и пребывал, пока не был пробуждён и не стал Гибелью Кхазад Дума и его единственным владетелем. – Оно и хорошо, что Гэндальф его победил, – сказал Пиппин. – Не очень-то хочется говорить о таком сейчас и здесь, – он зябко повёл плечами, – но я рад, что хоть с этим Ужасом мы больше не повстречаемся. – Вот и не будем больше говорить, – заметил Леголас. – Тем более, слышите зов рога? Пора останавливаться на ночлег. Вечерний сумрак опустился как-то очень быстро – в долине спешно складывали походные костры и расставляли дозорных на всех подступах к лагерю. С приходом ночи ветер переменился, и со стороны болот дохнуло холодом и затхлостью сырой могилы. Откуда-то издалека донёсся протяжный волчий вой. Люди сгрудились около костров, весело пляшущий на сучьях огонь и треск прогорающих поленьев немного поуменьшили страхи перед темнотой. Для Пиппина и Мерри место у одного костра припас Гимли. Хоббиты и гном в молчании поужинали лепёшками и лембасом, уселись поудобнее рядышком и раскурили трубки под удивлёнными взглядами гондорских воинов. В горящей сотнями костров тишине понемногу загудели голоса отогревшихся и отдохнувших людей. Кто-то начал напевать. Незамысловатый мотив песни отделился от общего гомона, и его подхватили. К своему удивлению, хоббиты расслышали, что звучит песня на эльфийском языке. Леголас, услышав её, улыбнулся. – Это одна из людских баллад о Берене и Лютиен Тинувиэль. Их складывали люди Запада, когда ещё повсеместно говорили на нашем языке, – сказал он, отвечая на вопрос Мерри. – Я давно не слышал подобных песен. Для слуха эльфа они звучит простовато и непривычно, но сейчас мне радостно услышать родную речь в чужих напевах. И Леголас подхватил куплет – и запел его чистым ясным голосом, так что замерли сидевшие рядом, а замолчав, он ещё долго вслушивался в пение гондорского певца. – В наших эльфийских песнях мы чаще поём о встрече Берена и Лютиен и их вспыхнувшей любви, люди же вспоминают о победе Света над Древним Злом. Мне ясно, почему они поют о ней сейчас. Дева Лютиен была единственной, кто в одиночку смог противостоять Врагу, которому мы сами теперь бросили вызов. В страхе за жизнь своего возлюбленного дева Тинувиэль обрела невиданные силы и сумела повергнуть Саурона. Она заставила Его признать своё поражение и связала словом, которое Он был вынужден сдержать… Как мы взываем к Элберет, так люди просят заступничества у Лютиен, ведь она была праматерью их Королей… Они просят её благословения для новой победы, какой бы ценой она нам не досталась. Леголас замолчал, задумчиво положил на колени лук и тронул пальцами тетиву, проверяя насколько она туга. Пиппин прислушался. Певец умолк, и раздалась новая песнь, но уже не та, эльфийская, а грустная и протяжная, на всеобщем языке. – Но если Враг так страшен и силён… – Пиппин вздрогнул при одном только воспоминании об огненном видении, – то как же дева, пусть даже она эльф, смогла с Ним справиться? – То были другие времена, – не сразу, но ответил Леголас (как показалось Пиппину, без особой уверенности). – Тогда Враг ещё не овладел тем могуществом, какое Он обрёл сейчас, а дева Лютиен слыла самой могущественной чародейкой среди эльфийского народа. Но прежде всего любовь придала ей сил. – Любовь… – задумчиво протянул Гимли, поднимая глаза к небу. – М-да… Знаете, только я бы не отказался и от светлых чар – хоть плошку, лишь бы это как-нибудь смогло помочь нам в битве. Нет, я не сомневаюсь в силах нашего Гэндальфа, но ведь и ему бы помощь совсем не помешала? Спустя час, когда притомлённые дорогой спутники заснули у костра, Леголас бесшумно поднялся с земли и отправился на поиски Гэндальфа. Он нашёл старика на камне у границы лагеря, на коленях у того лежала незажжённая трубка и кисет. Глаза Гэндальфа были закрыты, и могло бы показаться, что он дремлет, если бы не сосредоточенное выражение его лица. Тревожить мага Леголас не решился и уже хотел было уйти, но его догнал оклик Гэндальфа. – Мне показалось, что ты занят, – эльф подошёл ближе и успел заметить нервный жест, которым Гэндальф потёр сустав правой руки, и блеснувшую на пальце полоску серебра. Леголас отвёл глаза. О том, что маг – Хранитель Нарьи, Леголас, конечно, знал, но знал также и то, что Кольца не любили обнаруживать себя чужим без позволения хозяина. Гэндальф взял в руки трубку. – Да, был, – ответил он. – Я узнавал новости из других мест. Думаю, в последний раз. Владыки Лориэна и Имладриса приняли решение, они сняли свои Кольца и наденут их теперь не раньше, чем нам станет ясна судьба Единого Кольца. Или никогда. Я тоже своё сниму. Но позже. – Я понимаю, – сказал Леголас и, помедлив, спросил: – Что ты узнавал? – До Имладриса Тьма не добралась, однако Элронд готов в любой момент отослать подданных к Серым Гаваням. У Лориэна опасность издревле под боком. Впрочем, мне ли тебе это объяснять. Но войска Дол Гулдура пока тоже не выступали в бой. Кстати, Галадриэль передала мне новости и из твоих краёв - Лихолесье готово к обороне. Твой отец прислал гонца в Золотой Лес. Он опасается, что Враг предпримет попытку захватить Эребор. Великой потерей станет для всех нас, если Царство Гномов падёт под натиском Его войск. Если Эребор будет захвачен, весь край окажется под властью Врага. – Для Гимли такие вести будут невесёлыми... – Тогда не стоит ему об этом напоминать, – подумав, ответил маг. – Но, поверь, он и сам прекрасно понимает угрозу для своего дома. В эти дни никто не может чувствовать себя в безопасности. Ни в одном уголке Средиземья. *** …Утро наступило рано, протяжные звуки горнов возвестили о начале нового дня пути. Пришли донесения разведчиков с юга, с Моргульской долины, и новости эти были странными. Узнав о том, что на первый взгляд крепость Минас Моргул выглядит безжизненной и брошенной, а на подходах к ней также не замечено движения противника, Гэндальф долго размышлял. Теоден и Арагорн держали совет, и было постановлено оставить позади дозорный отряд на случай неожиданного нападения. Войска двинулись дальше и вскоре ступили на северную дорогу. Дул западный ветер, и к общей радости к обеду мрачные облака отступили, дав дорогу солнечным лучам; только на востоке клубилась сумрачная дымка. Однако вскоре хоббиты заметили, что Леголас всё чаще поднимает голову и оглядывает небо, словно его что-то тревожит. – Что ты там такое ищешь? – спросил, наконец, Пиппин. – Небо ведь ясное какое, ни облачка нет. – Ясное, – ответил эльф. – Но и ощущение меня не оставляет, будто оттуда кто-то следит. Гэндальф прав, вряд ли наше присутствие новость для Врага. Я более чем уверен, каждый наш шаг тут же становится Ему известен благодаря глазам и ушам сотен соглядатаев. Хоббиты тревожно оглядывали небо. По мере приближения к горам прикосновения недобрых взглядов стали ощущаться совершенно явственно. Среди людей постепенно нарастали страх и тревога. Невидимое присутствие слуг Врага ощутили многие. Внимание Саурона обратилось за границы Мордора. Гэндальф предложил выслать по дороге герольдов, которые должны были трубить и громко возвещать о возвращении в Гондор Наследника его Владык и законного Короля этих земель. – Если Саурон и не пришёл ещё в ярость, то уж точно придёт сейчас, – безрадостно заметил Арагорн. – Никогда не считал мудрым дразнить противника, тем более столь опасного, но именно этим мы сейчас и занимаемся. Только бы это не было напрасной жертвой и невиданной глупостью. – То, что одни называют глупостью, другие потом окрестят иначе, – отвечал Гэндальф. – Но сейчас в этой нашей «глупости» скрывается наша удача. День близился к вечеру, когда острые глаза Леголаса заметили в небе далёкую чёрную точку, парящую выше обычных путей даже самых выносливых птиц. Соглядатай Саурона медленно кружил над войском, но спускаться ниже не спешил. Вскоре к нему присоединился и второй – его приближение увидели и самые зоркие из людей. Арагорн обратил внимание Гэндальфа, и маг долго всматривался в темнеющее небо. Кружа на недосягаемой высоте, Чёрные Всадники неотлучно сопровождали войско, и одно их присутствие вносило беспокойство и тревогу. Громкий предостерегающий возглас Леголаса вдруг заставил хоббитов втянуть головы в плечи. По земле стремительно пробежала тень, сильным порывом ветра трепануло волосы, испуганно заржали и взвились на дыбы кони. С невиданной быстротой эльф скинул с плеча лук, мгновенно наложил стрелу и прицелился в крылатый тёмный силуэт, пронёсшийся в воздухе дерзновенно близко от земли. – Да стреляй же! – выкрикнул Гимли, не понимая отчего медлит их товарищ. Но Леголас, прищурившись, тревожно всматривался в фигуру удаляющегося всадника, но так и не отпускал тетиву. – Стреляй! Лицо эльфа вдруг залила бледность, его державшая стрелу рука задрожала. Леголас опустил лук, растерянно покачал головой и пробормотал что-то на эльфийском языке. – Да что с тобой такое! – вскричал Гимли. – Что за напасть тобою овладела? Ты ведь мог в него попасть! – Не смог бы, – коротко ответил эльф, возвращая на плечо лук, а в колчан не выпущенную стрелу. Больше он ничего объяснять не стал и молчал в ответ на сердитые расспросы Гимли. Спустя некоторое время следом за товарищем улетели и два оставшихся Всадника. До самого конца дня их присутствия никто больше из людей не ощущал. Уже перед сумерками войско Запада достигло одного из отрогов Хмурых Гор. Из подножья хребта вырастал похожий на обломок гнилого зуба остов давно разрушенной сторожевой башенки. Четырьмя неделями назад именно на неё глядел Фродо, принимая окончательное решение двигаться к южному перевалу. Отсюда до Мораннона оставалось около ста миль пути по пустынным необжитым землям.