Милое исключение

Служанка суетилась, бегала по комнате, подготавливая все ко сну графини. Сама же Анет удобно расположилась в ванной и наслаждалась крайне редкими при дворе минутами покоя. За последние дни она сильно устала. Филипп все еще пребывал в Париже, хотя должен был вернуться еще вчера, а Людовик осаждал ее каждый день словно вражескую крепость, ожидая момента, когда она, наконец, поднимет белый флаг и покорится ему. Все же стоило признать, что, в конечном счете, настойчивость короля приносит плоды. Анет уже не так категорична и холодна с ним: она позволяла себе лишний раз улыбнуться или рассмеяться над шуткой, радуя его самолюбие. Король умел красиво ухаживать и добиваться женщин. Последний раз подобного отношения к своей персоне, графиня, удостаивалась от давно покойного супруга. Филипп в любовных делах также мог составить конкуренцию своему брату, если бы хотел, но женщины его интересовали меньше, чем мужчины. И пускай Анет стала исключением в жизни Орлеанского, все же в их отношениях существовали рамки, которые стараниями одной графини сломать было невозможно. Де Понтье тяжело вздохнула, убрала за ухо выбившуюся мокрую прядь и, потребовав служанку подать ей халат, поднялась из остывшей воды. Служанка медлила, а кожа графини вмиг покрылась мурашками. Анет хотела обернуться и поторопить нерасторопную девушку, когда на ее плечи благополучно был накинут халат. Графиня сунула руки в рукава, перешагнула через край ванной, и лишь тогда поняла, что ее поддерживает за руку вовсе не служанка. Повернувшись, она увидела Людовика и от шока потеряла дар речи. Бедная графиня открывала рот словно рыбка, в попытках что-то сказать. Людовик ухмылялся, видя растерянность в ее глазах. Он помог ей выбраться из ванной и отступил назад, давая ей возможность перевести дух, а себе немного полюбоваться видом. Опомнившись, в графине вдруг вновь проснулось стеснение, она быстро запахнула халат и обхватила себя руками. Ее взгляд быстро пробежался по комнате: рядом с Бонтаном с виноватым видом стояла служанка, готовая смиренно подчиниться любому приказу короля. Также она заметила тайный проход, через который король и попал в ее покои. - Не хотел вас напугать, мадам, - наконец, произнес Людовик. - Но у Вас это получилось, - отозвалась Анет, и заторопилась скрыться за ширмой. - Помоги мне, - немедля потребовала она у служанки и та засеменила к графине. Людовик наблюдал за копошением по другую сторону ширмы, которая скрывала все, что могло порадовать его глаза. Хотя, после увиденного минутой ранее, он вполне мог себе вообразить плавные линии ее прелестной фигурки, блеск бархатной кожи. Вспомнилась милая родинка, расположившаяся на ее животе около пупка, и он невольно улыбнулся, оставаясь довольным происходящим. Через пару минут, графиня вышла к королю переодетая в ночную рубашку и в накинутом сверху халате, открывающим разве что ее шею и немного ключиц. Король смерил ее оценивающим взглядом, а затем перевел внимание на Бонтана. Верный слуга немедля схватил служанку под белы рученьки и выволок за дверь комнаты. Графиня, вернувшая себе приятный румянец на щеках, опасливо смотрела на короля и мысленно взывала к господу, дабы тот уберег ее от возможной греховной связи. - Вы боитесь меня? - делая шаг ей навстречу, интересуется Луи. - А мне стоит бояться? - спрашивает она в ответ, и вновь видит появление ухмылки на его лице. - Зачем вы ко мне пришли? - Вы весьма сообразительны, но еще не догадались? Анет обернулась на дверь, за которой наверняка стоял Бонтан обеспечивающий аудиенцию. Графине бежать было некуда, оставалось лишь надеяться на благоразумность короля и его любовь к брату. Хотя, вспоминая судьбу Генриетты, Людовика вряд ли остановят мысли о Филиппе и его желаниях. - Неужели вы намерены применить силу, сир? - поинтересовалась графиня. - Мой ответ, Вам, по прежнему не изменен. Людовик вновь улыбнулся, но на этот раз как-то грустно. Она уколола его гордость и самооценку, но это больше не злило, а, напротив, восхищало. - Я не устаю вами восхищаться, мадам, - произнес Луи, подходя все ближе. - Если бы хоть одна треть вашей преданности была свойственна моим министрам, мне не пришлось бы бояться заговорщиков… - Он выдержал небольшую паузу, любуясь ее лицом, а затем добавил: - Не тревожьтесь, я ни в коем случае не стану вас принуждать. - Благодарю, - все еще с опаской в голосе, отозвалась де Понтье. - Но взамен, посмею просить, составить мне компанию и немного поговорить без всякого стеснения. - Почту за честь… - чуть помедлив с ответом, согласилась графиня. Людовик протянул к ней руку, она неуверенно протянула ему свою. Король бережно сжал ее пухленькие пальчики и потянул за собой к камину, где можно было удобно расположиться для беседы. Некоторое время они просто молчали, наблюдая за танцующим пламенем на дровах и углях, но затем преодолевая неловкость тишины король начал беседу, решив осведомиться нравится ли ей при дворе. Графиня честно отвечала, что ей замечательно бы жилось вдали от дворцовой суеты, однако и в пребывание здесь она находит много положительного. Говорить, что в число “положительных вещей” входила встреча с его братом, она не стала, опасаясь испортить наладившуюся дружескую атмосферу между ними. Они говорили свободно, как старые знакомые, успевая обсудить государственные и светские темы, грустные и веселые, порой щекотливые и смущающие. Луи сумел наладить добрый лад, ведя себя сдержано, позволяя графине почувствовать себя в безопасности. Анет улыбалась, смеялась, подшучивала над Людовиком, порой позволяла себе упрекнуть его или осадить, напрочь забывая кто перед ней. Он закрывал на это глаза, хотя порой ему хотелось напомнить, что он король и в его присутствии следует следить за своими словами. Время летело незаметно. Ни один из них не мог сказать точно, сколько они просидели так перед затухающем камином. Разговор зашел о детях. Графиня красочно рассказывала о своих прелестных сыновьях, а Людовик в ответ делился историями из своего детства. И как-то незаметно для них речь зашла о Филиппе. - Любить его сплошная мука, - произнес Людовик, - он своенравный и капризный, а порой совсем не управляем. Он большой ребенок, требующий внимания... Анет пристально посмотрела на короля, а затем тихонько рассмеялась, вспоминая те слова, которыми Филипп в пылу гнева описывал короля. “Он эгоистичный, капризный ребенок, в чьих руках вся Франция. Он невыносим!” - частенько повторял герцог Орлеанский. - Вы находите что-то забавным? - удивленный ее реакцией, спросил Людовик. - Знаете, о вас он порой отзывается в подобной манере. - Уверен, Филипп отзывается обо мне гораздо хуже. - Не важно, что он говорит… - Начала Анет. - Филипп любит и уважает вас. Порой его невероятно сильно обижают ваши решения, однако он с гордостью принимает их и свою участь, вверяя в ваши руки жизнь. Филипп полон рвения и запала, которые, к несчастью, ему некуда девать. Он чуток, добр и раним, но в нем есть сила… невероятная мощь. Графиня говорила о Филиппе с невероятной нежностью. В ее глазах Людовик видел блеск восхищения и гордости. Она превозносила его над всеми остальными. Его это злило, его одолевала ревность. Он не мог понять от чего Понтье была так расположена к его брату, от чего ее сердце трепетало при виде него, когда есть он - король Франции, великий из великих. Резко поднявшись со своего места, он вынудил ее прервать свою хвалебную оду, опомниться и испугаться. Он в два шага преодолел расстояние между ними, и хмурясь смотрел на женщину сверху вниз. Анет поднялась со своего места и не сводя глаз с рассерженного короля отступила назад. - Сир, если я сказала лишнего… Договорить она не смогла, король прервал ее одним жестом руки. Вид его был мрачен, он стиснул зубы и отвел от нее взгляд, вновь устремив его на тлеющие угли в камине. - Что же мне делать, мадам? - Вдруг задается вопрос Людовик. - Как обойти брата в этой дуэли за ваше расположение? - Сир, я… - Вы очень жестоки, мадам. - Вновь перебил король. - Вы делаете меня слабым и несчастным. Ради брата, я был терпелив, но мне не по силу перестать думать о вас. - Он вдруг резко обернулся к ней и, прежде чем графиня успела среагировать, поймал ее за руку и притянул к себе. - Вы столь желанны мной, что даже с закрытыми глазами я вижу только вас. Вы словно наваждение. Одной рукой он удерживал ее подле себя, пресекая робкие попытки графини вырваться. Он смотрел на нее с хищным блеском в глазах, жадность и эгоизм брали над ним верх. Свободная рука Людовика легла ей на грудь, и он почувствовал как сильно бьется ее сердце. Ему хотелось думать, что всему виной трепет и волнение от близости с ним, нежели страх перед ним. Его рука двинулась вверх к шее, затем он аккуратно пальцами очертил контур ее лица, коснулся губ, и в ту же секунду испытал желание немедля впиться в них горячим поцелуем. Людовик заглянул в ее наполняющиеся слезами глаза и был удивлен, ведь в них не было ни страха, ни горечи, ни разочарование или обреченности, лишь смирение. Она осознавала всю его серьезность и видимо не находила другого выхода кроме как, наконец, сдаться ему, дать желаемое. Однако ее сердце и душа разрывались на части протестуя. И это вновь тронуло и восхитило его. Неохотно, сражаясь самим с собой, король отстранился от нее, но руки не отпустил. - Я говорил, что не стану принуждать вас, - немного хрипло произнес Луи, - и я не намерен отступаться от своих слов. Хотя видит Бог, дается мне это с большим трудом. Графиня де Понтье молчала, не находя слов способных утешить его. Людовик поднес ее руку к своему лицу, прижался к теплой ладони щекой. Он закрыл глаза, желая как можно лучше запомнить эту вольность. Затем он поцеловал ее пальчики и нехотя отпустил. Взглянув на нее последний раз, король поспешно покинул комнату, а графиня обессиленно рухнула в кресло у камина, пытаясь перевести дух. Сердце сильно билось в груди. Она приложила к ней ту самую руку, которую держал король, и которая до сих пор горела от прикосновения его губ. И внутри вдруг что-то екнуло… Этой ночью ей вряд ли удастся уснуть.