Тут всё истоптано давно, не разобрать следы. Здесь нет вина и воды, только песок и ты. © 25/17
Мирон падает на заплеванный пол. Киллер стреляет еще несколько раз. Одна из пуль попадает в деревянное перило, отлетевшая щепка царапает Мирону щеку, из раны тут же начинает сочиться кровь, но боли он не чувствует. Мирон не сразу понимает даже, что произошло. Его спасла реакция или плохое зрение и кривые руки стрелявшего? Он приваливается спиной к лестничному ограждению, тяжело дыша. В голове бьется мысль, что киллеру-мазиле ничего не стоит спуститься сюда и завершить начатое дело. Их разделяет всего одна лестница. Пальцы на автомате лезут за пояс штанов и обхватывают рукоять пистолета. Как же вовремя Мирон вспоминает, что сам теперь — благодаря Диме — вооружен и опасен. Он слышит шаги убийцы. Тот спускается осторожно, почти мягко, как кошка, но в сумеречном спящем подъезде хорошо различимо даже тихое соприкосновение подошв с бетоном и скрип песка под ними. Щелчок предохранителя. Мирон, кажется, вообще прекращает дышать, поудобнее перехватывая рукоятку ствола. В голову приходит мысль, что Дима мог вручить ему незаряженный пистолет, полагая, что патроны Мирон докупит потом сам. Глупая мысль, конечно, ведь Дима — это Дима, но всякое может быть. Мирон вскакивает на ноги, сжимая пистолет двумя руками, направляя его на киллера в капюшоне, который как раз показывается из-за угла. Тишину лестничной клетки разрывают звуки выстрелов, но Мирона совершенно не волнует, что на них кто-то сбежится или соседи вызовут ментов. Если и вызовут, то те спешить уж точно не будут. Вооруженные разборки совсем не редкая новость в этих местах. Мирон нажимает на курок еще раз. Мужик, не ожидавший, видимо, что Мирон таскает с собой оружие, оступается и выругивается сквозь зубы, хватаясь за простреленное плечо. До Мирона не сразу доходит, что он ранил своего преследователя. Федоров, словно в замедленной съемке, наблюдает, как мужик разворачивается и весьма резво для травмированного бежит обратно, вверх по лестнице. На чердак — понимает Мирон. Он не собирается догонять своего несостоявшегося убийцу. Вместо этого Мирон тяжело приваливается спиной к стене и стоит так некоторое время, переводя дыхание, опустив вниз руки, повесив их безвольно, как плети. В правой, мелко подрагивающей, он судорожно сжимает пистолет. И что теперь? Нужно попасть в свою квартиру, вот что. Мирон действует как под гипнозом, все кажется дохуя нереалистичным. У него еще будет время подумать над произошедшим, а сейчас лучше смываться отсюда подобру-поздорову. Уже на подходе к своей двери, Мирона посещает мысль: а что если там, внутри, его тоже кто-то ждет. Подойдя ближе, он видит, что квартира не закрыта, замок сломан. Значит, здесь уже побывали. Он осторожно отворяет дверь и переступает порог. Так и есть. Тот, кто здесь был, провел тщательный обыск помещения. Одежда и другие вещи, вываленные из шкафа и комода, валяются на полу и кровати. Из ящиков стола вытряхнуто все содержимое: бумаги, записные книжки и письменные принадлежности разлетелись по полу. Мирон, естественно, догадывается, что же здесь искали. Возможно даже, что перерыл тут все, в ожидании Мирона, этот самый несостоявшийся убийца. Мирон понимает: киллер не вернется. Но все равно каждую секунду ждет, что дверь резко распахнется, а затем последует выстрел в голову. Он наклоняется и подбирает с пола рамку с фотографией. Той самой, на которой с краю обрезан Дима. Трещина идет через все стекло, расползаясь сеткой прямо на лице Мирона. Он несколько секунд заторможенно смотрит на изображение, потом ставит фоторамку на стол. Все, что ему нужно, это паспорта, деньги и вещи на первое время. Мирон вытаскивает из-под дивана дорожную сумку и начинает кидать в нее свои шмотки, первые, что попадаются на глаза в этом хаосе, кладет туда же пачку долларовых купюр, припасенных на черный день. Он находит среди раскиданных по полу документов свой загранпаспорт и прячет его в боковой карман, застегивая молнию. Мирон оглядывает комнату беспокойным взглядом, соображая, что еще нужно было бы прихватить с собой. Вроде все. Он берет пистолет, который положил на диван, и собирается кинуть его в сумку к остальным вещам. Но боковое зрение улавливает движение в дверном проеме, и Мирон тут же вскидывает руку, едва не нажимая на курок. Нервы. — Блядь, — выругивается он сквозь зубы. — Не смей подходить! Слава стоит возле открытой двери, недоуменно глядя на Мирона. Он переминается с ноги на ногу, не решаясь сделать шаг внутрь, когда на него направлено дуло пистолета. — Руки вынул из карманов. Мирон не узнает своего голоса. Он сверлит застывшего как статуя Карелина тяжелым взглядом. Слава медленно вытаскивает руки из карманов куртки и поднимает их, показывая Мирону, что ладони у него пустые. — Тише, — бормочет Слава, действительно выглядя напуганным. — Что произошло? Мирон, на всякий случай, опускает ствол, а затем ставит его на предохранитель. Действительно, только трупа мамкиного анархиста ему и не хватало для полной коллекции неудач. Он понимает, что только что убить его пытался не Слава. Киллер был ниже, как минимум на голову. Мозги отказываются адекватно соображать, подкидывая очередные параноидальные догадки, но Мирон старается их игнорировать, иначе совсем уж будет походить на психа. — Меня хотели убить, — хрипло отвечает Мирон, а потом садится на диван, обхватывая руками голову. — Может быть даже это был ты. — Что? — Карелин удивленно вздымает брови и подходит ближе. — Стой там! Слава вздрагивает и останавливается на полпути к дивану. Мирон смотрит на него, не понимая, почему так не верится в то, что там, в подъезде, его пытался застрелить именно Карелин. Ведь он все время вел себя подозрительно, втерся в доверие, следил за ним, а теперь вот решил убить — все сходится. Но кажется таким абсурдным. Слава совсем не похож на убийцу. — Послушай, Мирон, — начинает Слава, но не двигается с места, — я вижу у тебя тут обыск был, — он криво усмехается, хотя нет ничерта смешного. — Это из-за документов? — Какой ты догадливый, — Мирон поднимается с дивана и все-таки кидает пистолет в сумку. — А ты что здесь забыл? — Тебя. Они смотрят друг на друга какое-то время, молча. Мирон ждет объяснений, а Карелин, похоже, не собирается утруждать себя ими. Он снова приобрел тот непринужденный вид, с которым сидел не так давно на первой их встрече в следственном изоляторе. — Знаешь, я ведь мог тебя застрелить, Слава, — медленно произносит Мирон, не разрывая зрительного контакта. У них заметная разница в росте, но сейчас Федоров ее не ощущает. — Я бы мог. Я почти это сделал. Ты понимаешь? — Мирон Янович, я не виноват, что вы так нервничаете. Могу вам таблеточек посоветовать успокоительных, — Мирон замечает, что Карелин зачем-то держит во рту зубочистку, перекатывая ее туда-сюда. — Да я сам в ахуе, Мирон. Я пришел к тебе, чтобы узнать, что все в порядке… с тобой. А ты на меня ствол наставляешь. — Ты придурок, Слава. Мирон отворачивается к нему спиной и закрывает сумку. Когда Славины жесткие пальцы смыкаются на его плече, он резко разворачивается и заносит руку для удара. Слава успевает перехватить его запястье. — Ты серьезно думаешь, что я хочу причинить тебе вред? — интересуется Карелин, хмурясь при этом. Он отпускает Мирона и отходит на шаг, как будто показывая: вот смотри, мне ничего не нужно, я не опасен. — Я просто хочу повторить свое предложение. Поехали ко мне? — Зачем? — А куда ты собирался, Мирон? Тебе есть куда? — Найдется. Федоров дергает плечом и хватает с вешалки куртку, собираясь надеть ее. Слава вздыхает, он явно не знает, какие аргументы привести сейчас, чтобы Мирон согласился на его предложение. Мирон не верит ему, что не удивительно. Хорошо хоть, что не пристрелил. Мирон думает, что ему правда некуда ехать. К Диме? К Юре? На самом деле, ему не хочется втягивать в это все ни того, ни другого. Сам ведь заварил эту кашу с компроматом. Странно конечно, что Жиган не внял его совету не покушаться на жизнь и здоровье. Не поверил, что есть еще копии документов, которые будут тут же слиты кому надо? Какой-то глупый шаг, пристрелить Мирона, а потом надеяться, что ничего не будет, что все угрозы были блефом. — Мирон. Федоров выныривает из своих путающихся мыслей и смотрит на Славу, как будто видит впервые. Он хмурит брови, пытаясь сообразить, что стоит делать следующим пунктом. Звонить Диме ой как не хочется. Все объяснять ему, просить помощи, учитывая, что она нужна самому Хинтеру. А еще придется уезжать с ним. Если Дима узнает о произошедшем, то точно не отвяжется. Заставит уехать из города. А сейчас, когда все так завертелось, этого делать никак нельзя. — Знаешь. Поехали. Слава удивленно таращится на Мирона, видимо не веря своим ушам. Но потом только молча кивает. Мирон подхватывает свою сумку, еще раз окидывает взглядом разгромленную комнату, и, наконец, вспоминает, что еще забыл взять. — Подожди, — просит он Славу. Тот оборачивается и вопросительно смотрит, держась за дверную ручку. — Кое-что прихвачу. Мирон подходит к валяющейся возле комода жестяной коробочке, берет ее, открывает и достает оттуда подарок Димы, цепочку со Звездой Давида. Он зажимает ее в кулаке, острые грани больно впиваются в кожу на ладони. — Мирон, нам бы лучше убраться отсюда скорее. Федоров прячет кулон в карман, поправляет сумку на плече и выходит вслед за Славой, плотно прикрывая за собой дверь. На ключ уже не закроешь, да и воровать там больше нечего. Когда они выходят в темный двор, Мирон загнанно озирается по сторонам. Убийца может следить за ним, стоя в одном из сотни балконных проемов или затаившись на крыше, ожидая, когда затылок Федорова попадет в прицел винтовки. Успокойся, просит он себя. Этот киллер стрелял из пистолета. Вряд ли где-то на чердаке сидит еще парочка людей с винтовкой. Но ведь речь же о Жигане? Если он хочет кого-то убить, то подойдет к вопросу серьезно. А если это не Жиган? Если у Мирона есть враги кроме него? Если это Слава? А Мирон собирается ехать с ним куда-то. — Мирон, садись. Ну же. Слава хлопает его по плечу, выводя из ступора. Они стоят перед красной ауди, Карелин открывает переднюю дверцу. Мирон проскальзывает внутрь и устраивается поудобней на сидении. Что ему остается? Если бы Слава хотел его убить, то сделал бы это давно? И, скорее всего, не стал бы так долго болтать с ним. А что если ему нужны документы? Если он хочет увезти Мирона, а затем выбить из него признания? Слава садится за руль, дверь громко хлопает. Мирон вздрагивает и смотрит на него. Наверное в его глазах читается испуг, потому что Карелин снова тяжело вздыхает. — У тебя есть телефон? Можешь дать? Мирон роется в кармане и достает на свет свой айфон. Он думает, что Славе нужно позвонить, но, вместо того, чтобы набрать номер, Карелин просто выкидывает телефон в приоткрытое окно. Айфон с тихим стуком падает в снег. — Ты что делаешь? — возмущается Мирон. — Стой. Слава хватает его на руку, останавливая, так как Мирон уже с силой дергает ручку двери, намереваясь выйти из машины. — Ты какого хрена делаешь, Карелин? — Тебя могут отследить, — говорит Слава. — Очень спокойно. Ты ведь не знаешь, кто в тебя стрелял. Это может быть, кто угодно. Даже один из людей в списке твоих контактов. — Еще это можешь быть ты, — Мирон раздраженно откидывается на спинку сидения. Слава заводит мотор. — Почему я должен тебе верить? — Может, потому, что если ты сел в мою машину, значит, тебе некому больше верить? Слава выруливает в арку, свет фар выхватывает пошарпанную кирпичную стенку и белую кривую надпись на ней «Будьте живыми». Мирон мучительно пытается сформулировать, почему не позвонил Юре. Наверное, он и так слишком многое взвалил на Хованского, того, что тому не надо. А сейчас еще и укрытия просить будет. А если Юру тоже убьют? Нет, так не годится. Нужно решать проблему самому. — Ты думаешь, что я подозрительный тип, который следит за тобой и хочет увести твой драгоценный компромат? — говорит Слава, глядя на дорогу. — Но ты его отдал Жигану. Что, по-твоему, мне нужно еще? Мирон пожимает плечами. Он не ебет, что там нужно его бывшему подзащитному. Он смотрит в окно на мелькающие мимо фонарные столбы и думает о том, что теперь уж точно пойдет до конца. Завтра встреча с Жиганом. Вопрос в том, есть ли смысл теперь приходить туда. А если это все-таки не Жиган послал киллера? Значит, смысл есть. Не будет же Чумаков пытаться убить его при всех среди бела дня. — По-моему, я не знаю, что тебе нужно «еще», — отвечает Мирон, прислоняясь виском к окну. — Ты мне скажи. — Почему тогда ты сел в машину? Потому что Слава не похож на человека, который держал в руках оружие, на человека, который может быть опасным. Обычный, довольно обаятельный студент, примкнувший к протестным движениям, ничего более. Еще Мирон не может отрицать, Слава нравился ему. По крайней мере, раньше, еще до того, как они забрали компромат из дома Мамая. Но садиться к нему в машину было действительно странным поступком. Мирон не может объяснить себе до конца, откуда взялась уверенность, что Слава не сделает ему ничего плохого. Он ничего не отвечает на Славин вопрос. Вместо этого разжимает пальцы, разглядывая кулон, лежащий на ладони. Золотые грани переливаются в свете встречных фар. Мирон, не долго думая, надевает кулон на шею, некоторое время возясь с тугой застежкой золотой цепочки. На удачу, думает он. Один раз эта вещица уже помогла ему выжить. По крайней мере, Мирону почему-то хотелось так думать, что именно Звезда Давида поспособствовала тому, что в ту злополучную ночь люди Жигана оставили его в живых. Хотелось думать, что Дима, если и не сам, то хоть так помог ему. — Куда мы едем? — задает он «своевременный» вопрос. — Ко мне, конечно. И, — Слава оборачивается к нему и виновато смотрит, — я обещаю, я все расскажу, что ты хочешь знать. А потом сам решай, куда тебе дальше двигать. Как мило, спасибо за разрешение — хочется сказать Мирону. Но он молчит. Что ж Карелина стоит выслушать. Что он там собирается объяснять, правда, не ясно. У Мирона голова занята совсем другими вопросами. Пока Мирон думает, что делать с завтрашней встречей и с работой, на которую должен явиться, если не хочет ее потерять, Слава заезжает на подземную парковку, примыкающую к высотной новостройке. — Ты живешь в этом доме? — удивляется Мирон. — Неплохо. Слава в ответ пожимает плечами и прячет ключи в карман. Они вылазят из салона, Слава открывает багажник, достает оттуда сумку Мирона и отдает ему. Они идут до лифтов в полном молчании. Слава жмет на кнопку с цифрой тринадцать. — Тринадцатый этаж, — зачем-то комментирует Мирон, вспоминая одноименный старый фильм. — Я действительно не понимаю, почему иду за тобой. Слава только хмыкает на это, подкидывая в руке связку ключей. Они каждый раз громко звякают, приземляясь на его раскрытую ладонь, и Мирон уже хочет попросить прекратить, когда лифт останавливается на нужном этаже и створки плавно и беззвучно разъезжаются в стороны. Слава идет к двери своей квартиры, открывает ее и пропускает Мирона внутрь. Большая комната с окнами во всю стену, с выходом на широкую лоджию. За стеклом ночное небо и черный подсвеченный город сливаются в одно полотно. — Ты один здесь живешь? — спрашивает Мирон. — С братом. Его сейчас нет дома, он в отъезде. Так что не беспокойся, ты можешь пожить здесь, если хочешь. Карелин щелкает пультом и плазма, висящая на стенке, без звука включается на каком-то музыкальном канале. На экране мелькают силуэты девушек в ярких купальниках. Слава осторожно поддевает ремень сумки, висящей у Мирона на плече, и снимает ее, небрежно ставя в угол. — Я бы пожил, — говорит Мирон, понимая, что совершенно не хочет искать место, где можно спрятаться. — Но сначала ты должен объяснить мне кое-что. — Почему следил за тобой? — Слава подходит к Мирону и смотрит ему в глаза. — Чтобы ты не наделал глупостей.***
Они сидят в полумраке на широкой Славиной кровати, прислонившись спинами к стенке. По телеку показывают очередной клип, но Карелин так и не прибавил громкости, поэтому тишину нарушает только позвякивание льда в бокалах с коньяком да отдаленное тиканье настенных часов. Мирон заторможенно наблюдает за тем, как на экране черноволосая вокалистка из сексуального женского трио беззвучно открывает рот, как красиво переливается яркая помада на ее полных губах. — Так ты будешь рассказывать? — спрашивает он, не поворачиваясь к Славе, делая новый глоток из своего бокала, чувствуя, как по венам разливается приятное тепло, и теперь произошедшее недавно кажется каким-то сном. — Я жду. Слава машинально кивает и задумчиво почесывает голову, соображая, видимо, с чего бы здесь начать. Он смахивает челку набок и трет лоб двумя пальцами, а потом, наконец, произносит: — Ну, я начну, наверное, издалека. Мирон кивает, по-прежнему наблюдая за беззвучными движением на плазменном экране. Слава отставляет бокал на стеклянный столик, стоящий перед кроватью, и хлопает себя обеими ладонями по коленям. — Ладно, — говорит он. — Как я уже говорил, я с братом живу. Это его квартира вообще-то. И купил он ее не за зарплату обычного клерка, как ты понимаешь. Он был связан, да и сейчас тоже, с криминальным миром нашей большой деревни, а именно с самим Жиганом. Брат был его приближенным, так сказать, не совсем правой рукой, — Слава тихо хмыкает на свои же слова, — но тем человеком, который может оперативно и без последствий «разрулить» почти любую ситуацию. Жиган его ценит. — Твой брат работает на моего врага, — медленно произносит Мирон, наконец оборачиваясь к Славе и хмурясь. — И ты тоже? — Мирон, дослушай, пожалуйста, — Слава виновато вздыхает. — Не все так просто, как кажется. — Хорошо, продолжай. — Сейчас, когда Жиган отошел от черных делишек и решил баллотироваться в мэры города, у него возникла проблема, требующая срочного решения. Проблема эта — компромат, которым Мамай пригрозил ему. Он поручил разобраться с этим моему брату. В принципе, он уже знал, где Мамай может хранить этот компромат: в сейфе у себя дома. Брат вообще-то профессиональный взломщик, поэтому дело это для него не представляло особой сложности. Вскрыть чужой сейф, ничего такого. Но нужно, чтобы в квартире никого не было, нужно не оставить следов и не попасться. Мирон нервно вцепляется в свой бокал. Слава только начал свой рассказ, и уже сразу становится понятно, что все мутно и плохо. Мирон всерьез боится того, что Слава может сказать. А потом он достанет ствол и пристрелит Мирона. Почему бы нет? Доверчивый идиот. — Эй, — Карелин осторожно дотрагивается до его напряженного бока, и Мирон невольно вздрагивает. — Ты чего? — Он убил Илью, чтобы забрать этот ссаный компромат из сейфа? Это ты хотел мне рассказать? Это я должен был узнать? — Что? Нет же! — Слава тоже нервничает, это видно. Он больно сжимает пальцы на плече Мирона, заставляя того слушать, а не истерить. — Давай я расскажу до конца, а потом ты сделаешь свои выводы? Хорошо? Хорошо. А разве есть выбор? Мирон делает судорожный глоток, его кадык подпрыгивает. Не стоило сюда ехать. Такой же опрометчивый шаг, как и решиться шантажировать самого Жигана. — Вот и чудненько, — Слава разжимает руку и отпускает плечо Мирона. — На самом деле, я не просто так у брата здесь контуюсь. Я уже довольно давно участвую в некоторых его делах, и про задание с изъятием компромата он мне тоже рассказал, рассчитывая на мое участие. Мы по очереди следили за домом Мамая, с кем он живет, когда бывает дома. Узнали, что он живет с сыном. А теперь я должен сказать, что «Автономное действие» — это организация, созданная моим братом и группой приверженцев. Хоть брат и занимался сам криминалом, работал на Жигана, но на самом деле он против этого. Он считает, что наш город не должен быть таким, власть в нем тоже не должна быть отдана в руки таких людей, как Чумаков. Но, как брат говорит, те, кто работают с Жиганом, не могут «уволиться» живыми. Он слишком много знает, и, в случае чего, его убьют. Поэтому мы решили использовать этот компромат Мамая против него. Мы поняли, что это наш шанс посадить его надолго. Сам Мамай скорее всего не стал бы этим заниматься, ему было тепло и на его собственном месте, что бы он ни говорил. В общем, мы не хотели дожидаться, пока Мамай решится. Тем более, что АД очень расширилась, и у нас появилась реальная возможность изменить что-то в сложившейся ситуации. Мы стали способны влиять на нее. Слава берет со столика пачку Кент и зажигалку и закуривает. Мирон подтягивает колени к подбородку, обхватывая их одной рукой. Он не перебивает Славу, хотя вопросы так и вертятся на языке. Но, если хочет договорить, пусть договаривает. — Как раз на фоне всего этого я и сглупил. Пока брат был в отъезде по делам, я взял на себя проведение неоговоренной акции протеста, ну, с коктейлями Молотова, битами, вот это вот все. За что сел. Брат когда узнал, пообещал меня убить, но сказал, что из этой ситуации мы извлечем пользу все-таки. А именно, мы знали, что сын Мамая работает в адвокатской конторе «Фемида», и решили познакомиться с ним поближе. Никогда не бывает лишним познакомиться поближе, знаешь ли… Мирон закатывает глаза на эти слова, понимая, что Слава имеет в виду их знакомство и дальнейшее «сближение». Карелин только ухмыляется и продолжает: — Он позвонил в контору и попросил, чтобы адвокат Илья Мамай защищал мои интересы. Но тот оказался занят каким-то своим делом, от которого никак не мог оторваться, и брат тогда уже согласился на любого адвоката из вашей конторы. Ну вроде как, не вышло, так не вышло, но мы пытались. А потом ты пришел ко мне на встречу. И я… если быть честным, то ты мне сразу понравился, Мирон. Мне была симпатична идея добиться от тебя взаимного отношения, да, к тому же, ты все же был сотрудником конторы «Фемида», а поэтому через тебя мы могли выйти на Илью. Так я рассуждал. Я даже брату об этом рассказал. О том, что попробую через тебя приблизиться к сыну Мамая. У нас еще не было плана, как действовать. — Зачем вам нужно было знакомство с Ильей? — перебивает Мирон. Каждое упоминание друга отдается тупой болью незаживших воспоминаний. — Ты думаешь, что он бы вам код сейфа сказал? — Он мог быть чем-то полезен. Раз уж так вышло, что мы подобрались к нему, — Слава пожимает плечами и тушит бычок в керамической пепельнице. — Может быть, нам бы удалось украсть у него ключи и не пришлось бы возиться с сигнализацией, а, может, нам бы было проще узнать, когда в их доме никого не бывает. Я не знаю, Мирон. Брат никак не поддерживал мою идею общаться с каким-то адвокатом из «Фемиды», то есть с тобой. А я делал это потому, что ты мне нравишься. — Отлично у тебя получилось «вызвать у меня взаимность», Слава. — Я своего умею добиваться, — он шутливо-соблазняюще провел ладонью по бедру Мирона, но потом убрал руку и снова сделался серьезным. — Я вышел из здания суда, вернулся домой, и брат избил меня за организацию этой акции протеста. Я и сам понимал, что поставил под угрозу все, что он создавал с другими людьми. В тот же день я пришел к тебе. Мирон вспоминает лицо Славы в тот день, когда он без приглашения заявился в гости. Так вот, кто разукрасил его тогда. Строгий брат, ничего не скажешь. — В тот период я ни с кем не общался, кроме ребят из Автономного действия, и мне некуда было пойти, чтобы отвлечься от всего этого. Когда я пришел, я понял, что ты мне действительно нравишься и сильно. У меня никогда такого не было. В смысле, я встречался с парнями и до тебя, но никогда не влюблялся. Мирон давится своим коньяком, сильно закашливается. Слава услужливо стучит ему по спине. — Это признание такое сейчас? Я должен тебе поверить, ты считаешь? — Не верь, — Слава пожимает плечами. — Я просто пытаюсь не упустить деталей. Говорю, как было. — Ну, продолжай. — Мне хотелось проводить с тобой время. Хотелось увлечь тебя деятельностью АД. А потом случился День города. Я не ждал, что ты согласишься пойти вместе со мной туда. — День, когда все случилось, когда Ильи не стало, — кивает Мирон. — День, когда я мог что-то изменить. — Ты ничего не мог изменить, Мирон, — Славе хочется обнять его, но он продолжает сидеть на достаточном расстоянии, боясь трогать Федорова, словно тот оголенный провод под напряжением. — Я собирался провести этот день с тобой, но мне позвонил брат. Он сказал, что сегодня у Мамаев как раз никого дома не будет и самое время нам забрать этот компромат наконец уже. Но, когда мы пришли, то… Мирон вскидывает на Славу напряженный взгляд, в его голубых, потемневших глазах отражается тревога. — Слушай, ну нет, ни я, ни брат не убивали твоего друга, — отвечает Слава на немой вопрос Мирона. — Мы не убийцы, он не убийца, никогда не был связан ни с чем таким. Ну, а уж я-то и подавно. Просто, когда мы пришли, то дверь была открыта. А внутри мы увидели мертвого сына Мамая. Но уйти мы не могли, нам нужно было забрать флешку с компроматом, что мы и сделали. Я должен был отдать эту флешку человеку Жигана. Конечно, мы скопировали всю информацию с нее, по мнению брата, там ее было недостаточно, чтобы нормально засадить Чумакова, но что было, то было. — Ты пришел ко мне, — тихо говорит Мирон. — Слава, ты пришел ко мне в тот вечер. Тогда, когда Илью убили. Ты был там, ты видел, и ты мне не сказал! Ты ничего мне не сказал! Мирон вскакивает с кровати и сверлит его недоуменным и одновременно злым взглядом. Слава поднимается вслед за ним, пытаясь ухватить за запястье и притянуть к себе, чтобы успокоить. — Ты пришел ко мне, как ни в чем не бывало, — орет Мирон, резко выдергивая руку из цепкий пальцев Карелина. — Ты молчал, зная о том, что он мертв! — Блядь, да не знал я ничего. Черт, точнее я не знал, что вы такие друзья. Только потом понял, когда фото у тебя увидел на столе. И что бы я сказал? Как бы я тебе объяснил, почему оказался дома у твоего друга? Я в полицию сразу позвонил тогда, анонимно, а потом к тебе пошел. Ты бы все равно узнал про смерть Ильи, но не от меня… понимаешь? Не мог я подставлять брата, нас всех. Мирон не понимает, но позволяет Славе мягко обнять себя. Он утыкается носом в Славино плечо, в глазах щиплет. Мирону очень плохо, его подташнивает, внутренности скручивает от страха. Сегодня и его могли убить точно так же, и почти что сделали это. — Почему я должен тебе верить? Что это не ты убил Илью? — Потому что я не вру тебе. Поверь мне, Мирон, пожалуйста, — Слава осторожно ведет ладонью по его спине. — Пожалуйста, поверь. — А зачем ты тогда следил за мной потом? — Сядь. Пожалуйста, Мирон. Сядь, и я расскажу дальше, — просит Слава. И Мирон слушается его, плюхается обратно на кровать, Слава остается стоять. Он берет в руки зажигалку и вертит ее в пальцах, продолжая свой рассказ. — Я остановился на том, что действительно был в тот день у Мамаев дома. Я пришел сначала к тебе, а потом поехал домой. Записал всю информацию на другую флешку, а взятую из сейфа повез человеку Жигана. Мы с братом хотели использовать этот компромат, но потом ты попросил у меня помощи. Мирон кивает. Попросил подбросить в загородный дом, чтобы забрать папку с документами, о которых сказал отец Ильи. — Так это получается, раз ты работаешь на Жигана и не убивал Илью, то это не Жигана рук дело? — недоуменно говорит Мирон, а потом трет уставшие виски. — Ничерта не понимаю уже. — Мирон, я не работаю на Жигана. Я брату всего лишь помогал, вот и все. В тот день он попросил меня отвезти флешку, потому что сам должен был срочно уезжать из города по делам нашей организации. В общем, потом ты достал из сейфа ту папку с компроматом, и я офигел, потому что там было гораздо больше интересностей, чем на этой флешке. Но ты хотел сам разобраться с этим делом, сам хотел отомстить. Я не знал, что ты потащишь это все прямиком к Жигану, если б знал, то… — Почему же ты не украл ее у меня, а, Слава? Как ты любишь делать? — Мирон смеряет его взглядом. — Я не вор, — Слава отходит к окну и смотрит на уснувший город из огней, расстелившийся внизу. — И я уже сказал, что ты мне нравишься. Я бы не стал у тебя ничего забирать. Я пытался контролировать по мере возможности, что ты собираешься делать с этими доками, но проебал момент, когда ты пошел к Жигану. — Кому ты еще растрепал про этот компромат? — Никому! — резко отвечает Слава, раздраженно оборачиваясь. — Я никому не сказал. А вот ты… Зачем ты пошел к Жигану? Я же предлагал вариант отдать все журналисту. А теперь Чумаков намерен тебя убить. — А вот это и странно, — Мирон поднимается и тоже подходит к окну. — Дело в том, что я предупредил Жигана, что в случае каких-то сюрпризов с его стороны, компромат точно отправляется в органы. Зачем он так рисковал? Слава пожимает плечами. Он тоже не знает. — Подожди. Хочешь сказать, что ты не отдал ему папку? — Нет, Слава. Я же не идиот. Я сделал копии документов и отдал их другу. В случае чего, он должен был их слить следственным органам. А папку забрал с собой. Жиган не стал пытаться отобрать ее у меня, да и зачем, если я ясно сказал, что это не единственный экземпляр. — То есть об этих доках знаем я, ты, Жиган и твой друг? — Ну, я не знаю, мог ли отец Ильи еще кому-то рассказать про них, но, вообще, да, только мы знаем про это дело, если располагать той информацией, что нам известна. Слава поворачивается к Мирону и берет его за плечи, мягко привлекая к себе. Федоров не сопротивляется на этот раз, наоборот, сам прижимается к его груди. Он чувствует огромную усталость, внутри как будто щелкает предохранитель и из повлажневших глаз уже откровенно начинают катиться слезы. Мирон никак не может их остановить. Его пытались убить, он зашел в тупик, ему придется бросить свою работу в адвокатской конторе, за ним охотится Жиган или кто-то другой, и сейчас он находится в доме у Славы, которого толком-то и не знает. Может ли он ему доверять? Человеку, который был у Ильи в тот роковой вечер и видел его труп, а потом смолчал об этом? Человеку, чей брат давно и успешно работает на Жигана? Слава как будто слышит мысли Мирона и только плотнее обхватывает его спину, пытаясь успокоить хотя бы таким образом. — И где ты его спрятал? — спрашивает Карелин, наклоняя голову и утыкаясь носом в холодный висок Мирона. — Только не говори, что они нашли его у тебя дома… — Слава, я оставил его в банковской ячейке, — Мирон отстраняется и вытаскивает из-под майки черный шнурок, с надетым на него ключом. Черт разбери, почему он вечно посвящает Славу в свои дела, хотя, по сути, они совершенно чужие люди. — И завтра у меня встреча с Жиганом, днем. Но теперь я не могу туда прийти, наверное. Я подумал… Мне нужно уехать из города. — Куда? — В Москву, — вырывается у Мирона. А что, это ведь вариант. — Один старый знакомый зовет с собой как раз. Слава опускает голову, челка падает ему на лоб. Он несколько секунд раздумывает, а потом неожиданно целует Мирона в губы, притягивая к себе за шею. Мирон позволяет его языку проникнуть внутрь, и сам с охотой отвечает ему, но, когда Слава отстраняется, повторяет: — Мне нужно уехать. И прямо сейчас. — Ночь же! И… зачем тебе куда-то ехать? Ты можешь просто побыть здесь, а я отошлю этот компромат и Дудю, и в ментовку. Нам останется лишь подождать, пока Жигана арестуют, и все. Зачем куда-то ехать, Мирон? Федоров действительно не хочет никуда ехать, но реальность словно все более настойчиво подкидывает ему этот маячок «Москва». Появление Димы, покушение, необходимость скрываться: как будто бы все «за» то, чтобы Мирон свалил, наконец, из этого города подальше, как давно мечтал Хинтер. Но он хочет своими глазами видеть, что случится с Жиганом, он не хочет прятаться, уезжать, по крайней мере, сейчас. И почему верит Карелину тоже объяснить не может, ведь он, так или иначе, но связан с Жиганом. Хотя, действительно, если бы Слава хотел украсть компромат либо убить Мирона, то у него было много возможностей сделать это. К тому же, везя его сюда, Слава думал, что никакой папки у Мирона больше нет. — Я не хочу, чтобы ты уезжал, — признается Слава. — Если ты уедешь, то я тебя больше могу не увидеть. — Увидимся, когда все уляжется. — Ты уверен, что хочешь уехать сейчас? Нет. Нет, не уверен, но он кивает на Славин вопрос. — Меня сегодня хотели застрелить, — тихо говорит Мирон, глядя за окно на высокий строительный кран, подсвеченный фонарями. — Если бы у меня не оказалось пистолета с собой, то это случилось бы. Слава снова притягивает его к себе и мягко касается приоткрытых сухих губ. Мирон не отвечает на этот раз, а упирается ладонью в его широкую грудь, останавливая. — Но, знаешь, ты прав. Я должен уехать, но я не хочу. Я не уверен, что не пожалею потом. И эти документы… Я должен знать, что они попали в нужные руки. — Ты мне все равно не доверяешь? Не хочет вверять мне доки и оставлять с ними? — Слава выглядит обиженным. — Ладно я понимаю, конечно. У тебя нет поводов мне верить. Но я ведь и не хочу, чтобы ты уезжал, Мирон. Оставайся, и мы вместе посадим Чумакова за решетку. Брат должен вернуться со дня на день, мы договаривались, что когда он вернется, то используем флешку, но сейчас я не вижу причины ждать. Завтра же пойдем с тобой в банк, ты заберешь доки, и мы отошлем их в полицию и на телевидение. Жигану осталось недолго. — Я все-таки не понимаю. Отец Ильи говорил, что его убил Жиган, из-за флешки этой. А ты говоришь, что Жиган послал вас забрать компромат из сейфа, а когда вы пришли, то Илья был уже мертв. Не сходится что-то. Слава вдыхает воздух сквозь сжатые зубы, начиная снова раздражаться. Он запускает пальцы в свои волосы, треплет их и больно дергает, пытаясь собраться с мыслями. — Слушай… ну не знаю я, — говорит он. — Может быть отец Ильи ошибался, что Жигану понадобилось убивать его сына? Может, это сделал кто-то другой? — У Ильи не было врагов. А вот враги его отца, а именно Жиган, вполне имели бы мотивы… — Мирон, если ты думаешь, что это я… или мой брат убили сына Мамая… Мирон, тогда тебе правда лучше уехать. Мы обойдемся флешкой. А ты уже сам решай, когда тебе сливать ту информацию, что раздобыл ты. Слава отходит к столику и хватает с него недопитый бокал, вливая в себя залпом остатки коньяка. — И я тебя отвезу, если ты готов ехать. Скажи только когда и куда. Мирон стоит к Славе спиной, все еще глядя в широкий оконный проем. Черное беззвездное небо выглядит как разверзнувшаяся пропасть. — Я остаюсь, — Мирон нервно дергает плечом, а потом подходит к столу. Он берет сигарету из пачки и прикуривает ее от зажженной свечки, которую Слава зачем-то поставил тут. — И завтра мы поедем в банк за папкой. Я правда хотел, чтобы Жиган заплатил денег, но теперь уже без этого. — Нашел, где искать выгоду, — Слава хмыкает. — Мирон.. — Слава замолкает. — Что? — Спасибо, что остаешься со мной. — Я остаюсь ради Ильи. Но тебе я не не верю, Слав. Я хочу верить тебе, потому что ты тоже… ты тоже мне нравишься. Слава улыбается, по его лицу скользят тени. — Иди ко мне, — говорит он. Мирон тушит почти целую сигу и делает шаг Славе на встречу, доверчиво прижимаясь ртом к его тонким губам.