Добро пожаловать в prime-time

Всякому яблоку нужны зарядка и сеть. И ты, как твой айфон, можешь внезапно сесть.© 25/17 (Апрель, 2012 год) — Что тебе нужно?       Мирон отступил вглубь комнаты, оставляя дверь раскрытой, и Бабан беспрепятственно вошел внутрь. Щелкнул замок, и Федорову показалось, что теперь-то они точно отрезаны от всего мира. Здесь кричи или не кричи, никто не прибежит помогать, ибо соседи все у них с Сашей такие, что каждый день устраивали побоища и пьяные скандалы. Даже участковый к ним не захаживал с тех пор, как боковую комнату сняла парочка бывших зэков крайне не располагающей наружности. Такие и прирезать могли. Слава богу, что жителей квартиры они не трогали.       Страшно ли было Мирону жить среди всех этих антисоциальных и немного криминальных элементов? Он просто привык к общению именно с таким типом людей и знал, как с ними правильно говорить, чтобы не огрести проблем. Но Бабангида был почти его личным врагом и защиты ждать сейчас было не от куда. С детства о Мироне худо-бедно заботился брат, который мог бы сейчас помочь, но Саши здесь нет — арестовали, как и многих из их окружения. Теперь и Димы не было рядом, от него не пришло ни единого письма с осени, а Мирон и не хотел ничего знать. Знал только, что дали ему пятнадцать лет за убийство — наемное убийство, то самое дело, которым он так гордился, говоря, что теперь-то точно разбогатеет и они смогут уехать. Если бы он только тогда сказал, что подразумевается под «выгодным заказом», то Мирон бы постарался Диму отговорить, да он бы даже к отцу его пошел, но все случилось, как случилось.       А сейчас рядом с ним был Саня Бабангида, настроенный крайне недоброжелательно, он оглядывал небольшую комнату, полки с книгами и раскиданные в творческом беспорядке вещи. Мирон гадал, какой бес его принес сюда снова, если он не показывался пару месяцев, и вроде бы окончательно съехал из их неблагополучного дома. — Деньги, — сказал Саня, делая пару шагов в сторону Мирона, вынуждая его вжаться задницей в подоконник. — Да не ссы ты. Деньги из сегодняшней выручки. Меня Айван прислал. — Я не знал, что ты у него инкассатором работаешь, — Мирон даже выдавил облегченную улыбку, понимая, что Бабан не будет его бить или пытаться обчистить. Ну, скорее всего. — Обычно приходил Дабл Ви. — Да мне насрать, кто к тебе приходил, — доверительно сообщил ему Бабан. — Теперь буду я приходить.       Мирон аккуратно обошел Саню и достал из ящика стола конверт с упакованными в него тонкими пачками денег. — Забирай.       Бабан повертел конверт в руках, потом сунул его за ремень джинсов и застегнул куртку. Мирон смотрел на его бледное грубое лицо с уродливыми темными фингалами под глазами и мысленно призывал поскорее уйти, но Бабангида не торопился. — Еще Айван просил передать: зарплату тебе на двадцать процентов решили поднять. Скажи спасибо. — Спасибо, — сдержанно поблагодарил Мирон. — Что-то еще?       Саня смерил его тяжелым изучающим взглядом. Да уж, выглядел Бабан хуево, может, на наркотики подсел сам. Он так ничего Мирону и не ответил. Развернулся и пошел к двери, и только, когда она с громким стуком за ним захлопнулась, Мирон смог выдохнуть спокойно. И не то, что бы он так сильно боялся Саню, ну так, побаивался, но было в нем что-то еще такое очень неприятное, что Мирон никак не мог для себя обозначить. Эти его мрачноватые, практически физически ощутимые взгляды, эта его порой шизоидная молчаливость, и в целом достаточно грубый брутальный вид — все вместе производило очень отталкивающее впечатление и, честно говоря, когда Мирон снова связался с Айваном, то не знал, что придется взаимодействовать и с Бабангидой тоже. В смысле, он знал, что они вроде бы вместе работают сейчас, но что Айван пошлет к нему Бабана забирать деньги, не думал.       Федорову пришлось вернуться к наркоторговле. Нужны были деньги для брата, когда тот пару месяцев назад попал за решетку за свои темные делишки тоже связанные с участием в бандитской группировке. На самом деле, это была организация типа «Автономного действия», вот только куда менее мирная, да и Мирон не знал и малой части, чем они там занимались. Саша говорил, что ничем криминальным, уж точно не вооруженными нападениями, но предъявили ему именно это, плюс хотели еще наркотики пришить.       В общем, тогда нужно было обеспечить ему достойную защиту в суде, а хорошие адвокаты стоили дорого, и Мирон понял, что выход у него только один. В итоге брату дали десять лет вместо возможных двадцати и отправили в омскую колонию, а Мирон продолжил сотрудничать с Айваном и дальше, ведь ему нужны были деньги на существование, да и работа была не пыльной: толкать дурь и раз в неделю отдавать выручку, получая новую партию. И вот теперь, получается, вместо Дабл Ви, его будет навещать Бабангида, что Мирону совершенно не нравилось.       Вообще, он уже и так думал завязать с Айваном, потому что скопил определенную сумму, которой должно было хватить на ближайшее время, ну и на стажировке в прокуратуре ему могли уже, наконец, начать платить, хоть и мало, но это лучше, чем ничего. И это лучше, чем связываться с бандитами. Не то, что бы в их городе милиция сильно интересовалась мелкими торговцами наркотиками, иногда, конечно, облавы проводились, но, в основном, это был четко отлаженный бизнес, по крайней мере, что касалось дел с Айваном, поэтому тут Мирон за свою свободу не боялся. Но после истории с Жиганом, Димой и Сашей он решил уйти подальше от всего этого и никогда больше не возвращаться ни к общению с подобными людьми, ни к работе на них.       Мирон смотрел в окно на темный двор. Широкоплечая фигура Бабангиды показалась в свете тусклого уличного фонаря, покачивающегося от ветра. Бабан шел к арке, держа руки в карманах, его лицо скрывал объемный капюшон. Мирон подумал, что все-таки очень странный этот парень. Тогда, в сентябре, он так и не подкараулил Мирона снова, чтобы избить и забрать деньги или сделать еще какую-нибудь пакость в своем духе, потом он совсем исчез на время, а, может, все дело было в том, что в то время сам Федоров редко появлялся в старом районе, а тусовался в съемной квартире Димы.       Ну, так или иначе, но можно сказать, что Саня его никогда и не терроризировал сверх меры. Да, были стычки и довольно неприятные, заканчивающиеся для Мирона ссадинами и синяками, но ведь Саня мог бы делать и хуже, если бы хотел. И сегодня вот мог бы. Но он ушел, почти ничего не сказав, даже не поиздевавшись по привычке. Да, Саня, определенно, был загадочным типом, пугающим своей непредсказуемостью. Иногда Мирону казалось, что он не такой уж дурак, что точно что-то там вращается в его бритой голове, что-то он кумекает, когда смотрит на Мирона своим давящим взглядом.       В любом случае, появление Сани именно сейчас было знаком того, что с наркотиками пора завязывать. Мирон знал, что в этом плане с Айваном проблем не будет, он и в прошлый раз легко согласился, когда Мирон сообщил ему, что торговать травой больше не собирается. Да, у Айвана и так нашлось бы полно желающих, зачем ему Федорова удерживать? Это ведь Мирон сам к нему просился, а он помог, так как некогда общался с Сашей.       Бабан вошел в арку, а фонарь, припадочно замигав, окончательно погас. Двор погрузился в полную темень, и Мирон отошел от окна, потирая ладонями усталые веки. Нужно было идти спать, он так вымотался за эту неделю, что выглядел, наверное, не менее красиво, чем Бабан, с этими синяками под красными глазами, бледным цветом лица и впалыми щеками. (26 января, 2017 год) — Так что поезжай, Федоров, прямо сейчас. Ты понял?       Эдуард Михайлович расхаживал по кабинету с очень озадаченным выражением лица. Он и сам-то, наверное, ничего не понимал. Мирон же перестал понимать еще вчера, когда следователь сказал ему страшную новость. С тех пор время как будто остановилось или тянулось еле-еле, все было, как во сне, и Мирон не представлял, как будет работать с гудящей головой и такой внутренней тяжестью. Он не знал, как такое могло произойти за каких-то пару дней. Все перевернулось с ног на голову, руша хлипкий картонный мир из папок и незавершенных адвокатских дел, из совместных планов и воспоминаний о еще недавнем веселом студенчестве. Ильи больше не было. Ну так, совсем не было, и Мирон все еще в это не мог поверить. — Мирон Янович, когда вы виделись с Ильей Мамаем в последний раз? — Двадцать четвертого. В пять-шесть вечера. Где-то так. Он подвозил меня до дома. Потом поехал в ювелирный магазин за кольцом. Потом он позвонил мне двадцать пятого днем, но я не взял трубку, а когда перезвонил на следующий день… Ну вы знаете.       Мирон замолчал, судорожно сцепив пальцы в замок. Он все еще не мог осознать, что это происходит с ним. Что это все произошло с Ильей. — В последнее время он вел себя как-то иначе? — Он выглядел радостным из-за нового дела и предстоящей свадьбы. Ничего необычного я не замечал. — Он не говорил вам, что ему кто-то угрожает? Не выказывал опасений за свою жизнь или здоровье? — Нет. Ничего такого не было. — Вы знаете, что за новое дело у него было? Вы ведь коллеги и делитесь информацией в неформальной обстановке? — Нет, он не раскрывал деталей. Его клиентом был Александр Джамбази. — Вспомните, упоминал ли он что-то еще касательно этого дела. — Ничего такого, что могло бы запомниться. — Как вы считаете, у Ильи были враги? — Я не слышал об этом. Вообще, он… был очень позитивным, и не наживал себе неприятелей, как это бывает, знаете. Он ни во что такое не ввязывался никогда. Мы с ним вместе учились, поэтому я могу судить. — Он вам говорил что-то о своем отце? Что-то, что могло навести вас на мысли о взаимосвязи между его политическими недругами и убийством? — Ничего такого. Ни разу.       Лопатин промурыжил его так несколько часов, ничего нового не узнав, видимо. Потом сводил его на опознание в морг. Потом Мирон только запомнил, как долго блевал, стоя в кабинке туалета в отделении милиции. — Федоров, я понимаю: тяжело. Нам всем тут тяжело. И мне тяжело. Но работать, нужно работать, — сказал Эдуард Михайлович. — Понимаешь, я бы другого адвоката к Мамаю отправил, но он требует именно тебя. Уж не знаю, почему так решил, вряд ли ты его сможешь нормально защитить, у тебя опыта нет в таких делах совсем. Я не знаю. Но ты езжай, послушай, что он скажет. Вообще, удивлен, что он именно к нам обратился, у него уже давно свой личный адвокат, которого он не меняет лет десять. Федоров, скажи ему, что у нас есть специалисты, и если что пусть только скажет.       Мирон машинально кивнул, сгребая со стола папку с документами и натягивая куртку. Он обмотал длинный шарф вокруг шеи и посмотрел на Эдуарда Михайловича, ожидая каких-то еще указаний. — Все, иди-иди, — поторопил он. — Давай, Федоров. Потом отчитаешься. А, да, бери служебную машину. — Я плохо вожу, Эдуард Михайлович, а сейчас зима. — Ой, ну ладно, тогда сам давай. Все. Звони, если что.       Мирон закрыл дверь кабинета начальника, и пошел на выход, отрешенно глядя себе под ноги, все думая об Илье и о том, что случилось. Из его памяти почти стерлось то, что он видел в морге, об этом вспоминать совершенно не хотелось, но все остальное крутилось в его голове на повторе со вчерашнего дня. Снова и снова Мирон задавал себе вопрос, изменилось бы что-то, если бы он перезвонил Илье, когда увидел пропущенный? Что-то бы изменилось, если бы он вообще не выключал телефон? Кому могло понадобиться убивать Илью, было ли это такой уж случайностью? Константин Лопатин ничего толком ему не сказал о подробностях дела, лишь поблагодарил за участие и добавил, что с Мироном обязательно еще свяжутся, если он будет нужен.       Еще он сказал, что, по-видимому, убийство было совершенно не с целью похищения ценностей. Да, сейф был взломан, но деньги убийца не взял, как и драгоценности. Разве что пропали золотые часы ролекс, которые Илья купил незадолго до случившегося — это подтвердила его девушка, он снимал их только на ночь. Отсюда, как Мирон понял, следователем был сделан вывод, что Илью могли убить из-за отца, из-за каких-то документов, которые хранились в сейфе. Он просто не вовремя оказался дома и поэтому его убрали, как свидетеля. Может быть, преступник просто испугался, застав в доме Илью, и среагировал, не подумав. По крайней мере, в одном и Лопатин, и Мирон точно сходились: скорее всего, никому намеренно не могло понадобиться убирать сына Мамая.       А сегодня, только придя в контору, Мирон столкнулся с начальником, который поведал ему о том, что отец Ильи вчера был арестован, а сегодня потребовал адвоката и не какого-нибудь, а именно Федорова. Все это было настолько непонятно, что у Мирона закипали мозги.       На улице была метель. Снег поднимался с тротуара маленькими белыми вихрями, ветер дул в лицо, заставляя натянуть шарф практически до глаз.       Сергей Павлович Мамай сидел напротив Мирона молча уже несколько долгих минут, и Мирон не смел его потревожить. Он и не знал, как начать разговор, да и сам был в таком же примерно состоянии, как и отец Ильи. — Мирон, — наконец начал тот, поднимая на него усталые, как будто выгоревшие глаза. Выглядел он очень плохо. — Ты уже знаешь, что произошло. Но не будем об этом. Я не могу сейчас об этом. И времени у нас с тобой мало. Ты же знаешь, какие мне обвинения предъявлены?       Мирон знал. Грозивший Сергею Павловичу срок был небольшим, до пяти лет за отмывание денежных средств, но, скорее всего, просто штраф, однако из предвыборной гонки он автоматически вылетал. — Меня подставили. Чумаков — знаешь же его? Да кто его не знает, — тут же ответил он на свой вопрос. — Это он Илюшу убил…       Мирон встрепенулся, разом становясь на порядок внимательнее. Он уставился на отца Мамая, ожидая продолжения. Тот нервно дернул воротник своей белоснежной рубашки, открывая больший доступ кислороду. Он действительно сильно покраснел, и Мирон испугался, как бы его не хватил приступ. Мирон открыл принесенную с собой бутылку воды и подвинул ее к Сергею Павловичу, но тот даже не обратил внимания. — В общем, это все, что ему удалось накопать на меня, эти переводы на счета несуществующих фирм, это все, но этого хватило, чтобы турнуть меня из кандидатов. Теперь он единственный кандидат. Но он не остановился на этом, у меня нет никаких доказательств, что Илью убил он, но ты должен знать — больше некому, кроме него. Сейф был вскрыт, не взяли ничего, кроме флешки с информацией. Понимаешь?       Мирон ничего не понимал, кроме того, что ему, наверное, срочно нужен энергетик. Очень тошнило, а в голове стояла неясная муть, и сосредоточиться на том, что говорит Сергей Павлович было невероятно трудно. — Да-да, продолжайте, — попросил его Мирон, помечая что-то в своем блокноте. — Знаешь что было на той флешке? — Мирон только головой покачал отрицательно. — Компромат на Романа Чумакова, счета, имена, фамилии, сведения об организации сети подпольных казино. Я не успел ее в ход пустить, думал он сам уйдет, побоится. Но вместо этого он на убийство пошел. — Почему вы думаете, что это он? — спросил Мирон, отпивая из открытой бутылки, чтобы смягчить севший разом голос. — Зачем? Зачем Илью… — Да не должен он дома был быть на выходные, Мирон, — Сергей Павлович наклонился ближе и заговорил тише, будто их кто-то мог подслушивать. — Они с Дарией уехать должны были в наш загородный дом. И уехали. Но он почему-то вернулся, понимаешь? Дария сказала, ему кто-то позвонил днем. Он поговорил, потом сказал ей, что по работе отъедет буквально на несколько часов и вернется к вечеру. Но не вернулся.       Он поставил локти на стол, опустил голову, обхватив ее руками и сидел так некоторое время, а Мирон почувствовал, как по его напряженной спине прошелся холодок. Значит, когда Илья звонил днем, он точно звонил не просто так. И значит… когда Мирон обнаружил пропущенный, роясь в холодильнике в поиске пакета со льдом, Илья был уже мертв. Собственно, про то, что смерть наступила в районе семи-восьми часов вечера ему сказал и Лопатин, просто только сейчас Мирону удалось это сопоставить. Да, мозг совсем отказывался работать. — Наверное, он заехал за какими-то документами домой. А тут пришел кто-то от Чумакова, искать флешку. Да что ее искать? Я сам дурак, не успел ее в банковскую ячейку запрятать. Но это и хорошо, что я остальное в банке не хранил, иначе понадобилась бы доверенность. А так ты сможешь забрать. — Что забрать? — не понял Мирон. — Мирон, я только тебе могу это поручить. Ты лучший его друг, понимаешь? — Сергей Павлович взял руку Мирона в свою и впился взглядом в его лицо. — Флешка — это так, незначительное. Я же людей нанял, начал копать на Чумакова давно, и то, что они раскопали куда серьезнее того, что на флешке было. Там на пожизненное потянет. Я просто не знал, как эту информацию подать правильно. Думал, пусть полежит пока в тихом месте, всегда успею. Тем более, что по предварительным прогнозам я лидировал на выборах. Но сейчас настало время. Какой же я дурак. Я же не знал, что эта сволочь пойдет на такие меры, в дом ко мне заберется... — А что вы хотите, чтобы я сделал?       Мирону было нестерпимо жаль этого уже далеко не молодого мужчину, но информация о Жигане заставила его позабыть обо всех посторонних вещах и сконцентрироваться лишь на сути разговора. Сергей Павлович сделал жест пальцами, показывая Мирону, что ему нужен листок и ручка. Мирон протянул ему свой блокнот и шариковую ручку «паркер», подаренную ему Ильей на Новый год. Мамай наскоро нацарапал на пустом листке адрес и ряд цифр, и отдал блокнот Мирону. — Это наш дом. За городом. Я не знаю, был ли ты там когда-то, — сказал он. Мирон кивнул: он был, — Тайник в подвале. Там стена досками обита — одна доска снимается. Там папка с документами серого цвета, там, кажется, она одна такая. В ней смерть Чумакова. У тебя есть знакомства в прокуратуре?       Мирон покачал головой. — У начальника нашей конторы могут быть. — Тогда спроси у него. Я не могу это никому доверить из своих, потому что до сих пор не знаю, через кого из моих приближенных Чумакову удалось меня подставить. Нужно, чтобы эти документы попали к проверенному человеку. Лучше так. Мы с тобой должны эту гниду посадить, Мирон. Мы должны…       Мирон ушел из изолятора в смешанных чувствах. Он долго стоял на улице под серым небом и курил — столько раз бросал сигареты и каждый раз к ним возвращался, самая стабильная связь за всю его жизнь. Он думал о том, что сказал отец Ильи. Неужели одна папка, и Жиган навечно закрыт для реального мира? Это казалось таким невозможным: Жиган, который оплел паутиной своей криминальной деятельности весь город, который теперь добрался и до государственной власти, может быть так легко повержен?       Но Мирон ведь не знал, что там в тех бумагах, а ведь за Жиганом могли числиться и наркоторговля, и убийства, и организация притонов. Просто всюду, чуть что, оказывались замешаны его люди, но только не он сам. Идея о том, что Илью убил человек, посланный Жиганом, вызвала в Мироне какую-то холодную волну решимости и ясности. Наверное, Жиган и не просил убивать никого, просто наемник, испугавшись внезапно вернувшегося хозяина квартиры, выстрелил ему прямо в голову. Выстрел был только один, как сказал следователь Лопатин. Кстати, вскрыт был не только сейф, все ящики были открыты, а вещи из шкафов вывернуты на пол — видимо, человек Жигана получил задание найти кроме флешки и еще ту самую папку, или еще какие-то материалы, ведь о папке, судя по словам Сергея Павловича, никто не знал пока что. И снова, уже в который раз, Жиган, из навязчивого образа из прошлого, материализовался в настоящем, превращая жизнь Федорова в ад, пусть и косвенно, через тех, кто ему был дорог. — О флешке он узнал, потому что я, старый дурак, чуть ли не тыкал ей ему в нос. Предлагал снять свою кандидатуру с выборов. Он сказал, что подумает. И вот пара дней прошла, а я не успел, а он «подумал». Подумал он обыскать мой дом, видимо, вычислив, что там никого не будет в праздничный день. Может, они видели, как Илья уезжает. А сам-то я был на площади, потом на пресс-конференции. Потом на банкете. А потом у меня самолет был, в Лондон на пару дней по делам. Но я не успел. Меня прямо в аэропорту и арестовали.       Мирон бросил бычок от сиги в мусорку и пошел к метро. В голове все равно не складывался сплошной ровный пазл, хотя слова Сергея Павловича звучали логично и многое объясняли. Илья — случайная жертва. Нанятый Жиганом человек или несколько людей искали компромат на него в квартире отца Мамая, потому что тот несколько дней назад попытался Жигану угрожать обнародованием материала с флешки. Кроме этого у него есть куда более ценная информация, запрятанная в загородном доме. Видимо, Мамай посчитал это место наиболее безопасным, и, как он сказал, в случае чего, доверенность, как если бы речь шла о банковской ячейке, не потребуется, если понадобится срочно забрать документы из хранилища. Вроде все было понятно, но в голове Мирона это не укладывалось, быть может, потому, что он был ошарашен и смертью Ильи, с известия о которой прошли всего лишь сутки, и арестом его отца, и озвученной им информацией.       В офисе его поджидал начальник, не поехавший по своим делам, как обычно, а засевший в кабинете, сосредоточенно роясь в каких-то документах. Мирон рассказал ему о том, как прошла встреча с Мамаем. Сказал, что следующая встреча назначена на послезавтра, но про папку с компроматом пока что умолчал — вот когда будет на руках, тогда и стоит говорить, а пока нужно как-то добраться до этого дома. Без машины это сделать сложно, да еще и работы столько. Не ночью же туда ехать. — Ты сказал ему про адвоката? Что мы можем назначить самого лучшего, он что-нибудь придумает, — сказал Эдуард Михайлович. — Да у него дело не такое серьезное. Видимо, кто-то напакостить ему решил перед выборами в мэры. Очень уж странное это совпадение. — И Илью убили, чтобы напакостить? — зачем-то сказал Мирон. — Это к следователям вопрос, — Эдуард Михайлович обнял Мирона за плечи с таким видом, будто тот ему сын родной. — Ты, Федоров, совсем не очень выглядишь. Езжай-ка ты домой, свободен на сегодня. И завтра выходной бери. Отдохни, как следует, а послезавтра уже поедешь на встречу к Мамаю. В принципе, ты и сам его дело вести сможешь, так ведь? А твое нынешнее об оскорблении чувств верующих, — он скептично хмыкнул себе в кулак, — его отдам Владимиру. Или кому-нибудь. А ты Мамая веди, все-таки не каждый день к нам такие люди обращаются. Смотри, не облажайся.       Мирон не помнил, как добрался до дома. Было еще светло. Он снял верхнюю одежду, потом упал на так и не застеленный с позавчера диван и долго бездумно смотрел в потолок. Начальник выписал ему два выходных, и их следовало использовать по назначению — поехать по указанному адресу и забрать чертову папку. Чем быстрее, тем лучше, ведь, как подтверждается на грустном опыте Сергея Павловича, промедление иногда влечет за собой необратимые последствия. Если бы отец Ильи не тянул время, не ждал чего-то, а сразу бы слил информацию органам, то и Илья остался бы жив, и сам бы Сергей Павлович не сидел сейчас за решеткой. Хотя последнее, конечно, не точно.       Мирон не хотел ехать в дом на такси, вообще решил вести себя, как можно более осторожно, зная, что кому-то уже может быть известно, что он адвокат Мамая. И, возможно, кто-то уже за ним следит. Привычная паранойя возвращалась, но Мирон знал, лучше уж так, чем, как Дима, или вот папа Ильи.       Он вспоминал, у кого из его знакомых есть машина, но понял, что довериться может только Юре, а тот водит примерно так же «хорошо», как и Мирон. Но машина у него была, точнее у его девушки — он об этом сам упоминал недавно. Они могли бы одолжить у нее машину и уж как-нибудь доехали бы. Мирону не хотелось ехать в тот дом одному, а Юра был тем человеком, кто не разболтает ничего лишнего никому. Мирон вспомнил, что Сергей Павлович упомянул о Дарие. Вернее, он сказал, что Мирону следует заехать к ней и взять ключи от дома — у нее были запасные, ведь квартира Мамая была опечатана. Еще у нее конечно же была своя тачка, но Мирон совершенно не хотел впутывать девушку во все это, тем более страшно было подумать, в каком она сейчас состоянии после известия о смерти своего жениха. — У него… у него только пулевое в голову? — спросил Мирон, стараясь не представлять себе этой ужасающей картины. — Да. Но есть побои. На лице пара гематом. Остальное уже эксперты скажут, — ответил Лопатин. — Ну, довольно вопросов, я вам и так выдал уже сверх нормы. — Это значит, что его могли пытать? — Я вам уже ответил.       Резкий стук в дверь прервал мысли Мирона. Он встрепенулся, резко садясь на скрипнувшем диване и панически оглядываясь по сторонам, ища взглядом свой дипломат. Первая мысль была о том, что это пришли люди Жигана, уже узнавшие о его посещении СИЗО сегодня. Он подумал, успеет ли он вырвать и сожрать листок с адресом — код от тайника, он, кажется, запомнил. Или не запомнил. Вот дебил.       Дверь отворилась сама — оказывается, Мирон ее даже не закрыл на замок. Он действительно готов был увидеть на пороге человека с пистолетом и в маске с прорезями или же даже самого Жигана, но это был всего лишь Карелин. — Бог мой, ты… Да я думал это по мою душу пришли, — сказал Мирон, подходя и закрывая на ним дверь на пару оборотов ключа. В случае чего, спасло бы это, конечно, вряд ли, но так было спокойнее. — В чем дело, Слава?       Карелин смотрел на него очень взволнованно, чуть склонив голову на бок. Он мялся на пороге, будто стеснялся пройти в комнату. — Ты не перезвонил ни вчера, ни сегодня. Я сам тебе звонил, но телефон выключен, — пояснил Карелин, все-таки делая пару шагов в направлении кресла и садясь на его широкую ручку. — А кто должен прийти по твою душу, Мирон?       Мирон вздохнул. В принципе, Карелину он бы мог рассказать хотя бы частично, ведь, кроме него и Хованского, ни с кем сейчас толком не общался. Ну, если не считать Ильи, но с ним-то как раз и не поговорить уж точно. — Слав, а у тебя машина есть?       Мирон, конечно же, помнил, что решил быть как можно более осторожным, как можно меньше болтать лишнего, но Слава, несмотря на свою непонятность, вызывал в нем симпатию и располагал к доверию. Да, Слава ведь обычный студент, связавшийся с приключениями типа анархистской организации — этим балуются многие в его возрасте. Слава был совсем не таким, как все те, с кем Мирон был знаком половину своей жизни. То есть, да, с Шокком они похожи были, но по складу характера, а так, по сути, Карелин напоминал чистенького заигравшегося мальчика из благополучной семьи, скорее безобидного, чем опасного, которого в будущем ждала поддержка родителей и относительная стабильность. Хотя вроде бы у него был брат, который его избил. Ну да ладно, много Карелину говорить Мирон и не собирался, но съездить с ним в загородный дом Мамая он бы вполне мог. — И байк, и машина, — кивнул Слава. Он явно порадовался возможности показать Мирону какой он классный лишний раз и быть внезапно полезным. — А что? — Нужно съездить кое-куда. Дом за городом, сто с лишним километров. Меня попросили кое-что там забрать. — Да хоть сейчас, — беззаботно откликнулся Карелин. — Я как раз на машине к тебе и приехал. — Поехали сейчас, — кивнул Мирон, напяливая куртку и вытаскивая из дипломата блокнот. Он засунул его в карман, пришитый к подкладке своего пуховика. Потом подумал, достал, выдрал нужный листок, сложил его в несколько раз и снова сунул в карман, а блокнот швырнул на стол. — Поедем. Ты меня очень выручишь. Иногда ты появляешься даже к месту, — Карелин хмыкнул на это. Мирон открыл дверь комнаты, пропуская его вперед.       Когда они сели в машину — это оказалась красная «ауди» — то Слава осторожно спросил: — А твой друг, он как?… Что тебе сказал следователь? — Илья… его больше нет.       Слава не стал уточнять, наверное, он понял, что Мирон все равно сейчас ничего не скажет, да и нужно ли было к нему лезть с расспросами? Он повернул ключ зажигания и машина тронулась с места. Снегопад, кажется, прекратился на сегодня, и это обещало существенно облегчить дорогу до дома.       Стемнело.