Добро пожаловать в prime-time

Раздражает, что мешают с дерьмом, а ты стоишь и молчишь. © Сердце Дурака (28 октября, 2011 год)       Худшая ночь в жизни Мирона закончилась. Он понял это по громкому хлопку входной двери — они ушли и больше не вернутся, по крайней мере, не сегодня. Они поверили — после всего поверили — что Мирон ничего не знает. Жиган и его люди приходили сюда за Димой, будучи не в курсе, что его повязали вот уже больше суток назад, но нашли в съемной квартире только Мирона, который по глупости притащился сюда за своими вещами.       Последние пару недель они жили здесь вместе с Димой, он почти настоял на том, убеждая Мирона, что ему невыносимо встречаться урывками, от случая к случаю, и хоть Федорову и было неудобно добираться отсюда до универа, он согласился. И вот только сегодня очень пожалел об этом.       Мирон сплюнул на паркет кровавой слюной, из разбитого носа снова потекло по подбородку и шее, но было как-то пофиг. Мирон с трудом поднялся на ноги, гадая сломал ли Жиган ему парочку ребер вдобавок к другим не очень приятным последствиям. Он ухватился ладонью за бок, резкая скручивающая боль прошила половину туловища, и ему пришлось уцепиться другой рукой за распахнутую оконную раму, чтобы не осесть на пол снова. Осенний холодный ветер пронизывал, на подоконнике валялись бычки от сигарет и был рассыпан пепел — еще недавно здесь стояла одна из «псин» Жигана, наблюдая за пустым двором, ожидая, что Хинтер все-таки появится.       Они действительно не знали, что Шокка арестовали, и даже не поверили поначалу, что Мирон не врет, когда тот донес до них эту информацию. И конечно же они не удовлетворились его объяснениями. Мирон думал, что ему больше не суждено увидеть ни одного рассвета, но сейчас на улице погасли фонари, а небо стало из темного сероватым, и, в общей сложности, потери были небольшими, хотя Мирона трясло от нервов и очень болезненных ощущений по всему телу. Еще он отлично понимал, что возможно это не конец. Возможно, Жиган оставил его здесь, сделав вид, что они уходят, а на самом деле, его парни будут следить за ним.       Мирон уставился в сумеречный двор, но знакомого джипа там уже не было. Впрочем, Жиган не отличался сообразительностью, поэтому Мирон вполне допускал мысль, что тот ему с легкостью поверил, и что к тому, что они так хотели здесь отыскать, кроме Димы, Мирон не имел никакого отношения. Мирон почти что не соврал, говоря, что они с Хинтером сокурсники и просто снимают вместе квартиру, и неизвестно, сыграл ли свою роль общий задротский вид Мирона или его дрожащий голос, твердящий заевшее «я ничего не знаю насчет дел Шокка, клянусь», или повлажневшие и расширившиеся от страха глаза на обещание его выебать, но Жиган ушел и даже не убил его. Конечно сначала они с ним «поговорили», но Мирон понимал, что был этой ночью прямым кандидатом на соседство с Ваней Лениным. С теми, кто плохо себя вел, у Жигана был короткий разговор.       Мирон не пошел домой. Просто не хотел вопросов от брата, не хотел вообще натыкаться на кого-то, да и отсюда до их с Сашей квартиры было далековато. Федоров пошел к Хованскому, который жил сейчас буквально в паре кварталов отсюда. Правда, это расстояние в нынешнем своем плачевном виде Мирон преодолевал больше часа, прячась в тени закоулков, следуя максимально безлюдными путями, потому что рисковал нарваться на еще большие неприятности в виде ночного патруля или парней, жаждущих чьей-то крови.       К дому Юры он добрался уже когда совсем посветлело и город ожил. — Блядь, Мирон, что случилось?       Хованский впустил его в квартиру. Он был не один — с девушкой. Она обеспокоенно выглянула в коридор, запахивая тонкий халат. Но Мирон не испытывал ни малейшего чувства вины, что помешал их уединению или безмятежному утреннему сну, даже извиняться не стал, только спросил, можно ли воспользоваться ванной. — Ясен хуй, Мирон, можно. Эля, иди-иди, это мой друг, — сказал Юра, легонько толкая девушку в комнату и прикрывая дверь в спальню. Он снова повернулся к Мирону и продолжил уже шепотом: — Скажи ты, что случилось? Это из-за Шокка? За тобой не гонятся хотя бы? — Не гонятся. Это Жиган, — Мирон чуть улыбнулся своими припухшими разбитыми губами, держась одной рукой за стенку, так как голова сильно кружилась и он очень боялся свалиться в обморок прямо здесь, под ноги Хована. — Это он все... это из-за...       Мирон не стал рассказывать — все-таки эта тайна принадлежала только Диме, а Дима доверил ему — Мирону. Ну, может еще Царю, но теперь нет и его, а значит, знает только Мирон. Да и такое не рассказывают даже лучшим друзьям. — Из-за Шокка это. Они пришли за ним, а нашли меня. — А Шокк где сам? — Хованский впился удивленным взглядом в его серое лицо. — Слушай, пойдем… Пойдем на кухню, а то там слышно все, не надо лишние уши. И выпьем — тебе нужно.       Мирон послушно поплелся за ним, надеясь, что все-таки не шлепнется без сознания. Он старался скрыть от Юры, как сильно у него трясутся руки, но по сочувственному взгляду понимал, что и так выглядит прескверно, и речь не о побоях. На нем, как говорится, лица не было — это Мирон мельком увидел свое отражение в дверце микроволновой печи. — А Шокка... Шокка нет. Уже, — ответил Мирон на его вопрос и, словив непонимающий взгляд, поправился: — Он не на свободе. Влип все-таки. — Так вот оно что, — протянул Хованский, плеская Мирону водки в стакан. Потом он вынул пакет со льдом из морозилки и отдал его тоже. — На, приложи. Слушай, вот уроды, а? Ты же не при чем вообще, а они тебя так отмудохали. — Мне повезло, — возразил Мирон, прижимая пакет к рассеченной брови и одновременно опрокидывая в себя стакан с водкой, даже не кривясь от обжигающего вкуса. — Просто они могли убить меня… Как Ваню тогда. Какая им разница? Но я сказал, что сосед Димы просто, что вместе учимся. Они поверили. — Но правду же сказал, — себе Хованский открыл пиво и теперь хлебал его прямо из литровой бутылки. — А я говорил, Хинтер устроит еще веселье. Зря ты с ним жить стал. Он же всегда в ту степь шел, куда Ваня Ленин короче, вот и ты попал под раздачу из-за него.       Мирон кивнул, соглашаясь. Он задумчиво нащупал на шее свою Звезду Давида, подарок Димы, который якобы должен был защищать его, и, возможно , Мирон бы злился, может сорвал бы этот кулон вместе с цепочкой и вышвырнул в мусорное ведро прямо сейчас (Хован все равно бы потом, как истинный еврей, его достал и в ломбард заложил), если бы не ирония, которую он осознавал — эта побрякушка действительно сработала, только немного не так, как хотел Дима, скорее всего. Но сработала же. Мирон погладил пальцем золотой край с засохшей на нем кровью. (Январь 2017)       Они забежали в какую-то темную подворотню, и Мирон остановился, прислоняясь спиной к кирпичному своду и хватаясь рукой за бок, под ребрами отдавало колющей болью из-за этой гонки. — Блять, Карелин, во что… во что ты меня втянул? — прошептал он, срывая с лица черный платок и жадно хватая ртом холодный воздух. — Мирон Янович, да нет погони же, — Карелин на всякий случай выглянул за угол, но преследователи и звуки сирен давно уже остались позади. — А вы как думали, Мирон Янович, что мы просто мирно постоим под красно-черным знаменем?       Карелин растянул губы в весело-ироничной усмешке, а Мирон поморщился — ну, правда, взрослый человек, адвокат, а подписался тащиться на митинг с каким-то вчерашним школьником, которого недавно сам же и спас от срока за те же действия. Но ему нужно было туда попасть, с Карелиным или без, чтобы увидеть Жигана самому. Федоров еще не знал, зачем ему это все и к чему потрошить прошлое таким бесполезным образом, но на площадь его влекла неведомая сила, и Слава тут был почти не при чем — просто так совпало, что он предложил раньше, чем Мирон понял, что ему это нужно. — Но было же весело, согласитесь? — Карелин стоял близко, оперевшись одной рукой о стенку возле головы Мирона. — Да я ведь знал, что нас никто не поймает. Стал бы я вас подставлять! — Да ничего ты не знал, — Мирон снова злился на этого глупого парня, который все лез во взрослые игры с детским водяным пистолетом, не желая понимать серьезности последствий. — Ты мне обещал, что без выходок будет. И в итоге что? Пошел ты, вот что...       Мирон отлип от стенки и пошел сам, не оборачиваясь, надеясь, что Слава свалит куда-нибудь, но он не успел пройти несколько метров в сторону выхода из арки, как чужая рука легла ему на плечо, вынуждая притормозить. — Простите меня, — выдохнул Карелин ему в ухо и пошел уже рядом, продолжая оправдываться, чем вызывал у Мирона еще большее глухое раздражение: — Зачем же вы пошли на площадь? Просто чтобы послушать слова будущего мэра? Вы сами хотели, чтобы что-то такое произошло, я же видел, как вы смотрели, и то, что вы сказали…       Да, Мирон действительно назвал Жигана «сукой», когда тот только поднялся на трибуну и принял рупор у представителя администрации города. Мирон пожелал ему сдохнуть, произнося это вслух, натыкаясь на удивленный Славин взгляд. Они стояли там, среди толпы вышедших на улицу людей, с масками на лицах, с флагами в руках и слушали, что говорит кандидат в мэры — Роман Чумаков. Карелин говорил, что если они просто так будут стоять, пусть и с флагами своими, то никто их трогать не будет — не имеют права. Мирон прекрасно понимал, что будет так, как будет, но почему-то интуитивно ощущал, что в автозаки их сегодня не запихнут. Жиган тем временем продолжал свою речь, но Федоров его почти не слушал, вглядываясь в это лицо, кажется, навсегда вбившееся в память — грубые черты сбежавшей из зоопарка бешеной гориллы, жесткий мутновато-серый взгляд, не единожды переломанный нос. Почти не изменился.        У этих парней из «Автономного действия» были весьма смутные представления, что это за человек, но Мирон знал куда больше. И ему было плохо, тошно стоять здесь, затерявшись среди толпы, сверля взглядом далекую фигуру на трибуне, и он словил себя на мысли, что с радостью швырнул бы гранату в ту сторону или разрядил обойму прямо в голову этому примату, по ошибке нацепившему дорогой костюм и черное пальто. Тот самый Рома Чумаков, убивший Ваню, Царя, желавший убить Диму когда-то, и едва не сломавший самого Мирона, теперь с большой вероятность станет мэром их небольшого города.       Задумавшись, Мирон совершенно пропустил тот момент, когда действие на трибуне чуть изменилось: кто-то — даже, кажется не участник АД — швырнул снаряд с краской в Жигана. За ним полетели все новые самодельные бомбы, разрывающиеся красным цветом на лицах и одежде тех, кто стоял на возвышении. Мирон видел, как Жиган беспомощно схватился за свое лицо, в глаза ему попала краска и он ничего не мог видеть. Он запнулся о микрофонную стойку и едва не грохнулся со сцены — его успел удержать какой-то мужик из его команды, возможно даже один из тех, кто был той ночью в Диминой квартире.       Карелин вывел Федорова из ступора, жестко ухватив его за запястье и потащив прочь из толпы. Оказалось, что среди собравшихся людей затерялись и сотрудники милиции в штатском, причем густо так затерялись, и хватали всех подряд — с флагами или без, со значками анархии или без них.       Кого не успели схватить, кинулись врассыпную, и Слава тащил Мирона за собой до тех пор, пока они не свернули на другую улицу. И хоть их, кажется, никто толком не преследовал, они все бежали, как можно дальше уходя от площади, и остановились только сейчас. Вернее, это Мирон остановился, опасаясь, что его сердце сейчас просто выпрыгнет — таких пробежек он не совершал очень давно. — Ты мог сказать, что вы готовите свою дурацкую акцию протеста, и я бы не пошел, — сказал Мирон, ускоряя шаг, но Карелин не отставал, виновато помалкивая. — Ты мог сказать, а не подставлять меня. И себя, между прочим. Я тебе говорил, чем эти игры оборачиваются, Слава. Вот получишь срок лет пять, но тогда поздно будет уже думать. И я не понимаю... Мы были для отвлечения внимания, получается? А те, кто швырялся в трибуну, косили под мирных жителей и стояли в первых рядах? — Поэтому я и сказал, что шанс, что нас с вами схватят был минимальным, — вздохнул Слава, снова хватая Мирона за руку и вынуждая остановиться возле побитого фонаря. — Я же вижу, что вам понравилось, что этому Роману Чумакову заляпало краской рожу. Знаете, ее сложно отмыть будет так сразу. Придется постараться. — Да мне все равно на кандидата в мэры, — Мирон уставился на Карелина, как на идиота, внутри ощущая, что пытается сейчас врать и себе тоже. — Вообще-то я за свою карьеру больше беспокоюсь, в мои планы не входит тюремный срок. Я предпочитаю быть по эту сторону, а не по ту. — Иногда лучше быть «по ту», но не прятаться, как крыса, не молчать, — сказал Карелин, отпуская запястье Мирона и отходя на шаг. — Иногда лучше рисковать, чем пытаться делать вид, что все нормально, когда происходит полное дерьмо вокруг.       Федоров подумал, что сейчас Слава напоминает ему Диму, только у того риск оправдывался желанием заработать побольше и свалить отсюда, а у Карелина вот оправдывается анархо-идеалами, сути которых он даже не понимает до конца. — Ты не понимаешь, да, что кто-то стоит и за вашим «Автономным действием»? — Мирон иронично приподнял левую бровь. — Кто-то готовит вас, дает вам оружие, если требуется, отправляет протестовать, творить беспредельщину разного уровня типа швыряния презервативами с краской или что там было? Кто-то платит вам и вашим лидерам, кто-то, кто совершенно не за анархию. Ты не понимаешь всего этого или делаешь вид, что это все сейчас неважно?       Карелин нахмурился. Он потянул Мирона за полу куртки, призывая сдвинуться с места — глупо стоять тут посреди улицы и обсуждать это все, хотя здесь тихо и безлюдно. Они двинулись в сторону дома Мирона. — Вы неправы, Мирон Янович, все-таки, — нарушил Карелин затянувшееся молчание. — Я знаю, кто стоит за «Автономным действием», и поверьте, те, кто за ним стоит, преследуют чистейшие цели. И я лично знаю этих людей, а над ними никого нет. Мы отделены ото всех.       Мирон пожал плечами — спорить он не собирался, в конце концов, сам был виноват, что повелся на такое глупое предложение, если уж и хотел прийти на площадь, то мог хотя бы не играть в анархиста. Он потянул на себя тяжелую дверь подъезда, и не стал останавливать Славу, когда тот зашел следом за ним. Они поднимались по лестнице в полном молчании, потом шли по коридору, и все это время Мирон надеялся, что Карелин сам сообразит, что в гости его приглашать не хотят.       Карелину же было неважно, он зашел в комнату вслед за Мироном и тихо прикрыл входную дверь. Федоров молча скинул куртку прямо на диван, стянул через голову свитер, оставаясь только в майке с полустертой надписью из Телемы — тоже Димин подарок, который лежал в шкафу с того времени, как Диму посадили. Карелин наблюдал за Мироном с каким-то зачарованным видом, может, ожидал, что Федоров сейчас полностью разденется или просто завис в своих мыслях. Мирону было все равно.       Он отвернулся и стал смотреть в окно, совершенно игнорируя Славино присутствие. Сейчас Мирон думал, что увидеть Жигана живьем, спустя столько лет, было плохой идеей. Все, чего он добился, это мутной злобы, поднявшейся со дна памяти. Он уже успел забыть, как сильно ненавидит Чумакова и как бы он хотел, чтобы краска на его лице на самом деле была настоящей кровью. Он вздрогнул, когда почувствовал осторожное прикосновение ладони к правому плечу, но не обернулся все равно. — Мирон, — начал Карелин, убирая руку сам. — Мне правда жаль. — Уже неважно, Слава, — правда же, все обошлось. Мирон протиснулся в зазор между не желающим двигаться с места Карелиным и своим письменным столом, избегая стоять к нему так близко. — Но сейчас я не настроен обсуждать. Иди домой, Слава. Правда, я не злюсь.       Карелин помялся и помолчал еще некоторое время. Он подошел к столу, с интересом разглядывая стопку книг, сложенный на краю, какие-то папки с файлами, закрытый ноутбук и кулон Маген Давид, лежащий на его крышке. — Золотая? — спросил он, дотрагиваясь до остроконечного луча звезды, аккуратно обводя пальцем маленький прозрачный камень на одном из пересечений. — На нем кровь… засохшая.       А Мирон кулон тогда так и не помыл, спрятал в коробку да и забыл. Кровь на нем, ну надо же, засохшие бордовые пятна на золотых гранях подарка Хинтера — символично. Один черт знает, почему он достал эту золотую штуку и все утро, прежде чем выйти из дома, заторможенно разглядывал ее, с мазохистским чувством будя старые воспоминания в своей голове — они вернулись очень быстро. — Я не разрешал шарить на моем столе, — тон вышел более резким, чем рассчитывалось. Мирон сгреб кулон в ладонь, а потом швырнул в верхний ящик стола, с грохотом его захлопывая. — И, если ты не заметил, в гости я тебя не звал. Так что можешь идти. — Я… — Иди, Карелин. — Мне все равно сейчас нужно идти, вы правы. Но... Я все-таки прошу прощения. Еще раз, Мирон Янович. Я не должен был подвергать вас риску. Виноват, что не рассказал вам. — Слава, я адвокат, я сам должен был догадаться, — Мирон устало выдохнул, понимая, что виноват здесь он и только он, все же Карелин наивный студент еще. — Но сейчас я не хочу обсуждать. И вообще не хочу. — А можно я... приду к вам вечером?       Мирон ему не ответил. Если бы он сказал, что нельзя, Карелин бы все равно его не послушал, скорее всего. Поэтому Мирон просто проводил его до двери, закрывая за ним и ничего не говоря на виноватое «до свидания, Мирон Янович».