Он не любит его с января... наверное

Он не понравился ему с первого взгляда. Положив закладку на страницу с сегодняшним днем и закрыв ежедневник, Энтони Джулиан настороженно посмотрел на внезапного посетителя. Тот появился совершенно неожиданно, войдя в приемную легкой бесшумной поступью, так, что молодой человек узнал о его присутствии только по тихому щелчку закрывшейся двери. А вздрогнув и подняв на нежданного клиента взгляд, мгновенно весь подобрался. Казалось, переступивший порог гость оказался здесь случайно, ошибившись дверью, и этажом, и зданием в принципе, вместо клуба самым нелепым образом попав в крупный банк. И в то же время все его движения были настолько расслабленными, походка уверенная, а взгляд спокойный, внимательный, что создавалось впечатление, будто бы он действительно знал, куда шел. Более того, чувствовал себя здесь как на своей территории. «Парень, вот ты сейчас здесь совсем не вовремя», — с легким раздражением подумал Джулиан и, сдержав вздох, вежливо кашлянул, привлекая к себе внимание. — Я могу вам чем-то помочь? Держа руки в карманах длинных, низко сидевших джинсовых шорт, дизайнерски изрезанных в нескольких местах и прикрывавших по-мальчишески острые коленки, брюнет перевел взгляд на секретаря и недоуменно вскинул бровь, словно только сейчас заметив его присутствие. Он огляделся по сторонам, нахмурился озадаченно и куда пристальнее посмотрел на Джулиана. — А где Эмили? «Эмили?» — в свою очередь нахмурился тот. «А ты-то откуда ее знаешь, мне интересно?» — В декретном отпуске до конца года, но, возможно, этот период продлится несколько дольше, — не слишком охотно пояснил он, не спуская с незнакомца подозрительного взгляда. Опасным тот не выглядел, а вот странным — более чем. И непонятно еще, чего хочет. Брюнет с несколько секунд внимательно смотрел на него, так что Энтони стало немного не по себе, а потом вдруг хмыкнул и, безразлично пожав плечами, невозмутимо направился туда, куда шел: к кабинету Атобе. Джулиан от подобной наглости оторопел. — Вам туда нельзя! — запоздало возмутился он, резко поднявшись из-за стола и поспешно вставая на пути юноши, едва ли не взмахивая рукой в последней попытке отстранить его от дверей. «Тем более сейчас!» — слыша, как учащенно забилось сердце, испуганно подумал Энтони. Ему показалось, что незнакомец усмехнулся. Удивленно моргнув, он посмотрел на юношу, оказавшегося почти одного с ним роста, и встретился с насмешливым взглядом желто-зеленых глаз, на дне которых плескались веселые искорки. Дважды за последние несколько минут Джулиану стало не по себе. — И почему нет? — поинтересовался «гость». Глубоко вдохнув и выдохнув, Энтони сдержанно, ощущая отголоски недавнего раздражения, произнес: — Президента нет на месте. — Не страшно, я подожду, — пожал плечами юноша и шагнул в сторону, намереваясь обойти навязчивого секретаря, но тот не собирался сдаваться. — И никому не позволено находиться в его кабинете в его отсутствие, — с нажимом добавил он. — Это во-первых. Брюнет удивленно вскинул бровь, но ничего не сказал. Только наклонил голову на бок, выжидающе смотря на молодого человека. — Во-вторых, — назидательно продолжил тот и окинул незнакомца взглядом. Мысленно хмыкнув, он деловито спросил: — У вас назначена встреча на сегодня? — и демонстративно посмотрел на наручные часы. — В котором часу? Юноша ненадолго задумался, и на лбу его пролегла маленькая морщинка. — Нет. «Как я и думал», — удовлетворенно хмыкнул про себя Джулиан. — Тогда сожалею, но у президента слишком плотный график, и, боюсь, он не сможет принять вас сегодня, — притворно расстроено покачал он головой, — как и в ближайшие несколько дней вплоть до конца недели. Вам необходимо позвонить его секретарю и договориться о встрече. На миг Энтони показалось, что в спокойных желто-зеленых глазах промелькнула тень неудовольствия. — Секретарю, значит, — раздраженно хмыкнул юноша и обжег англичанина острым, пристальным взглядом. — Хорошо. Неожиданно прозвучавшее согласие удивило Джулиана, но он ничего не сказал, только приподнял уголки губ в едва заметной, торжествующей улыбке. Но, когда незнакомец достал из заднего кармана джинсов телефон и начал набирать какой-то номер, он насторожился. А после первых услышанных слов улыбка вовсе сползла с его лица. — Эмили? — не сводя пристального взгляда с человека напротив, довольно вежливо спросил «гость» и увидел, как удивленно распахнулись светло-карие глаза. — Я и не знал, что теперь мне тоже надо записываться к Атобе в очередь. И каковы мои шансы попасть к нему до Рождества? — слушая ответ, брюнет закатил глаза. — Это другое, — молчание. — Я вообще не собирался, но Джозеф привез меня сюда. Я думал, это ты сказала ему, — темные брови озадаченно свелись к переносице, а мгновением позже удивленно приподнялись. Взгляд оливковых глаз неожиданно смягчился. — М-м-м… ясно. Но тогда я ни черта не понимаю, — недовольно цыкнув, брюнет вновь пристально посмотрел на Джулиана, в данный момент совершенно согласного с ним. Он тоже не понимал, что здесь происходит. — Он меня прибьет, — вдруг фыркнул юноша, — так уже было однажды… пару раз, — невинно поправился он и чуть ухмыльнулся, припоминая что-то. — Ладно. Ну, а в бильярдную-то мне можно? — кисло поинтересовался он и, выслушав ответ, усмехнулся, заметно воспрянув духом. — Отлично. Спасибо, — поблагодарил он за все и, немного поколебавшись, осторожно, невпопад спросил: — Все хорошо? Слушая теплый, веселый голос Эмили, юноша едва заметно улыбнулся. Он обменялся с ней еще парой коротких реплик, после чего, тихо попрощавшись, убрал телефон обратно в карман шорт. Одновременно с тем с его лица исчезла недавняя улыбка, вернув тому прежнее невозмутимое, почти равнодушное выражение. Брюнет перевел взгляд на настороженно смотревшего на него Джулиана и хмыкнул. — Кажется, мне крупно повезло, — насмешливо заметил он, — и только что мне назначили встречу. Энтони недовольно прищурился. — Здесь я — секретарь, — процедил он. — Временный, — отмахнулся юноша. — Так во сколько появится Атобе? Стиснув зубы, англичанин с трудом поборол желание силой выставить этого наглого мальчишку вон, чтобы и духу его здесь не было. Пальцы машинально сжались в кулаки. — Не раньше, чем через два часа, — едва не выплюнул он, втайне надеясь, что парню не захочется столько ждать. Тот, как он и ожидал, нахмурился и наградил секретаря внимательным взглядом. А Джулиан только мысленно усмехнулся. «Нашел, чем меня испугать, малыш, — издевательски рассмеялся он про себя. — После некоторых взглядов президента уже ничего не страшно». — Два часа, — скептически повторил брюнет и подозрительно прищурился, всем своим видом будто бы говоря: «Ну-ну, как же». — Как минимум, — охотно подхватил Энтони и, не удержавшись, открыто усмехнулся. — А может, он и вовсе сегодня уже не появится, поскольку рабочий день подходит к концу и… — А вот это вряд ли. — Все возможно, — вполне миролюбиво возразил секретарь, пряча ухмылку. — Но вы можете вернуться через два часа, — предложил он, — если вас, конечно же, пропустят, потому что рабочий день к тому моменту уже закончится. Юноша посмотрел на него и вдруг усмехнулся. — Пропустят, так что не стоит беспокоиться. Но я не выйду за пределы банка. «Что?..» — замер Джулиан. — В смысле, вы… — Я, — ухмыльнулся тот и, поворачиваясь к молодому человеку спиной, потянулся, так что рубашка-поло слегка задралась, обнажая полоску загорелой кожи. — Помнится, где-то здесь была неплохая бильярдная… — он многозначительно усмехнулся. — И не стоит меня провожать. Сам найду. «Да что он себе позволяет?! — разозлился Энтони, с силой сжав пальцы в кулаки. — Ведет себя так, будто ему дан карт-бланш! Как только его вообще пустили в банк в таком виде?! Рваные джинсы, цветастая поло, кепка с прямым козырьком — это же просто смешно!» Он не хотел признавать, что вся одежда была высокого качества, от дорогих именитых дизайнеров, а на той же кепке и поло причудливой вязью были выведены странные инициалы: E. R. Но, как бы ни было сильно раздражение, молодой человек чувствовал: что-то здесь не так. Впервые за полгода работы — сначала будучи практикантом, затем став полноправным помощником Атобе — Джулиан видел этого парня, и он понятия не имел, кто это такой. Но, между тем, его знала Эмили и, судя по всему, охрана тоже, раз брюнет беспрепятственно поднялся на президентский этаж и мог свободно перемещаться по банку, чувствуя себя как дома. Хотя единственный, кто имел право вести себя так и пользовался им в свое удовольствие, был президент. И Энтони не собирался признавать это право за кем-либо, кроме своего начальника. Он сделал шаг вперед, еще не зная, что хочет сделать: вызвать охрану, остановить незнакомца, спросить или же махнуть на него рукой и вернуться за стол, как за спиной раздался щелчок, в воцарившейся кругом тишине прозвучавший слишком громко. Джулиан замер на месте, резко побледнев. Не успевший скрыться в коридоре брюнет остановился, и спина его напряглась. Медленно обернувшись, юноша впился в секретаря уничтожающим взглядом недобро сузившихся глаз. — Нет на месте, значит? — Это… — пробормотал было Энтони, но дверь за ним распахнулась, и он машинально отошел в сторону, замолчав и пропуская в помещение президента… И его очаровательную спутницу. — Большое спасибо, что смогли выделить для меня немного своего времени, — проворковала девушка, не сводя с мужчины томного взгляда из-под полуопущенных ресниц и улыбаясь обманчиво-скромной, призывной улыбкой. — И за то, что так подробно… разъяснили некоторые моменты. — Для такой прекрасной девушки у меня всегда найдется свободный час, — с очаровывающей хрипотцой промурлыкал Атобе, беря ее за руку и легко прикасаясь губами к тыльной стороной ладони. — Или даже несколько, — чуть понизив тон, многозначительно добавил он и тихо усмехнулся. Та мелодично рассмеялась, не спеша отнимать руку. — Я запомню, — заговорщицки подмигнув, с улыбкой произнесла она. Почувствовав, что в помещении они не одни, Атобе перевел взгляд с клиентки на секретаря, равнодушно скользнул по его бледному лицу и, посмотрев дальше, задержался на Эчизене. Тот стоял, прислонившись плечом к полированному косяку двери, и, скрестив руки на груди, ничего не выражающим взглядом смотрел на него, полностью игнорируя находившуюся рядом с блондином незнакомку. Аккуратно освободив чужую руку, Атобе очаровательно улыбнулся, вновь обращаясь к девушке. — Я и не заметил, как быстро пролетело время. Прошу прощения, но на сегодня у меня назначена еще одна важная встреча. Джулиан, — не смотря на помощника, произнес он, и на этот раз в его голосе чувствовались скрытые властные нотки, — проводи нашу гостью. Все еще бледный, Энтони открыл и закрыл рот, не зная, что сказать. Он хотел было робко возмутиться, заверив, что на сегодня у президента больше нет никаких встреч, но его опередили: — Не стоит, — раздался от противоположных дверей спокойный, почти скучающий голос. — Я не тороплюсь. Могу подойти часа через два, если вам так будет удобнее. Атобе посмотрел на него, и ни один мускул не дрогнул на его лице, когда Эчизен, мазнув по нему невозмутимым взглядом, как ни в чем не бывало развернулся и вышел из приемной. После его ухода в помещении словно стало на несколько градусов холоднее. — Это… — озадаченно нахмурившись, пробормотала девушка, явно перебирая что-то в памяти, вспоминая. — Не стоит вашего внимания, — пренебрежительно хмыкнул Атобе и адресовал ей еще одну улыбку. — Нет, — покачала она головой и нахмурилась сильнее, невольно закусив губу. — Это… — неожиданно лицо ее просветлело, а рука нырнула в сумочку. Несколько секунд спустя девушка достала глянцевый журнал и с удивленной, немного рассеянной улыбкой кивнула на обложку. — Я купила его сегодня утром, но еще не успела прочитать, — пробормотала она и смущенно улыбнулась. — Даже не думала, что встречу «лицо с обложки» всего несколько часов спустя. Хотя в жизни он выглядит совершенно иначе, — вдруг призналась она, и было непонятно, действительно ли в ее голосе послышались нотки разочарования. — Я и не узнала его с первого взгляда. И Атобе отлично понимал почему, посмотрев на переливающийся бликами глянец. На блестящей обложке, тисненной серебристыми буквами заголовков, красовался теннисист. Без привычной ракетки и даже без кепки он был сам на себя не похож. С запрокинутой немного назад головой, творчески взъерошенными волосами, томно приоткрытыми губами и глубоким, пронизывающим взглядом из-под ресниц, падающим в камеру точно в цель… он выглядел невероятно чувственно, и уже неважно было, о чем пойдет статья: детском питании, теории струн или вымирающем виде галапагосских черепах. Всем своим видом он приковывал взгляд, очаровывая, соблазняя своей греховной красотой, а черно-белое оформление было придумано словно нарочно — оно только сильнее придавало всей фотографии таинственную, интимную атмосферу и ощущение чего-то неземного, нереального… — …я и подумать не могла, что вы знакомы с этой моделью, — глухо, будто бы издалека донеслось до Атобе. — Он не модель, — машинально поправил он и через силу отвел взгляд от журнала, вновь переключая все свое внимания на девушку и привычно растягивая губы в вежливой улыбке. — Да-а? — заинтригованно переспросила та. Неуловимо для других улыбка мужчины стала снисходительной. — Он профессиональный теннисист, — пояснил он и, выдержав небольшую паузу, с трудом сдержал довольную усмешку. — Первая ракетка мира. В приемной мгновенно воцарилась тишина. Девушка приоткрыла рот, ошеломленно хлопая ресницами. Джулиан мысленно порадовался, что ничего не держал в руках, иначе бы сейчас все точно выронил на пол. А Атобе только посмеивался про себя, наблюдая за их шокированными выражениями лиц и чувствуя свое собственное превосходство. Взгляд на мгновение невольно вернулся к глянцевой обложке и едва заметно потемнел. — Вижу, вы удивлены и заинтригованы, — очаровательно улыбнувшись, обратился Атобе к девушке. — Думаю, в спортивных журналах вы найдете довольно много статей и интервью с ним. Вряд ли данное издание, — небрежный кивок в сторону журнала, — может этим похвастаться. — Ну… наверное, — не слишком уверенно пробормотала та. — Хотя, признаться, только из-за обложки я его и взяла, — слабо улыбнувшись, произнесла она. — А теперь вижу, насколько противоположны друг другу она и реальность. — Журналистам свойственно представлять информацию в наиболее выгодном свете, — покачал головой Атобе. — Даже если она не совсем или совсем не соответствует действительности. — Увы, — вздохнула девушка и с легким пренебрежением посмотрела на журнал в руке, словно не понимая, зачем он теперь нужен и что ей с ним делать. — Озадачены? — пришел на помощь ей президент и, мысленно усмехнувшись, чуть снизив тон, с соблазняющей хрипотцой спросил: — В таком случае, могу я позаимствовать его у вас? — Вы? — удивилась та. Атобе улыбнулся, очаровывая клиентку внимательным, пристальным взглядом. — Захотелось отдохнуть от всех бумаг и полистать какую-нибудь ерунду. И, возможно, вы мне с этим поможете? — О, — моргнув, девушка рассмеялась. — Такой мелочью? Конечно, — протянув мужчине журнал, она в последний момент задержала его, не выпуская из руки, а глаза ее выразительно заблестели. Немного подавшись вперед, она, лукаво улыбаясь, добавила чуть тише: — Вы всегда можете рассчитывать на мою помощь. Любую, — особо подчеркнула она и улыбнулась игриво. — В любое время. Забрав журнал, Атобе поймал ее за руку и вновь преподнес к губам, в легком, почти невесомом поцелуе касаясь тыльной стороны ладони. — И благодарность моя не знает границ, юная леди, — с чарующей улыбкой хрипло произнес он. Девушка довольно улыбнулась. — Джулиан. — Да, сэр, — с готовностью отозвался тот. — На сегодня ты свободен. Молодой человек с сомнением посмотрел на Атобе. — Но, сэр… — Что-то не так? — прохладно осведомился тот. — Ваша последняя встреча на сегодня… — Пройдет быстро, и твоя помощь мне не понадобится, — отмахнулся президент, — так что можешь быть свободен. Проводишь мисс Джулиан и убедишься, что она прибыла домой в целости и сохранности, — не упустив случая, адресовал он девушке любезную улыбку. — Об этом можете не беспокоиться, — едва заметно улыбнулся юноша, понемногу начиная расслабляться. — Я и не должен, — хмыкнул тот и бросил взгляд на часы. Этот жест был красноречивее всех слов. — Сэр, а ваш следующий клиент… — осторожно начал было Джулиан, но Атобе его оборвал: — Как и я, просто ненавидит ждать, — и коротко усмехнулся. — Но постоянно заставляет ждать себя. И только он один знал, что действительно скрывалось за последней, небрежно оброненной фразой.

* * *

Он не помнил, как оказался в бильярдной — только мгновение назад стоял в приемной, плечом небрежно опираясь о косяк, а пальцами до боли стискивая предплечье, и вот уже захлопывал дверь расположенной в противоположном крыле комнаты. Вокруг царила сплошная темнота, и не было слышно ничего. Совсем ничего. Только бешено стучащее сердце, барабанной дробью отдававшееся в висках, и судорожно слетавшее с губ дыхание. В зависшей кругом безмолвной тишине рваные выдохи казались оглушительными. А перед глазами стояла пелена. Застилавшая все перед собой, она взрывалась яркими пятнами ненавистной картины, и Рема только сильнее сжимал пальцы в кулаки. Было так больно, что хотелось кричать, но он лишь крепче стискивал зубы, давясь собственным безмолвным криком глубоко в душе. А на грудь словно вывалили раскаленные угли, и они сжигали, раздирали все, вот только не снаружи — изнутри. «Ненавижу! Черт бы тебя подрал, ненавижу!» Рема почувствовал непреодолимое желание что-нибудь сломать. Резко вскинув голову, он прищурился, пытаясь в темноте разглядеть знакомые очертания шкафчиков, и решительно направился к ним. Но, попробовав разломать кий, только тихонько застонал от мгновенно стрельнувшей по плечу боли и едва не выронил предмет из рук. В тот же миг сжигающая изнутри злость так же резко и неожиданно улеглась, оставив после себя только дикую усталость. Пройдя несколько шагов, Эчизен зашвырнул кий на бильярдный стол и обессилено оперся на него руками, низко опустив голову. Как же он устал. Находясь вдали, в перерывах между матчами и тренировками Рема не мог избавиться от противного, раздражающего чувства, своими когтями больно царапавшего ребра изнутри, словно стремясь выбраться из бренной оболочки наружу. Он не мог ничего поделать, но стоило лишь отвлечься, задуматься, вспомнить, как его начинала терзать тихая, бессильная ревность. Как, с кем проводит Атобе очередной обед, ужин, вечер? Он ревновал, не представляя, с кем и как проводит время Атобе, отлично зная его любовь к всеобщему вниманию и ни к чему не обязывающему флирту. Он ревновал и ничего не мог с этим поделать, разве что нагрузить себя тренировками так, чтобы все ненужные мысли напрочь вылетели из головы. А находясь поблизости, юноша ревновал лишь сильнее. Каждый чертов раз, сопровождая куда-либо Атобе, Рема становился невольным свидетелем очередной картины, сыгранной так красиво и виртуозно, что он начинал терять тонкую грань, теряясь сам и не понимая, флиртует Атобе или настроен абсолютно серьезно. В такие моменты он ненавидел его и проклинал себя за собственную неуверенность. Растянувшись по столу, Эчизен положил голову на скрещенные руки и тяжело вздохнул. Не так он представлял свое возвращение в Лондон. «Как же я устал…» Он не увидел озарившей темноту комнаты полоски света, но услышал, как тихо щелкнул замок, и неосознанно напрягся. Он не слышал чужих шагов, но несколько долгих, томительных секунд спустя почувствовал, как на спину ему легла сильная горячая ладонь и медленно заскользила вниз, обводя плавные изгибы тренированного тела. — Ты выбрал крайне неудобную позу для сна, — теплым дыханием коснулся виска жаркий, привычно насмешливый шепот, сменившийся нежным прикосновением губ. — Но я только рад. Сначала Рема промолчал. Но, когда рядом на стол что-то с тихим стуком упало, а на спину легла вторая ладонь и, медленно, настойчиво поднимаясь снизу вверх, начала задирать податливую ткань, он выпрямился и резко оттолкнул Атобе от себя. Отойдя на несколько шагов, он развернулся, скрестил руки на груди и, хотя и не видел в темноте лица мужчины, прямо спросил: — Ты специально? Голос его прозвучал твердо и неожиданно тихо. — Что? — поинтересовался тот. — Издеваешься? — зло сощурившись, прошипел юноша. Вновь вскипевшая злость яростно просилась наружу. — Из одних объятий в другие? — Не неси ерунды, — хмыкнул Атобе, и прозвучало это гораздо ближе. — Твой секретарь так старательно тебя прикрывал, что у меня не осталось никакого простора для фантазии, — язвительно процедил брюнет. — И он так настойчиво советовал мне прийти не раньше, чем через два часа, что я почти поверил. Кажется, он был уверен, что раньше вы не освободитесь, но что-то пошло не так, а? Сдаешь позиции? Стареешь? Он почувствовал слишком близкое присутствие Атобе, а в следующий миг — прикосновение привычно холодных пальцев, мгновенно пустивших по всему телу колкую дрожь. — Кажется, сдаешь позиции у нас ты, — прошептал мужчина, и Рема взбесился, не видя, но чувствуя, что тот ухмыляется. — Как же твоя привычная невозмутимость? Эта неприкрытая ревность совсем не вписывается в ее рамки. И… — наклонившись ближе, он жарко выдохнул: — Так заводит. А у меня, знаешь ли, целую вечность не было секса. Я почти на грани из-за тебя. — Что, не вставало? — огрызнулся брюнет. — В твоей импотенции я точно не виноват. — О, неужели не чувствуешь? — наигранно удивился Атобе и прижался к юноше, так что тот в полной мере ощутил твердость натянувшегося на брюках бугра, тесно прильнувшего к его собственному паху. — Так, значит, это девушки начали говорить тебе «нет»? — едко поинтересовался Рема, с трудом перебарывая пробежавшую по коже предательскую дрожь, полную предвкушения. — Какая жалость, наверное. Так бьет по самолюбию. Сочувствую. — Маленький засранец, — прошептал мужчина и прижался теснее, крепче стиснув в объятиях теннисиста. Эчизен лишь закусил губу, сдерживая рвущийся наружу долгий тихий стон. — А я-то думал, твоя богатая фантазия у тебя только в теннисе работает, — усмехнулся Атобе. — Твоими стараниями, — язвительно отпарировал тот, все еще жутко злой. — Это была одна из клиенток нашего банка. — Отлично. — Ее тетка на днях умерла. — А ты ее утешал? Великолепно. — Она держала в нашем банке несколько счетов и все их оставила своей племяннице. — Богатая наследница, прекрасная партия. Что может быть лучше? — И я разъяснял ей некоторые моменты, связанные с получением этого наследства. — А твой секретарь все это время преданно сторожил ваше уединение. Типичный случай. — Он ее брат. — Замечательно, еще и брат. Может, у вас там вообще тройничок? — О, да, — жарко выдохнул на ушко парню Атобе, с трудом сдерживая смех. — Каждую пятницу кувыркаемся с ними втроем, с ночи до воскресенья, забывая об отдыхе и еде. Но я всегда сверху, малыш, ты же меня знаешь. Он тихо рассмеялся, но Эчизену шутка не понравилась. На один короткий миг все это пронеслось перед глазами, в горле встал ком. Ярость его утихла, навалилась горечь, неприятным сгустком осевшая на языке, а руки машинально оттолкнули от себя чужое тело. Вырвавшись из объятий, Рема развернулся и пошел прочь, но его быстро поймали — схватили за запястье и резко потянули назад, прижимая спиной к твердой груди. — Глупый, — тихий шепот на ухо, сильные руки обвились вокруг талии, прижимая ближе. — Я скучал. Знакомо перехватило дыхание, когда любимые губы коснулись шеи. Юноша невольно откинул голову назад, раскрываясь, и неуловимо вздрогнул. Холодные пальцы пробрались под поло, задирая ткань выше, подушечками касаясь теплой загорелой кожи. Они обводили аккуратный плоский живот, чувствуя под собой твердый, накачанный пресс, спускались ниже, забираясь под линию джинсовых шорт. Оторвавшись на мгновение, одной рукой Атобе стащил с юноши кепку и отшвырнул за спину, а затем развернул Рему лицом к себе, вглядываясь в темноте в знакомые черты лица. Все еще чувствуя горечь в горле, тот не стал ничего говорить — резко и молча притянул мужчину к себе, жадно впиваясь губами в чувственный рот. Вокруг талии вновь обвились сильные руки, прижимавшие его как можно ближе к чужому телу, а Реме хотелось лишь одного: избавиться от неприятного, царапающего горло осадка, разделить его, чтобы Атобе прочувствовал то же, что и он, чтобы не смел больше шутить такими вещами, зная, какую они причиняют боль. Словно почувствовав, блондин укусил любовника за губу и перехватил инициативу, сменив тон, теперь целуя неторопливо, нежно, ласково поглаживая юношу по спине и заставляя расслабиться, будто бы молча, одними своими бережными касаниями говоря: «Успокойся». И очень скоро Рема перестал напоминать натянутую струну, постепенно расслабляясь в знакомых крепких объятиях. — Все? — тихо спросил Атобе, теплым дыханием касаясь припухших губ и не переставая успокаивающе поглаживать сильное тренированное тело. — Угу. Пока ты снова не накосячил, — проворчал брюнет. — Отпусти. — А-а? Что значит «снова»? — нахмурился тот, не мешая Эчизену выпутываться из объятий. — И что за тон, чем ты опять недоволен? Нет никаких причин для твоего паршивого настроения. Между нами ничего не было, — пауза. — Или ты мне не доверяешь? Еще совсем недавно оттаявшая атмосфера вновь похолодела на несколько градусов. Проведя рукой вдоль стены, Атобе щелкнул выключателем, и бильярдную озарил мягкий, чуть приглушенный свет. В нескольких шагах от мужчины стоял Рема, весь подобравшийся, словно приготовившийся к прыжку кот, и молча смотрел на него тяжелым, нечитаемым взглядом. Кейго вопросительно вскинул бровь, а Эчизен отвернулся. Нашел взглядом отброшенную кепку, поднял, отряхнул и водрузил на голову, опустив козырек на глаза. — Я голоден, — развернувшись, тихо бросил он через плечо. — Буду ждать в машине. Он ушел. Атобе проводил его взглядом, с легким раздражением недоумевая, что на этот раз пошло не так, подхватил с бильярдного стола брошенный журнал и, выключив свет, вышел следом. Ему еще предстояло заглянуть в кабинет и забрать свои вещи. «Ничего не было». «Между нами ничего не было». В висках, ударяя, набатом стучала одна и та же фраза, повторяясь снова и снова, а перед глазами застыло надменное выражение лица с недоуменно вскинутой бровью. «Не доверяешь?» Эчизен скрипнул зубами, пальцы сжались в кулаки, до боли впиваясь в ладонь ногтями. «Ничего не было». «Черт бы тебя побрал, Атобе! Придурок!» Джозеф закрыл за ним дверь, провожая чуть удивленным взглядом, но ничего не сказал и остался возле машины ждать своего работодателя. А Рема ничего не видел вокруг себя, охваченный чувствами. Как спустился в лифте на первый этаж, как миновал холл, как залез в машину. Как на него смотрели, узнавали, спешно фотографировали, сбивая фокус. Как с легким щелчком захлопнулась дверца, отрезая за собой шум городских улиц и суету. Сняв кепку и не глядя отбросив куда-то в сторону, он уперся локтями в колени, расцепил напряженно сжатые пальцы и, склонившись, вплел их в волосы, взлохмачивая. Во всем теле бурлила непонятная, страшная сила. Хотелось вскочить на ноги, крушить, ломать, кричать, пока не сорвется горло, но он заставлял себя сидеть на месте ровно — только пальцы вновь побелели от напряжения, до боли цепляясь за волосы. Сильнее всего хотелось врезать Атобе. «Ничего не было». «Да не в этом, черт побери, дело!» — хотелось крикнуть в ответ, но горький спазм предательски сжимал горло, не позволяя проронить и звука. «Не в этом», — устало прикрывая глаза, думал теннисист. Щелкнул замок, дверь приоткрылась. — Добрый вечер, сэр, — донесся сквозь городской шум негромкий голос Джозефа. — Надеюсь, — хмыкнул Атобе, садясь в машину. Эчизен перевел взгляд в окно, не желая смотреть на любовника, но чувствуя на себе его пристальный взгляд. — Домой, сэр? — Нет. У нас заказан столик в «Le Gavroche» на шесть часов. Но сначала заедем в Harrods, Реме надо переодеться. В возникшей паузе и Атобе, и Джозеф посмотрели в сторону брюнета, ожидая привычный поток возмущения и протеста, но в этот раз юноша молчал, игнорируя их вопросительные взгляды. — Едем. — Слушаюсь, сэр. Дверца тихонько хлопнула, и вновь в салоне воцарилась тишина. А несколько минут спустя роскошный Бентли плавно тронулся с места, отъезжая от парадного входа и оставляя банк позади.

* * *

— Мы так и будем молчать? — раздраженно спросил Кейго, лениво поигрывая хрустальным бокалом в руке, ожидая, когда принесут их заказ, и хмуро посмотрел на скучающего напротив теннисиста. Тот неопределенно повел плечами, бесцельно обводя взглядом уютный, выдержанный в теплых шоколадно-золотистых тонах, зал. Несмотря на то, что вечер еще только начинался, почти все столики были заняты, а на других стояли позолоченные таблички с витиеватой надписью «зарезервировано». — Хочешь — говори. Ты ведь любишь болтать о себе, даже когда тебя не слушают. Взгляд Атобе потяжелел. — Эгоистом был, эгоистом и остался. Если у тебя паршивое настроение, так надо и всем вокруг его испортить тоже? Впервые за вечер Рема, наконец, посмотрел на него, и взгляд его был непривычно отрешенным. Атобе прищурился, пристально вглядываясь в золотисто-оливковые глаза, гадая, о чем все это время думал брюнет. Но очень скоро выражение их изменилось, став задумчивым. — Да нет. — Очень емко, как и всегда, — с сарказмом отозвался мужчина. — Так да или нет? Эчизен наклонил голову на бок, глядя на Кейго, тихо усмехнулся. — Нет. Только тебе. — Я польщен, — сделав небольшой глоток красного сухого вина, Атобе ухмыльнулся. — Но больше всего рад, что ты снова начинаешь понемногу овладевать искусством общения. И что только делает с тобой этот сумасшедший режим «тренировки-турнир-самолет-тренировки»? — он покачал головой. — Совсем дикий становишься, еще хуже, чем обычно. Мешки под глазами один больше другого. Ты вообще спишь? — Ты решил устроить вечер комплиментов или что? — поморщился Рема. — И чья бы корова мычала. Сам не лучше, вечно засиживаешься с бумагами допоздна. — Уже нет, — усмехнулся тот. — Для этой рутины у меня есть толковые работники и неплохой секретарь. — В самом деле? — сухо поинтересовался юноша и недобро сузил похолодевшие глаза. — И чем, интересно, еще он тебе помогает? — Перестань, — отмахнулся Атобе. — Мы ведь уже закрыли эту тему. — Да-а? И когда же? — Прямо сейчас, — отрезал блондин. — Не устраивай драму на пустом месте. Что вообще с тобой? Разочарован плохой игрой и теперь срываешься на мне? Извини, но тут ты сам виноват. Надо было больше тренироваться, и тогда не вылетел бы в четвертьфинале. Я смотрел повтор, что это вообще была за игра? — Кейго поморщился. — Ты расслабился за последнее время. Или не хватает мотивации? Он преподнес бокал к губам, делая глоток выдержанного вина, и вскинул вопросительно бровь, глядя на притихшего теннисиста. В голове взорвалась пустота. Рема смотрел на него, чувствуя, как в груди расползается холод, а горло медленно расцарапывает горький спазм, все сильнее сжимая и не давая сглотнуть. Он смотрел на Атобе, пытался и не понимал: что он говорит? какая игра? Причем тут она, когда на его глазах его любимый человек откровенно флиртует с влюбленной в него девушкой, лишь подливая масла в огонь, и не останавливается, даже заметив присутствие своего любовника? Ведет себя так, словно он — грязь под ногами, пустое место, никто. И после делает вид, что ничего не случилось. Будто все идет, как надо, все правильно. А как правильно? Эчизен запутался. Он не понимал, почему Кейго никак не может понять его. Почему всякий раз, как они оказываются вместе на публике, Атобе нужно быть в центре внимания, улыбаться своей этой насмешливой, чуть снисходительной улыбкой, разбивающей сердца, и неизменно флиртовать со всеми женщинами в радиусе двух миль, добивая их своим обаянием. Почему каждый раз, стоит ему прилететь в Лондон, Атобе таскает его с собой по ресторанам и всем вечерам, если потом оставляет одного, а сам растворяется в толпе, вскоре окружаемый дюжиной воздыхательниц. Рема знал, что им нельзя выставлять свои отношения напоказ. Ни ему, ни тем более Атобе, ни взглядом, ни жестом, ни случайным касанием. Их знали как старых соперников, на редкость удачно совместивших школьную дружбу с деловыми отношениями, и особо не удивлялись, периодически видя их вместе. Но иногда на совместных пресс-конференциях в бесчисленный раз поднимался щекотливый вопрос: «Неужели бизнес никак не повлиял на вашу дружбу? Совсем?» Атобе неизменно ухмылялся, заявляя, что такая перемена пошла им обоим только на пользу. Все были довольны, а Рема молчал. Потому что он уже не был столь в этом уверен, и чем дальше, тем сильнее его одолевали сомнения, а в голове настойчиво билась мысль: так не может продолжаться, надо что-то менять. Но даже так, зная, в какую ловушку они загнали своей мировой известностью собственные отношения, Рема не понимал. Почему? Какого черта Атобе заботится обо всех, кроме него? Это было больно, смотреть каждый раз, как Кейго улыбается другим, а не ему, целует хрупкие женские руки, готовые вцепиться в него мертвой хваткой, как разговаривает, танцует, поддерживает под локоток, а с ним держится подчеркнуто равнодушно, холодно, так… официально. Раньше Эчизену казалось, что все это ради них, Кейго перетягивает все внимание на себя и тем самым старается удержать в тайне их отношения, избегая малейшей возможности огласки. Пока не понял, что тот получает от всей этой игры истинное удовольствие. И была ли игра? Рема уже не знал. Ему хотелось верить, что все эти снисходительно-соблазняющие улыбки — всего лишь стена, изящная, гибкая и удивительно прочная, защищающая их от остального мира. Но иногда… иногда Атобе вел себя настолько блядски, на его же глазах заигрывая с размалеванными дурами, что Эчизену становилось противно и гадко на душе. Если игра была, то Кейго определенно заигрался, вжившись в роль богатого закоренелого холостяка, напрочь позабывшего о том, что вообще-то давно уже несвободен. «Ничего не было», — отголосками донеслась до него недавняя фраза, и все внутри сдавило железной хваткой. Атобе сказал это так легко и непринужденно, словно все остальное, что было — пустяки, не стоящего должного внимания. А Рема так не считал. И глубоко в душе, каждый раз приезжая и отправляясь с Кейго на очередной прием, вынужденный молча наблюдать за действиями любовника, он боялся: что еще изменилось, пока его не было рядом? что теперь для Атобе ничего не значащий пустяк? Случайный поцелуй? Или ни к чему не обязывающий секс на стороне? Если все происходит без любви, по желанию тела, то это — пустяк? — Рема?.. Эй, Рема! Юноша вздрогнул и медленно перевел взгляд на Атобе. Тот смотрел на него, хмурясь, рядом стоял официант с безэмоциональным выражением лица и молча расставлял перед ними заказанные блюда. Рема хотел было спросить, что случилось, но горло сжал предательский спазм, и он не смог выдавить и звука и вместо этого вопросительно вскинул бровь. Тихо пожелав приятного аппетита и хорошего времяпровождения, официант удалился, а Кейго по-прежнему не сводил с юноши внимательного взгляда. — Ты побледнел, — наконец, произнес он. — Хорошо себя чувствуешь? Или еще не пришел в себя после долгого перелета? Легко пробежав язычком по пересохшим губам и чувствуя, что страх медленно отпускает, Эчизен неуверенно кивнул. — Да. Ты прав. — Хм, — Атобе нахмурился. — В следующий раз скажу Эмили, чтобы заказывала столик на следующий день после твоего прилета, а не в тот же. — Эмили? — Разумеется, а на что мне секретарь? То, что она ушла в декретный отпуск, еще ничего не значит. — А как же твой… — Рема непонимающе нахмурился. Кейго тяжело вздохнул. — Временный, Рема. Почувствуешь ты уже разницу или нет? Он неплохо справляется с некоторыми бумагами и корректировкой моего расписания, но не доверю же я ему действительно что-то важное, в самом деле, а-а? Я не знаю, что между вами случилось, но неужели это что-то смогло выбить тебя из колеи? Тебя? — Атобе скептически изогнул бровь. — Не верю. И забудь уже этот несчастный инцидент, иначе я подумаю, что ты в самом деле мне не доверяешь, — темно-голубые глаза лукаво прищурились, а по губам пробежала знакомая усмешка. — Или мне стоит лично позаботиться об этом и выбить из твоей головы все глупые мысли? В таком случае, я всегда к твоим услугам, ты ведь знаешь. Эчизен не удержался и тихо фыркнул, закатив глаза. Небрежный тон подействовал на него странно успокаивающе. Может, действительно зря он себя накручивает? Недели, перетекавшие в месяцы отсутствия, кажется, сделали свое дело, превратив его в ревнующего параноика, и теперь каждый раз приходилось подавлять настойчивое желание спрятать Атобе ото всех, от чужих липких взглядов, масляных, раздевающих, и шаловливых рук, вздумавших тянуться к его добру. Никогда еще Рема не чувствовал себя таким собственником, готовым ревностно оберегать то, что принадлежит ему. И это что-то не имело никакого отношения к теннису. А стоило им пару часов спустя оказаться дома, в тылу надежных стен, за закрытыми дверьми собственной спальни, как все возможные маски слетели прочь, оголяя вспыхнувшую с первых касаний страсть, ничуть не остывавшую с годами. Они могли сколь угодно холодно вести себя друг с другом на публике, играя чужих, обманывая других и порой самих себя же, едва не теряя тонкую грань между охраняемой тайной и суровой реальностью. Но все это странным образом забывалось, оставалось там, в другой жизни, за толстыми белокаменными стенами, едва они оказывались дома, вдали от случайных взглядов и шепотков. И иногда Реме хотелось не выходить из дома вовсе.