* * *
С трудом перебарывая глухое раздражение, Эчизен ослабил идеальный узел осточертевшего галстука, проклиная самый ненавистный предмет гардероба. Он до сих пор умудрялся мастерски удерживать на лице обыденное скучающе-отстраненное выражение, разве что в кошачьих глазах то и дело вспыхивали золотистые искорки неудовольствия. Но стоило только встретиться взглядом с Атобе, как и они нехотя пропадали, растаивая на глубине глаз вместе с другими эмоциями. До поры до времени. — Эчизен, — Ошитари тихонько кашлянул, маскируя невольно сорвавшуюся усмешку, — ты не пробовал быть… более приветливым? В конце концов, подобные вечера для тебя уже не в новинку. Юноша смерил его мрачным взглядом, посмотрел снова в зал и, поднеся бокал к губам, сделал маленький глоток белого вина. — Нет, — лаконично отозвался он, про себя отмечая, что вино потеплело и уже не такое приятно освежающее на вкус. Он поставил почти полный бокал на поднос мимо проходившему официанту, бросил короткий взгляд в сторону ломившихся от закусок столов и вздохнул. На подобных вечерах никогда не предлагали виноградную Понту, а стоило бы. Ошитари весело хмыкнул. — Тогда позволь спросить. Что, в таком случае, ты здесь делаешь? С таким недружелюбным выражением лица новых спонсоров не найдешь, — сказав это, мужчина усмехнулся, покачал головой и привычным жестом поправил на переносице очки. — Впрочем, прошу прощения, я не совсем удачно выразился. Насколько мне известно, они тебя и так с руками и ногами готовы оторвать, да вот только ты в них не особо нуждаешься. Не так ли? Эчизен проигнорировал половину из сказанного, продолжая блуждать безразличным взглядом по залу. — Ты и сам прекрасно знаешь, что я здесь делаю, — недовольно, на грани слышимости произнес он почти одними губами. Взгляд его лениво блуждал по залу, не останавливаясь ни на ком и ни на чем, но, вдруг зацепившись в толпе за знакомую светловолосую макушку, споткнулся, стал острее. На лбу пролегла едва заметная хмурая морщинка, но, словно опомнившись, мгновенно разгладилась, а взгляд кошачьих глаз облицевало холодное безразличие, скрыв за плотной коркой льда все эмоции. Нельзя. Недопустимо. Слишком опасно. Они не могут выдать себя ни случайным жестом, ни лишним, украдкой брошенным взглядом. Только не тогда, когда вокруг чересчур много любопытных, пронырливых глаз. Лениво покручивая в руке бокал, Ошитари проследил за направлением взгляда теннисиста и, не сдержавшись, хмыкнул. Атобе, как всегда, был на высоте. Этим вечером на все рабочие вопросы, деловые разногласия, нерешенности и обсуждения взаимовыгодных сделок было наложено негласное табу, и кругом царила обманчиво непринужденная, довольно веселая атмосфера, заполненная светскими беседами и развлечениями. Изящно-небрежно играя бокалом с шампанским, Атобе вел очередную беседу, стоя в окружении светских львиц и их высокопоставленных мужей. Такой красивый, успешный и возмутительно молодой, он интриговал, сбивал со спокойного ритма женские сердца, приковывал к себе восхищенные взгляды и умело пользовался своим влиянием, виртуозно дергая за нужные ниточки. В такие моменты Ошитари казалось, что он видел бывшего капитана насквозь. Эчизену не казалось, он точно знал, что скрывается за всеми этими обольстительными, просчитанными до мелочей фальшивыми улыбками, всегда бьющими точно в цель. Но это не мешало ему тихо беситься при виде стелящихся перед блондином готовых на все разукрашенных, разодетых, разбалованных шлюх, носивших на безымянном пальце обручальные кольца. Он практически читал все их мысли на подтянутых, припудренных лицах и подернутых дымкой взглядах. И только тихо скрежетал зубами, с силой впиваясь пальцами в предплечье, останавливая себя от необдуманных действий. Нельзя. Он не имеет права. Здесь совершенно другой мир, с другими правилами. Ошитари задумчиво покрутил бокал еще немного и, допив вино, отставил его на поднос проходившему официанту. — На улице еще довольно прохладно, — неожиданно произнес он, сменив тему. — Но если тебе жарко, то на втором этаже я, кажется, видел выход на террасу. Думаю, немного свежего воздуха тебе глотнуть не помешает. А то что-то ты бледный. Теперь Эчизен перевел взгляд на своего собеседника и, осмыслив услышанное, благодарно кивнул. В зале было действительно душно, и то ли всему виной количество гостей, то ли открывавшийся вид на откровенно флиртующего Атобе делал пребывание в четырех стенах просто невыносимым. — Составить тебе компанию? — вежливо поинтересовался Ошитари. — Обойдусь. Юноша быстро скрылся в толпе, ловко лавируя между людьми и исчезая за многочисленными спинами, а первый советник только закатил глаза. Взяв у проходившего мимо официанта следующий бокал с вином, он выловил из круговерти гостей Атобе и, дождавшись, когда они встретятся взглядами, нарочито небрежно отсалютовал ему. Долю секунды спустя блондин ответил тем же, но даже на расстоянии Ошитари видел, как темно-голубые глаза быстро просканировали пространство рядом с ним и едва уловимо подозрительно прищурились, не найдя поблизости статного брюнета. «А так-то, — мысленно усмехнулся Юуши. — Эчизен уже давно не ребенок, чтобы держать его подле себя и глаз с него не спускать. Да и я в няньки не устраивался». Он отпил немного вина и на вопросительно приподнятую бровь Атобе только покачал едва заметно головой, про себя думая: «Да и не место ему в этой клетке. У него свое поле битвы, и незачем ему вливаться в общество здешних гадюк. И ты ведь это тоже прекрасно понимаешь, а, Атобе?» Поежившись, Эчизен посильнее обхватил себя руками, пытаясь сохранить тепло, и выдохнул маленькое облачко пара. Прошлым вечером в Лондоне выпал снег и к утру уже успел растаять, но здесь, в загородном поместье, он все еще лежал, нетронутый, белоснежным покрывалом застелив разбитый перед домом сад. Под ясным ночным небом, в теплом свете декоративных фонарей он искрился, сияя подобно звездам на небосводе, и заслуживал куда больше внимания, нежели собравшиеся в бальном зале сливки английского общества. Рема запрокинул голову назад, устремив взгляд на темно-синее, почти черное небо. С несколько секунд он смотрел вверх, наблюдая за россыпью бриллиантовых звезд, раскинувшихся где-то там, далеко, за миллионы световых лет, слишком далеко от Земли и друг от друга. Он смотрел на них, и по губам его вдруг скользнула мрачная усмешка. Кажется, у них довольно много общего. То же холодное одиночество, та же безысходная привязанность… Резко подул ветер, пробираясь под мягкий кашемировый кардиган, и Рема клацнул зубами, задрожав и невольно съежившись. Возможно, не стоило выходить на открытую террасу в этот холодный апрельский вечер, но оставаться и дальше среди гостей у него не было никакого желания. Он устал. Устал от деланно вежливых, чуть снисходительных, идеально сыгранных улыбок. От звучавшего кругом безупречного британского английского, на фоне которого его нью-йоркский акцент выделялся слишком сильно и просто резал слух. Устал постоянно ощущать этот неприятный осадок, горечью осевший на языке и скрутивший низ живота тревожной, напряженной спиралью. Он задыхался от неожиданно сильного чувства одиночества и витавшего в воздухе безжалостного напоминания, что ему здесь не место. Не в окружении хрустальных люстр, дорогого фарфора, антикварной мебели и не в приталенном, тесном костюме с галстуком он должен быть. Это совершенно не его стихия. Бесцельно смотря на небо, не думая ни о чем, Рема не услышал тихих шагов за своей спиной. Мерный стук каблуков перекрыл приглушенный свист холодного ветра, и юноша вздрогнул от неожиданности, когда на его плечи вдруг опустилась кожаная куртка. Его собственная. — Я смотрю, ты всерьез решил слечь с температурой на ближайшую неделю, — раздался за спиной недовольный голос. — Или надеешься отогреться на южном побережье Франции? А-а? Хмыкнув, юноша скользнул руками в рукава, застегнул наглухо молнию и спрятал порядком замерзшие пальцы в теплые карманы. — Что ты здесь делаешь? — не оборачиваясь, без особого интереса спросил он. — Захотелось немного подышать. — М-м-м, — неопределенно промычал теннисист. — И как долго ты собрался здесь стоять? Пока совсем не замерзнешь? — требовательно спросил Атобе. — Учти, я не собираюсь быть твоей сиделкой. Эчизен закатил глаза. — А кто сказал, что я бы попросил об этом тебя? И не нужна мне сиделка. И я не заболею. — Ой ли? — со смешком переспросил блондин. — Не ты ли последние десять минут стоял и дрожал, как осиновый лист на ветру, а? Полуобернувшись к нему, юноша насмешливо вскинул бровь. — А все эти десять минут ты стоял и подглядывал за мной? Сталкер. Атобе поморщился. — Даже не думай оскорблять меня подобным плебейским прозвищем. — Как скажешь. Обезьяний король, — широко ухмыльнулся Рема. — Перестань, — закатил тот глаза. — Разумеется, как твой главный спонсор, я обязан следить за состоянием твоего здоровья и позаботиться обо всем на случай непредвиденных обстоятельств. Иначе что за репутация будет у Atobe Corp.? На лицо Эчизена набежала тень. Отвернувшись, юноша оперся на ледяные перила и вновь поднял взгляд на небо. В воцарившейся тишине Атобе нетерпеливо, с нотками неудовольствия спросил: — Что? — Надолго мы здесь? — сменив тему, сухо спросил брюнет. От приподнятого настроения не осталось и следа. Кейго в ответ насмешливо вскинул брови. — Ненадолго тебя хватило, а-а? Не прошло и двух часов, как мы приехали, а ты уже жалуешься. Вновь полуобернувшись, Рема метнул в него сердитый взгляд. — Всю последнюю неделю ты таскаешь меня за собой, — снизив тон, раздраженно произнес он, — как какую-то комнатную собачонку. Всю чертову неделю, Кейго! Можно подумать, я прилетел сюда выставляться напоказ и играть на публику, а не скрываться от нее. Лучше бы остался в Нью-Йорке, — отвернувшись, буркнул он себе под нос. — Хм, — блондин с интересом окинул его взглядом с головы до ног, неожиданно ухмыльнулся и, потрепав теннисиста по волосам, умиленно провозгласил: — Моя маленькая чихуахуа. — Чт… — Эчизен поперхнулся воздухом. Не глядя отбив руку блондина, он повернулся к нему лицом, гневно сощурился и процедил: — Свежий воздух слишком сильно ударил тебе в голову и отбил последние мозги, — по его губам скользнула знакомая издевательски-насмешливая улыбка. — Кому-то пора возвращаться обратно в зал, пока еще есть силы передвигаться на своих двоих и без тросточки, а? — Еще нет. Золотистые глаза мрачно блеснули. — Свали. — И не подумаю. — Тебя там, кажется, уже заждались. — Например? — вскинул бровь Атобе. Рема поморщился. — Все эти дамочки, что готовы есть прямо с твоих рук. Так что сделай гостям одолжение, иди и покорми их, пока они там в обморок не попадали и не испугали всех своим видом в бессознательном состоянии. — Хо-о? — блондин самодовольно ухмыльнулся и тягуче протянул, будто смакуя: — Что я вижу. Неужели кто-то ревнует? — Иди к черту. — Точно ревнует. — Мечтай дальше. Ты, как всегда, слишком высокого о себе мнения, — Эчизен фыркнул, закатив глаза. — Просто до небес. — А ты до сих пор не умеешь складно врать, даже самому себе, — хмыкнул Атобе и, будто бы невзначай, отвел в сторону спавшую на оливковые глаза прядь темных волос. — Пошли в дом. Я замерз. Юноша пожал плечами. — Иди, я тебя не держу. — Ты пойдешь со мной. — Не хочу. — Рема, — настойчиво повторил Атобе. Тот помрачнел и отвернулся. — Отстань от меня. Тяжело вздохнув, блондин встал рядом с теннисистом и облокотился о холодные перила, еще недавно припорошенные снегом. С несколько секунд он молчал, а потом, понизив голос, серьезно произнес: — Не будь ребенком. Тебе двадцать два, а не двенадцать. У тебя, как и у меня, есть свои обязательства и обязанности, которые ты должен выполнять, хочешь ты того или нет. Твоя работа не ограничивается линиями корта и турнирными таблицами, — Атобе усмехнулся и, подперев щеку рукой, искоса посмотрел на брюнета. — Впрочем, нет. Совсем нет. Ты же воспринимаешь теннис совсем иначе, как и все с ним связанное, а-а? Все это для тебя святое. Тогда считай, что твоя работа как раз таки и начинается здесь, за пределами корта, — он насмешливо вскинул бровь. — Или тебе напомнить, за что я плачу тебе огромные деньги? Эчизен промолчал и посмотрел на блондина внимательно, изучающе. — Избавь меня от своей очередной скучной лекции, — наконец, произнес он спокойно и, развернувшись, уходя, бросил через плечо: — Я замерз. А ты остаешься здесь? Или пойдешь спасать бедных дам от голодного обморока? — услышав довольный хмык и приглушенный стук каблуков, Рема не стал дожидаться, когда его нагонят, и направился к выходу с террасы. На лбу его пролегла обеспокоенная морщинка, а взгляд золотистых глаз потяжелел, и на дне их заплескалось едва уловимое беспокойство, сдобренное долей глухого раздражения. В последнее время ему совсем не нравились подобные разговоры, периодически возникавшие между ним и Атобе, равно как и вся ситуация в целом. Было что-то неправильное в том, что в их с Кейго отношения тонкой, стальной нитью вплетались деньги. Большие деньги. А порой, в минуты ссоры и препаршивого настроения, они и вовсе казались единственным прочным звеном, связывавшим их сквозь время и расстояние. Рема чуть мотнул головой, стряхивая прочь мрачные назойливые мысли. Слишком запутанной и сложной становилась цепочка их отношений. Слишком не нравился ему довесок в виде трех листов договора, однажды обернувшийся вокруг шеи жесткой веревкой и постепенно затягивающийся все туже. Слишком формальными и сухими были расписанные по пунктам условия, и тем сильнее казались невидимые границы, безжалостно разводившие их по разные стороны, отрезая друг от друга, уводя каждого в свой собственный мир. Там, в душном зале богато украшенного особняка, стоя в окружении благовоспитанных английских леди и серьезных лордов, несмотря на вовремя обеспокоившегося Лиама и успевшего ввести его в здешнее общество, Эчизен по-прежнему чувствовал себя среди них чужим. Чужим, но не беспомощным. Он мог, стиснув зубы, улыбаться и прятать холодный взгляд за невозмутимо-вежливым выражением. Ускользать из-под шпилек или правильно реагировать на них, ни пятнышка не бросив на свою безупречно чистую репутацию. Играть свою роль подобно актеру, сменившему естественные декорации на другие, блестящие и искусственные. Но он не мог оставаться равнодушным, почти физически ощущая развернувшуюся между ним и «элитой» пропасть. Впрочем, на элиту ему было плевать. Вот только Атобе был одним из них. Словно мостик, соединявший два противоположных берега, но стоявший не на его, Реме, стороне и даже не посередине. А где-то там, в окружении себе подобных. И каждый раз он бежал не от людей и их отшлифованной любезности, но от темной, холодной бездны, что грозилась стать еще шире, еще глубже. И сколько бы юноша ни прогонял от себя назойливую мысль, не обманывался, но неприятное, липкое ощущение так и билось где-то на периферии сознания, тихо шепча, что так дело не пойдет, будет только хуже, и пропасть между ними станет совсем непреодолимой. Не заметив, как замедлил шаг, полностью углубившись в раздумья, Эчизен не понимал. Ради чего вся эта внутренняя борьба? Когда он стал настолько зависимым от этого самовлюбленного, самонадеянного, эгоистичного блондина? Почему готов стерпеть все, что возникнет на его пути, и раз за разом натыкаться на одни и те же преграды? Ради чего? Неужели это и зовется любовью? Наблюдая в профиль за выражением лица теннисиста, за его мрачно сведенными вместе бровями и тяжелым взглядом кошачьих глаз, Атобе не догадывался, что послужило тому причиной, и только стиснул пальцы в кулак, сдерживая порыв. Он не мог позволить себе прикоснуться к юноше, ласково провести по волосам, притянуть к себе, давая тому ненадолго расслабиться и набраться сил. Не здесь. Они не могли позволить себе большего, нежели небрежные, издевательски-шутливые жесты. Впрочем, Эчизен был лишен и этого, а Атобе просто делал все, что хотел. Или почти все. Даже он понимал, по какому тонкому льду они ходят, что можно делать в окружающем их привилегированном обществе, а что нет, не привлекая к себе излишне пристального внимания, сохраняя репутацию обоих девственно чистой, а отношения – деловыми, в меру дружественными. Ни больше, ни меньше, и не столько ради него и Atobe Corp., сколько на благо самого Эчизена, слишком не искушенного и честного для мира, в котором ежедневно крутился он, Атобе. Они прошли вдоль пустой, полутемной, освещенной приглушенным светом, галерее, не встретив на своем пути ни слуг, ни гостей. Атобе вернулся обратно в зал, а Рема задержался немного, чтобы не привлекать лишнего внимания их совместным возвращением. Отдав куртку дворецкому, он заглянул ненадолго в туалет, вымыл руки, поправил на всякий случай одежду — некоторые наставления Атобе довольно прочно засели в мозгу, превратившись в набор рефлекторных действий, — и только потом, словно обновившись и зарядившись свежими силами, вернулся в бальный зал. И где его тут же перехватили, не успел он сделать от дверей и пару шагов. — Рема, вот ты где! — ему на плечо опустилась тяжелая рука, несильно сжимая, останавливая, и Эчизен неспешно обернулся, невольно расслабляясь при виде знакомого лица. — Роберт, — вежливо наклонив голову, поздоровался он. Пожилой мужчина довольно ухмыльнулся и хлопнул его по плечу. — Молодец, запомнил. Давай и впредь без всех этих мистеров, сэров и прочей чепухи, все-таки не чужие друг другу люди. Соседи, как минимум! Рема слегка приподнял уголки губ. — А как максимум? — поинтересовался он. — Дерзкий мальчишка, — наигранно проворчал тот и, усмехнувшись в седые отпущенные усы, вполне серьезно произнес: — Мы с Лиамом были давними и очень хорошими друзьями. Смею надеяться, что ты не обидишь старика и примешь мое предложение о дружбе. Ты мне нравишься, как нравился и Лиаму, и дело не только в твоем спортивном таланте. Эчизен невольно улыбнулся и покачал отрицательно головой. — Не обижу. — Вот и славно! — одобрительно кивнул Роберт и, достав из кармана жилетки карманные часы, откинув крышку, взглянул на циферблат. — Кажется, совсем скоро позовут к столу. Не составишь мне компанию за ужином? Я бы с удовольствием послушал, как продвигаются твои успехи и ждать ли тебя в этом году на Уимблдоне, — но, посмотрев на юношу, мужчина заинтересованно вскинул бровь. — Или ты сидишь рядом с Атобе? Но Рема вновь покачал головой, едва удержавшись оттого, чтобы не броситься искать взглядом блондина. — Нет, я… — он замолчал, почувствовав вибрацию в кармане брюк, достал телефон, мельком бросил взгляд на дисплей и, нахмурившись, извинился: — Прошу прощения. Я сейчас вернусь. — Да-да, конечно, — закивал мужчина, слегка сощурив чуть поблекшие с возрастом глаза и с интересом смотря на повзрослевшего мальчишку. — Я подожду тебя здесь. Рема отошел недалеко, не исчезая из виду совсем, но и достаточно, чтобы избежать ненужных ушей. Но разговор оказался коротким. Не прошло и трех минут, как юноша вернулся к Роберту. — Все в порядке? — внимательно смотря на теннисиста, спросил тот. — Да, в полном, — чуть поспешно, немного резко ответил брюнет и, опомнившись, куда более вежливо произнес: — Не стоит беспокоиться. Пойдемте ужинать? Мужчина кивнул, не сводя с японца понимающего взгляда. От него не укрылась легкая морщинка, пролегшая между темных бровей, и тяжелый осадок на дне золотистых глаз, придавший чистому взгляду мрачный налет. Определенно что-то произошло, но юноша в считанные секунды вернул и лицу, и глазам невозмутимо-вежливое выражение, продолжая держать маску. «Это общество тебя испортит, мальчик», — с некоторой долей сожаления подумал Роберт и сжал губы в тонкую линию, не позволяя тяжелому вздоху предательски сорваться с них. «Хотя, может быть, ты еще удивишь меня и нас всех?» Было уже незадолго до полуночи, когда в свете уличных декоративных фонарей тихо и незаметно начал падать снег, ложась невесомым покрывалом на припорошенную недавним снегопадом землю и расчищенную подъездную дорожку. Подперев щеку рукой и чуть запрокинув голову назад, Эчизен смотрел сквозь тонированное стекло на едва уловимые, искрящиеся в теплом свете фонарей белоснежные хлопья. В салоне лимузина было тепло, и царила умиротворенная тишина, нарушаемая лишь мерным постукиванием пальцев по рулю. Скосив взгляд на темноволосый затылок Джозефа, Рема понимающе хмыкнул. Они уже около четверти часа стояли у парадного входа особняка, не двигаясь с места, и ждали, когда Его Величество Атобе соизволит распрощаться со всеми гостями и хозяевами особняка и спустится по ступенькам вниз, прямо к задней дверце подогнанного автомобиля. Джозеф, в очередной раз метнув взгляд в сторону зеркала заднего вида, наконец, поднялся со своего водительского места, напоследок с облегчением хлопнув по рулю, и поспешил обогнуть лимузин, чтобы вовремя открыть дверцу блондину. В нагретый салон тут же хлынул поток холодного воздуха вместе с хлопьями снега, и Эчизен вздрогнул, клацнув зубами и невольно вжавшись в кожаную обивку. Краем уха в застывшей тишине он уловил четкий стук каблуков, с каждым шагом становившийся все громче, и несколькими секундами позднее Атобе сел в лимузин, принеся с собой морозную свежесть апрельской ночи, в посеребренном на плечах снегом пальто. — Едем домой, Джозеф, — устало произнес блондин, стоило водителю вернуться на свое место и, заведя двигатель, плавно вывернуть на подъездную дорожку. Когда лимузин миновал главные ворота, выезжая за частную территорию в сторону шоссе, Атобе опустил перегородку, отделявшую салон от водителя, снял пальто, расстегнул пуговицы на белом пиджаке, контрастировавшем с блестяще-черной рубашкой под ним, и перевел взгляд на тихо сидевшего рядом Эчизена. Тот, подпирая щеку рукой, смотрел за окно на проносившийся мимо сельский пейзаж, совершенно невидимый в ночной темноте. Его кожаная куртка была снята и небрежно отброшена в сторону, и, хищно сощурившись, Атобе медленно обласкал взглядом статную фигуру, облаченную в узкие брюки, дорогую рубашку и приталенный кардиган. Столь не частый и непривычный, невероятно соблазнительный вид особенно радовал глаз. Хотелось… Атобе протянул руку, прикасаясь костяшками пальцев к холодной щеке, очерчивая высокие скулы и заставляя юношу повернуть голову в свою сторону. По нему мазнули безразличным взглядом оливковых глаз и уже почти отвернулись, но, соскользнув чуть ниже и обхватив пальцами упрямый подбородок, блондин притянул юношу к себе, встречаясь на полпути губами в изголодавшемся поцелуе. Несколько мгновений спустя Эчизен отстранился, открыл глаза и вдруг нахмурился. — От тебя пахнет. Атобе изумленно вскинул бровь, а юноша, освободившись от ослабевшей хватки, вновь отвернулся к окну, скрестив руки на груди и уставившись за стекло. И Кейго почти физически ощутил, как вокруг теннисиста сгущается тяжелая, мрачная атмосфера. Он тихо фыркнул. — С каких пор тебя вдруг не устраивает мой парфюм? Хотя ты, кажется, сегодня всем вокруг себя недоволен. Настали критические дни? Хочешь, я тебя утешу? Я знаю много способов, как… — От тебя пахнет другими женщинами, глупый ты Обезьяний король, — устало и несколько раздраженно оборвал его Рема, даже не соизволив посмотреть на него. — Даже не думай приближаться ко мне, когда от тебя так несет. Атобе удивленно моргнул, не обратив ровным счетом никакого внимания на прохладный, резавший слух безразличный тон. Он внимательно посмотрел на любовника, на обманчиво расслабленную, закрытую позу, и коротко усмехнулся, ехидно прищурившись. «Вот, значит, как», — удовлетворенно подумал про себя Кейго, и скользнувшая по губам усмешка сменилась самодовольной ухмылкой. — Хо-о… Рема?.. — понизив тон до низкой соблазнительной хрипотцы, томно промурлыкал блондин, не сводя с теннисиста довольного прищуренного взгляда. Тот никак не отреагировал, хотя Атобе мог поклясться, что по напряженной спине юноши вихрем пробежали мурашки, взбудораженные его прекрасным голосом. Хмыкнув, Кейго одним слитным движением подался вперед и подцепил прохладную ленту шелкового галстука, резво намотав ее на кулак, силой притягивая юношу к себе. Застигнутый врасплох, Эчизен зашипел, ослабленный узел удавкой обернулся вокруг шеи, причиняя тупую боль. Резко обернувшись, Рема начал заваливаться на бок и машинально выставил руку вперед, тут же упершись ею в грудь Атобе. А блондин лишь притянул его еще ближе, удерживая за галстук и не позволяя отстраниться. Эчизен поднял сердитый взгляд, и, встретившись с яростно полыхающими золотистыми глазами, Кейго прошептал: — Твоя ревность просто очаровательна. Юноша зло прищурился, но снова ему в нос ударил приторный, слишком приторный аромат из целой смеси цветов и масел, и он резко отвернулся, неприязненно поморщившись. — Меня сейчас стошнит. — Не утрируй, — с довольным смешком отозвался блондин и, ухмыльнувшись, добавил: — Не знай я подтекст, сейчас бы сильно обиделся, и тебе бы пришлось разгребать последствия. — Ты действительно не чувствуешь? — Эчизен недоверчиво посмотрел на Атобе, уточнив: — Этого тошнотворного запаха? Но тот лишь усмехнулся и покачал головой, свободной рукой ласково потрепав юношу по волосам. — Сейчас я чувствую совершенно другое, — наклонившись, прошептал он, почти соприкасаясь с теннисистом губами. — Как насчет того, чтобы мы сменили плоскость нашей деятельности? До Лондона ехать еще как минимум час, а ни ты, ни я не устали достаточно, чтобы… — Атобе, прекрати! — Рема отцепил от своего галстука шаловливые пальцы блондина, а затем и вовсе стянул с себя ненавистную удавку, отбросив куда-то на пол. — Я серьезно тебе говорю. Я не собираюсь заниматься с тобой сексом, пока от тебя так… так… — он вдруг начал глотать воздух и секунду спустя громко чихнул. — Так воняет, — шмыгнув носом, закончил он и на всякий случай пересел на другое сиденье, подальше от любовника. Заметив его всерьез обиженный взгляд, Рема закатил глаза. — Потерпишь до дома. Или удовлетворяй себя сам. Я к тебе и на метр не приближусь. Что-то в блеснувших темно-голубых глазах Эчизену не понравилось. Как не понравилась и расползшаяся по губам бывшего хетейца самодовольная, предвкушающая ухмылка. — Ты уверен? — с предательски соблазнительной хрипотцой бархатным голосом поинтересовался Атобе, а руки его тем временем медленно скользнули по груди вдоль пуговиц на рубашке, развели в стороны полы белоснежного пиджака и взялись за тяжелую пряжку, начав неспешно вытягивать из шлеек кожаный ремень. Эчизен мученически застонал, стиснув зубы, и, подхватив первое, что под руку подвернулось, швырнул в блондина свою куртку. — Закройся! Та упала ровно на светловолосую голову, приглушив сорвавшийся с губ Атобе веселый смех. А Рема отвернулся от него, полуобернувшись спиной, и, пока Атобе не заметил, устремил обратно на сельский пейзаж потяжелевший взгляд.* * *
— Я улетаю завтра. Атобе приподнялся на локте и посмотрел на свернувшегося под боком брюнета. Подтянув на голые плечи одеяло, тот лежал с закрытыми глазами и выглядел совершенно спокойным, почти расслабленным. Или это сказалась растекшаяся по всему его телу ленивая истома, настолько отбившая желание двигаться, что даже освежающий душ был отложен до утра. — И ты говоришь об этом только сейчас? — хмыкнул блондин и отвел в сторону спавшие на лоб темные прядки. Рема медленно поднял веки. — Ясно, — и столько всего было в этом коротком выдохе, что юноша вновь закрыл глаза, сильнее завернувшись в теплое одеяло, словно отгораживаясь от прозвучавшей в голосе скрытой усталости, от давно брошенных тщетных попыток что-либо изменить. — Тогда, надеюсь, ты уже отдохнул, — вдруг усмехнулся Кейго, и Эчизен нехотя разлепил веки снова. — Когда ты прилетаешь в следующий раз? Встретившись с внимательным взглядом темно-голубых глаз, юноша немного помолчал, прежде чем тихо ответить: — На Уимблдон. — Что ж, — Атобе шумно вздохнул, ухмыльнулся криво и начал стягивать со стройного обнаженного тела никому не нужное одеяло. — Значит, впереди у нас долгая ночь…* * *
Вылет был назначен на два часа дня. Эчизен уже сидел на борту частного самолета, периодически поглядывая на часы. Оставалось еще чуть больше десяти минут, до того как они поднимутся в воздух, а через час он уже будет на территории Франции, поджидаемый Даррелом. Подобные рейсы не сравнятся с многочасовыми перелетами через Атлантику, невозможно было даже нормально поспать — слишком мало времени. Атобе его не провожал, разве что поцеловал на прощание, перед тем как уехать в банк, и пожелал отличной игры. Ничего нового, все по-прежнему. Наконец, пилоты получили разрешение от диспетчера на взлет, и в динамиках прозвучал бодрый, чуть насмешливый голос Мэтью: — Единственный пассажир нашего великолепного борта, будьте добры, пристегните ремни. Мы наконец-то взлетаем и летим к южным берегам Франции! Подальше от этой странной погоды и внезапных снегопадов. Рема фыркнул, закатив глаза, но пристегнулся. Ей-богу, ничего не изменилось. Смотря в иллюминатор на постепенно отдаляющиеся крыши зданий, он почувствовал, как в низу живота медленно скручивается странное ощущение глухой тоски и нетерпеливого предвкушения, приводя все его нутро в тревожное смятение. Неделя каникул в Лондоне в очередной раз оставалась позади.* * *
Атобе перекрутил ручку между пальцами, задумчиво смотря на лежавший перед ним отчет. Мысли его блуждали за пределами президентского кабинета, равно как и банка, и он вновь перекрутил между пальцами ручку, не замечая, что последние десять минут только этим и занимается, не сводя взгляда с все того же отчета. В поле зрения попали стоявшие на краю стола часы. — …е. …бе!.. Половина третьего. Этот безответственный мальчишка уже был на полпути к своей очередной цели. Он хоть соизволит позвонить сегодня или в ближайшие дни? Сомнительно. — Атобе! Блондин вздрогнул, очнувшись от собственных мыслей. Голос Ошитари достиг его словно сквозь вакуум. Ручка слетела на стол, не запачкав чернилами бумаги, и, проследив за ней взглядом, Атобе посмотрел на стоявшего перед ним Юуши. — О, — снисходительно хмыкнул тот, выразительно изогнув бровь, — ты снова с нами? — Отстань. — Я бы и рад, но не могу, — Ошитари взглядом указал на лежавшую перед блондином папку. — Можешь просто подписать и предаваться дальше своим явно более интересным, нежели скучные банковские дела, мечтам. Я уже проверил и перепроверил все. Дважды. Мысленно отругав себя за рассеянность и прокляв мелкого засранца, несомненного виновника во всех своих неприятностях, Атобе подхватил откатившуюся ручку, выпрямился в кресле, и взгляд его, мгновение назад подернутый задумчивой дымкой, стал острым. — Я посмотрю. Ошитари наигранно вздохнул, даже не рассчитывая на иной ответ. — Как пожелаешь. Он отошел к дивану и удобно устроился с чашкой уже остывшего кофе, приготовившись ждать, пока начальник изучит представленный отчет. Не стоило и надеяться, что тот подпишет что-либо, не читая, кто бы ни проверил документы до него. В кабинете воцарилась спокойная тишина, нарушаемая лишь уютным постукиванием маятника напольных часов. Из-под полуопущенных ресниц, сквозь фальшивые стекла очков, Ошитари с пару минут наблюдал за предельно сосредоточенным Атобе. Вынырнув из собственных мыслей, тот вернулся к работе, сконцентрировавшись на ней вновь как ни в чем не бывало. Юуши можно было даже и не спрашивать, в чем причина такого отсутствующего настроения. Оно наступало — нечасто, периодически, — когда белокаменный особняк в Белгравии в очередной раз накрывала глухая, полная одиночества, тишина. Впрочем, и проходило оно достаточно быстро, стоило Атобе с головой окунуться в работу.* * *
Натянув бейсболку, застегнув наглухо куртку и перекинув спортивную сумку через плечо, Эчизен оглядел мимолетом салон, проверяя, не оставил ли чего, и направился к выходу. Он уже ступил на белоснежный трап, когда из динамиков ему вслед раздался громкий веселый голос Мэтью: — Отличной охоты, босс! Мы как всегда будем держать за вас кулаки. А как понадобимся, вы только свистните! И мы вас быстренько подберем. Рема тихо фыркнул. Спустившись вниз, он, не оглядываясь, помахал на прощанье рукой, точно зная, что парни из кабины пилота его увидят. Слишком остро чувствовались спиной и затылком их провожающие взгляды. Впрочем, прощались они ненадолго. Оказавшись по эту сторону Ла-Манша, Эчизен глубоко вдохнул насыщенный озоном воздух и запрокинул голову назад, скептически посмотрев на свинцово-серое небо, плотным полотном накрывшее, казалось, весь Париж. «Не снег, так дождь», — тихо вздохнул он и огляделся. Невдалеке, на положенном расстоянии от частной взлетно-посадочной полосы, стояла единственная машина, неприметная, явно взятая напрокат его практичным менеджером. Машинально поправив сумку на плече, юноша не спеша направился в ее сторону. — Ползешь, как черепаха, — тут же пришпилил его сидевший на месте водителя парень, стоило Эчизену забраться на заднее сиденье и захлопнуть за собой дверь. — Не твое дело. — А я знаю, в чем причина, — раздался спереди ехидный голос, и, вскинув голову, брюнет хмуро посмотрел на ухмыляющегося Смита. — Захлопнись. — Язва, — фыркнул тот и вновь ухмыльнулся. — Кого-то не желали отпускать на очередное турне? Некому теперь согревать одному заносчивому банкиру постель? — Кевин, помолчи, — поморщился Даррел, выезжая с территории аэропорта, — избавь меня от своих пошлых намеков. — Так я и не с тобой разговариваю. — Я сижу рядом и все слышу, идиот. — Давно уже должен был привыкнуть, — закатил глаза Смит. Обернувшись со своего места назад и воззрившись на друга, он недоуменно спросил, ткнув пальцем в водителя: — И как ты только додумался взять на роль менеджера этого нежного натурала? Эчизен посмотрел на блондина, выразительно вскинул бровь и все же не сдержал смешка, на мгновение представив реакцию Атобе, узнай тот, что двадцать четыре часа в сутки рядом с теннисистом находится бисексуал. Хотя бы бисексуал, не говоря же о здоровом молодом парне с ориентацией, полностью и безоговорочно окрашенной в насыщенный голубой цвет. Атобе вообще до сих пор думал и был свято уверен в своей правоте (впрочем, как и всегда), что менеджером японца должна быть девушка. Желательно старше тридцати лет. Нет, даже сорока. Замужем и с детьми. И уж точно им не должен быть высокий, крепкий, с глубокими карими глазами и вьющимися каштановыми волосами парень двадцати девяти лет, выглядевший значительно моложе своего возраста. И достаточно симпатичный, чтобы в нем начали видеть досадную помеху, несмотря на статус без пяти минут окольцованного, закоренелого натурала. Эчизену становилось смешно каждый раз, стоило только разговору случайно коснуться его профессиональной карьеры, из которой неизменно вытекала тема его постоянного окружения. Атобе не нравилась его команда из одних юношей, а Рема в ответ на плохо скрываемую ревность блондина лишь пожимал плечами и говорил: «Мада мада дане». И ему даже не хотелось объяснять, что он думает сам об этой горстке слишком активных, чересчур дотошных и вечно действующих ему на нервы парней. Да и тщетно скрываемая ревность Кейго проявлялась настолько редко и оказывалась такой неожиданно приятной, что с ней тоже ничего не хотелось делать. Только смотреть, слушать и наслаждаться разливающимся по всему его нутру уютным, согревающим каждую клеточку теплом. — А ты что здесь делаешь? — сменив тему, осведомился брюнет у американца. — Как? Разве Даррел тебе не сказал? — удивился тот. Эчизен встретился глазами с менеджером в зеркале заднего вида и вопросительно изогнул бровь. — Что ты мне не сказал? — У нас с тобой сегодня намечается показательный матч, — бодро ответил Смит и тут же почувствовал на себе сканирующий взгляд друга. — Через три часа, — поспешил он успокоить его. — Будем разогревать народ перед турниром в Монте-Карло. — Кевин усмехнулся, многозначительно вскинув брови. — Не каждый день мы с тобой играем, а? Даже в официальных матчах на турнирах не всегда встречаемся. А, и кстати, — оживился он и, вскинув руку, начал загибать пальцы. — Сегодня мы играем здесь, в Париже, а в четверг в Марселе. Будем перебежками добираться до Монако, — весело хмыкнул он. Рема, выслушав его, перевел взгляд на Даррела и, вновь встретившись с ним глазами, ехидно произнес: — Кто-то не посчитал нужным сообщить мне по телефону столь интересную информацию. — Разве ты был не на вечере? — осведомился тот и невозмутимо пожал плечами. — И какая разница, узнаешь ты обо всем за день или за пару часов, по прилету сюда. Так что не вижу проблемы. Эчизен только вздохнул, даже не думая спорить с этим парнем, и перевел взгляд за окно, смотря на мелькающий тоскливо-серый Париж через растекающиеся по стеклу извилистыми дорожками капли дождя.* * *
— Атобе. Эй, Атобе… Держа руки в карманах и отсутствующим взглядом наблюдая за разразившимся на улице снегопадом, услышав зовущий его голос, блондин обернулся и вопросительно изогнул бровь. — Ты снова здесь? — Увы, — покачав головой, вздохнул Ошитари, но в следующий момент наигранность слетела с его лица, придав ему серьезное выражение. — Я к тебе по делу. — И по какому же? — едва удержавшись оттого, чтобы не закатить глаза, хмыкнул Кейго. — Важному. Ты, надеюсь, помнишь, что в конце этой недели Эмили уходит в декретный отпуск? Услышав это, Атобе невольно нахмурился. В свете последних дней и череды событий этот немаловажный факт напрочь вылетел из его головы. Он совсем забыл, что скоро останется без своего лучшего секретаря. — Разумеется. — Отлично, — с легкой иронией поздравил его Юуши, и Атобе метнул в него мрачный взгляд. Советник вежливо кашлянул. — Несколько странно, что подобной проблемой, твоей проблемой, — не удержавшись, слегка подчеркнул он и вновь наткнулся на предостерегающий взгляд, — озаботился один из членов нашего совета директоров, а не отдел кадров. Но что еще больше меня удивляет, так это то, что со своим предложением он обратился именно ко мне… — Ошитари задумчиво хмыкнул. — Забавно, однако. — Ближе к делу. Кто? — Сэр Артур Джулиан, — мгновенно отозвался Юуши. — Предложил мне предложить тебе взять к себе в качестве временного, конечно же, секретаря своего старшего сына. Атобе надменно вскинул бровь, в полной мере выразив свое отношение. — Кого? — Сына. Старшего, — Ошитари невозмутимо пожал плечами. — Объяснил это тем, что парню необходимо пройти практику. А лучшего места, как в столь известном банке и подле тебя, президента и председателя совета директоров, ему не найти. Парень учится на юридическом, предпоследний курс. — О, Господи… — блондин устало потер переносицу. — Папочка решил помочь любимому сыночку? Почему же он не отправил его на судебную практику? — Хочет, чтобы тот продолжил его дело здесь? — предположил Юуши. — Скорее всего. Ладно, — Атобе махнул рукой, — что он из себя представляет? Ты общался с ним? — Немного. Парень вроде неглуп, хорошо воспитан и соображает быстро. И довольно много знает о деятельности нашего банка. В случае чего, учить его и просвещать отдельным мелочам придется недолго. Атобе скептически изогнул бровь, не слишком охотно веря словам советника. Ошитари только закатил глаза, давно уже привыкнув к резко обострившейся за последнее время подозрительности блондина. — Может, сам с ним пообщаешься? — Он здесь? — Ждет в приемной, пьет чай вместе с Эмили. Атобе хмыкнул. — Тогда пусть зайдет ко мне через пять минут. Устрою ему собеседование. — Уверен, Эмили уже… — Он к ней идет секретарем? — сухо оборвал его блондин. — Ладно, ладно, — сдаваясь, взмахнул Ошитари руки ладонями вверх. — Тогда пойду передам ему твои слова. Надеюсь, ты не станешь придираться к нему слишком сильно? Парень еще совсем молодой, не закаленный. — Что? — Атобе выразительно изогнул бровь, делая вид, что не понял. — Понятно, будешь, — вздохнул Юуши и, развернувшись по направлению к двери, пробормотал себе под нос: — Кажется, бедного парня ожидает боевое крещение. Ровно пять минут спустя в дверь дважды постучали. Услышав спокойный, уверенный голос, раздавшийся чуть приглушенно и властно молвивший «Войдите», студент толкнул дверь вперед и одним шагом переступил порог, очутившись в самом богато обставленном и самом загадочном, благодаря своему хозяину, кабинете. — Ты хочешь, чтобы я заболел? Закрой дверь, здесь кругом сквозняки. Приказ был выполнен тут же, и молодой Джулиан весь подобрался, оставшись теперь один на один и особенно остро почувствовав, как стены — или же сидевший за широким столом, пристально смотревший на него президент? — давят на него своей силой. Опершись локтем о подлокотник кресла, Атобе поднял руку к лицу, задумчиво приложив пальцы к губам, и внимательно смотрел на представшего перед ним юношу, чуть сощурив свои темно-голубые глаза. Первой его мыслью было — слишком молод. На первый взгляд парню не дашь и двадцати. Симпатичный, даже скорее смазливый, невысокий и темноволосый. Он походил на выпускника школы, но уж никак не на студента предпоследнего года обучения. Юноша стоял с идеально выпрямленной стеной, руки его были вытянуты по швам. Школьник как есть, только вот в воздухе не чувствовалось ни капли незрелого волнения. Атобе довольно хмыкнул, слишком тихо, чтобы его могли услышать даже в воцарившейся кругом тишине. Кажется, этот парень был не так прост, каким показался ему сначала. Он поймал его взгляд. Прямой и спокойный. И, смотря в эти светло-карие глаза, надменно вскинув бровь, Атобе насмешливо спросил: — И долго ты собрался там стоять? Или передумал идти вперед? В таком случае, дверь прямо за твоей спиной. От этих слов, сказанных резко, издевательски, в юношеском взгляде блеснула твердая решимость. И долю секунды спустя он с той же уверенностью сделал шаг вперед.