* * *
Эчизен слонялся по торговому центру, не зная, куда себя девать. До часа «икс» осталось чуть больше суток, а на него так и не снизошло озарение. «Что дарить Атобе? Этому чертовому богатому засранцу? Ну, вот что, вы мне скажите?» Его так и пробирало насквозь глухое, бессильное раздражение. Да еще чуть ли не в каждом отделе, куда он подавался в надежде именно там найти что-нибудь, за что зацепится взгляд, ну, или просто отыскать более-менее сносный подарок, стоило обратиться с вопросами к девушкам-консультанткам, как те сначала проглатывали язык, потом начинали что-то бессвязно лепетать и все осторожно спрашивали: «А вы ищете подарок для своей девушки?..» Рема только зубами скрипел, но пару раз даже ответил положительно, надеясь на какую-нибудь оригинальную идею или хотя бы что-нибудь. А толку все равно вышло ноль, консультантки оказались на редкость бесполезными, только вздыхали украдкой да глазками стреляли. Раздражало. Проходя мимо мебельного отдела, Эчизен на мгновение притормозил и с интересом посмотрел вглубь. «А может, ну их все, да и подарить Атобе светильник? – губы скривились в мрачной усмешке. – Ага, а потом он меня им же и огреет. На месте. За все мои светлые мысли. Лучше я туда вообще заходить не буду, от греха подальше». В заднем кармане джинсов зазвенел телефон. - Да. - Где ты? - Гуляю. - Где? - В торговом центре. - Ты один? - Нет. - С кем? - Со своей скукой. - Эчизен… доиграешься ведь однажды. - А весело будет? - Обхохочешься. - Ну, тогда я не против. - Так, ладно. Говори адрес, я за тобой приеду. - Я на роликах. Так уж и быть, сам доберусь. - Рема. - Что? - Адрес. - Зачем? - Поправь меня, если я ошибаюсь, но ты хотел сходить на один фильм, который выходит уже сегодня. - Да?! - Судя по твоему радостному возгласу, я все-таки не ошибаюсь. - Атобе, ты ведь взял билеты? - Взял, взял. Сеанс через два с половиной часа. – Эчизен назвал адрес, и Атобе, передав его водителю, бросил напоследок в трубку: - Будь внизу через десять минут. Убрав телефон обратно в карман, сейгаковец довольно улыбнулся: ну наконец-то! Хоть что-то стоящее за последние несколько дней. Но вмиг поднявшееся настроение испортил все тот же факт: подарка он так и не нашел. - Черт, - Рема бегло осмотрел раскинувшиеся перед ним отделы. Уже завтра они с Атобе уезжают, еще даже неизвестно куда. Что делать? «Хватит с него и открытки», - с некоторым сомнением подумал Эчизен, вздохнул и, помня о наставлении в десять минут, направился к лифтам. Присоединившись к ожидающей толпе, но встав в отдалении, он еще раз посмотрел на названия ближайших отделов. Неожиданно взгляд замер на одном из них, незамеченном ранее, желто-зеленые глаза без особого интереса скользнули по витрине и вдруг остановились, удивленно расширились, а мгновением позже и вовсе довольно вспыхнули. «Он меня убьет, - незаметно отходя от толпы, Рема ухмыльнулся. – Точно убьет. И плевать, хочу увидеть выражение его лица, когда он откроет мой подарок! И как я раньше их не заметил?» Чуть ли не насвистывая, он зашел в отдел домашней одежды и нижнего белья, направившись прямо к кассе. Миловидная женщина, поняв, что же так привлекло внимание симпатичного молодого человека, принесла с витрины нужный товар, вскользь упомянув, что он последний в серии и единственный имеет подобный дизайн. Эчизен только весело хмыкнул в ответ на это, ничуть не удивленный. Выйдя из отдела с пакетом в руке, Рема взглянул на часы. У него оставалось еще пять минут, но Атобе может и подождать, не рассыплется, да и до фильма времени еще полно. Юноша спустился на второй этаж и завернул в отдел подарков. Буквально через семь минут он вышел обратно, выглядя при этом чертовски довольно, поправил лямки рюкзака и, тихо насвистывая, отправился к выходу. Теперь-то ничто не могло испортить ему настроения. А в рюкзаке за спиной, осторожно втиснутая рядом с роликами, в пакете была спрятана коробка, аккуратно обмотанная красивой черной подарочной бумагой и изящно перевязанная широкой золотистой лентой.* * *
- И куда мы летим? – Эчизен зевнул, съезжая по креслу вниз и устраиваясь поудобнее. Он-то думал, что Атобе заберет его вечером, а хетеец приехал за ним рано утром, разбудил, поднял и даже позавтракал за одним столом со всей семьей. Появляясь на горизонте довольно часто, блондин рано или поздно должен был привлечь к себе пристальное внимание родителей и кузины Ремы. Привлек и на глазах у недовольного брюнета в считанные минуты покорил своей харизмой, воспитанием и обаянием, как минимум, женскую половину семьи. С Эчизеном-старшим дело обстояло на порядок сложнее, но и гораздо интереснее – все же не каждый день выпадает возможность сыграть с известным Самураем Нанджиро. Результатом матча остались довольны оба, и с той поры двери дома Эчизенов для Атобе были всегда открыты, к вящему неудовольствию Ремы. И вот сейчас они коротали оставшееся до отлета время в зале ожидания первого класса. - Узнаешь. Сейгаковец скосил сонный, с проблесками недовольства взгляд на блондина. - А сколько лететь? - Чуть больше двенадцати часов. Прикрыв глаза, Эчизен задумался. - Лондон? - Не в этот раз. - Нью-Йорк? - Я-то там что забыл? - Мюнхен? - В гости к Тедзуке слетаем как-нибудь в другой раз. - Да? – едва ли не подпрыгнув на месте, Рема оживился и внимательно посмотрел на хетейца. Тот перехватил его взгляд, подумал немного и кивнул. - Если хочешь. Спрятав улыбку, Эчизен вновь прикрыл глаза и погрузился в новые раздумья. - Рим? - Неудачная попытка. - Париж? - Уже теплее. - Амстердам? - А тебе хотелось бы? - Копенгаген? - Совсем холодно. Сдаешь позиции, Эчизен. Рема закусил губу, перебирая в памяти другие города, до которых было бы около двенадцати часов лета. - Вена? - М-м… молодец, снова тепло. Юноша чертыхнулся, понятия не имея, что еще можно предложить. Догадываясь о крутящихся в его голове мыслях, Атобе тихо рассмеялся. - Сдавайся, тебе ни за что не угадать, - в хетейца метнули воинственно сверкнувший взгляд, красноречиво обещавший сделать обратное, но тот только ухмыльнулся. – Нет, Эчизен, не угадаешь. Но, если хочешь, можем поиграть еще немного. Скажем, пока не сделают объявление о посадке? - Идет, - заявил брюнет и, подумав немного, предложил: - Барселона? - Из Токио до нее нет прямых рейсов, балда. Рема скрипнул зубами, но сдаваться не собирался и продолжил выдавать варианты один за другим. И каждый раз натыкался на насмешливый взгляд и ехидную реплику в ответ, пока из динамиков не прозвучал приятный женский голос, объявляющий о начале посадке на рейс Токио – Цюрих. Атобе поднялся с дивана, подхватывая кожаный портфель, а Эчизен подумал, что ослышался, и, продолжая сидеть на месте, поднял на блондина удивленный взгляд. - Цюрих? - Не конечная наша цель, но да, Цюрих, - хмыкнул тот и лукаво блеснул темно-голубыми глазами. – Швейцария, Эчизен. - Я знаю, где он находится. - Только вот ни разу не вспомнил, - ухмыльнулся хетеец. – Поднимайся, пора на регистрацию. С тихим вздохом Рема поднялся с места и оказался совсем рядом с Атобе, не соизволившим сдвинуться с места. - Что? – вопросительно изогнутая бровь. Блондин чуть наклонился и тихо насмешливо шепнул, опалив прячущееся за темными прядками волос аккуратное ушко: - Ты проиграл. - Нет. - Да, Рема. Ты согласился на игру, а в каждой игре есть выигравший и проигравший. Место нашего назначения ты не угадал, а значит… - Атобе ухмыльнулся и легонько коснулся губами виска, прежде чем интимно прошептать и отстраниться: - С тебя поцелуй. Эчизен недовольно нахмурился. - Так мы не договаривались. - А мы никак не договаривались, поэтому я решил за нас обоих. - Это вообще-то нечестно. - Открою тебе страшную тайну, мой хороший, - драматичная пауза, тихий смешок. – Честных игр не существует в принципе. Атобе щелкнул брюнета по носу и направился к стойке регистрации. Наградив его спину испепеляющим взглядом, Эчизен поплелся следом. Они расположились в салоне первыми. Хетеец сел в свое кресло, а Рема на мгновение задержался рядом, не спеша отойти к своему месту, замерев, словно в раздумьях. Помешкав немного, он наклонился и мазнул по щеке блондина губами в легком поцелуе. Поймав сейгаковца за запястье, не позволяя отстраниться, Атобе потянул его на себя, заставляя мягко упасть прямо себе на грудь. - Неужели ты думаешь, что я такой поцелуй хотел в награду? – иронично изогнул он бровь, переместил взгляд на чужие губы и потянулся, накрывая их своими в тягучем, жадном поцелуе. Свободной рукой обнял парня за талию, прижимая к себе теснее, и целовал страстно, целовал так, что подушечки пальцев начинало колоть от желания прикоснуться, пробежаться легкими, возбуждающими касаниями по коже, очерчивая замысловатые узоры. Шевельнув рукой, Эчизен добился того, чтобы Атобе отпустил его запястье, уперся ладонью в твердую грудь и медленно поднялся выше, осторожно запутываясь пальцами в прохладные, словно шелковые, всегда стильно уложенные волосы. Блондин на мгновение остановился, но уже спустя долю секунды продолжал целовать брюнета с алчным, ненасытным желанием, сминая губы, переплетаясь в танце языками, крадя чужое дыхание и просто заставляя забыть, как правильно дышать. - Добро пожаловать на борт корабля, пожалуйста, проходите сюда… Резко разорвав поцелуй, Эчизен подорвался с места и в мгновение ока опустился на соседнее через широкий проход кресло, успев устремить шальной, с искорками проснувшегося желания взгляд за окно за миг до того, как симпатичная стюардесса провела в салон еще одного пассажира первого класса. - Господа, - кивнул бизнесмен юношам. - Добрый день, - вежливо отозвался Атобе. Эчизен обошелся взаимным кивком, не произнеся ни слова и пытаясь привести в норму сбившееся дыхание и бешено колотящееся сердце. Голос его сейчас точно бы подвел, звуча хрипло, чувственно, выдавая все состояние юноши с головой или чем пониже. Значительно ниже. Поуспокоившись, Рема пару раз глубоко вдохнул и выдохнул, после чего перевел обвиняющий взгляд на блондина, все это время внимательно наблюдавшего за ним. А тот перехватил его взгляд, ухмыльнулся и нарочито медленно провел языком по верхней губе, затем по нижней, словно собирая и запоминая вкус недавнего поцелуя. Откровенно соблазняя. Эчизен почувствовал, как у него вспыхивают уши и шея, и жар стремительной волной прокатывается по всему телу вниз, к паху. - Придурок, - прошипел он, наградив усмехнувшегося хетейца испепеляющим взглядом, и обернулся к окну, нервно ерзая на сидении и пытаясь незаметно унять возбуждение. - С тобой нужно летать на личном самолете, - донесся до него бархатный, с проскользнувшей хрипотцой голос Атобе. - У тебя есть? – снизошел до ответа сейгаковец, по-прежнему не оборачиваясь. - А ты сам как думаешь? Эчизен с несколько секунд молчал, прежде чем негромко, недвусмысленно произнес: - Тогда будь так добр в следующий раз. Атобе понимающе усмехнулся, лукаво прищурившись и уже предвкушая их следующие поездки. Полеты станут на порядок… на много порядков интереснее и приятнее.* * *
Они приземлились в Цюрихе, забрали свои вещи и буквально тут же передали встречавшему их человеку, как оказалось, служащему из гостиницы, которую Атобе забронировал на эти три дня и две ночи. Оставшись налегке, лишь с документами, деньгами да мобильниками, Эчизен молча посмотрел на хетейца, вопросительно изогнув бровь, мол, «и что теперь?». Атобе в ответ лишь ухмыльнулся, решительно взял юношу за руку, переплетая пальцы, не заботясь о том, увидят ли их и что подумают, и повел вперед. Они прогулялись по Цюриху, наслаждаясь отличной, теплой для Европы октябрьской погодой, обошли несколько достопримечательностей, взглянув на Ратушу, церкви и соборы, сели на поезд и в скором времени прибыли в Берн, задержавшись в нем значительно дольше. Спустились в Старый город, сам по себе являющийся жемчужиной бернской архитектуры, сконцентрировавший в себе большую часть достопримечательностей и ласкающий взгляд уютными невысокими домами, разнообразием навесов и мощенными мостовыми. Ближе к вечеру они вернулись на вокзал, взяли билеты на ближайший поезд и доехали до Лозанны, конечного места назначения. «Швейцарский Сан-Франциско». Паутины кривых узких улочек, утопающих в свете уличных фонарей, немножко захватывали дух, заставляя идти вдоль них неспешно, прочувствовать каждый миг настоящего, переговариваться между собой негромко, вежливо. К концу дня на большее, чем добраться до гостиницы, их не хватило. Поднялись на предпоследний этаж, отворили нужную дверь и вошли с твердым намерением принять душ и лечь спать. Идя к спальне и бегло осматривая шикарные, величаво-изысканные апартаменты, обставленные с максимальным комфортом и высшим уровнем качества, взгляд Эчизена зацепился за распахнутые двери, ведшие на террасу и прикрытые колыхавшимися на ветру полупрозрачными занавесками. Замедлив шаг, он свернул с намеченного пути и подошел ближе, отводя тонкую ткань в сторону. Дыхание перехватило. Рема сделал небольшой шаг вперед, не сводя ошеломленного, плавно сменявшегося на восторженный, взгляд с раскинувшегося перед ним захватывающего вида на Женевское озеро и Альпы. Казалось, что усыпанные шапками снега вершины гор были слишком, невообразимо близко. Талию знакомо обвили сильные руки, прижимая ближе к чужому телу. На макушку опустился подбородок, а слуха коснулся неожиданно мягкий, ласковый голос: - Ты счастлив? Эчизен затаил дыхание. А глубоко внутри прекрасным цветком распускалось что-то… нежное, теплое, стремившееся навстречу такому надменному, самовлюбленному блондину, наедине становившимся и ехидным, и едким, и веселым, и остро, до безумия ласковым. Самим собой. Рема открыл было рот, чтобы спросить тихо: «Почему я? Ведь это у тебя послезавтра день рождения. Ты счастлив?» Но промолчал. За всю неделю, за перелет, за весь сегодняшний день Атобе ни разу не обмолвился о предстоящем событии. Ни о нем, ни о том, что же Эчизен приготовил ему в подарок, если вообще вспомнил о «дне рождении прекрасного и великого Оре-самы». Такое затишье начинало юношу напрягать и невольно задаваться вопросом, а будет ли Атобе вообще напоминать об этом или он просто, без какой-либо особой (для него, несведущего Эчизена) причины улетел подальше из Японии?.. - Рема? – в тоне голоса хетейца слабо промелькнула нотка беспокойства, и юноша понял, что задумался. Помолчав еще немного, катая по языку такое короткое, значимое и ставшее неожиданно трудным слово, Эчизен все же тихо произнес, прильнув теснее спиной к твердой груди: - Да, - и неосознанно замер, ожидая ответной реакции. Атобе крепче стиснул его в объятиях и поцеловал в макушку, шепотом коснувшись волос: - Я рад. Они стояли на слабо освещенной, небольшой террасе, смотря на пугающе огромные, возвышавшиеся вдали горы, покрытые холодными серебристыми шапками снега, и грелись в объятиях друг друга, чувствуя, как приятное тепло разливается где-то глубоко внутри, даруя почти невесомое ощущение крыльев за спиной, уверенность, что все тебе по плечу, все возможно. Рема закопошился в объятиях и развернулся, опустив ладони хетейцу на грудь, запрокинул назад голову, встречаясь с холодными, загадочно поблескивавшими в темноте темно-голубыми глазами. - А ты?.. Он недоговорил, но Атобе его прекрасно понял. Красивые губы очертила мягкая улыбка. Блондин наклонился и легким нежным поцелуем коснулся лба, переносицы, кончика носа, на долю секунды задержался около губ и тихо прошептал: - Ты даже не представляешь, малыш, насколько. И Эчизен готов был поверить ему на слово, если Атобе был хотя бы вполовину серьезен, как сейчас целовал его. Тягуче-нежно, со сдерживаемой страстью и затаенной жадностью. Рема уже терялся в ощущениях, цепляясь за путающиеся мысли, бессвязно и совершенно верно понимая, что с каждым поцелуем блондина тело слишком быстро перестает ему принадлежать. Хотелось просто шагнуть вперед и раствориться, отдаваясь во власть хетейцу, полностью и во всем доверяя. …и такая хрупкая, неустойчивая связь, зародившаяся между ними спонтанно и, казалось бы, так ненадежно, словно по ошибке, за короткий период незаметно, скрупулезно выверяя каждый новый, следующий стальной стежок, превратилась в удивительно прочные, крепко связавшие двоих узы… На следующее утро Эчизен понял причину приезда Атобе в Швейцарию так ясно, как день. Или как невинную записку, оставленную на прикроватной тумбочке с его стороны кровати, исписанную красивым, почти каллиграфическим почерком в несколько фраз. Вся суть их состояла в одном – возникли дела. А Реме предлагалось в отсутствие хетейца насладиться всеми предлагаемыми услугами гостиницы: бассейном, сауной, спа-салонами, тренажерным залом, массажем и еще рядом пунктов из брошюры. Или прогуляться поблизости, не теряя из поля зрения здание (или не уходя из-под пристальной опеки швейцара, или кого там Атобе наверняка приставил к неусыпной слежке за сейгаковцем). «P.s. Возможно, буду поздно. На крыше есть прекрасный ресторан. Если я не успею и не смогу составить тебе компанию за ужином, будь так добр, поднимись наверх и нормально поешь. Приду, проверю содержимое буфета и бара». Скрипнув зубами, Эчизен смял записку в кулаке и зашвырнул в мусорную корзину. И как это называется?! Около часа спустя юноша успокоился, в одиночестве позавтракав в весьма милом ресторане на крыше и поняв, что, сложись все иначе, это был бы не Атобе. Только не требовательный, исполнительный, ответственный, чертовски строгий Атобе, с других сдиравший по три шкуры, а с себя еще больше. Постоянно самосовершенствующийся и во всех делах четко нацеливающийся на успех либо на оглушительный успех. И если у него возникла необходимость накануне собственного дня рождения улететь в Швейцарию, то он бы, не раздумывая, полетел, прихватив Эчизена с собой в качестве приятного дополнения. Что, в общем-то, и сделал… Подперев щеку рукой, Рема вздохнул, не сводя завороженного взгляда с Альп и кристально чистого, будто бы вовсе прозрачного, Женевского озера. «Атобе сам-то вообще помнит, что завтра у него день рождения?» Случайно проскользнувшая в сознании мысль неожиданно показалась удивительно логичной и наиболее приближенной к реальности. Эчизен озадаченно нахмурился. «А если действительно забыл… черт, мне самому же и напоминать ему об этом?» Предположение даже в мыслях звучало чертовски неловко. «Поздравлю – и дело с концом. С подарком в руках до него достаточно быстро должно дойти, что к чему», - на том юноша и решил, весьма порадовавшись столь удачному и простому решению. К ужину Атобе не успел, а в ресторан Эчизен подниматься не стал, сделав заказ на двоих в номер. Пока ждал хетейца, не горя особым желанием снова есть в одиночестве, послонялся по апартаментам, посидел на террасе, наблюдая за людьми и вереницей улиц внизу, укутанных теплым светом фонарей и сверху казавшихся одним большим, хитро запутанным лабиринтом. Старинные напольные часы где-то в номере отбили восемь часов. «Черт побери, - в груди вновь начинало подниматься глухое раздражение. – Мы же в Швейцарии. В Швейцарии! Атобе меня бесит. Он хоть иногда может просто отдыхать?» До полуночи оставалось совсем ничего, а в глубинах спортивной сумки, одиноко лежавшей на диванчике в спальне, дожидался своего часа аккуратно завернутый подарок. И Рема совсем не представлял, как будет вручать его имениннику. В мыслях проигрывая различные сюжеты, он только еще больше сомневался, отмахиваясь от одного за другим сценария. «…пентхаус пятизвездочного отеля где-нибудь на островах. Или в Швейцарии, я еще не решил…» Эчизен удивленно моргнул и, осознав, покрылся легким румянцем, так не вовремя вспомнив строчку из давнишнего смс блондина. И почему именно сейчас?! За одной фразой в памяти тут же всплыли все остальные, и юноша только судорожно вздохнул. Теперь слова, однажды заставившие его покраснеть до корней волос, не вызывали подобного смущения. И даже получали робкий отклик, пуская по коже табун мурашек в предвкушении от засевшей в мыслях картины. «Этот чертов Обезьяний король меня совсем развратил», - с тихим, чуть нервным смешком подумал юноша, порывисто поднимаясь с плетеного кресла и возвращаясь с террасы в номер. Спонтанная, совершенно дикая идея возникла неожиданно и сразу же прочно обосновалась в голове, выгоняя оттуда все прочие мысли. Оставались только боязливо прячущиеся сомнения и робкий голосок разума, тихо настаивающий, шепчущий опомниться, одуматься, взглянуть на все трезво и объективно. Рема вошел в спальню, остановился на пороге и долгим взглядом окинул большую двуспальную кровать, идеально застланную темно-бордовым покрывалом. Веко чуть дернулось. Под коленками стремглав пробежала легкая волна слабости, и, подкосившись, юноша прислонился плечом к косяку, чувствуя стремительно поднимающееся волнение и резко проснувшуюся неуверенность, внезапно и болезненно четко осознавая, о чем же он только что думал и так смело ринулся к претворению идеи в жизнь. «Я не смогу, - сглотнув, неожиданно ясно подумал он. Впервые теннисист был так серьезен в том, чтобы сдаться и повернуть назад, даже не попробовав. – Я…» Но тело не двигалось, не позволяя сдвинуться с места, а желто-зеленые глаза так и смотрели на манящую к себе постель, в мыслях совершенно отчетливо рисуя соблазнительную картину. Подушечки пальцев закололо от сладкого напряжения, и Рема бегло провел языком по пересохшим губам. И неожиданно так остро захотелось просто взять и сделать это, послав к черту все смущение, воспитание и принципы. Никогда раньше юноша не проявлял инициативу первым, всегда слепо следуя желаниям и действиям Атобе, под его жаркими губами и холодными ласковыми пальцами начисто забывая о подобии имевшейся скромности, отдаваясь полностью и самозабвенно. Сразу же вспомнился недавний эпизод в самолете, та неуверенность и неловкая попытка выражения смятенных чувств. Эчизен не понимал, как блондину так легко и непринужденно удается каждый раз утягивать его за собой в вихрь захватывающих, словами непередаваемых чувств, прикасаясь и целуя во все оголенные участки кожи, до которых только могли дотянуться настойчивые губы. Особенно если они находились не дома, а гуляли где-нибудь в парке или сидели в забитом кинотеатре, опасно близко, рискуя быть замеченными. Несмотря на жизнь в свободной, открытой, солнечной Америке, воспитание и неопытность в любовных делах, постепенно исчезающая в отношениях с Атобе, так до конца и не позволяли Реме раскрыться, смело действовать первым. И сейчас так сильно, просто до одури хотелось забыть обо всем, стоило только представить удивленное лицо хетейца и то, каким огнем загораются темно-голубые глаза, как бесследно растаивает в них холодность на пару с надменностью. Хотелось дарить, а не только получать. Хотелось… до дрожи, волнующей и почти не испуганной, исполнить чужую мечту. Чуть подрагивающими от волнения пальцами Эчизен набрал номер ресепшна и глубоко вдохнул, настраиваясь. Трубку подняла молодая девушка, и брюнет, на мгновение задержав дыхание, секунду спустя уже спокойно, почти что скучающе, но с нотками недовольства и проскальзывающей наглостью на грани хамства произнес: - Добрый вечер. Мне рассказывали, что в вашей гостинице в номерах люкс кровати застилают только шелковыми простынями. - Но в вашем заказе было указано, что вы хотите хлопковые… - растерянно. - Вы что, смеетесь? Разумеется, нет. - О, прошу прощения! Тогда вам сейчас же их поменяют. - Да, и я хочу, чтобы они были черными. - Конечно, как вам будет угодно. Можем ли мы как-нибудь загладить нашу оплошность и созданные неудобства? - Хм… возможно, - с некоторым сомнением протянул Рема. – Пожалуй, если вы доставите два букета роз, но только красных и белых, другие я не переношу, и столько, чтобы ими можно было украсить номер. И еще с два десятка свечей. С террасы открывается хороший вид, но внутри не хватает романтики. - О… конечно. Я передам ваши пожелания горничным, они сделают все в лучшем виде. - Нет, просто доставьте цветы и свечи в номер. И побыстрее, - юноша бросил быстрый взгляд на часы, стрелки которых приближались к половине девятого. Атобе мог появиться в любой момент. - Конечно. Что-нибудь еще? - Пока нет. Положив трубку, Эчизен перевел дух и невольно стиснул пластик в руках. Он сам себе не верил, что только что вел себя, как некая пародия на Атобе, но, главное, дело было сделано. Теперь поворачивать некуда. В рекордные сроки горничные принесли белье, мастерски перестелили постель и покинули номер, чуть позже принесли ровно два десятка маленьких круглых свечей, служащих специально для создания романтической атмосферы в «домашних условиях». Не прошло и десяти минут, как раздался очередной стук в дверь, а стоило открыть, как два курьера занесли в номер по охапке роз в каждой паре рук – Эчизен невольно затаил дыхание от открывшейся красоты. Даже жалко будет обрывать лепестки цветов, но, возможно, ему не потребуются для этого все розы. Последним штрихом оказались заказанные в ресторане фрукты и ведерко со льдом, в котором покоилась бутылка шампанского с самым низким градусом. Сам Рема пить не собирался, в принципе не употребляющий алкоголь, и ориентировался на вкусы хетейца. Окинув поле деятельности предстоящих работ, брюнет понадеялся, что он успеет сделать все до того, как придет Атобе. Тихо щелкнул замок, и дверь бесшумно открылась, несколькими мгновениями позже негромко захлопнувшись. Устланные по всем апартаментам ковры скрадывали звук шагов, и Эчизен невольно напрягся, понимая, что не слышит, и все сильнее нервничает, чувствуя, как бешено колотится сердце, готовое замереть в тот самый миг, когда Атобе переступит порог спальни. - Рема, ты спишь? – оставив кожаный портфель с документами в столовой, на одном из резных стульев вокруг длинного обеденного стола, хетеец направился дальше, на ходу ослабляя узел галстука и мимоходом отмечая царивший кругом полумрак. – Прости, малыш, что оставил тебя одного. Дедушка передал решить кое-какие дела как можно скорее, тем более что мне с этими людьми в будущем предстоит работать лично. Надеюсь, ты нашел, чем себя занять, а я привез тебе великолепный швейцарский шоколад. Хотя ты уже, наверное, спишь, - добродушно усмехнувшись, блондин чуть поморщился и размял шею и плечи, чувствуя, что устал за день. Расстегивая пиджак, он вошел в спальню, намереваясь как можно скорее принять душ и нырнуть к худому подтянутому телу сейгаковца, но пальцы замерли, едва коснувшись очередной пуговицы в петле, а с губ с опозданием сорвался тихий потрясенный вздох. Все мысли вылетели из головы, оставляя после себя лишь пустоту, едва хетеец переступил порог и поднял взгляд на внимательно наблюдавшего за ним Эчизена. Вокруг лежали свечи. На прикроватных тумбочках, туалетном столике, комоде, на полу, разбавляя царившую тьму своим мягким теплым светом. Постель была расправлена, а черные шелковые простыни, ловящие блики отсвета пламени, утопали в темноте, теряясь, сливаясь с нею, создавая поразительную картину с рассыпанными на шелке белоснежно-алыми лепестками роз. Рядом с кроватью стоял низкий столик с чашей фруктов, ведерком с шампанским и бокалами. А на самой кровати, на черном фоне простыней, в окружении лепестков и слабого золотистого сияния свечей, по-турецки скрестив ноги и в наполовину расстегнутой рубашке, сидел брюнет, не сводивший нечитаемого взгляда с замершего хетейца. И в желто-зеленых, золотистых, загадочно поблескивающих глазах словно отражалось все происходящее. Непослушные деревянные пальцы медленно освободили пуговицу из петли, словно в замедленной съемке спускаясь к следующей. - Рема?.. – хрипло, не пытаясь совладать с собственным голосом, молвил Атобе. – Объяснишь? Судорожно облизав губы, чувствуя, что его трясет, то ли от волнения напополам со страхом, то ли от подступающего желания при виде блондина, Эчизен предательски дрогнувшим голосом тихо произнес: - Решил устроить самую прекрасную ночь в твоей жизни. - О, - только и выдохнул хетеец, пристальным, словно неверующим, взглядом наблюдая, как юноша плавно, совсем по-кошачьи и совершенно бесшумно, поднимается с постели и медленно приближается к нему. И невозможно было отвести взгляд от этих манящих, загадочных, обычно скрывавших на публике все чувства за непробиваемой стеной, глаз цвета чистого золота. Ладони нырнули под полурастегнутый пиджак, опустились на обтянутую рубашкой грудь и медленно скользнули ниже, мягко легли на замершие руки блондина, отводя их в сторону, и ловкие пальчики начали сами освобождать оставшиеся пуговицы. Поддели пиджак с широких плеч и бросили на стоявший около дверей стол, развязали галстук, отправив следом. Упершись ладонями в плечи, слегка надавив, заставляя блондина наклониться, Эчизен сам приподнялся на носочках и тихо, почти касаясь губами чужих губ, соблазняющее прошептал: - Правда, это не пентхаус, но что-то ведь должно пойти не по плану? – и видя, как потемнели от желания темно-голубые глаза, легко, дразнящее коснулся приоткрытых губ, провел по ним языком и, чувствуя, как Атобе подался навстречу, отстранился. - Рема, - не получив желаемого, почти прорычал хетеец, но брюнет только ухмыльнулся, скрывая за изгибом губ судорожно пробежавшую неуверенность, и, не расцепляя схлестнувшихся взглядов, начал проворно расстегивать на рубашке одну пуговицу за другой. Чувствуя, как по телу раз за разом пробегает дрожь нетерпения и желания, Атобе потянулся за поцелуем и, вновь оставшись ни с чем, только зарычал недовольно и одним рывком вытащил рубашку из брюк, помог Эчизену расстегнуть оставшиеся пуговицы и швырнул совершенно не нужный предмет одежды, не глядя, в сторону. Руки коснулись ремня, тихо вжикнула молния, и брюки с тихим стуком упали на пол. - В постель, - хрипло приказал блондин, подталкивая сейгаковца спиной вперед и всего через несколько шажков заставляя наткнуться на кровать, падая назад. Забравшись следом, Атобе навис над юношей, не отводя взгляда от золотистых глаз, и наклонился, намереваясь в этот раз сорвать с губ сладкий поцелуй. И только удивленно выдохнул, неожиданно оказавшись на спине, соприкоснувшись разгоряченной кожей со скользким, приятно холодившим тело шелком. Довольно ухмыляясь, Эчизен оседлал бедра блондина, руками опершись о крепкую рельефную грудь. Опустив ладони на упругие ягодицы, Атобе одобрительно хмыкнул и хрипло прошептал: - Что ж, эта поза мне тоже нравится. - А мне казалось, она у тебя любимая? – тихо усмехнулся Рема, нежно, почти невесомо пробегая пальчиками по коже, вызывая ответную дрожь, и наклонился, не дожидаясь ответа, медленно целуя соблазнительную впадинку между ключиц. Атобе затаил дыхание, а брюнет спустился ниже, ленивыми, долгими поцелуями покрывая разлетающиеся ключицы, широкие плечи, торс… с все возрастающим интересом, не желая останавливаться, а только лишь исследовать это красивое сильное тело. Ладони неспешно обводили кубики пресса, гладили бока, чувствуя, как под ними перекатываются мышцы, как хочется прикасаться снова и снова, наслаждаясь гладкостью кожи и ощущая скрытую под своими руками силу. Зубы осторожно обхватили горошинку соска, язык обвел по окружности, и до слуха долетело тихое, сдерживаемое шипение. - Рема… Юноша ухмыльнулся, довольный произведенным эффектом, и проделал то же самое со вторым соском, про себя мысленно благодаря друга и охочего до публики братца, которых он на каких только пикантных моментах не заставал. Случайно почерпнутые знания сейчас применялись на практике и… получали приятную ответную реакцию. Поначалу опасавшийся и действовавший осторожно, неуверенно, сейчас Рема с интересом изучал находившееся в его власти тело, сам от себя не ожидавший подобного рвения. Дарить ласки оказалось неожиданно столь же приятно, как и получать их, если не больше, ловя каждый вздох, каждое шипение сквозь стиснутые зубы, каждый еле слышный, сдержанный, редкий стон. Юноша целовал каждую клеточку кожи, языком выводя замысловатые узоры, и губы в паре с зубами ставили первые собственнические метки, вырывая из груди блондина тихий, довольный рык. Пальцы пробежались от шеи по груди вниз, приласкали подтянутый живот и медленно скользнули вдоль резинки боксеров, стягивавших возбужденный член. Это оказалось последней каплей, и одним рывком Атобе подмял испустившего удивленный вздох юношу под себя, тут же накрывая приоткрытый рот яростным поцелуем. - Ты меня с ума сведешь, - тяжело дыша, прохрипел блондин и снова жадно поцеловал подставленные губы, встречая такой же пылкий ответ. – Такой нежный, такой чувственный… - Атобе спустился вниз дорожкой поцелуев-укусов, рывком стащив с худых плеч съехавшую до локтей рубашку, - такой страстный… - М-м… - Эчизен выгнулся дугой, едва хетеец втянул губами сосок, чертовски медленно обводя его языком по окружности, пальцами недолго потеребил второй и почти невесомо скользнул ниже, крепко обхватывая твердый налитой ствол. Юноша захлебнулся стоном. – К… Кейго!.. – сквозь стиснутые зубы еле слышно прошептал-прошипел Рема, запрокинув голову назад, а темно-голубые, изумленно расширившиеся глаза неверующе устремились на любовника, вместо выражения лица поймав лишь обнаженную шею. - Еще раз, - прохрипел Атобе, приподнявшись на локте и вперившись в Эчизена пристальным, горящим взглядом, пальцами второй руки кольцом обхватив напряженный член брюнета и медленно скользя по нему вверх-вниз. – Скажи! - Ч-что?.. – бессвязно прошептал тот, сдерживая рвущиеся из груди стоны, и поднял на блондина расфокусированный, ничего не соображающий, шальной взгляд. - Назови, - опираясь на одну руку и склонившись, хетеец начал покрывать лицо Ремы рваными, жадными поцелуями, между ними шепча: - Прокричи, простони, прошепчи… - Чт… м-м!.. – хетеец сжал член брюнета у основания, и Эчизен, задохнувшись, стиснул зубы. – Кейго!.. пожалуйста… - он посмотрел на блондина просящим, умоляющим взглядом, бегло пробежав язычком по пересохшим губам. – Пожалуйста… - Что? – охрипшим голосом, с вмиг пересохшим горлом, прошептал Атобе, не сводя жадного взгляда с распростертого под ним тела и чувствуя, как медленно сходит с ума от желания обладать, приручить, привязать к себе, никуда ни за что не отпуская. Рема прикусил губу, скулы и уши смущенно заалели, выдавая все мысли брюнета с головой, но хетеец в этот раз хотел услышать столь желанные для них обоих слова вслух, не читая выражение подернутых страстью глаз или желаний тела. Слова. Этой ночью он, как никогда, хотел слышать любовника, ловить срывающееся с припухших от поцелуев губ, в шепоте или крике, собственное имя… Судорожно вздохнув и облизнув губы, Эчизен дрогнувшим от смущения голосом прошептал: - Войди… возьми меня. Темно-голубые глаза заволокло сильнее, делая их почти черными. - Малыш, для тебя все, что угодно… Оставшиеся с прошлой ночи смазка и презервативы лежали в тумбочке. Наспех растянув любовника, с трудом сдерживая собственное нетерпение и желание, Атобе зубами разорвал разноцветный квадратик и раскатал по напряженно подрагивающему, с капельками смазки члену полупрозрачный презерватив. Эчизен не издал ни звука, только прикусил щеку изнутри, сдерживая стоны, и крепко зажмурился, каждый раз, словно новый, привыкая к болезненному вторжению. Блондин входил всегда резко, одним рывком, выбивая из легких весь воздух, и из глаз едва ли искры не сыпались от острой, ударной волной пробегавшей по всему телу, боли. Лицо, шею, ключицы жаркие губы тут же покрывали мириадами поцелуев, впивались в приоткрытый рот, даря такую невысказанную нежность, что в ней хотелось утонуть. Дыхание перехватывало, сводя горло в который раз, выметая все мысли о боли, смущении, обо всем, оставляя лишь голое, наэлектризованное наслаждение, колючей дрожью пробегавшей по нежной коже. Пальцы беспомощно цеплялись за смятые простыни, только скользя по гладкому прохладному шелку, сметая лепестки роз, чей тонкий приятный аромат смешивался с запахом тающего воска, разгоряченных тел и секса. Резко перевернувшись, Атобе удержал почти ничего не соображающего брюнета за спину и ягодицы и, приподнявшись, шепнул прямо в губы: - Давай теперь сам. Сегодня твой день, - поцеловал, словно подбадривающее, и опустился на спину, смотря на любовника жадным полыхающим взглядом из-под полуопущенных ресниц. Упершись ладонями в твердую грудь, Эчизен чуть шевельнул бедрами, приподнялся, насадился осторожно и тут же выгнулся, запрокидывая голову назад, не сдерживая громкого стона от неожиданно глубоких, таких ярких ощущений. Пальцы впились в торс, проводя ногтями полосы и собирая капельки пота. Атобе прикрыл глаза, делая глубокий вдох, понимая, что еще немного, и он сам не сможет сдерживать предательских стонов. Было невероятно хорошо, так горячо, узко… и блондин еле сдерживался от того, чтобы не кончить слишком рано лишь от ощущения, как Рема обхватывает его внутри. Эчизен начал медленно двигаться, плавно поднимаясь и резко насаживаясь обратно, чувствуя, как твердый горячий член входит до самого конца и скользит по простате, пуская по всему телу дрожь и фейерверк будоражащих, захватывающих эмоций, заставляя пальцы на ногах поджиматься от острого, прошибающего насквозь наслаждения. Хотелось больше, сильнее, резче, глубже. Атобе тихо рычал, вскидывая бедра, поддерживая брюнета и крепко стискивая пальцы на его упругой заднице. Переместившись одной рукой к паху, он обхватил колом стоящий член любовника и начал яростно скользить пальцами по всей длине, касаясь головки, размазывая проступающие капельки смазки и вырывая из груди парня все новые сладострастные, захлебывающиеся стоны. Несколько минут бешеной скачки, и, с силой, резко толкнувшись еще пару раз, чувствуя приближение скорой разрядки, Атобе, вскинув бедра, кончил, сквозь стиснутые зубы испустив полный удовольствия протяжный стон. Быстрее и яростнее пальцы заскользили по члену любовника, и спустя несколько секунд Эчизен, не выдержав, кончил следом, выгнувшись дугой, запрокидывая голову назад, охрипши от стонов и тяжело, прерывисто дыша. Грудь ходила ходуном, закрытые веки подрагивали, переживая снова и снова тот неописуемый вихрь эмоций, захвативший все сознание с головой, на секунды вышибивший из памяти собственное имя. Локти подогнулись, и Рема без сил рухнул на грудь Атобе, прижавшись к нему щекой и слыша, как совсем рядом бешено бьется чужое сердце, чувствуя, как одна рука обвила его за талию, прижимая ближе к вспотевшему телу, а вторая нежно оглаживала маленькие крепкие ягодицы. Губы коснулись влажных после душа темных волос, ласково целуя, спускаясь ниже, касаясь лба и висков, жадно собирая бисеринки пота. - Ты удивительный, - прошептал блондин, откровенно наслаждаясь близостью и теплотой разморенного, удовлетворенного тела в своих объятиях. – И самая прекрасная ночь в моей жизни… спасибо. Лениво повернув голову и устремив на Атобе подернутый пережитой страстью, не улегшимся желанием, взгляд, Рема с минуту смотрел на красивые черты лица и вдруг зашевелился, настойчиво пытаясь вырваться из объятий. - Отпусти. - Рема? – блондин не на шутку встревожился и нехотя убрал руки, позволяя любовнику скатиться с себя на постель и, охая, подняться с кровати. – Что-то не так? Щеголяя голой задницей, слишком сильно привлекавшей внимание хетейца, Эчизен прошел к диванчику у окна, наклонился, открывая еще более соблазнительный вид и заставляя вновь изнывать от желания, и принялся рыться в своей сумке в поисках чего-то. Достал пакет, из него вытащил средних размеров коробку, потоптался немного на месте, словно в нерешительности, после чего развернулся и вернулся к кровати, встав рядом. - Не знаю, сколько сейчас времени, но вроде уже можно… - с некоторым сомнением пробормотал Рема и протянул недоумевающему блондину черную, сливавшуюся с обстановкой, коробку, красиво перевязанную золотистой лентой. Взяв в руки, Атобе мельком оглядел ее и вопросительно изогнул бровь, переведя взгляд обратно на парня. Тот помолчал немного, будто бы собираясь с духом, и тихо, немного неловко произнес: - С днем рождения… Кейго, - и улыбнулся слабо, словно неуверенно. Темно-голубые глаза расширились и мгновением позже, словно осознав не только долгожданное, вновь услышанное имя, но и всю фразу целиком, полыхнули смесью удивления и тихой радости, где-то глубоко, на самом дне глаз пряча почти что детский восторг, так несвойственный надменному, самовлюбленному аристократу. - Ты… - переведя взгляд с брюнета на подарок и снова на Эчизена, Атобе поймал его за запястье, потянул на себя, впиваясь в удивленно приоткрывшиеся губы жадным поцелуем, и повалил юношу на постель. Перекатившись, подмял его под себя и оседлал бедра, не позволяя сбежать, а руки тем временем взяли отложенный ранее на подушку подарок. – То-то Ошитари с ребятами всю последнюю неделю как-то странно на меня поглядывали, вечно шушукались по углам, а Гакуто и вовсе выбесил своим подозрительным хихиканьем. Я совсем забыл. А вы, оказывается, помните, - губы чуть изогнулись в слабой, едва заметной, но такой… теплой улыбке, мигом отразившейся в глазах, что Рема невольно затаил дыхание, залюбовавшись. – И что же у нас тут? – с непосредственным любопытством спросил Атобе, с интересом изучая коробку в своих руках. – М-м… мои любимые цвета. Вспомнив, что выбрал в качестве подарка, Эчизен смутился и как-то резко пожалел, что блондин придавил его своим телом, мешая сбежать и вообще пошевелиться. - Открой да посмотри, - отведя взгляд в сторону, пробормотал он, надеясь, что убивать его будут не сразу и очень нежно. Научившись чувствовать малейшие изменения в настроении любовника, хетеец подозрительно взглянул на него, ясно заподозрив неладное. - Мне это понравится? - Открой и посмотри, - тихо буркнул Рема, смущенно розовея. - Там хотя бы не яд? – скептически. - Открой и… нет, не яд. - Это определенно обнадеживает. Медленно, будто бы получая удовольствие от самого процесса, Атобе развязал скромный аккуратный бант, снял ленту и тщательно обыскал, с какой стороны лучше снимать подарочную бумагу. Разобравшись и, наконец, добравшись до самой коробки, блондин еще немного помедлил, прежде чем снять крышку, поймал настороженный, с затаившимся в глубине золотистых глаз волнением, взгляд, ухмыльнулся и открыл коробку, тут же заглянув внутрь. Рема затаил дыхание. Может, все же не стоило так рисковать, и надо было поискать что-нибудь другое, более традиционное… В спальне воцарилась тишина, и Эчизен уже слышал последние биения своего сердца, справедливо полагая, что сегодняшнюю ночь он не переживет. В горле все давным-давно пересохло, и он судорожно облизал губы, когда вдруг заметил, что плечи Атобе как-то подозрительно подрагивают, а несколько мгновений спустя, видимо, перестав сдерживаться, тишину разорвал тихий всхлип. «У него истерика, - мрачно и как-то отрешенно подумал сейгаковец. – Мне не жить». - Р-Рема… - не в силах больше давиться и тихо, сдавленно прыснув, блондин весело расхохотался, запрокинув голову назад. Брюнет как-то странно на него глянул, чуть приподняв бровь и пока не понимая, хорошая это реакция или предвестник худшего. – Ты… просто неподражаем, - счастливый до одури и не пытавшийся это скрыть, Атобе отсмеялся и обласкал замершего в ожидании парня невероятно нежным, до дрожи теплым взглядом. - Тебе… действительно нравится? – на всякий случай осторожно уточнил тот. Блондин, заглянув в коробку еще раз, не сдержался и прыснул снова. - Стоит мне посмотреть на них, как у меня сразу появляется хорошее настроение. Как думаешь, нравится? – ухмыльнулся он. Внимательно оглядев хетейца и заглянув в темно-голубые, довольно поблескивающие глаза, Эчизен, наконец, вздохнул с облегчением и едва заметно улыбнулся. - Я рад. Атобе отставил в сторону коробку с невероятно милыми плюшевыми домашними тапочками с забавными мордочками обезьян в смешливых, скошенных на бок коронах, навис над юношей, опершись на расставленные по обеим сторонам от него локти, и наклонился, касаясь губами чужих губ. - А я просто счастлив, - прошептал он, поцеловал совсем нежно в губы, кончик носа, лоб и чуть ухмыльнулся, скользнув губами по виску и игриво прошептав: - И я готов к следующему раунду. Они провели в постели всю ночь и чуть ли не весь следующий день, наслаждаясь друг другом, даря и получая пылкие, то нежные, то жадные, рваные ласки, устраивая короткие передышки на то, чтобы полакомиться фруктами, не в силах вставать и идти куда-либо. Они нехотя поднялись с постели всего за шесть часов до отлета, два из которых еще стоило потратить на дорогу до Цюриха. Пошли в ванную и приняли совместно душ, занявший у них драгоценный час, после чего стали в спешке собираться, между делом обмениваясь краткими, жадными поцелуями. Собрались, чудом не забыв ничего, добрались до вокзала и сели на поезд, в пути лакомясь привезенным накануне Атобе швейцарским шоколадом, оказавшимся действительно невероятно вкусным. Словно забывший, что такое скромность, Эчизен принимал дольки восхитительного лакомства с рук блондина, соблазнительно облизывая напоследок холодные пальцы и получая в ответ такие жаркие взгляды, что хотелось беспричинно, счастливо улыбаться, смеясь и наслаждаясь волшебством момента. Они вернулись в Японию, где основные члены команды Хетей устроили для своего капитана вечеринку, на которую Атобе по умолчанию потащил и Эчизена и потом весь вечер не выпускал его из объятий, украдкой обмениваясь страстными поцелуями, не обращая внимания на любопытные, веселые взгляды вокруг и подбадривающие фразочки. Первое время сейгаковец смущался, улавливая краем уха сначала тихие, а потом и вовсе не скрывающиеся добродушные слова, но довольно скоро привык и начал ехидно перебрасываться в ответ, вызывая веселый смех у ребят и довольную улыбку на губах Атобе. И никогда ранее Рема не чувствовал себя так свободно и так счастливо, нежась под боком короля Хетея, чувствуя, как рука блондина ненавязчиво скользит вдоль его спины. Вырываться не хотелось, и плевать было на то, что за ними откровенно наблюдали, перешучиваясь, подразнивая, радуясь за капитана. Важным был лишь тот единственный факт, что Атобе, его Атобе рядом, и то непередаваемое ощущение тепла и уюта, что окутывало сознание, вместе с телом нежащееся в надежных объятиях блондина.