Он не любит его с января... наверное

От автора: Много текста, много размышлений и наблюдений. Все плавно, размеренно, постепенно. Не знаю, как понравится, но лелею надежду и жду вашей реакции)

* * *

Весь день Эчизен ходил злющий, с непривычно наглухо застегнутой форменной курткой и поднятым стойкой воротником, скрывавшим шею, и едва ли не рычал на каждого встречного поперечного, доводя тех до глубокого шока с нервным тиком вкупе. Члены команды шарахались в сторону, ошалело провожая взглядом скрипевшего зубами капитана и боясь не то, что слова лишнего сказать, а дыхнуть не под тем углом, чтобы окончательно не вывести из себя обычно столь сдержанного на эмоции, хоть и нахально язвительного, но все равно остававшегося невероятно рассудительным брюнета. Явившаяся на тренировку Рюдзаки-сенсей только удивленно наблюдала за рассерженным юношей, прощаясь с мыслью, что уже успела сполна изучить юного теннисного гения. Таким откровенно сердитым, с трудом – да и вообще пытающегося ли? – скрыть столь необычные для него эмоции она видела его впервые. Но вместо настороженности и опасений за психику капитана, что так и читались во взглядах членов команды, на губах тренера играла легкая полуулыбка. Слишком рано повзрослевший, лишенный обычного беззаботного детства, за место развлечений со сверстниками отдавший всего себя любимой игре в теннис, Самурай-младший с малых лет невольно был вынужден приспосабливаться к взрослой жизни будущего профессионала, научиться контролировать себя и собственные эмоции, ясно читать противника с его игрой. И выходило у него это просто отменно, надо было заметить. Только с чисто женской точки зрения, как мать и бабушка, Рюдзаки-сенсей временами жалела, что строптивый юноша не был столь открытым, как другие его ровесники. Иметь отлично поставленную цель и стремиться к ней – это похвально, но как же простые радости жизни, свойственные для каждого периода взросления?.. И сейчас, читая на его лице столь искренние эмоции, впервые вызванные чем-то вне корта и так сильно задевшие, тренер тихо радовалась, что что-то или кто-то – хотя, вероятнее всего, все же кто-то – смог прорваться через стену отчужденности. «Лишь бы это не стало проблемой, перед Национальным-то чемпионатом, - на мгновение обеспокоилась Рюдзаки-сенсей, но тут же отбросила беспокойства в сторону. – Пустое. Выходя на корт, Эчизен думает лишь об игре и искренне наслаждается ею. Вот у кого, у кого, а у него во время матча голова в облаках не витает. Хотя до сих пор ничто и не волновало его вне кортов до такой степени… - легкая обеспокоенность вернулась вновь, но женщина и тут нашла, чем себя успокоить. – Тогда это будет еще одним отличным, психологическим испытанием для тебя, Рема-кун. Впереди тебе предстоит длинный путь, а жизнь не всегда балует нас тишиной и спокойствием. И, что бы ни происходило в твоей жизни, если хочешь стать профессионалом и оставаться на вершине, на корте ты не должен думать ни о чем постороннем. Абсолютная концентрация, никакого малодушия». Решивший было отправиться на свидание, Момоширо посреди дня был вызвонен Хорио. Тот что-то болтал о свихнувшемся Эчизене и слезно просил ввинтить ему все болтики и шурупчики в черепушке на место. Мало чего понявший, старшеклассник мигом подъехал к своей старой школе, прибежал в клуб и удивленно вытаращился на непривычно взъерошенного и строгого лучшего друга. А тот обернулся на новоприбывшего, в мигом опустившейся вокруг тишине посмотрел на него с минуту и вдруг нехорошо так улыбнулся. Тридцатью минутами позже Момоширо был разделан под орех, Эчизен выпустил пар и успокоился, а члены клуба облегченно выдохнули – кажется, буря миновала. Но прошло только два дня – два обыденно-спокойных, размеренных дня, посвященных продолжительным тренировкам и вечерним матчам с отцом, то откровенно-издевающимся, то захватывающим с головой, с легкой руки избавлявших ото всех невеселых дум о недавних событиях во внезапно появившейся у сейгаковца странной личной жизни, - как на третий день Атобе написал Эчизену. Внезапно, ранним утром, когда юноша уже вышел из дома и направлялся к автобусной остановке, периодически прикрывая ладонью широкие зевки. Короткая мелодия пришедшей в столь ранний час смс удивления не вызвала – мало ли, кто написал, Момоширо или команда, или вообще отдельные личности из Штатов. Но стоило теннисисту открыть сообщение, как сонливость мигом выветрилась, а желто-зеленые глаза недобро прищурились. «Национальный в этом году проводится раньше, чем обычно. Я знаю прекрасное место на островах, где можно великолепно отдохнуть и расслабиться перед учебным годом». К счастью, едва Эчизен приблизился к остановке, как тут же подъехал нужный автобус, и, устроившись в конце салона, брюнет настрочил ответ: «Рад за тебя. Обезьяний король, у тебя проблемы с памятью или с головой в принципе? До Каруидзавы еще куча времени, и я вроде ясно сказал, что до нее ни видеть, ни слышать тебя не желаю». Минуты три спустя пришел ответ: «А вот это было грубо по отношению ко мне, Эчизен. Но ввиду твоей неопытности на личном фронте я, так уж и быть, сжалюсь и прощу тебя за неосторожную бессердечность. И я с тобой вообще-то переписываюсь, а не встречаюсь, если ты этого до сих пор не заметил, гений». Скривившись, Рема ухватился взглядом за одну фразу и ухмыльнулся. «Отлично, меня это полностью устраивает. Гуд бай и не утопись там со скуки». Минуты две телефон молчал, пока не раздалась в очередной раз знакомая мелодия. «Мелкий паршивец! Даже не мечтай поймать меня на слове, не дождешься и состаришься в ожидании. Я не отпущу тебя». Рема только хмыкнул недоверчиво. «Уже отпустил, два дня назад, да еще и со своим личным водителем». «Хо-о? Теперь мы так заговорили, а, Эчизен? Так бы сразу и сказал, что не хотел уезжать от Оре-сама. В таком случае я заберу тебя сегодня сразу после вашей тренировки». «Нет! Я не это имел в виду, придурок!» «Знаешь, что-то заставляет меня сильно сомневаться в твоих словах». «Твое самомнение, не иначе». «За эти два дня вредности в тебе поднакопилось, Эчизен. И как мне вообще тебя оставлять одного? Совсем от рук отбиваешься. А ведь тогда в кабинете ты был таким на удивление мягким и покорным… кто бы мог подумать». Прочитав последнее смс, Рема ощутил, как щеки покрывает предательский румянец, а по коже и вовсе пробежала легкая, волнующая дрожь, стоило только вспомнить, как Атобе целовал его там, в кабинете, как обнимал и скользил руками по его разгоряченной, чуть влажной после душа коже, а он… прижимался и отвечал ему! Ой, как стыдно… «Ха. Ха. Ха». Он не смог придумать достойного ответа, к собственному неудовольствию и стыду. Его не за красивые глаза товарищи и соперники называли кто ехидно-язвительным, кто нахально-дерзким да чересчур языкастым, и никому из них не удавалось его заткнуть. Не криком, не окриком, а так, чтобы все мысли начисто вылетали из головы, помахав платочком на прощание до встречи во времена получше. А с Атобе… тот преуспел в этом деле побольше других. С ним вообще многое в жизни Эчизена происходило впервые, и однажды брюнет ненароком, совсем невзначай пустил в сознание робкую, осторожную мысль: а только ли плохое было с ним связано или же?.. Рема отвлекся от своих мыслей, потекших в не совсем приятном для него направлении, когда телефон в руке завибрировал, сопровождаемый негромкой мелодией. «И правильно, такие вещи не комментируются – они требуют повторения и продолжения. Но с последним я не буду торопить тебя. До поры до времени, имей это в виду». А вот у Атобе проблем с красноречием явно не наблюдалось. Он вообще, казалось, был лишен какой-либо скромности и хотя бы намека на тень ее, а вот Эчизен, всегда столь сдержанный, непоколебимый, наглый и не поддающийся провокациям на корте, обычно провоцирующий соперников сам, прочитав сообщение, смутился и в привычном защитном жесте натянул козырек кепки пониже. Хотя единственный, от кого стоило скрываться и прятаться, не даваясь в руки, находился явно не на соседнем сидении автобуса или где-то рядом, а вообще черт знает, за сколько километров. «Свали в туман со своими глупыми идеями. И вообще, я скоро выхожу, и у меня начнется тренировка». «Эчизен, я бы тебя отругал, но лучше немного потерплю и потом наглядно продемонстрирую, какие именно идеи ты имел неосторожность назвать глупыми. А ты до тех пор наслаждайся ожиданием в неведении. До скольких?» «Меньше знаешь, крепче спишь. И вообще, если мы переписываемся, это не значит, что я забыл про уговор». «Я не нарушаю данные обещания. Так до скольких?» «И зачем же тебе эта бесполезная информация?» «Продолжим разговор, с чего я его, собственно, и начал». Эчизен нахмурился, вспоминая, пролистал историю и ответил: «Как начал, так сейчас и закончим. У меня уже есть планы на конец августа». «Поменяй их». «О чем еще мечтает ваша эгоистичная душенька?!» - и добавил в конце злой смайлик, в малой степени отражавший раздражение брюнета. Телефон надолго замолчал, и Рема насторожился, заподозрив неладное и начиная думать, что зря, стоило ответить как-нибудь иначе. Зная Атобе, от него можно было ожидать чего угодно. Несколько минут спустя Эчизен легко спрыгнул со ступенек автобуса, остановившегося прямо возле школы, когда уже убранный обратно в сумку телефон издал приевшуюся за последний час мелодию. С некоторой опаской Рема, идя к воротам, достал смартфон и еще немного помедлил, прежде чем раскрыть сообщение. Как и ожидалось, длинное. «О, Эчизен, как я рад, что ты спросил. Рассказал бы в красочных подробностях, но ты тогда, боюсь, о тренировке совсем забудешь и мигом примчишься ко мне. А как бы мне этого не хотелось, как капитан я не могу отрывать тебя от подготовки к Национальному. Ах, да… знаешь, в моих мечтах присутствуют черные шелковые простыни, алые и белые лепестки роз, свечи, шампанское, пентхаус пятизвездочного отеля где-нибудь на островах. Или в Швейцарии, я еще не решил. И ты. Вот только я не из тех, кто оставляет мечты мечтами, мой хороший. Все, что хочу, я беру и делаю, запомни это хорошенько». Рука, державшая телефон, дрогнула и с силой сжала блестящий корпус. - Придурок, - прошептал Рема, обессилено привалившись плечом к холодной стене школы и отчаянно краснея. – С кем я вообще связался, надо срочно валить в Америку… А в мыслях, как назло, прочно засел небрежно нарисованный Атобе образ, щедро приправленный собственными воспоминаниями о сильных руках, что совсем недавно держали в крепких объятиях, об обезоруживающем тепле, снесшим малейшие признаки сопротивления, о жарких губах, даривших страстные поцелуи, от которых у неопытного мальчишки начисто сносило крышу. Впервые, наверное, Эчизен пожалел, что не имеет за плечами никакого опыта. Как бы он хотел не поддаваться всякий раз этому дьявольскому обаянию хетейца, не млеть, забывая обо всем, стоит только Атобе прижать его к себе и целовать до умопомрачения. Это было восхитительно и… это было пугающе. Рема привык сохранять трезвость ума и держать эмоции под контролем. Как на корте. Но в отношениях с блондином все маски летели к чертям, от его настойчивости и неслыханной своенравности, и в такие моменты юноша остро чувствовал себя уязвимым. А он не любил это липкое чувство, с тех самых пор, как в финале Национального потерял память и не помнил о себе ровным счетом ничего. Что тогда было? Чистый лист воспоминаний и множество неизвестных, встревоженных лиц вокруг, говоривших о непонятных тогда ему вещах. При одной мысли о случившемся, о медленно удушающем осознании собственной ничтожности, утягивающем в бездну пустоты и отчаяния, у Эчизена до сих пор волосы на загривке вставали дыбом. Глубоко вдохнув и выдохнув, брюнет отлип от стены, но вместо раздевалки направился к фонтанчику. Стоило согнать румянец со щек и придать им привычный цвет, хотя бы немного, чтобы никто ничего не заподозрил. «Тренировка, Эчизен. Тренировка, - повторял он про себя, умывая лицо холодной водой. – Впереди Национальный, не время расслабляться. А Обезьяний король и вовсе не стоит моих переживаний, чтоб ему пусто было». Приведя себя в порядок и успокоившись, юноша с привычным невозмутимым выражением лица двинулся в сторону клуба, а вспомнив про смс, быстро настрочил ответ: «Ты, как всегда, говоришь много и не по делу. Все, у меня тренировка, бай». «До?» «Достал. До четырех». «Вот так бы сразу. Удачи». Эчизен удивленно изогнул бровь. Чтобы Атобе да желал удачи? Даже в финале Национального, накануне его матча с Юкимурой, капитан Хетей посчитал ниже своего достоинства обмениваться банальными фразами поддержки. Вместо того он предпочел действовать прямо и по делу: нещадно орудовать ракеткой и гонять по корту, когда до финального матча оставались считанные минуты, а воспоминания еще не вернулись к Реме до конца. И Атобе выкладывался на полную, холодно, безжалостно, силой заставляя мальчишку вспомнить все, позволяя раз за разом видеть свои коронные удары и, в конце концов, раскусить их все, один за другим послав в эйс. Чуть сбавив шаг, Эчизен задумчиво нахмурился. До сих пор он не заострял на всем этом внимания, но стоило, наконец, признать: этот надменный человек появлялся в довольно важные моменты его жизни. Взять хотя бы финал турнира Канто на первом году обучения в средней школе, когда окрик капитана Хетей, уверенного в его, Эчизена, силах, неожиданно привел его в чувства. Или те жестокие, но справедливые слова о проигрыше после пригласительного лагеря, заставившие его посмотреть правде в глаза и отправиться на ковер к Тедзуке. А о финале Национального и вовсе говорить не стоило: нашел, забрал из Каруидзавы, привез на арену, потом еще и внес свою, довольно весомую лепту в восстановление. - Мда… - юноша натянул козырек кепки пониже, скрывая выражение глаз. Как-то он не думал обо всем этом вот так разом, комплексно и теперь чувствовал себя… благодарным? обязанным? Немного растерянным и смущенным, хотя все это были дела минувших дней, о которых сам Атобе, возможно, уже и не помнит. А если и помнит, то точно не в том контексте, что неожиданно рассмотрел Эчизен. «Тренировка, - мысленно повторил юноша, заходя в раздевалку и приветственно кивая уже находившимся там некоторым членам команды. – Тренировка, Эчизен. Сконцентрируйся на ней и предстоящем Национальном, ведь он – последний». А после четырех Эчизен, в пылу игры и подготовки к предстоящим соревнованиям начисто забывший об утреннем разговоре и собственных переживаниях, получил от Атобе новое смс. Проверив, весь ли инвентарь убран и не задержался ли кто, увлекшись тренировкой, закрыв раздевалку, юноша двинулся в сторону дома пешком, не дождавшись своего автобуса. Начавшийся с какой-то ерунды разговор неожиданно перерос в интересную дискуссию, и Рема сам поразился своей словоохотливости, что и так просыпалась каждый раз при общении с Обезьяньим королем. Но болтать с ним на различные посторонние темы по пути домой, обмениваясь то краткими и ехидными, то серьезными, то шутливыми смс, было… весело. И Эчизен сам не заметил, как быстро добрался до дома, хотя стрелки часов показывали уже время ужина – он пришел гораздо позже, чем обычно, но, неожиданно для себя, вовсе не был этим фактом расстроен. «Спокойной ночи, Рема». «Свали уже, мы попрощались еще полчаса назад. И я не давал тебе права звать меня по имени, Обезьяний король!» «Хо-о? Я, по-твоему, еще и разрешение буду спрашивать? Наивный. И ты вообще меня называешь этим оскорбительным прозвищем, так что я имею полное право звать тебя по имени. Ре-ема». «Обезьяны слушаются сильнейшего». «Так ты, оказывается, вот уже который год пытаешься сделать мне комплимент, косноязычный смертный?» «Я спать». «И да приснится тебе Оре-сама». «…и хотя бы во сне я тебя убью и не отсижу за это срок. Спасибо». «Боюсь тебя огорчить, но даже во сне Оре-сама сможет на тебя повлиять, а вот как… приятных снов». «Это мои сны, не смей на них свою лапу накладывать». «Я просто тебя предупреждаю». «Свали. Уже поздно, и я хочу спать». «Так иди». «Уже ушел». «Сладких снов». «Да проснешься ты посреди ночи в холодном поту от кошмара». «Думаешь, от кошмара?» «Все! Спать!» «Да, да, маленьким мальчикам давно пора на боковую зубами к стенке, как я мог забыть». «Засиделся, деточка?» «Сказки всяким мелким паршивцам на ночь рассказывал». «Я им сочувствую». «Лучше иди, ложись спать, мой хороший». «Я уже. И не называй меня так». «Ты ведь знаешь, что мне бесполезно указывать». «А если я прошу?» «Просьбу можно отклонить». «Обезьяний король, ты тот еще придурок. Я сплю и отключаю телефон». «Сладких снов, Рема». Но последнее смс осталась без ответа, не успев вовремя попасть на глаза адресату.