Он не любит его с января... наверное

Где-то над Средиземным морем Почти пять месяцев спустя Рассеянно вертя в руках телефон, Рема бездумно смотрел в иллюминатор, на далекую линию горизонта, где вечернее небо почти сливалось с темными водами Средиземного моря. Солнечные лучи серебрили бескрайнюю, обманчиво спокойную гладь, не давая отвести от нее взгляд, и Эчизен смотрел. В голове было восхитительно пусто. Едва ступив на борт самолета, он привычно расслабился, опуская плечи и отпуская все мысли, закинул сумку наверх и плюхнулся в мягкое широкое кресло, с трудом сдержав довольный стон. Его команда с удобством разместилась на давно облюбованных местах, а десять минут спустя они уже поднялись в воздух, покидая яркий, шумный, неугомонный Мадрид. Следующий на очереди — Рим. Эчизен с трудом отвел взгляд от иллюминатора, переведя его на зажатый в руке телефон. Нажал на кнопку снятия блокировки и сразу же оказался в открытых сообщениях. Пролистал историю вверх. По губам скользнула едва заметная улыбка. << Взлетим мин через 10 << Будем на месте через 2,5 << В 10 << Примерно >> Ок. Наверное, нет смысла спрашивать, слышал ли ты, что можно набрать сообщение целиком, а потом отправить его ОДИН раз. << бла бла << Не представляю о чем ты >> Засранец. И за какие грехи мне достался именно ты? << Ты ОЧЕНЬ много грешил в прошлой жизни :) Наслаждайся >> Можешь ведь, когда постараешься. << ? << Черт << Гребаный манипулятор << Ты знаешь? << Бесишь >> И я люблю тебя, детка. << Все еще манипулятор >> Все еще засранец. << Все еще бесишь >> Все еще не сильнее, чем ты меня. << Все еще мада мада >> Все еще сводишь с ума. << Все еще совершенствуюсь в этом << Взлетаем << Во сколько будешь? >> Еду на встречу сейчас, могу задержаться. Если не появлюсь до 11, не жди, ложись спать. Тебе надо соблюдать режим. << Принято >> Умница. Рема тихонько фыркнул и заблокировал телефон, убирая его в карман джинсовых шорт. Но на губах все еще играла легкая, едва заметная улыбка. От каждого сообщения Кейго внутри растекалось тепло и прочно оседало под ребрами, согревая, приободряя, ластясь и будто бы шепча: вот оно — то единственное, что ценно, что нужно хранить и беречь, и Рема трепетно хранил, как никогда оберегая от любых невзгод. — Знаешь, — раздалось негромкое рядом, и юноша, встрепенувшись, поднял взгляд на Даррела. Тот сидел в таком же просторном кресле напротив, широко расставив ноги, в руках держа неизменный планшет, а на кофейном столике перед ним лежал раскрытый ежедневник — толстенный, в потрепанном кожаном переплете и с кучей ярких разноцветных стикеров, приклеенных с разных сторон. Выждав несколько секунд, Рема вопросительно изогнул бровь. Но агент не спешил продолжать, смотря на юношу долгим изучающим взглядом, будто пытаясь что-то отыскать в выражении его лица и не находя. — Я думал, все будет иначе, — вдруг признался он. Эчизен непонимающе нахмурился. — Надеялся, что твое решение было спонтанным, что пройдет время, и ты одумаешься, а иначе просто не выдержишь и рано или поздно сорвешься, потому что… нет, серьезно. Какой идиот, собирающийся удерживать первую строчку рейтинга, станет сокращать календарь сразу на десять турниров, оставляя только самые крупные? Те, на которых ты можешь не только не выиграть, но и потерять заработанные очки. А там, где ты раньше их пополнял, они точно сгорят, если ты не заявишься их подтверждать, и что мы будем делать тогда? — Даррел ненадолго замолчал. — Мы поставили все на одни лишь мастерсы и мэйджоры, и это при том, что последние два года ты выступал на них не слишком удачно — спасибо, что без серьезных травм. Повезет, если к концу года мы вообще останемся в первой десятке, — мужчина усмехнулся, покачав головой. — Понимаешь, с какими мыслями я встречал Рождество? Я еще никогда так не ошибался. — Он посерьезнел, прямо смотря на молчавшего Эчизена. — Прости, что сомневался. В тебе и, кажется, во всей нашей команде. Рема мельком бросил взгляд в другой конец самолета, где расположились оставшиеся члены их небольшой команды, за последние несколько лет ставшие ему второй семьей. Убедившись, что каждый из них занимается своими делами и не слышит их с Даррелом неожиданно откровенный разговор, он вновь посмотрел на мужчину и понимающе усмехнулся, покачав головой. — Не надо. Не извиняйся. У тебя были причины. Ни за что Эчизен не признается, как сомневался сам, что не продержится, не сможет, что загнал себя в слишком жесткие рамки, даже для него. Как метался в четырех стенах, когда намеренно пропускал первый, вычеркнутый из ранее постоянных, турнир. За первым почти сразу следовал второй, а Рема снова не находил себе места. Ему было странно находиться в одной стране больше двух недель, только если причиной тому не были сменяющие друг друга состязания и подготовка к ним. За семь напряженных лет, проведенных в постоянных перелетах и выступлениях в Туре, когда наизусть знаешь, в какие недели ты можешь позволить себе расслабиться и прилететь ради этого в Лондон, не боясь, что несколько дней выбьют из колеи и негативно скажутся на игре, у него выработался свой режим. Организм привык, приспособился и сейчас будто бы сходил с ума, не получая привычную дозу адреналина. Но прошло уже четыре месяца. Позади — четыре сыгранных турнира, пять пропущенных, два полуфинала и два новых титула. И один конкретный Даррел, который искренне недоумевал, как его подопечному удалось так быстро свыкнуться с переменами и за короткий срок вдохнуть в свою игру новую жизнь — сократить ряд ошибок, вернуть стабильность, прибавить силы и скорости, буквально летая по корту и играя настолько красиво, легко, весело. Как не играл уже довольно давно. — Я не могу понять, — тихо продолжил мужчина, отложив планшет на кофейный столик. — Почему сейчас? Рема не стал отвечать сразу, переведя взгляд за иллюминатор, и едва заметно улыбнулся. Как передать Даррелу, насколько важным оказался сделанный шаг? Как, не зная, что принесут ему перемены, терзался переживаниями, улетая на месяц в Австралию. Как взял за привычку никогда не расставаться с телефоном и всегда быть на связи, по несколько раз в день отсылая смс и тихо улыбаясь, когда получал ответ. Как волновался, возвращаясь обратно, не представляя, чего ожидать, а потом с трудом сдерживал эмоции, мгновенно прижатый к стене и заткнутый горячим ртом, стоило только переступить порог и от неожиданности выронить ключи. Он увидел, что его ждали. В зале вразброс лежали бумаги и папки, которых перед отъездом совершенно точно там не было. Во всей квартире чувствовались тепло и уют, словно ее и не оставляли на целый месяц, холодную и пустую. Атобе его встречал. С заказанной из ресторана едой, накрытым на двоих столом и открытой бутылкой вина. Рема глотал вставший в горле ком, цеплялся за дорогую рубашку, собирая в кулак ткань на лопатках, и жадно целовал, от губ спускаясь к алебастровой шее и пряча в распахнутом вороте выражение лица. Он даже не представлял, насколько важным окажется для него сделанный Кейго сюрприз. Как с плеч разом свалится вся тяжесть переживаний и страхов. Как после этого все станет на свои места, как должно было быть уже давно. Они снова стали единым целым, чувствуя и поддерживая друг друга, и расстояние больше не было ни помехой, ни отговоркой. Так было раньше, до трагической смерти Лиама, когда все воспринималось совершенно иначе и проще. Так стало вновь. Им потребовалось два года, чтобы принять и научиться жить с грузом навалившихся обязательств, внезапно и резко осознав, что юность закончилась и как раньше уже не будет, никаких больше «просто» и «легко», но каждый приходил к пониманию по-своему и в одиночестве — теперь Рема это понимал. Они перестали делиться своими тревогами, уверенные, что со всем справятся сами. Продолжали цепляться друг за друга, не замечая, как проблемы из общих становятся у каждого своими, личными. И не поняли, как, лежа в одной постели, начали чувствовать друг друга чужими. Эчизен знал, о чем его спрашивал Даррел, и понимал, что за одним «почему сейчас» скрывается гораздо больше вопросов, ответы на которые будут глубоко личными. — Просто… все наладилось, — он коротко посмотрел на агента, а после перевел взгляд в другой конец самолета, проверяя остальных членов команды. Грэг продолжал спать, не обращая внимания на болтающих Рэна и Тьери. Эйден слушал музыку, отвернувшись к иллюминатору. Из-за шума двигателей нельзя было услышать чужой разговор, и Рема, смотря в сторону, продолжил: — Раньше я не был уверен в некоторых вещах, и это… здорово отвлекало. Даже на корте. Не выходило оставить всё за чертой, сосредоточиться только на игре. Потому что… это не было каким-то пустяком. — Он ненадолго замолчал. — Но мне потребовалось слишком много времени, чтобы разобраться. Рема посмотрел на Даррела и неожиданно улыбнулся, подмигнув. — Сейчас все хорошо. Мужчина, выслушав его, выразительно приподнял бровь. — Никаких причин для сомнений и неуверенности? — Никаких, — подтвердил тот. Даррел внимательно посмотрел на него и слегка улыбнулся, кивнув. — Если так, то я рад. Все уже заметили, что в этом сезоне ты играешь иначе. Эчизен пожал плечами, вновь смотря за иллюминатор. Он просто играл. Выходил на корт, собранный и спокойный. Он никогда не знал, чем закончится очередной матч, но каждый раз беря в руки ракетку и поднимаясь со скамьи, был уверен в одном — дома его с нетерпением ждут. И это осознание грело изнутри, легко и уверенно ведя его вперед. Они приземлились в Италии, сгрузили сумки в арендованный автомобиль и через час уже были в отеле, подавая на ресепшен свои паспорта. Проблем с заселением у них обычно не возникало — Даррел заранее решал все вопросы, отбирая наиболее подходящие по сервису и местоположению к арене варианты, — и этот раз не стал исключением. Уже через несколько минут Рема вставлял ключ-карту, заходя в номер. Пройдя сразу в спальню и мимоходом сбросив на кровать рюкзак, он распахнул настежь окна и улыбнулся, прикрывая глаза от скользнувшего по лицу теплого ветерка. Постоял так минутку, а после, проверив телефон и убедившись, что несколько минут у него еще есть, поспешил в душ. Освежившийся, закутанный в белоснежный гостиничный халат, юноша устроился на кровати, скрестив по-турецки ноги, и вытащил из рюкзака тонкий серебристый лэптоп. В гнезде болтались запутавшиеся наушники, и Рема мысленно похвалил себя за забывчивость — теперь хотя бы не надо искать их по всему рюкзаку. Включив комп и убедившись, что зарядки достаточно, он запустил скайп и улыбнулся — Атобе уже был в сети. Не задумываясь ни на секунду, он сразу нажал на видео-звонок и, пока шли гудки, попытался распутать наушники, но очень быстро плюнул на это и просто засунул их в уши. В этот момент Атобе ответил на звонок, и Рема, устроившись поудобнее, водрузил лэптоп себе на ноги. — Хэй, — тихо окликнул он, улыбаясь и жадно охватывая появившегося во весь экран Атобе. — Привет. Мужчина сидел на кровати в их спальне в особняке, упершись спиной в высокое мягкое изголовье и скрестив вытянутые поверх покрывала длинные ноги. Он до сих пор не переоделся, оставаясь в светло-серых брюках, бледно-розовой рубашке с парой расстегнутых сверху пуговиц и слегка ослабленном галстуке. Ноутбук очень удачно лежал на второй половине кровати, захватывая обзор по максимуму, и у Ремы при виде Кейго привычно участился пульс. — Привет, — отозвался тот, откладывая в сторону бумаги и снимая тонкие, в золотой оправе, очки для чтения. Посмотрев на юношу, Атобе чуть улыбнулся. — Тебя можно поздравить? Эчизен тихо фыркнул. — Нашел с чем. В прошлом году результат был лучше. — А три года назад ты остановился там в четвертьфинале, — с усмешкой парировал Кейго. — Сам ведь в курсе, насколько непредсказуемым может быть результат. Так что не ворчи. У тебя, по крайней мере, теперь есть пара дней, чтобы передохнуть и настроиться на следующий турнир. — Ладно, ладно, — закатил глаза Рема. — Вы с Грэгом спелись. — Хоть кто-то в твоей команде отличается благоразумием, — хмыкнул мужчина. — У каждого свои сильные стороны, — подмигнув, широко ухмыльнулся теннисист. Атобе насмешливо изогнул бровь, и Рема тихо рассмеялся, вызывая ответную улыбку. — Как в Риме? — поинтересовался мужчина. — Пока не понял. Сейчас хорошо, не жарко, — Эчизен чуть прищурился от удовольствия, почувствовав всколыхнувший занавески и проскользнувший в спальню теплый, ласковый ветерок. — Завтра на тренировке посмотрим. Как прошла твоя встреча? Кейго бросил мельком взгляд на лежавшие рядом бумаги. — Не так хорошо, как я рассчитывал. Но, можно сказать, неплохо. — Переговоры затянулись? — Не совсем. Это была неофициальная встреча. — Хм… — Рема выразительно приподнял брови, пристально смотря на Атобе, и тот тихо рассмеялся, чуть запрокинув голову назад. — Какая у меня ревнивая женушка, — ухмыльнулся мужчина, весело посмотрев на теннисиста. Тот только демонстративно закатил глаза. — Пока ты не начал бить посуду и швырять на меня в экран все подряд… — Эй! — …или все же посмотреть на это зрелище? — задумчиво протянул Кейго. — Или мне врезать тебе ракеткой, как прилечу? — Ревнивая и злопамятная, — посетовал банкир. — И с очень богатой фантазией. — Да что ты говоришь? — ухмыльнулся мужчина. — Я учился с Фуджи, забыл? — Эчизен насмешливо вскинул брови. — У меня еще очень много вариантов. Очень. — Напомни мне вычеркнуть Фуджи из списка гостей на следующее торжество. — Какое торжество? — Любое, — отрезал тот. Рема весело рассмеялся в ответ. — Где же твое королевское гостеприимство, а, Король обезьян? — ухмыльнулся он. — Я что, похож на самоубийцу? — закатил глаза Атобе. — Кстати, — внезапно опомнился Эчизен. — Летом нас ждут на вечеринку в честь бучо. Он заканчивает учебу в этом году и собирается вернуться в Японию. — Когда ты уже перестанешь звать его капитаном, — проворчал Кейго себе под нос. — Так что? — В каких числах планируется встреча? Рема пожал плечами. — Еще неизвестно. И я смогу только после Уимблдона — это уже середина июля. А ты? Мужчина ненадолго задумался. — В июле состоится итоговое собрание, касающееся моего назначения. После него нужно будет провести несколько встреч с ключевыми партнерами в Лондоне и в Европе. Это займет недели две, если максимально уплотнить график. Но, думаю, я смогу выкроить пару дней. Или даже несколько, — Атобе усмехнулся. — Увижусь с Тезукой и заодно проверю, как идут дела в токийском филиале. Эчизен фыркнул в ответ, закатив глаза. — Любое действие — с пользой для бизнеса? Ты не умеешь развлекаться, Босс обезьян. — Убиваю нескольких зайцев, — возразил тот. — И нет, я не поведусь на твою провокацию. Даже не думай. — Зануда, — буркнул юноша. — И вообще, ты, гребаный манипулятор. Не уклоняйся от темы. Что была за встреча? — Туше, — ухмыльнулся Кейго. — Умница. Горжусь твоими успехами. — Атобе. — Какой мрачный взгляд. Разве я могу перед ним устоять? Теннисист молча приподнял бровь, и мужчина усмехнулся. — Я виделся с Хантом. В тот же миг с Ремы слетело всякое недовольное выражение. Теперь он выглядел обеспокоенным и в то же время заинтригованным. — И? — мгновенно подобрался он. — В целом, неплохо, — пожал плечами Кейго. — Он собрал достаточно информации практически на всех, кого я подозревал, и добавил к ним еще несколько личных дел среди персонала. Он замолчал, и Рема, чувствуя, что тот что-то недоговаривает, осторожно спросил: — Это ведь хорошо? Сейчас уже май. Осталось подождать всего ничего. А там уже и собрание, и твое утверждение. И ты со своей метлой, — пошутил он. Атобе слегка улыбнулся, кивнув. — Да. Хорошо. И они ненадолго замолчали. Кейго вернулся к изучению бумаг, вновь надев очки. Рема, переложив ноутбук на кровать, отлучился в соседнюю комнату за водой. Вернувшись с трофеем и вновь водрузив лэптоп себе на ноги, он еще какое-то время посидел молча, смотря на Атобе. Оглаживая взглядом высокие скулы, волевой подбородок, разлет ключиц в распахнутом вороте рубашки, тонкие пальцы, перебирающие листы бумаги, мерцающую холодным блеском сапфиров с бриллиантами подаренную печатку, которую мужчина носил, почти не снимая. И вдруг совершенно по-лисьи улыбнулся. — А как дела у Ошитари? Ты его не обижаешь? Кейго в ответ ожидаемо закатил глаза, и Рема сдержал смешок, слушая, как мужчина пустился ворчать в адрес своего друга-советника, его вечно не к месту комментариев, пристрастию к патетике и чересчур бурным тихоокеанским амурным делам в лице одного крашеного придурка. Настроение моментально сменилось — с Атобе слетела недавняя рассеянность, вернув тому привычную самоуверенность вкупе с язвительностью, и юноша был этому рад. Дождавшись, когда Рема уляжется спать — у них была разница в один час, — Атобе вышел из сети и, закрыв ноутбук, размял мышцы шеи и плеч. Он еще мог позволить себе немного пободрствовать, хотя скопившаяся за день усталость уже давно давала о себе знать. Взгляд вновь вернулся к разложенным на кровати бумагам, что передал ему сегодня детектив Хант. Здесь было даже больше, чем он ожидал, и все равно кое-чего недоставало. Точнее, не хватало информации на одного конкретного человека, которого Атобе сильнее прочих желал бы выкинуть из совета и отстранить от какого-либо участия в деятельности компании. На Артура Джулиана детектив ничего не нашел. Атобе был уверен, что тот слишком хорошо прятал свое грязное белье, но Хант придерживался другого мнения — Джулиан абсолютно чист. Не было грязных уловок, подозрительных сделок, подкупа и шантажа, в отличие от некоторых других членов совета директоров и двух нечистых на руку руководителей отделов. «Если он и враждовал с Атобе Лиамом, то делал это открыто, судя по всему», — беспристрастно заметил Хант. Кейго верилось в это с трудом. Он слишком хорошо помнил, насколько натянутыми были отношения между его дедом и Джулианом, какими ожесточенными были их споры на каждом собрании директоров. Как Артур не единожды высказывался против политики Лиама и не раз поднимал вопрос о том, что пришло время перемен и пора бы назначить нового президента, с которым компания встряхнется и проложит новый курс. Джулиан был прекрасным оратором, владел приличной долей акций и безупречной репутацией, происходил из уважаемого старинного рода, и многие в совете прислушивались к нему. В любой момент он мог стать серьезной проблемой, склонив на свою сторону кого-то еще — лестью ли, искусными интригами, кусочками правды, тесно переплетенной с враньем, обещаниями еще лучшей и богатой жизни, чем сейчас. Но, вопреки всем попыткам, никто не пожелал нарушить традиции — руководящий пост всегда, на протяжении десятилетий, оставался за семейством Атобе. Атобе основали компанию и привели ее к процветанию, превратив в настоящий конгломерат. Атобе продолжали оставаться у руля, правя твердой уверенной рукой и расширяя границы влияния — свои и компании. Кого-то это устраивало, кого-то нет, но большинство из них продолжали молчать, боясь потерять свое место под солнцем. А Джулиан не терял надежды, продолжая открыто выступать и сеять сомнения, заострять внимание на ошибках, вытаскивать на свет всю грязь и проблемы, которые «для компании их уровня просто недопустимы». Он хотел все изменить, занять президентское кресло самому, сместив матерого капитана, и круто повернуть руль, меняя курс в угоду своим желаниям и идеям. Кейго об этом знал. Понял еще несколько лет назад, когда впервые участвовал в общем собрании. Тогда он был лишь наблюдателем, постигающим искусство управления, и на правах будущего преемника знакомился с регламентом встреч и членами совета директоров — своими будущими партнерами. И он сполна использовал предоставленную возможность, не упуская ни одной детали, внимательно наблюдая за каждым участником. Кто что говорит, как ведет себя, кого поддерживает, с кем обменивается взглядами. Кто действует уверенно и во благо компании, а кто медлит, темнит, склонен к интригам. К кому можно прислушиваться, а с кем стоит всегда быть настороже, кто союзник, а кто — враг. И с каждой новой такой встречей Артур Джулиан все увереннее занимал первую позицию в списке последних. Кейго помнил об этом, когда только осваивался в банке, совмещая работу с учебой. Когда поднимался по карьерной лестнице вверх, работая по несколько месяцев в разных отделах, знакомясь с деятельностью и проблемами каждого изнутри. Когда стал самым молодым исполнительным директором и вторым после президента человеком в компании, добившись этой позиции собственными мозгами и трудом. Помнил обо всех старых распрях, интригах и попытках сместить их семейство, когда занимал доставшееся по наследству президентское кресло, вместе с обязанностями и властью получая в довесок и всех накопившихся недоброжелателей Лиама с Джулианом во главе. Помнил и всегда оставался начеку. Собрав все бумаги, Атобе убрал их в кожаную папку, застегнул ее на молнию и только после этого, подцепив с комода изящный серебряный колокольчик, вызвал дворецкого. Бернард постучал в двери спальни через несколько минут и, получив приглашение войти, переступил порог. — Чем могу быть полезен, милорд? Мужчина протянул ему папку, и слуга с готовностью взял ее, аккуратно держа перед собой. — Спрячь это, — тихо велел Кейго, — подальше от чужих глаз. Так, чтобы никто — случайно или специально — ее не нашел. В ней содержатся слишком важные сведения. Через пару месяцев они мне пригодятся, и когда я скажу, ты вернешь ее мне. Дворецкий серьезно кивнул, крепче сжимая папку в руках. — Считайте, что уже сделано, милорд. Атобе кивнул. — Не сомневаюсь. Ступай. Бернард, поклонившись, бесшумно вышел из спальни, закрыв за собой дверь, а Кейго вздохнул, устало потирая шею, массируя, и чувствуя, что теперь можно немного расслабиться. Никто не знал особняк лучше слуг, это он выяснил уже давно. И каждый из них был предан ему, честно работая долгие годы, но никому из них он не доверял так, как пожилому дворецкому. Тот был рядом с ним, кажется, всю его жизнь — сначала в детстве, когда он еще рос в родительском доме, бегая по загородному поместью в коротких шортах и серьезно принимая уважительное обращение «милорд». Когда подростком приезжал ненадолго из Японии в Лондон, останавливаясь уже в Белгравии. И через несколько лет, когда окончательно вернулся в Англию, закрепив за собой белокаменный особняк. Бернард был одним из немногих, кто продолжал оставаться рядом с молодым наследником, несмотря на все перипетии в семье, и Кейго это действительно ценил. «А теперь душ и спать». Стоя под горячими, расслабляющими струями воды, Атобе продолжал размышлять. Итак, все необходимые сведения собраны. Теперь у него все карты на руках — осталось только правильно их разыграть, но с этим, Кейго был уверен, у него точно проблем не возникнет. Надо только дождаться, когда пройдет собрание, а там он вступит в игру со своими правилами, никого не щадя. Он уже даже не думал об этом, отодвинув предстоящее переформирование совета на второй план как решенный вопрос. Куда больше его беспокоило отсутствие какого-либо компромата на Джулиана — вот это действительно было проблемой. Когда Артур открыто выступал против его назначения и нехотя поддержал идею об испытательном сроке, а потом присутствовал на каждом собрании, придираясь по мелочам — тогда все было просто и понятно. Когда вдруг успокоился, будто бы смирившись с его присутствием и успехами, а потом направил к нему своего сына, выражая обеспокоенность будущим наследника — Атобе едва не закатил глаза, почувствовав себя глубоко оскорбленным. Неужели старый лис действительно верил, что он ни о чем не догадается? Пришлось подыграть. И пока младший, Энтони, следил за каждым его шагом, обо всем отчитываясь перед отцом, Атобе следил за ними обоими. Джулианы, сами того не ведая, предоставили ему отличную возможность использовать их же метод против них самих — подобраться поближе, изучить противника, найти уязвимые места. За себя Кейго был спокоен — он знал, что не даст ни единого повода дискредитировать себя. И без постоянной слежки давление в его жизни было колоссальным, так что он привык быть постоянно начеку, следить за всем, что делает и говорит. Единственной его слабостью был один мелкий засранец, но и тут, Атобе был уверен, у него все под контролем. И, в конце концов, весь этот концерт не будет длиться вечность — Хант соберет компромат, и Кейго избавится от этой головной боли. Но детектив ничего не нашел. Атобе закрутил вентили, перекрывая поток воды, встал на выстеленное полотенце для ног и, накинув на плечи висевший рядом халат, направился в спальню. Завтра нужно было рано вставать, но, лежа в постели на спине и смотря вверх, в темноту, Кейго никак не мог уснуть. Не хотелось признавать, но первоначальный план провалился, и что делать дальше, мужчина пока не представлял. Да и поведение обоих Джулианов последнее время вызывало у него подозрение. Артур уже не так часто посещал собрания, будто бы потеряв интерес, а когда появлялся, то вел себя на удивление мирно и адекватно. Вопросы на повестке дня обсуждались им спокойно, без уничижительной критики, а решения в итоге принимались обдуманно, почти всегда единогласно. Атобе не знал, что послужило причиной таким переменам — то ли прошло достаточно много времени, и он зарекомендовал себя, вопреки своей молодости, то ли все это было затишьем перед бурей, которая может разразиться в любой момент вплоть до итогового собрания. И вся эта подвешенная ситуация, признаться, здорово выматывала даже его. Вдобавок ко всему младший, Энтони, тоже вел себя странно. Перестал украдкой хвататься за телефон, докладывая о его передвижениях и планах, больше работал, демонстрируя невиданный ранее энтузиазм — не с целью получить какой-то компромат, а именно помогая. Атобе мог бы даже поверить, что тому вдруг начало нравиться быть парнем-на-побегушках, если бы не знал наверняка, с какой целью Энтони был подослан к нему. Эти двое вели себя странно, и Кейго уже начал подозревать, что они догадались, что он догадался, и, сговорившись, решили просто свести его с ума. «Что за чертовски длинный день…»

* * *

Рема добегал последний километр вдоль полюбившейся набережной, когда музыка в гарнитуре плавно стихла, сменяясь входящим вызовом. «Номер не определен», — мелодично осведомил голосовой помощник. Бросив взгляд на наручные часы, показывавшие половину шестого, юноша замедлил бег и, отойдя под сень деревьев, достал из удобно закрепленного пояса бутылку воды, отвинчивая крышку и одновременно с тем принимая вызов. — Да? — О, мой бог, — раздался насмешливый голос в ответ, и Рема, едва глотнув воды, тотчас же поперхнулся. — Никогда не отвечай незнакомым номерам «Да», это слишком многообещающе звучит. Как дела, мелкий? — Рега?.. Какого черта? — И я тоже безумно рад тебя слышать, солнце. — Ты куда пропал почти на год? — А ты успела по мне соскучиться, маленькая язва? И эй, я отправлял тебе премилую посылку на Рождество! — Это было в конце ноября, идиот. — И как тебе? — Сок из них получился отличный. Спасибо. — Принцесса оценила подношение, я тронут! — Тоже мне новость. Ты по жизни тронут, головой. Что у тебя стряслось? — Неужели я слышу в твоем голосе беспокойство? Мелочь, твой эмоциональный диапазон с каждым годом становится все шире. Я тобой горжусь. — А ты слишком явно переводишь тему. Все настолько плохо или ты стесняешься рассказать? — Я — что?! — оскорбленно вскинулся тот, и Рема самодовольно ухмыльнулся. — Мелочь, ты что-то слишком быстро растешь, — проворчал старший брат. — И это был не комплимент. — Конечно. Ну, и? Где пропадал? — Ну, знаешь, немного здесь, немного там… — В третий раз это не прокатит, — обрубил его бормотание теннисист. — И кто из нас двоих старший, и кто кого должен слушаться, а? — пробухтел Рега. — Ладно. Слышал, ты перебрался в Лондон. — Откуда ты знаешь об этом? — Эй, я умею пользоваться интернетом, — оскорбился тот. — И как я могу не следить за новостями о моем миленьком младшем братишке? Нонсенс! Большой брат всегда следит за тобой, — наставительно произнес он. Рема в ответ только закатил глаза. — Ну? — Ну-у, — протянул Рега, — возможно, наверное, есть такая вероятность, очень маленькая вероятность, что я даже заскочу заценить твою новую хату. Ты ведь не откажешься приютить своего единственного и горячо любимого меня, по которому так сильно соскучился? Юноша открыл было рот и сразу же закрыл, прикидывая, сколько времени Рега и Кейго смогут вытерпеть друг друга на одной территории. Пару дней? Часов? «Это будет весело», — ухмыльнулся он. — Ладно. — Отлично! Нисколько не сомневался в твоей доброте. — Врешь. — Очень рассчитывал на твое благородство. — Звучит еще хуже. — Надеялся познакомить тебя кое с кем? Рема мигом насторожился. — С кем это? — О, детка, расслабься. Я уверен, он тебе понравится. «Он?» — Сначала, конечно, будет немного неловко, все-таки вы встретитесь в первый раз… «Что?» — Но, я надеюсь, вы быстро найдете общий язык. У нас с ним все серьезно, так что тебе придется постараться, чтобы произвести на него хорошее впечатление. «Чего?!» — Он просто чудо. Поймешь сам, когда познакомишься с ним поближе. Я нашел его год назад и чертовски жалею, что не сделал этого раньше. Можешь себе представить? Но я даже не подозревал, что такое может произойти со мной в ближайшие лет пятнадцать. — Стой, подожди, — хрипло прервал его Рема. — О чем ты вообще, черт подери? Ты ведь знаешь, что я не терплю чужаков, только не у меня дома. В ответ раздался неожиданно мягкий, теплый смех, и это еще больше сбивало с толку. — О, нет, Рема. Он не чужак, — по голосу было слышно, что Рега улыбается. — Он твой племянник. Теннисист замер. Услышанное дошло до него не сразу. — Что?