* * *
Щелкнул замок, и Рема едва слышно вздохнул, открывая глаза и встречаясь взглядом с царившей кругом темнотой. Он не слышал, но чувствовал, как за его спиной Кейго пересекает спальню — ковер скрадывал звук шагов, сводя на нет привычный стук каблуков. Он не видел, но хорошо себе представлял, как Кейго сбрасывает дорогие туфли, скидывает на спинку кресла пиджак и вынимает из шлеек кожаный ремень; как снимает брюки и переступает через них, оставляя валяться на полу; как вытаскивает запонки, откладывает их на комод и проходится вдоль вереницы пуговиц, обнажая потрясающий торс; как стягивает с себя шелковый галстук и не глядя отбрасывает в сторону следом за рубашкой и, оставшись в одних носках и боксерах, отправляется в душ. На несколько мгновений темноту спальни за спиной озарил вспыхнувший в ванной свет и тут же погас — Кейго закрыл за собою дверь. Рема лежал, прислушиваясь к шуму воды за стеной; к наступившей через несколько минут тишине; к тихому дверному щелчку и шелесту одеяла и простыней. Лежал, ожидая, когда Кейго привычным жестом подтянет его к себе, целуя в шею и хватая зубами за голое плечо. Когда скажет хоть что-нибудь. Почему задержался, почему пришел среди ночи. Почему не отвечал на сообщения и звонки. Но Кейго молчал. А Рема лежал, прислушиваясь к размеренному дыханию за спиной, смотрел в темноту перед собой и думал, сминая уголок подушки в кулаке. Какого черта, Атобе? Какого черта?!* * *
— Я надеюсь, ты не строишь иллюзий и понимаешь, — спокойно произнес Лиам, — что у вашей истории не будет счастливого конца. В груди неприятно сдавило. «Продолжай дышать», — приказал себе Рема, незаметно впиваясь пальцами в подлокотники кресла. — Лет пять, — невозмутимо продолжил мужчина, — может быть, шесть. А потом вы, так или иначе, разбежитесь, и каждый заживет своей жизнью. Ты не хуже меня представляешь, чем закончатся ваши отношения. Я не могу предсказать, как сложится твоя жизнь, но прекрасно знаю, какое будущее уготовано Кейго. Как единственный наследник однажды он получит всё. На его счетах окажутся миллиарды, а в руках сосредоточится огромная власть. С его мозгами, деловой хваткой, воспитанием и характером его ожидает воистину блестящее будущее — многие о таком могут только мечтать… Резкий толчок, и его будто вытолкнули из сна. Распахнув глаза, Рема не сразу понял, где он, почему вокруг так темно, ведь еще не слишком поздно, а сам он дышит рвано, через раз, и цепляется за одеяло побелевшими от напряжения пальцами. Еще мгновение назад он сидел в кресле напротив Лиама, чувствовал на себе его холодный, пронизывающий взгляд, а сейчас вновь очутился в их с Кейго спальне, восемь лет спустя. Он прикрыл на минутку глаза, вздохнул глубоко пару раз, успокаиваясь, и перевернулся на другой бок, закутываясь в одеяло по самый кончик носа. Но сон не шел. Полежав так несколько минут и поняв, что уснуть ему сейчас не удастся, Рема перевернулся на спину, открыл глаза и уставился ясным взглядом в высокий потолок. «Схожу попью», — решил он. Откинув одеяло и поднявшись с постели, он поискал босыми ногами тапочки, подошел к банкетке в изножье кровати, где лежал теплый махровый халат, и, накинув его на плечи, бесшумно выскользнул из спальни, на ходу запахиваясь и завязывая пояс, когда вдруг услышал знакомый аромат. Приподняв воротник, Рема уткнулся носом в мягкую ткань и, глубоко вдохнув, едва заметно улыбнулся, уловив чувственные нотки бергамота, мускатного ореха, пряностей и масел, что тонко переплетались между собой, создавая неповторимый букет. Он будто был отражением своего носителя: такой же сложный в деталях и невероятно прекрасный в изысканной композиции, от которой захватывало дух. Поплотнее закутавшись в халат Кейго, Рема спустился на кухню за стаканом воды. Весь особняк спал, окутанный темнотой и тишиной. Сквозь высокие окна, что выходили на проезжую часть, в комнаты проникал свет уличных фонарей и замирал на полу, робко касаясь мраморных плит. Изредка были слышны проезжающие где-то невдалеке машины, а через несколько секунд снова все стихало. Не включая свет, Эчизен налил из графина полстакана воды и подошел к окну, устремив взгляд на небольшой сквер через дорогу, в котором при свете дня так любили прогуливаться собачники и пожилые пары. Он смотрел на него, но не видел ни кованой ограды, ни теряющихся между деревьями извилистых троп, в столь поздний час освещаемых парковыми фонарями. Делая глоток за глотком, он вспоминал свой сегодняшний сон, а вместе с ним и весь разговор, что состоялся между ним и Лиамом много лет назад. Это было так давно, и столько всего уже успело произойти с тех пор, но Рема все еще помнил тот вечер, и ту давящую атмосферу, и все произнесенные слова, словно те были сказаны только вчера.* * *
Лиам смотрел на него несколько долгих минут, вглядываясь в мальчишеские черты лица, и покачал головой. — Он женится, Рема. Через пять, десять, пятнадцать лет, но это произойдет, и ты не сможешь этому помешать. Будет лучше, если к тому моменту, как Кейго решит связать себя узами брака, по любви ли или по расчету, мне все равно, вы уже разойдетесь и забудете всё, что между вами было. Для тебя будет лучше, — добавил он чуть погодя. Эчизен ничего не сказал, лишь недобро прищурился. — Подумай. Хорошо подумай, Рема, — вкрадчиво произнес Лиам. — Ты не сможешь быть с Кейго всегда. И делить его с кем-то еще тоже не сможешь. Он не пойдет против семьи, а ты слишком горд, чтобы становиться любовником женатого мужчины. Ты должен понимать, что у вас нет совместного будущего: его ждет президентское кресло в компании, тебя — турнирная сетка и чемпионские титулы. Путь, которому вы следуете сейчас, ведет в никуда, так стоит ли его продолжать? — мужчина выразительно приподнял бровь. — Я много думал с тех пор, как вы с Кейго улетели из Лондона, о вас и ваших отношениях. Это заранее проигранная война. Каков бы ни был расклад, тебе не выиграть — Атобе всегда ставят долг превыше собственных чувств. Так зачем тратить свою юность на то, что в дальнейшем не принесет результат? Не лучше ли остановиться сейчас? — и, прищурив холодные голубые глаза, Лиам неожиданно жестко приказал: — Расстанься с ним. Сейчас, пока вы не зашли слишком далеко. Так будет лучше для вас обоих. Эчизен коротко усмехнулся. — Так вот к чему весь этот разговор? — и он решительно поднялся с кресла. — Только зря потратили время. Мальчишка твердым шагом направился к двери, и Лиам проводил его в спину тяжелым взглядом. — И что это значит? Взявшись за ручку, Рема бросил небрежно через плечо: — Это значит, что я не собираюсь это обсуждать. — И что будешь делать? — усилил нажим Атобе. — Ждать, когда Кейго первым бросит тебя? Наслаждаться иллюзиями, а потом собирать себя по частям? — он снисходительно усмехнулся. — Мне тебя жаль. Желто-зеленые глаза яростно полыхнули. Юноша с силой сжал пальцы свободной руки в кулак. — Какая вам, черт возьми, разница, что я буду делать? — Не знаешь? Повернувшись спиной к двери, Эчизен решительно вскинул подбородок, устремив на сидевшего в кресле мужчину зло сверкающий взгляд. — Я знаю, — холодно процедил он, — что не собираюсь следовать вашим идиотским указаниям. Я знаю, — сузил он глаза, — что буду рядом с ним, что бы ни случилось и так долго, сколько получится. Если мы и расстанемся, то это будет только нашим — и, черт подери, ничьим больше! — решением. А своими приказами можете хоть подавиться, черта с два я буду им подчиняться!.. Вынырнув из воспоминаний, Эчизен допил в два глотка остатки воды и, сполоснув стакан, убрал его в сушилку. Вернулся в спальню, скинул на банкетку халат и залез обратно в постель, кутаясь в легкое и теплое одеяло. Сон по-прежнему не шел, но сейчас он был этому даже рад. Повернувшись на бок, Рема устремил взгляд на лежавшего рядом Атобе. Тот крепко спал, одной рукой обнимая подушку, а вторую подложив под голову и вытянув вперед. Светлые волосы разметались, и сейчас Атобе Кейго меньше всего походил на властного президента огромной финансовой империи. Такого Кейго Рема особенно любил — взъерошенного, немного неловкого спросонья, такого домашнего и уютного. Такого своего. Он протянул вперед руку, запуская в светлые волосы и ласково, безотчетно перебирая между пальцами мягкие пряди. Атобе хотелось касаться, хотелось быть рядом, прижимаясь как можно теснее, кожа к коже. Рема подкатился ближе, уткнулся носом в обнаженное плечо, а потом придвинулся еще немного, оказываясь у Кейго под боком. Он ощутил тепло чужого тела, едва уловимый запах геля для душа и удовлетворенно вздохнул, чувствуя, как недавнее напряжение понемногу отпускает. Но вместо него в душу начала закрадываться тоска. Рема не понимал, что между ними происходит, что он опять делает не так. Почему у него есть только эти мгновения посреди ночи, когда он может наслаждаться близостью Атобе и рядом с ним чувствовать себя как дома? Куда исчезли все их вечера? Совместные ужины? Выходные? Было время, они даже завтракали по утрам вместе, после расходясь каждый по своим делам, но эти дни словно канули в лету. Они не ссорились. Они вообще почти не разговаривали друг с другом с тех пор, как Рема вернулся в Лондон еще месяц назад. Атобе уезжал в банк рано утром, домой возвращался поздно, и только благодаря газетам Эчизен был прекрасно осведомлен, где и с кем любовник проводит вечера. Атобе в театре, Атобе в опере, Атобе в ресторане заключает контракт — журналисты с потрясающим рвением отслеживали каждый шаг завидного холостяка. Словно ищейки, они чуть ли не каждое утро представляли Эчизену полный отчет о возлюбленном, и только тот факт, что ночи Атобе неизменно проводил с ним в постели, удерживал теннисиста от необдуманных действий. Слишком дорого он заплатил за свою импульсивность в последний раз, слишком свежи были воспоминания и тяжел осадок вины, не отпускавший до сих пор, державший крепко, словно страж, предостерегавший от глупостей. Рема хотел бы знать, что ему следует сделать, чтобы все вернуть на свои законные места — чтобы он и Кейго, вместе, подальше от чужих глаз, где бы им никто не мешал и не отслеживал каждый шаг. Но не успел он додумать мысль до конца, как незаметно для себя уснул, тесно прижавшись к теплому боку Атобе. На следующее утро Эчизен проснулся от звонка мобильного. В первый раз он его проигнорировал и только глубже закутался в одеяло, накрываясь с головой. Но неизвестный был настойчив, сбрасывал и названивал снова, будто знал, что рано или поздно добьется своего. Не выдержав дольше десяти минут, Эчизен выпотрошил одну руку из-под одеяла, с пятой попытки нащупал на тумбочке разрывающийся мобильник и, наконец, подтащил его к себе, не глядя включая громкую связь. — Рема! — тут же воскликнули в трубке. — Ты что, спишь еще?! Эчизен молча поморщился. — То, что сезон закончился, не дает тебе права нарушать режим, — назидательно произнес Даррел. — Как будто сам не знаешь. Раз-два собьешь, потом черта с два восстановишь. — Плохо спал, — сонно пробормотал теннисист, не открывая глаз. — Поздно уснул. — И что? — громко фыркнул менеджер. — Теперь надо до вечера спать? Ничего не знаю. Давай, шевели задницей и вставай, хватит валяться! — Ты за этим звонишь мне в такую рань? — крепче обнимая подушку, проворчал Рема. — Это у меня тут, в Нью-Йорке, рань, а у вас там первый час уже! — Хм?.. — молодой человек нехотя приоткрыл один глаз и приподнял голову, ища взглядом часы. Действительно, Даррел не солгал, стрелки показывали двадцать пять минут первого. — И чего тебе не спится в… половину восьмого утра? — ворчливо пробормотал он себе под нос, вновь роняя голову на подушку и сладко зевая. — Что-то случилось? — Случилось, ага, — отозвался менеджер. — Ты и твой календарь на следующий сезон случился. Ты прислал мне его вчера ближе к вечеру, по нашему времени, если помнишь. — Мм, допустим. — Я хотел у тебя спросить, — вкрадчиво начал друг. — Ты это серьезно? — Что? — зевнул Рема. — Тринадцать? Турниров? — Угу. — Ты обсчитался? У тебя дрогнула рука? Ты уснул, пока составлял календарь, и отправил мне неоконченный черновик? — Нет. Нет. И… дай подумать. Нет. — Рема! — Даррел глухо простонал. — Ты издеваешься?! — Серьезен, как на корте, — зевая, заверил его юноша. — Черт, Рема! — гаркнул менеджер в трубку, и Эчизен поморщился: «Как шумно…». — Ты собираешься нарушить правила! Да ты понимаешь, что мы потом штрафов не оберемся?! От Ассоциации и, не дай бог, еще и от спонсоров тоже! И это тебе не мелкий штраф за неправильную парковку, речь пойдет о тысячах и сотнях тысяч долларов! У тебя, кроме Атобе, есть и другие спонсоры, а они очень внимательно следят за всеми своими вложениями! Если ты не будешь следовать соглашениям… — Я знаю правила, Дар, — оборвал его Рема, садясь в постели. Он прислонился к высокому изголовью и, выключив громкую связь, прижал телефон к уху. Ясный, без тени сонной поволоки взгляд медленно обводил пустую спальню. Разбросанные ночью вещи все так же валялись на полу, на поверхности комода блестели драгоценные запонки, приковывая к себе взгляд. — И я не собираюсь их нарушать. Я отыгрываю четыре мэйджора и все восемь обязательных мастерсов, плюс еще один турнир на выбор, — спокойно произнес Эчизен. — Ассоциация, возможно, и будет недовольна, но плевать — их основные требования я выполню. Спонсоры? С ними тоже проблем не будет, пока я выигрываю, снимаюсь для них и своим поведением не бросаю тень на их репутацию. Что-нибудь еще? Даррел глубоко вздохнул. — Тринадцать, хорошо, но что насчет других десяти турниров? Ты не собираешься защищать на них свои титулы, очки? — теннисист промолчал, и менеджер недовольно цыкнул. — Черти тебя дери, Эчизен, я перестаю тебя понимать! Ты то бросаешься в сезон с головой, играя по несколько недель подряд, изматывая себя, то вдруг сокращаешь свой календарь почти в половину, рискуя нарваться на неприятности! У тебя часом не ПМС, а? — Дар, — угрожающе прорычал тот. — Значит, я прав, — удовлетворенно произнес друг. — Но это ни черта не объясняет, знаешь? — Ага, ведь я парень, какая незадача, — съязвил Рема. — Что тебе еще непонятно? — Только одно. Как ты собираешься удержаться на верхушке? — отбросив шутки в сторону, серьезно спросил Даррел. — Как, Рема? Объясни мне. Может, тебе напомнить, как считается рейтинг? В зачет пойдут восемнадцать результатов за последний год. Восемнадцать! Двенадцать с обязательных турниров и еще шесть лучших среди всех остальных. А у тебя не из чего будет выбирать и даже этих шести результатов не будет, если ты станешь пропускать турниры, на которых раньше регулярно выступал! Ты начнешь терять позиции, Рема, и стремительно, если учесть, как выступает остальная «десятка». Они быстро подвинут тебя, и в первую очередь те же Смит и Ноэль. — Нет, — уверенно возразил ему Эчизен. — Нет, не начну. — Не начнешь, — согласился с ним Даррел, — но только при условии, что будешь выигрывать каждый второй мастерс и возьмешь, как минимум, один мэйджор. Только в этом случае ты, возможно, возможно, Рема, не слетишь со своего пьедестала. А теперь давай прикинем. Ты плохо переносишь австралийскую жару, поэтому на Мельбурн лучше не рассчитывать. Пока что ты добирался там только до полуфинала. На грунте ты выступаешь с переменным успехом, так что Ролан Гаррос, как всегда, под вопросом. Остаются Уимблдон и Нью-Йорк. В Лондоне ты из года в год показываешь хорошие результаты, но не стоит из-за этого быть излишне самоуверенным — в любой момент все может пойти не так, ты не хуже меня это знаешь. Как вышло с тем же US Open в этом сезоне, где ты не прошел дальше четвертьфинала, хотя в предыдущие годы стабильно доходил до финала и трижды брал титул. Что касается мастерсов, то с ними ситуация может выйти немного лучше, все-таки на них не пятисетовые матчи играются. Но опять же, повторюсь, не стоит загадывать что-либо и раньше времени праздновать победу — никогда не знаешь, что может пойти не так. И что мы получаем в итоге? — Что? — скучающе отозвался Рема. Даррел поперхнулся. — Эчизен, ты!.. — Рема услышал, как на том конце провода грязно выругались, и ясно представил себе, как друг в раздражении ерошит короткий ежик волос, сокрушенно качает головой и, в конце концов, беспомощно закрывает ладонью лицо, вздыхая. — Ничего. Ничего, Эчизен. Не бери в голову. Что ты задумал? — наконец, глухо спросил он. — Ничего, — юноша пожал плечами. — Я не загадываю вперед. Все, что я могу, это играть. Этим и буду заниматься. — А как же очки? — Предоставь это мне. Даррел какое-то время помолчал. — Тогда что ты хочешь от меня? Чем я могу тебе помочь? Эчизен, не удержавшись, слегка улыбнулся, и ответ его прозвучал мягче, чем весь предыдущий разговор: — Продолжай делать свою работу. Этого более чем достаточно. Менеджер издал тяжелый вздох. — Ты невозможен, ты знаешь об этом? — Мне постоянно об этом напоминают, так что да, — ухмыльнулся теннисист. — Я думал, это комплимент! — В твоем случае все, что ни кляп на рот, комплимент, — сухо отозвался Даррел. Рема оживился: — Да? А если это… — Избавь меня от пошлых шуточек! — поспешно оборвали его. — Серьезно, Эчизен, с возрастом люди взрослеют, умнеют, но вас с братом эта судьба счастливо минует, как я погляжу! — Мы тщательно скрываемся от нее, — отпарировал тот и, покачав головой, ворчливо добавил: — Один даже слишком тщательно. — По-прежнему никаких вестей? — Почему же, — хмыкнул Рема. — На прошлой неделе мне прислали открытку из Барбадоса без обратного адреса и два ящика апельсинов вместе с ней. В открытке не было ничего полезного, а из апельсинов у Молли получается очень вкусный сок. — Молли? — Наш повар, — подумав немного, он добавил: — Одна из пяти, но остальные четверо — ее помощники. Даррел усмехнулся в трубку: — Странно слышать такое наблюдение от тебя. — Что? — не сразу понял тот, а потом фыркнул. — В конце концов, я тут живу. Разумеется, я в курсе, кто живет в одном доме со мной. — Ну, разумеется, — насмешливо отозвался менеджер. — Заткнись, — проворчал Рема, отчего-то смутившись. — Как пожелаете, ваше высочество, — продолжал ерничать Дар. — Малейший ваш каприз исполню тотчас! — Шут придворный. — Нахальное высочество. — Тебе там никуда не надо, а? — А что, хочешь меня куда-нибудь послать? — Очень, — признался тот. — Становитесь в очередь, ваше высочество! — рассмеялся Даррел. — Я у вас прямо нарасхват! — Буквально? — сочувственно спросил Рема и покачал головой. — Мне будет тебя не хватать. — Очень? — Особенно твоих звонков в несусветную рань. Очень. Не представляю, как буду спокойно спать. Ты ведь всегда прерываешь мои сны на самом интересном месте. — Давай без подробностей. — Ты разве не хочешь послушать? — невинно поинтересовался Эчизен. — А я так хотел рассказать… — Это все, конечно, очень интересно, — прервал его Даррел, — но мне пора бежать по делам. А у тебя разве ничего не запланировано на сегодня? — Ни-че-го, — Рема ухмыльнулся. — Но я запомнил этот перевод темы. — Напугал, — фыркнул друг. — Так, ладно… по поводу твоего календаря я все понял. Что ж, посмотрим, что из этого получится… Все остальное беру на себя. Чуть позже скину тебе наброски. — Спасибо. — Давай, до связи тогда. — Ага, пока, — попрощался Эчизен и, отбросив мобильник на постель, с тихим вздохом прикрыл глаза, упираясь затылком в мягкое изголовье. «Первый этап пройден, — мысленно подвел он итог. — Даррел согласился. Со всеми деталями и формальностями он разберется сам, а мое дело играть». Рема открыл глаза, устремляя серьезный, неожиданно тяжелый взгляд в высокий потолок, полежал еще немного и, наконец, поднялся с постели, подхватывая с банкетки халат и направляясь в ванную. Но одна мысль не давала ему покоя, продолжая крутиться в голове все то время, пока он умывался, чистил зубы, принимал душ, стоя под теплыми струями воды, запрокинув голову назад. «Играть и выигрывать каждый матч».* * *
Суша полотенцем мокрые волосы, Рема направлялся к гардеробной, пересекая просторную спальню, а взгляд его по пути цеплялся за разбросанную одежду: пиджак, рубашку, брюки на полу, ремень, галстук… Тихонько вздохнув, он опустил полотенце на плечи и подобрал валявшиеся брюки, чтобы перекинуть их через спинку кресла, потом туда же отправилось и все остальное. — То-то же, — ворчливо пробормотал Эчизен себе под нос. Чуть позже в спальню заглянет кто-нибудь из слуг, чтобы навести порядок, и заберет вещи в стирку. «Надо только проверить, не осталось ли в них чего, — вспомнил Рема и покачал головой. — Вечно Кейго оставляет кучу денег в карманах». В брюках ничего не нашлось, зато из внутреннего кармана пиджака пришлось достать плотную пачку купюр и ручку Parker. Убрав и то, и другое в тумбочку Атобе, Рема прошелся по остальным карманам пиджака и, не найдя больше ничего, кроме шелкового платка, переключился на рубашку. Но, взяв ее в руки, Эчизен помешкал с несколько секунд и вместо того, чтобы проверить нагрудный карман, поднес рубашку к себе и осторожно втянул носом оставшийся на ней аромат. И сам не заметил, как где-то глубоко внутри себя вздохнул с облегчением: от рубашки пахло Кейго и только им одним. Никаких посторонних запахов, отголосков чужих духов. Ничего, кроме родного, выученного наизусть аромата Атобе и совсем немного — кондиционера для белья. Все. Он почувствовал, как напряжение, скопившееся за прошлый вечер и ночь, начало стремительно отпускать и можно вздохнуть полной грудью — больше ничего не держит в тисках. Рема заметно приободрился и скользнул пальцами в нагрудный карман, не рассчитывая найти что-либо, кроме, разве что, еще одного платка, как вдруг наткнулся на что-то. Этим что-то оказалась визитка — из приятной на ощупь, явно дорогой бумаги, с простым, строгим дизайном и названием компании на латыни, уверенно высеченным по центру. В латыни Эчизен был не силен и перевернул визитку обратной стороной, думая найти что-нибудь еще. И нашел. «Беверли Хант, частный детектив? — нахмурился он, пробегаясь взглядом по контактам. — На кой черт Атобе он понадобился?» Внутри зашевелилось неприятное предчувствие — найденное Реме решительно не нравилось. Он сжал визитку в руке, как никогда понимая: им с Кейго нужно о многом поговорить. Несколькими часами позже Эчизен сидел в небольшой гостиной на первом этаже, примыкавшей к малой столовой, усевшись по-турецки на диване напротив разожженного камина и положив на ноги ноутбук. На улице шел снег, бесшумно падая крупными хлопьями и укрывая белоснежным покрывалом землю Королевства, а в белокаменном особняке было по-домашнему уютно и тепло. — Заня-ятно, — наконец тихонько протянул Рема и в который уже раз взял в руки визитку. Он не нашел в Сети ничего ни на этого Беверли, ни на компанию, которую ту представлял — ничего, кроме ссылок на крылатые латинские фразы, учебники по латыни, самоучители, словари и подобную чушь. Все было не то. Перебирая визитку между пальцами, Рема размышлял. «Мне нужен Фуджи. Или Инуи-семпай, — придя к такому выводу, он решил подумать еще раз. — Ни за что. Только не эти двое!» — стоит ему лишь заикнуться о чем-нибудь, как эта парочка живо вытрясет из него всю душу и потом еще прилипнет, как банный лист. Нет уж, не надо ему такого счастья. — Наши проблемы мы будем решать вдвоем, — едва слышно проворчал Эчизен, захлопывая крышку ноутбука. Все равно тот оказался бесполезен. За спиной кто-то тихонько кашлянул, и Рема тотчас обернулся на звук. В дверях, выходивших в столовую, стоял Бернард. — Обед, милорд, — произнес мужчина в ответ на вопросительный взгляд. — Ага, иду. Сейчас, — кивнул Эчизен, а сам потянулся за лежавшим рядом на диване мобильником. «Чего ходить вокруг да около, — решил он, открывая сообщения и выискивая диалог с Атобе. — Спрошу прямо». И перед тем, как выйти в столовую, сбросил блондину смс: «Беверли Хант?»* * *
Ответ пришел через час пятьдесят: «Ты рылся в моих вещах?» Тон сообщения Эчизена покоробил — он не считал, что сделал что-то неправильное, и тем более не собирался оправдываться. «Сам виноват, учись раздеваться нормально. Если не хочешь потерять что-то важное, не надо этим разбрасываться». «Что еще?» Рема задумался, что бы еще посоветовать Кейго, но потом понял, что тот спрашивает не об этом. «Деньги, паркер. Убрал к тебе в тумбочку. Ничего не хочешь мне рассказать?» Ответ на последнее сообщение пришлось ждать еще почти час. «Поговорим дома». Эчизен во всеуслышание фыркнул, закатив глаза. — Поговорим, как же, — проворчал он. «Ага, и когда?» «Буду к девяти. Позаботься об ужине». Прочитав последнее сообщение, Рема несколько раз удивленно моргнул и перечитал его дважды. — Его величество изволит отужинать дома? — вскинув бровь, недоверчиво вопросил он и хмыкнул. «Ну-ну. Посмотрим». Он бросил мельком взгляд на часы, отмечая, что до назначенного времени у него есть около двух часов, и задумался. «Пойду, обрадую Молли».* * *
Тихонько потрескивали поленья в камине. Рема стоял у окна с бокалом вина, равнодушно наблюдая за медленно падающими снежинками, искрящимися в свете уличных фонарей, за проезжающими мимо кэбами и дорогими автомобилями, за пустой подъездной дорожкой перед их особняком, недавно расчищенной кем-то из слуг и вот сейчас вновь припорошенной девственно-чистым снегом. Он преподнес бокал к губам, в два глотка осушил остатки белого вина и развернулся спиной к окну, здраво рассудив, что больше ждать не имеет смысла. Часы на мобильнике показывали двадцать семь минут одиннадцатого, и за последние полтора часа, что Рема терпеливо ждал, он не получил ни единого сообщения или звонка. Он прошелся взглядом по накрытому столу, нетронутым приборам, пустым тарелкам и бокалам, закрытым стальными крышками блюдам, разложенным в вазе фруктам и бутылке шампанского в ведерке, полном воды вместо кубиков льда. Рядом стояли две открытые бутылки вина, одна из которых была на две трети пуста. «Еда остыла, сливки растаяли, вино потеплело, — констатировал Рема, подходя к столу, и поставил опустошенный бокал. — Только перевод продуктов с тобой, Атобе». — Бернард, — негромко позвал он. Дворецкий появился в дверях гостиной буквально через минуту, словно все это время находился где-то рядом. — Да, милорд? — Не думаю, что Кейго будет ужинать, как придет домой. Надо убрать тут все, чтобы ничего не испортилось. — Конечно. Не волнуйтесь, милорд, я обо всем позабочусь, — чуть склонив голову, тихо отозвался тот. — Спасибо, — не глядя на него, кивнул Рема. Он прошелся еще раз взглядом по празднично накрытому столу, потушил зажженные свечи в позолоченных, покрытых стекшим воском подсвечниках и, пройдя мимо Бернарда, покинул небольшую гостиную, которую так любил за царившие здесь уют и тепло.* * *
С едва слышимым щелчком выключателя спальню озарил теплый свет хрустальных люстр, и Рема недовольно поморщился, успев привыкнуть к царившей кругом темноте, и лишь глубже зарылся в одеяло, накрываясь с головой. — Я знаю, что ты не спишь, — раздался рядом уверенный голос Атобе, и матрас в ногах чуть прогнулся, когда мужчина опустился на постель. — Рад за тебя, — глухо отозвался Рема из-под одеяла. Сияние люстр казалось слишком ярким, раздражая с каждым мгновением все сильнее. — А теперь выключи обратно. Я пытаюсь уснуть, если ты не заметил. — Злишься? — проигнорировав его, спокойно спросил Кейго. Эчизен помедлил с ответом. — Нет. — Злишься, — констатировал банкир. Рема раздраженно выдохнул и вылез из-под одеяла, садясь на постели. — Нет, — упрямо повторил он. Атобе хмыкнул, недоверчиво приподняв бровь, на что Эчизен лишь закатил глаза. Скрестив руки на груди, он уперся спиной в мягкое изголовье позади себя и спокойно встретил направленный на него взгляд. — Нет, не злюсь. Просто не понимаю, но какая нахрен разница? Ведь Атобе Кейго не из тех, кто объясняет недалеким плебеям мотивы своих поступков, — с сарказмом протянул он. Кейго молчал, внимательно смотря на него, и Рема не видел причины останавливаться: — Атобе, вот скажи, ты совсем придурок или это еще не последняя стадия твоего идиотизма? Мне просто любопытно. Ты можешь предупреждать, что задерживаешься, хотя бы тогда, когда сам назначаешь встречу? Не то, чтобы меня это сильно заботило, но разве не ты всегда настаиваешь на соблюдении правил хорошего тона? А тут вдруг такой моветон, — трижды цокнул он языком, качая головой. — Или твои безупречные манеры распространяются на всех, кроме меня? — насмешливо поинтересовался Эчизен, выразительно вскинув бровь. — Что ж, я польщен. И нет, я не злюсь. Доволен? Теперь я могу спать? Ему было совершенно не смешно, но Рема не собирался это показывать. Со скрещенными на обнаженной груди руками он открыто смотрел на Атобе, вопросительно изогнув бровь, и ждал, сам не зная чего. Кейго сидел на постели у него в ногах, все еще одетый в деловой костюм, только пиджак был расстегнут, галстук ослаблен и распахнут ворот темно-синей рубашки. И даже сейчас, вдали от партнеров, конференц-залов, журналистов, роскошных приемов, посреди ночи, в стенах собственной спальни, наедине с любовником, от него все также веяло уверенностью, элегантностью и властью, несмотря на расслабленный вид и чуть усталый взгляд. С несколько минут они молча смотрели друг на друга — Рема, скрестивший руки на груди, и Атобе, облокотившийся на колени и сцепивший пальцы в замок. Так и продолжали сидеть, буравя друг друга взглядами, пока Кейго все также молча не поднялся с постели и не направился в сторону гардеробной. Рема проводил его взглядом, пока тот не скрылся за дверьми, пожал плечами и улегся обратно, укутываясь в одеяло и закрывая глаза. Настроения не было, и разговора, как такового, у них не состоялось, ну и к черту. Атобе может и дальше хранить свои тайны, если ему так хочется, а Рема не будет ему снова навязываться. Не хочет рассказывать — ну и пожалуйста. «К черту», — злился теннисист, даже не пытаясь уснуть. В груди клокотал царапающий клубок обиды и боли, желая прорваться наружу, но Рема давил его, давил, стискивая зубы и сжимая пальцы в кулаки. Поглощенный эмоциями, он не услышал чужих шагов и вздрогнул от неожиданности, резко распахнув глаза, когда на него что-то швырнули. — Собирайся, — раздался следом повелительный голос Атобе. Озадаченно моргнув, Эчизен приподнялся на локтях, скользнул взглядом по постели, отмечая валяющиеся поверх одеяла черные джинсы и теплый свитер с высоким воротом-стойкой, и посмотрел на Кейго, непонимающе нахмурившись при виде него. Тот сменил деловой костюм на светлые джинсы и темно-серый пуловер с глубоким V-образным вырезом и приподнял рукава до локтей, обнажив сильные руки. — Зачем? Атобе проигнорировал его, бросив лишь: — Поторапливайся. Я жду тебя внизу, — и вышел из спальни. Оставшись в одиночестве, глядя на закрывшуюся дверь, Рема пробормотал себе под нос: — Что за хрень? Спустившись в холл на первом этаже, в столь поздний час непривычно ярко залитый светом сияющих люстр, Рема наткнулся на Бернарда со своей курткой в руках. Дворецкий выглядел не менее озадаченным, чем и он сам, и еще, пожалуй, немного встревоженным, хотя и тщательно старался скрыть свои чувства. — А где… — начал было Рема, оглядываясь по сторонам. — Милорд ожидает вас в подземном гараже, — тотчас отозвался слуга и помог юноше надеть куртку, следом подавая ему теплый шарф и перчатки. — О, — удивленно приподнял тот брови. — Ясно. Эчизен редко спускался на цокольный этаж, равно как и сам Атобе. Он знал, что там находятся хозяйственные помещения для слуг и подземный паркинг с отдельным выездом, выходившим на поверхность рядом с особняком, и сейчас гадал, что Кейго там вдруг понадобилось среди ночи. Спустившись в просторный, ярко освещенный гараж и засунув руки в карманы не застегнутой куртки, Рема направился вдоль стоявших машин, идя на разливавшийся по помещению звук урчавшего двигателя, пока не приблизился к Атобе. Тот стоял, скрестив руки на груди и подперев собой заведенный, элегантный и мощный, серебристо-стальной Астон Мартин, и наблюдал за приближающимся теннисистом нечитаемым взглядом из-под полуопущенных ресниц. — Наконец-то, — хмыкнул блондин, выпрямляясь, и приглашающе открыл дверцу. — Садись. — Мы куда-то едем? — А на что еще это похоже? — закатил тот глаза. — Кейго, — не двигаясь с места, серьезно произнес Эчизен. — Второй час ночи. Ты устал. Это может подождать до утра? — Рема, — почти ласково молвил Атобе. — Просто заткнись и садись в машину. Куртку можешь бросить назад, в салоне тепло. Вскинув брови, юноша покачал головой и молча сел на соседнее с водителем место. Атобе тут же захлопнул за ним дверцу, и, пока он огибал машину, Рема снял с себя шарф, куртку и убрал свои вещи к небрежно брошенному на заднее сиденье пальто Кейго, закинув туда же и перчатки. Он молчал, пока Атобе, уверенно и плавно ведя, ехал по подземному освещенному туннелю, молчал, когда они вынырнули на поверхность под летящий, искрящийся в свете фар и уличных фонарей снег и выехали на проезжую часть. Молчал и Атобе, спокойно смотря вперед, одной рукой продолжая вести, а вторую положив на подлокотник. Они промчались вдоль сквера, оставляя позади ряд роскошных особняков и припаркованные рядом с ними дорогие, припорошенные свежим снегом, машины. В столь поздний час во всех окнах домов царила темнота, а вдоль дороги величаво и одиноко возвышались уличные фонари, освещая в ночи тихую, совершенно безлюдную улицу. Во всем районе стояла благословенная тишина, и лишь на несколько мгновений хрупкое забвение потревожил рокот двигателя пролетевшего спортивного купе, взметнувшего за собой вихрь медленно падающих снежинок. Чуть съехав по спинке кожаного кресла вниз, Рема посмотрел за окно, без особого интереса наблюдая за чередой сменяющихся улиц. Места были сплошь знакомые: где-то он прогуливался сам, в иной раз отказавшись от услуг водителя, предпочтя ему пешую прогулку и метро, где-то сотни раз проезжал мимо, сидя на заднем сидении Роллс-Ройса, с Джозефом за рулем, и весь путь бесцельно скользил взглядом по мелькающему за окном городу, невольно запоминая величественные очертания. Эчизен съехал в кресле еще ниже и, скрестив руки на груди, поднял взгляд вверх. Улицы Лондона уже несколько недель как были украшены к новогодним праздникам. Над проезжей частью висели многочисленные украшения и гирлянды, весело переливаясь разноцветными огнями и освещая улицы ярче, чем днем. Все чаще радовал горожан и приезжих падающий хлопьями снег, искрящийся в свете фонарей и оседавший на Лондон серебром, и кругом чувствовалась предпраздничная атмосфера. Рема едва слышно вздохнул. Они давно выехали за границы Белгравии, пролетели по оживленной Воксхолл-Бридж-роуд, обогнав всех и оставив далеко позади себя, пересекли мост. На очередном перекрестке Атобе повернул в сторону набережной, и Эчизен, чуть приподнявшись в кресле, повернул голову к противоположному окну, устремляя взор на темные воды Темзы. Но взгляд его невольно соскальзывал на профиль Кейго, касаясь его секунду-другую, и снова возвращался к реке, пока дорога не свернула в сторону, уходя в город. И набережная, и Темза остались позади, и Рема отвернулся обратно к собственному окну, будто бы потеряв интерес. Они продолжали молчать, один смотря вперед, другой в сторону, за тонированное стекло. На улице поднялся ветер и усилился снегопад, а в салоне, несмотря на повисшую тишину, было очень комфортно и тепло. Эчизен уже понял, куда они направляются, но сейчас это волновало его, пожалуй, в самую последнюю очередь. Атобе остановился на каком-то перекрестке, вынужденный переждать несколько секунд, пока не загорится зеленый, и Рема, с раздражением признав, что в эту игру они могут играть до бесконечности, скрестил руки на груди и, дождавшись, когда блондин тронется с места и рванет вперед, наконец, мрачно спросил: — Ну, и?