Je t'aime

Белые лучи палящего весеннего солнца забираются в комнату под крышей. Я уже не сплю. Белоснежные хлопковые простыни лёгкие и ласкают наши обнажённые тела. Её голые плечи будоражат моё сознание. Не выдерживаю и целую её. Если бы мог, целовал каждый дюйм. — Je T`Aime, — говорит она низким голосом с невыносимой сексуальной хрипотцой. Утро в Париже. Вместо «доброе утро» я слышу признание в любви на французском от горячо любимой женщины. Прекрасно. — И я тебя, — не могу сдержать улыбки. Она такая невыносимо красивая. Сводит зубы, как хочется её, больше и больше. Во всех смыслах. Она лениво открывает глаза и нежно смотрит. Под её глазами осыпавшаяся тушь, не смытая с ресниц вечером. — Ты похожа на панду, — я кривлюсь. — Иди ты, — смеётся она, поднимаясь. Она прикрывает голое тело простынёй, придерживая под грудью. — Панды добрые, — напоминает она, выставляя палец вперёд. — И глупые, — лежу на боку и морщусь от солнца. — Их любят, — Вивьен дует нежно-розовые губки и обиженно складывает руки под грудью. На секунду руки, придерживающие простынь, расслабляются, и ткань на её груди сползает. Круглая грудь, тяжёлая снизу, с розовыми сосками, которые укрепляются от моего малейшего воздействия. Нежная оливковая кожа, которая покрывается мурашками и словно наэлектризована под моими поцелуями. Чётко очерченные линии тонких женственных ключиц. И эти глаза. За эти глаза я готов отдать душу. Она резко запахивает простыню. — Я рассмотрел там всё много-много дней назад. Рассмотрел, потрогал и целовал каждый миллиметр твоей груди, — не спеша поднимаюсь, встаю перед ней. Она меньше меня по росту. Наш зрительный контакт ни на секунду не прерывается, и я медленно разжимаю её кулаки. Простынь опускается к нашим ногам. — Ты такая красивая. Моя, — шепчу я, завороженно смотря. Она — мое чудо света. Моя погибель. Моя жизнь. — Мой, — выдыхает. — Твой, милая. Только твой. Упрямый тон женского голоса заставляет улыбаться и бесконечно умиляться. Она делает милым все. Даже когда за окном дождь, я его люблю. Потому что со мной она. Моё солнце. Повторяю «твой», словно мантру. И она каждое утро просит ещё. Как будто ей этого мало. Она приподнимается, дотрагивается до моей щеки маленькой ладошкой и совсем нежно целует. Я, взрослый мужчина, таю под её губами и не могу найти в себе сил оторваться. Любуюсь её карими глазами. — С такими глазами, как у тебя, можно завоевать мир, — ухмыляюсь и отхожу к кровати. — Париж припадёт к моим ногам! — слышу за спиной её смех, оборачиваюсь: Вивьен закинула угол простыни на своё плечо, и ткань повисла на подобие тоги, как у древних римлян. — Ave Вивьен! — говорю я, преклонившись. Моя девушка делает серьёзное лицо, правой рукой в кулаке бьет себя по груди: — Ave мне! Весело смеюсь, укладываясь обратно в кровать. — Думаю, Париж сдастся последним. Начни с Польши, — советую я. Вивьен отворачивается от меня к трюмо, и я вновь любуюсь ей в отражении зеркала. — Я не уверена, в какую сторону идти. У меня плохо с картами, — легко пожимает плечами, и белая простынь вновь сползает с груди. Это невозможно! — Ты же знаешь, я плохо училась в школе, — оборачивается и ехидно улыбается. Я удивляюсь, когда вновь вижу два вздёрнутых тугих соска. Она умеет волновать, бесспорно. — Думаю в таком случае тебе стоит посмотреть карту мира, — пожимаю плечами. Улыбка с ее лица пропадает, и Вивьен оборачивается: — В моей квартире нет карты. Но мы можем ее нарисовать. — Зачем? Можно ведь купить, — хмурюсь. — Не все можно купить за деньги, Дженсен, — говорит она, медленно крадясь ко мне, почти по-кошачьи. Вивьен забирается на меня верхом, и только сейчас я замечаю в её пальцах маленький золотистый флакон. Что это? Она продолжает: — Например, эмоции. Чувства, — наклоняется, и я закрываю глаза в предвкушении нежного поцелуя, но прикосновения губ ощущаю лишь на своей щеке. — Чувства, — хриплый шёпот. Горячие, почти оставляющие ожоги на моей шее поцелуи. — Любовь. Поцелуй в мои губы. Медленный, ленивый, развязный, не щадящий. Движения губ, она гладит меня по обнажённой груди. Я схожу с ума. Она кусает меня за нижнюю губу и самодовольно смотрит на меня, выпрямляя спину. — У меня нет бумаги и карандаша. Но у меня есть ты, — щелчок. Флакон открыт. Она крутит основание, и я понимаю, что это алая помада. — Лежи смирно, — снова этот голос. Этот невероятно сексуальный голос. Нерешительно киваю. Одним движением она чертит широкую линию от моей груди до низа живота. Ведёт линию обратно вверх, задевая шею и разворачиваясь влево. — Поможешь мне нарисовать Польшу? — спрашивает она, и я киваю. Беру её руку в свою и черчу на себе небольшое пятно около рёбер. — Pologne, — говорит она, киваю. Да, милая, это Польша. Рисую контур ещё одного пятна — на этот раз шире, и масштабнее. На моей груди, слева. — Что это, любимый? — тихо спрашивает она. Ставлю точку внутри пятна. — Ты и Франция. Навсегда. Она улыбается и пальцем аккуратно проводит по моей груди. — Vous et la France. Pour toujours, — повторяет она мои слова, переводя их на французский. Беру помаду с изрядно потупленным концом и пишу ее на груди размашистым неаккуратным почерком до боли банальное «Твой». Она пишет на мне «Твоя ». — Скажи это. Ещё раз, — просит она. — Я твой. Вивьен улыбается. И у меня внутри всё теплеет. Она поднимается с меня и идёт к своему трюмо. Рассматривает в зеркале всего три буквы и выглядит счастливой. — Дженсен? — Что? — Я завоюю мир, — говорит она с улыбкой. Я распознаю в этом признание в любви. Поглядываю на часы, кажется мы собирались прогуляться? — Если ты и дальше продолжишь ходить головой, мы никогда не выйдем отсюда, — мой голос внезапно охрип, как будто я истошно кричал всю ночь, не боясь разбудить сонных жителей Парижа. — Тогда мне стоит прикрыться, — игривая Вивьен сводит с ума окончательно. Она делает шаг назад, упираясь поясницей в трюмо. Обхватывает двумя руками свои сочные груди, приподнимая их. — Дразнишь меня? — хмыкаю, стараясь держать притворное хладнокровие. Её ладони начинают массировать груди, изредка дотрагиваясь до сосков, пощипывая их. — Нет, что ты? Ах, — с губ слетает стон. Стон, заставляющий меня дрожать, как какого-то подростка после часа качественного порно. Подростка, чьи руки связаны, и он не может опустить их, чтобы получить развязку. Руки начинают двигаться быстрее, давя безжалостно на мягкую кожу, оставляя после себя невинный розовый цвет. Облизываюсь. Вивьен сгибает ногу в колене и отводит в сторону. — Regardez moi, — шепчет на французском. — Да, я смотрю на тебя, — говорю с придыханием. Не моргаю, боюсь пропустить хоть одно движение изящных пальцев. Её движения невероятно грациозны, когда она нагло смотрит в мои глаза, одной рукой нежно трогает свою грудь, а другой ласкает себя между ног, погружая пальцы внутрь. Я подхожу к ней, не отводя взгляда. Она часто дышит, иногда закрывает глаза, выгибает бёдра. Движения пальцев ускоряются. Я встаю вплотную и задираю её ногу выше. Беру женскую руку в свою и подношу к губам, целуя пальцы. Переплетаю руки, и ввожу медленно в неё. Её и мои пальцы вместе. В ней. Фантастика… Подавляю стон. Боже, как в ней тесно. Вивьен запрокидывает голову и протяжно стонет, чувствуя, как наши пальцы в ней начинают двигаться. — Je me Sens! Да, Боже, да! — кричит она, путая языки. Движения рук быстрые, я завороженно любуюсь ей. Её розовыми щеками, блестящими глазами, бровями, которые она хмурит в момент, когда ей нравится то, что делаю я. Взгляд, полный страсти, молящий и буквально просящий: «Ещё!» Люблю, когда вот так: спонтанно, обоюдно, страстно. Люблю, когда она течёт на мои пальцы, липко, как горячий клей. — Дженсен! — выгибает бёдра, сжимает своим нутром наши пальцы. Цепляется пальцами в мое плечо. Томно дышит. Вокруг меня фейерверки. Внутри меня — пламя, зажжённое ей. Моей Вивьен.