Фетишизм

Тэхён сдаёт экзамены в четверг, после чего пишет короткое: «Уехал к друзьям» и больше не объявляется. Сегодня суббота, и Юнги не спал с позапрошлой ночи, потому что засыпать рядом с закутанным в старый плед парнем, чувствуя его дыхание на своей щеке, обнимая под одеялом и прижимаясь носом к его шее, стало необходимостью. Юнги, чёрт возьми, не может больше засыпать без Тэхёна. И он вроде бы в своей квартире, и совсем не один — кот упорно следует везде за хозяйскими ногами, но без Тэхёна совсем пусто и плохо. Юнги предлагает Тэ переехать к нему совершенно спонтанно, больше от безысходности, но младший воспринимает такую затею более чем радостно, и по-офисному чистая квартира, в которой вообще-то всегда и всё по полочкам, довольно быстро обрастает тэхёновскими вещами, вроде того же самого пледа. На книжных полках появляется сборник произведений Толкина, хрен знает какого года издания, «Алиса в Стране Чудес» и ещё с десяток томов Харуки Мураками (как Ким может читать эту дрянь, старший честно не понимает). В кухонном шкафу пристраивается ряд из всяческой хрени вроде хлопьев-подушечек-других-завтраков, Нутеллы и детского какао, а возглавляет всю эту выставку детского сада, конечно же, полукилограммовый пакет самого дешёвого растворимого кофе. Причём вот же, стоит на столе нормальная кофеварка, а на нижней полке банка с хорошими кофейными зёрнами, пей-не хочу! Но нет, Тэхёну нужна эта гадость… бр-р-р. У Мина в шкафу бутылка Poire Williams*, которую ему Намджун дарил ещё до начала их отношений, а в пальцах — кубинские сигары, невесть как появившиеся в его квартире. Юнги, на самом деле, сейчас больше всего мечтает просто лечь спать, но постельное белье пахнет тэхёновым гелем для душа, а подушки разбросаны совершенно по-тэхёновски, так что внутри всё сосёт пустотой. Наверное, Юнги сам виноват, потому что нужно было хотя бы спросить, когда Ким вернётся, а не обиженно выключать телефон. Он ведь ждал. Мин хотел хоть что-то сделать по-человечески, отпраздновать успехи младшего в, можно сказать, семейной обстановке, а тот… а тот просто исчез. И Юнги невероятно зол и обижен. Кот ластится к ногам, обнюхивает сжимающие сигару пальцы, а затем давит лапой у самого тлеющего кончика и сдавленно шипит. — Вот засранец, — Юнги улыбается уголками губ и отбрасывает остатки никотинового свёртка в сторону. Подхватывает кота под живот и прижимает к своей груди, надеясь спрятаться в этой тёплой шерсти от собственной боли. Парень идёт на кухню и долго ищет среди кружек свою любимую, стоит с минуту, переводя взгляд с кофеварки на верхнюю полку, после чего заваривает себе «растворимую поебень» и устраивается на кухонном подоконнике. Кажется, он всё же сошел с ума. Тэхён возвращается лишь под вечер, глаза упорно вперивает в пол и чуть шатается при ходьбе. От него пахнет соджу и ещё какой-то дешёвой дрянью, сигаретным дымом и клубом, по типу притона. Рубашка изорвана и висит абы как, пиджак повязан на поясе, на ключицах и висках — плохо стёртые следы помады. Младший всё ещё немного пьян, потому что хватает брюнета за предплечья, тут же притягивая и крепко прижимая к себе. Юнги задыхается в чужих объятьях, нос крепко прижат к потной груди, так, что больно давит на переносицу. Мин лупит Тэ кулаками по спине и плечам, а когда тот отпускает, молча уходит в спальню. Дверь хлопает обиженно громко. Тэхён ещё несколько минут возится в коридоре, гремит ключами и умудряется опрокинуть тумбочку (Юнги почему-то был уверен в том, что она если и не прибита к полу, то хотя бы достаточно тяжела, но нет, марсиане делают то, что нормальным не подвластно, ломают пиздецки крепкую мебель в том числе). В квартире ненадолго воцаряется тишина, и старшего это уже начинает немного напрягать, потому как: «Что он опять натворил?!», а потом в дверь его комнаты тихонько скребутся. Юнги упорно молчит, пока парень что-то тихо бубнит заплетающимся языком, периодически срываясь на протяжно-жалостливое «Ну хён!». И за это самое «ну хён» ему как будто бы всё простят. Ха, только половину! Послушав еще немного нытьё Тэхёна, старший идёт открывать дверь. Едва щёлкает замок, блондин врывается в комнату, прижимаясь губами к бледной щеке. Большие ладони укладываются на тонкую, но никак не девичью талию. Юнги упорно молчит. Молчит, даже когда Тэ противно чмокает возле самого уха, хотя обычно это бесит настолько, что до синяков, и вовсе не от страсти… Юнги позволяет целовать себя, царапать под лопатками, пока горячие руки лезут под футболку, оставлять засосы под ключицами и на рёбрах, но упорно молчит и смотрит пустым взглядом за спину младшего. Как только серая футболка отлетает за кровать, он выходит из комнаты, оставляя Тэ удивлённо хлопать глазами.

***

Юнги бойкотирует младшего с невероятным упорством. Уходит рано утром и возвращается во втором часу ночи. Где он и чем занимается — загадка, но Тэхёну больно и плохо. Первый день он обижается в ответ, искренне не понимая, за что на него злятся, постепенно доходит уже потом. И вот тут финиш, дамы и господа, Титаник успешно идёт ко дну, потопленный собственным стыдом. От осознания краснеют кончики ушей, а лицо, наоборот, бледнеет в тон стенам из старой квартиры. Весь следующий день Ким пытается заговорить, готовит завтрак в меру своих кулинарных способностей, пишет смс-сообщения о том, как скучает, но вечером Юнги от него уже откровенно шарахается. Привычно голый, старший долго сидит за ноутбуком, завернувшись в одеяло, хмурится и постоянно чешет татуировку на предплечье. Тэхён заползает на кровать с краю и пристально-пристально смотрит, с печальной обреченностью залипая на тонкие красивые пальцы, быстро скачущие по клавишам. Вот старший отвлекается, тяжело вздыхает и снова чешет-чешет-чешет, до красных полос, некрасиво искажающих рисунок. Тэ очень хочется протянуть руку и пришлёпнуть хорошенько, но ему же потом прилетит за это. Младший сжимает пальцами кончик носа, жмурится и тоненько чихает, как котёнок на солнце. Юнги вздрагивает и оборачивается, вскинув брови, но почти сразу же возвращается к работе. «Вот и пообщались, » — вздыхает Тэхён и уходит спать на диван. Ближе к утру ему под бок перебирается кот. Вставший по нужде Мин не прочь тоже лечь рядом, но мы же гордые мужики и смертельно обиделись. К концу шестого дня Тэхён готов ползать перед старшим на коленях, потому что «да какого черта вообще я такого страшного натворил?!», но оценить его раскаяние и страдания некому — Мин уходит, едва только светает, часов в пять, а возвращается хорошо если в три, падая лицом в подушку и на час-полтора исчезая для этого мира. Кота кормить приходится младшему, убирать за ним тоже, поэтому на несколько дней в квартире воцаряется нереальная вонь, потому что Тэхён для домашних животных слишком в танке. Парень большую часть времени теперь проводит на кухне, курит в открытое окно и жалуется на жизнь Чон Чонгуку. Друг называет его придурком и советует не маяться дурью и извиниться. Тэхён и сам понимает, что это лучший выход, да и он готов, только… КОГДА Ж ТЫ ДОМА ПОЯВИШЬСЯ, ГРЁБАНЫЙ МИН ЮНГИ?! Именно по этой причине Тэхён решает мстить. Злостно, планомерно и… на уровне детского сада. Пока Юнги нет дома, Тэ носится по магазинам, а затем и по дому. Аккуратно вскрывает упаковку любимых хёновых сигарет и заменяет их на жвачку и печенье-соломку; больше всего времени уходит на то, чтобы скрыть следы своего «преступления» — он нагревает плёнку упаковки, прижимает, запаивая, а потом долго дует на обожженные пальцы. Суровый шампунь «Зимняя свежесть» перестает быть таковым после того, как в него подмешивают клубничный ароматизатор и зелёный пищевой краситель. Финалом становится две сотни треков зарубежных поп-исполнителей вместо любимого рэпа вперемешку с тяжёлым роком на домашнем ноутбуке и неосторожно забытом дома плеере. Юнги в пятницу спит до самого обеда и вообще намерен проваляться в постели весь свой выходной. Кот будит его в одиннадцать. Урчит возле самого уха, а затем и вовсе укладывается на лицо хозяина мягким, но не особо приятно пахнущим местом. Мину лень его сгонять. Зато не лень встать и посмотреть, чем же таким гремит на кухне Тэхён. Тот гремит шкафами, вернее, одной конкретной полкой, что-то разыскивая на самой верхней, куда Юнги никогда и не лез вовсе — не дотягивался от слова совсем. Мина парень не замечает, будучи слишком увлечённым, поэтому Юнги идёт в ванную с одной единственной целью — вспомнить, что такое обычный тёплый душ, без которого он прожил, кажется, уже целую вечность. Парень настраивает воду долго, пока та не становится действительно горячей, распаривающей кожу. Юнги теряется в струях воды почти сразу, наслаждаясь тем, как капли лупят по спине и плечам. Однако, счастье длится недолго. Первое, что настораживает — запах шампуня. Юнги цедит безошибочное «Тэхён», но всё же считает это недостаточным поводом для скандала. Вот только… — КИМ ТЭХЁН! — вопит Юнги, вылетая из ванной на сверхзвуковой. Он весь мокрый, плечи и грудь — в зелёных разводах, а уж волосы… Юнги похож на незавершённую мутацию Халка, и вряд ли сейчас является менее опасным. Тэхён в это время лежит на диване, с комфортом разместившись там, среди всевозможных сладостей и книг. Потому что не может читать последовательно, он делает это отрывками, читает кусками с середины три или четыре книги одновременно, и удивительно, что никогда не путается. Во рту у Тэхёна — вишнёвый чупа-чупс размера XXL, целую коробку которых ему уже давненько подарил Чонгук и… Тэхён просто знает, на что у его хёна встаёт по стойке смирно. — Блять, Тэхён, как же ты меня бесишь! Бестолковый, несерьёзный, безответственный ты придурок! — Юнги смотрит на него, как на умалишённого, смешно сморщившись и уперев руки в бока, как ревнивая жёнушка. Тэхёну откровенно поебать — на его лице довольная улыбка. Блондин посылает с дивана воздушный поцелуй, громко чмокнув, а Юнги прикладывает ладонь к лицу на манер Доктора Ватсона из нового сериала. И вот что с этого придурка можно взять? Юнги откровенно психует, потому что день испорчен. Краску можно смыть с кожи, но вот на волосах она останется зелёным отливом ещё на долгое время. Мин одевается в любимую черную футболку и идёт на кухню. В холодильнике даже мышь повеситься побрезговала бы — из продуктов два яйца, упаковка креветок в чесночном соусе и уже подгнивший с одного бока помидор. Брюнет вооружается палочками и креветками, предпочитая их походу в магазин. По правде сказать, он морепродукты обожает, а уж креветки в особенности — от них парень получает воистину вкусовой экстаз. Тэхён тенью проскальзывает на кухню и останавливается возле окна. Он смотрит на старшего выжидающе, держит чупа-чупс в руках и медленно обводит сладость языком, оставляя тянуться от губ ниточку слюны. Случайно поднявший на него взгляд Юнги так и застывает с палочками у рта. Креветка шмякается обратно в тарелку, а Ким в считанные секунды оказывается прижатым к подоконнику. Ягодицы больно ударяются о край, но на это плевать, потому что Юнги целует как зверь, прижимается так, что и вздохнуть невозможно, впивается пальцами в бёдра и сам усаживает на подоконник, заставляя наклониться в неудобную позу. — Блять, у тебя губы сладкие, — шипит брюнет, чуть ли не отплёвываясь, но вновь тянется за поцелуем. — А от тебя рыбой воняет… Юнги смеётся хрипло и прижимается носом к чужим ключицам. — Хён… прости меня пожалуйста, хён, мне так стыдно… я правда должен был предупредить тебя… — Тэхён похож на нашкодившего котёнка, у него глаза кажутся большими-большими и кристально чистыми. Его ладони лежат на чужих плечах и впервые не ощущаются огромными. — Хён… — Молчи, пожалуйста, — брюнет целует в шею, прижимается губами к пульсирующей жилке и вздыхает от того, как младший дышит в самое ухо. В душе тепло и спокойно, Юнги думает, что сейчас он даже немножечко счастлив, ведь Тэхён совсем рядом, жмется близко и доверчиво, вот только… — Если ты будешь изводить меня, твоя задница ещё долго не сможет сидеть на стуле, — шипит Мин, потому что… потому что у Тэ за щекой чупа-чупс, и спокойно смотреть на это совершенно невозможно. Юнги касается своими губами чужих, а потом лезет языком, отбирая карамель себе. Она между ними, и парни по очереди слизывают растаявший сахар, сталкиваясь языками. Это нереальное извращение, от которого буквально кровь в жилах стынет. Старший опускает руки на бока Кима и медленно ведёт вниз, слишком поздно понимая, насколько сильно тот распалён. Юнги забирается под футболку и ведёт холодными руками по горячей коже, слушая, как меняется чужое дыхание. Тэхёну холодно, и это чувствуется пиздецки — он весь дрожит, и по коже расходятся табуны мурашек с каждым касанием. Блондин с восторгом принимает участие, сноровисто стаскивая со старшего футболку — отсутствие на том остальной одежды уже привычно, да и всегда кстати. Юнги голый — нежный и суровый одновременно, совсем не нелепый и очень красивый. Тэхён балдеет от вида выступающих ключиц и рёбер, бледной нетронутой кожи и плоского живота. А ещё он очень грубый, когда Тэхён медлит. Осветлённые волосы сжимает чужая рука, а губы плавятся от поцелуев, совсем пошлых, потому что чмоки и вздохи резонируют по всей кухне. Голая кожа по голой коже, до невозможности жарко и душно. Тэхён сидит на подоконнике, широко разведя ноги, и прогибается в спине до хруста позвонков, раскрасневшийся, дышащий раз через два, то и дело сжимающийся так, что у старшего от подобного представления сносит крышу. Он встаёт на подоконник коленями, оказываясь выше и причудливо переплетая их ноги, так что спуститься с окна без травм вряд ли получится. Мин трётся ягодицами о тэхёнов член, заходясь тихими стонами, когда младший обводит языком тату на руке и обнимает горячими ладонями изгибы боков. Брюнет поднимается и опускается, одной рукой упираясь в стекло возле самой головы младшего, а второй надрачивая себе быстро-быстро, обхватывая и сжимая у основания. Тэхён прижимается губами к груди старшего, мягко обхватывает раскрасневшийся сосочек, а потом трёт языком, потому что до больного восторга круто чувствовать, как твердеет и набухает тёмная капелька на языке и как вздрагивает Юнги каждый раз, когда его касаются так. Старшего словно током бьёт, там приятно до ломоты во всём теле, слишком нежно и любяще, слишком интимно, хотя что вообще может быть сейчас интимней этой имитации секса на грёбанной кухне, когда у младшего язык липкий после чупа-чупса, а во рту мерзкая сладость? Тэхён тянет протяжное «да», когда Юнги сжимает ягодицы, обхватывая член, и расслабляется, отпуская. Младший давит ладонью на спину, заставляя наклонится, целует глубоко, лезет в чужой рот языком, проходится по небу и щеке, трётся о язык Юнги и кайфует от того, как изо рта в рот тянется ниточка слюны. Это чем-то напоминает яойную манхву, которую так любит его младшая сестра, не хватает только висящих в воздухе надписей: «Плесь» или же «Чпок-чпок». По груди стекают дорожки пота, спину холодит оконное стекло, а Юнги хочется засадить до упора. Его кожа нежная настолько, что кажется пухом. Старшему в кайф — он поднимается и опускается так, как захочет, запрокидывает голову назад и дрочит на то, как было бы круто, если бы сейчас Тэхён взял его в коленно-локтевой. Юнги очень скучал. Тэхён кончает первым, попадая струёй по самому отверстию, и это совершенно нездоровые ощущения. Мин стоит на дрожащих коленях, сжимается особенно сильно и кончает чуть позже, заходясь хриплыми стонами, больше напоминающими вой. Своя и тэхёнова сперма стекает по бёдрам, младший тяжело дышит в ухо, а ещё они оба только сейчас понимают, как же всё-таки в квартире холодно. — И что это было? — хрипит Тэхён, когда немного приходит в себя, хотя, нет, постойте, он в полном ахуе, потому что это его хён только что чуть ли не насаживался на его член и стонал как последняя шлюха. Юнги меряет его серьёзным взглядом, а затем опускает голову и бурчит откуда-то из-под чёлки тихое: — Мир? — и трогательно протягивает мизинчик… Чупа-чупс благополучно остаётся лежать на полу…