Атлант

В этот раз отдохнуть на Темной стороне мне не удалось. И даже напротив — она оказалась полна сладкой жути. Такой, какая чувствуется в осеннем лесу на Самайн: словно грань между двумя разными мирами на время исчезла, и мучительная жажда чуда наконец утолена, а теперь, мол, твоя очередь накормить чудо собой. «…мы наполняем города нашими телами, все ещё пригодными для работы, сна и любви. Для чудес мы тоже, как ни странно, вполне годимся. Сладкая, калорийная пища, сухие дрова для костра — мы нужны им, и это не всегда хорошая новость», — почти дословно вертится в голове чужое, смутно знакомое. Но с последним я совершенно не согласен. Мы нужны чудесам, и это совершенно точно хорошая новость. Теххи, пожалуй, высказалась бы в том духе, что мои возражения понятны, хотя и не вполне справедливы: вольно же мне радоваться такому положению дел, находясь по другую сторону, бросать людей в топку своих чудес, заставляя души ликовать в ласковом пламени магии, и не желать себе другой судьбы, но все же, Макс, пожалей обывателей. Ага. Сейчас как догоню и пожалею. А потом догоню еще раз. Странное настроение, непонятное, новое для меня. Словно Темной стороне этого времени я нужен немного другим, чуть более алчным, чтобы привести сюда хотя бы ещё одного избранника. Ловец человеков, словом. Сам себе наживка и крючок. Ладно, ладно, я понял. Жаждущему да обломится и всё такое. Сам же хотел, сомневался еще, вправе ли я вмешиваться в его судьбу сейчас, когда меня и быть-то не должно, но мечтал, что греха таить. Уж очень люблю делать такие подарки, а дарить их тому, кто истинно способен не только оценить, но и осознать во всей полноте — и вовсе немыслимая удача, лучший отдарок. Потому — всё будет. И скоро. Я. Так. Хочу. Пора возвращаться. Ноги уже гудят — не знаю, сколько времени я отмахал здесь, не иначе как весь город обошел, знакомясь. Источник страха так и не нашел; правда, не то чтобы сильно старался, скорее «принюхивался» к городу, но, надеюсь, эта прогулка была полезна нам обоим. Нужно будет вернуться еще раз, уже целенаправленно. До дома Шурфа я, впрочем, всё равно дошел ногами. Не стал просить Темную сторону туда меня доставить, ясно чувствовал не голод, как у Стержня, а скорее тоску. Видимо, я всё-таки изрядно отличался от остальных горожан, и мой настрой пришелся ей по вкусу. Что ж, от меня не убудет пройти подольше, вернусь-то я все равно к рассвету, не позже, а сколько эта прогулка будет длиться — так «праздничную полночь приятно немного растянуть». Именно так, мессир, в этом аспекте вы правы даже больше, чем в отношении квартирного вопроса, склоняюсь перед вашей мудростью. Всё, впрочем, заканчивается, даже эта прогулка, хотя я в кои-то веки не чувствую обычного для меня сожаления. Возможно, умение равно радоваться и пути, и его окончанию — привычка бессмертных, а я, как утверждала Теххи, один из них. Возможно даже, уже не личинка, а гусеница, кто знает. В любом случае, я на месте. Защита вокруг Шурфова дома совершенно не выглядит таковой. Просто говорливый, стремительный ручей, узкий, но глубокий, твердый, как всякая вода на Темной стороне, непрозрачный — омут, одним словом. И охранных чертей там до самого дна, не сомневаюсь, взводами и штабелями. Стыдно сказать, но на какое-то мгновение я испугался. А ну как эта защита на Темной стороне со мной не знакома, не пропустит, как не пропускает всякую нечисть текучая вода? Ерунда, конечно. Бессмысленная, опасная, бестолковая ерунда. Прекрати, Макс. Шаг мой через ручей меж тем все длился и длился, превратившись уже в полноценный прыжок, и всё, чего я прямо сейчас, если честно, хотел — это чтобы там, внизу, оказалось не больно падать. Вода, что ли, какая мягкая чтобы появилась, только не Хурон, а можно сразу бассейн, смыть с себя вот это вот странное. И если бассейн — то тогда сразу без одежды, а? Темная сторона снисходительно расступилась и, явственно посмеиваясь, вышвырнула меня прямо в бассейн, как заказывали. Мало что не на голову хозяину дома. Стыдно-то как, но одновременно — удивительно хорошо. Странная алчность наконец покинула меня, прихватив не меньше чем полпуда разнообразных камней с печени и сердца. Удивительно, сколько всего можно почувствовать, пока вполне беспомощно барахтаешься в воде, отплевываясь. За следующие пять минут я успел окунуться, окончательно смыв с себя последние следы пребывания на Темной стороне, поймать за локоть явно оскорбившегося столь бесцеремонным нарушением границ Шурфа, извиниться, испугаться насчет последствий ритуала охраны и вытащить нам обоим по самокрутке. Ну и всё. Для нас обоих. Рыбнику я обрадовался как родному — несмотря на все Шурфовы рассказы, несмотря на мою память об обмене Ульвиара, его безумие было мне сейчас намного ближе, чем несовершенный каркас бледной, свеженькой маски будущего мастера Пресекающего. Убить он меня не убьет, а остальное переживем, главное, что разговаривает. В голове у меня плыло, но вполне терпимо — никакого сравнения с местной дрянью в духе Супа Отдохновения, пользуйтесь только знакомыми наркотиками и всё такое, — во всяком случае, прямо сейчас ситуация меня более чем устраивала. Никто никуда обиженно не уходит, рассказывают что-то интересное, и спину греет горячее тело. Даже извечная скованность отступила, разжала когти, перестала терзать — уместно то или иное прикосновение, не нарушил ли я каких-то все ещё неизвестных мне границ, не оскорбил ли ненароком, просто не заметив? Нет. Вроде бы нет. Ладонь, расположившаяся на груди у сердца, должна была бы напугать, но, напротив, только успокаивала. Шурф всегда мог меня убить, и с учетом разницы в уровнях, так сказать, боевой подготовки, совершенно не важно, касаются ли кончики его пальцев кожи, как сейчас, или же пребывают на благопристойном расстоянии в пару метров. Ну и конечно. Крови, а как же. Я же обещал ему стакан, не меньше, так что смысл юлить сейчас? Стержень ему всё равно не переплюнуть. И вообще на этой грешной скамье оказалось удивительно удобно: теплое, чуть влажное дерево, запахи смутно знакомых трав от бассейна, рокот знакомого голоса в груди под ухом, пульсация магии в унисон с биением сердца, кончики пальцев, выглаживающие внутреннюю сторону бедра… Сейчас замурлычу. СТОП. Что, блядь?! Ответом на мой вопрос на меня немедленно накатывают его эмоции: алчность, жажда — до силы, но опасно похожая на вожделение. Голод, почти вампирский. И симпатия, без пяти минут нежность. И вот она напугала бы меня намного сильнее, если бы не косяк и рожденная им нега. Если бы иррациональному страху внутри меня не противостало доверие. Если бы я не опоздал остановить эти прикосновения, и отрицать вызванные ими чувства не было поздно. Так что мне, собственно, осталось только одно. Сформулировать внутри, откладывая решение на потом. Это не я млею сейчас, не имея ни сил, ни желания возмутиться. Это Фангахра. Он царь, и он местный. Ему можно.