***
Что ж, так я и попала на борт к этому засранцу Кенуэю! Как только я ступила на палубу «Галки», Эдвард сразу отправил меня помогать коку, сказав, что не позволит мне просто так радоваться жизни и бездельничать. Кок оказался на редкость ворчливым и неприятным человеком, которого звали Сэм. Его наружность, впрочем как и внутреннее состояние, была неважной, я бы даже сказала, весьма отвратительной, с постоянным скверным выражением далеко не стройного лица, гнилыми зубами (которых было не больше пяти на весь рот) и огромным кривым носом. Я бы с этим всем вполне бы смирилась, если б он только не делал мне столько замечаний. Хотя, наверное, все его замечания, а заодно и ворчания с недовольствами, я заслуживала, так как ничего толком делать не умела: у картошки глазки не вырезала, разделывала мясо плохо, а уж к жарке или варке он меня вообще не подпускал. Единственное, что мне более-менее удавалось — это мыть посуду, да и то, мыла я ее неважно. Таким оказалось мое впечатление в первый день работы кухаркой на борту «Галки». Бесполезно было говорить Эдварду, что я еще не совсем поправилась, так как ему было все равно. Хоть он и обращался ко мне на «мисс», джентльменом он не был, да и не стремился. Я для него стала обузой на несколько дней плавания до Нассау. Возвращаться в пиратское поселение ему явно не хотелось, так как, видимо, были другие планы: ограбить тот, или иной галеон, наверное, я уж не знаю чем там пираты в свободное время занимаются.***
Вечером, когда кок наконец отпустил меня, я первым делом отправилась искать капитана, ибо где находится моя каюта он не сказал. Искать долго не пришлось: он гордо, совсем как напыщенный индюк стоял за штурвалом. Я заметила, что ветер к вечеру стал намного сильнее, корабль качало из стороны в сторону, так что передвигалась по палубе я, будто выпила бутылки две, никак не меньше. Стало очень холодно, особенно если считать, что кроме легкого, потрепанного и грязного платья без рукавов на мне ничего не было. Я заметила, как Эдвард усмехнулся, бросив на меня небрежный взгляд, пока я шла к нему. -Не изволите ли показать мне мою опочивальню? — спросила я его. Он, продолжая глядеть далеко в море, в свою очередь ответил: -А чем вас не устраивает ночевать в общей зале с матросами? Я нахмурилась, так как этот его высокомерный и слегка грубый тон мне вовсе не нравился. Я будто чувствовала, как он питает ко мне ненависть. И эта ненависть наверняка была не только из-за того, что ему пришлось следовать снова в Нассау. Видимо, и раньше он так ко мне относился, до того как я потеряла память. -Издеваетесь? — лишь укоризненно спросила я. Тогда Эдвард еще немного помолчал, а затем подозвал какого-то негра и передал ему управление кораблем. -Пойдемте, я покажу Вам шикарные покои первого класса, лучшие на этом корабле, мисс Джейн. Этот нахальный и саркастичный тон не сулил ничего хорошего, а легкая лукавая улыбка, подтверждавшая мои опасения, тем более. Но я решила на это никак не реагировать, ибо все равно было бесполезно чего-то добиваться. Все, что происходило на корабле строго контролировалось капитаном, как и я сама, например. -И… Эдвард… Пожалуйста, называйте меня Энной. Я не та, что была раньше, — на мои слова Кенуэй лишь очередной раз усмехнулся, после чего сказал: -Вы, мисс Тич, как были, так и останетесь дрянью, сколько бы раз Вам не отшибло память. Дрянь… Вот как меня теперь называют. И самое прискорбное, я даже не помню за что! Он хоть понимает, что я ничего, вообще ничего не помню?! -Дрянь? Весьма вежливо с Вашей стороны! Вы не лучше! И если уж и назвали меня так, то извольте потрудиться объяснить за что, — тоже грубым тоном, почти таким же как у Кенуэя ответила я. Мне было довольно обидно. -Знаешь, не потружусь. Если будешь продолжать в том же духе мне грубить, дальше до Нассау поплывешь сама. -А мы уже на «ты» перешли? -Да. И уже пришли. Вот твоя каюта первого класса со всеми удобствами, роскошно оформленная французскими стилистами. Недалеко от трюма располагалась коморка для швабр, где, судя по всему, мне теперь и придется жить. -А теперь, спокойной ночи, — сказал он еще более нахальным голосом и ушел. Тогда я осмотрелась. Коморка была слишком маленькой, размером с кровать, и то все пространство занимали швабры, ведра и несколько толстых веревок. Мне стало очень грустно и тоскливо. Что я сделала ему? Я даже не помню этого! Это каким нужно быть козлом, чтобы так поступить? Так, ладно. Пока ничего страшного не произошло, я жива и здорова. Мне следует успокоиться. Я вынесла все, что было в моей «каюте» за ее пределы, оставила лишь веревки, которые решила использовать как подушку. Две ночи мне придется так ночевать. Могло бы быть и хуже. Под шум волн, крики чаек и чуть моросящий дождь, в думах о своем прошлом и настоящем, я уснула, погрузившись в смутное, но прекрасное царство Морфея.