С прибавлением
13 января 2013 г. в 03:55
G, флафф, юмор, джен. Круглов|Удальцов|Йоська|НЖП.
— Чего так долго? — буркнул Николай, проторчавший под дверями добрых пять минут и уже почти решивший уйти.
— Да чего, — не менее мрачно отозвался Андрей, кивком предлагая другу войти. — Роды у меня тут.
— …прости? — Николай оторопело моргнул.
— Ну то есть не у меня, — закатил глаза Круглов. — У кошки.
— У какой кошки? — Николай отчаялся что-нибудь понять.
— А вот у такой, — язвительно отозвался Андрей. — Видишь ту рыжую скотину?
— Вижу, — согласился Николай. — Но это же Йоська. Он же… анатомически не приспособлен!
— К чему он не приспособлен? Детей делать? Был бы не приспособлен, да рука не поднялась кастрировать! — рявкнул Андрей.
Николай жалобно нахмурил брови, и Андрей сжалился и снизошел до более подробных объяснений.
— Он же джентльмен от усов до кончика хвоста. Ну и притащил счастливо обрюхатенную мамашу ко мне. Мол, я свое дело сделал, хозяин. Твоя очередь. У, падла наглая…
Андрей погрозил коту перепачканным кулаком. Кот не впечатлился и обернул вокруг себя пушистый хвост, а из ванны донесся истошный мяф.
— Бля. Ну вот опять, — Круглов застонал и кивнул Николаю. — Иди в зал и жди.
И скрылся за дверью, оставив Николая с Йоськой наедине.
— А вы подумали, товарищ, как семью будете поднимать? — укоризненно спросил у кота Удальцов.
Счастливый папа принялся умываться лапкой, не показыва ни единого признака раскаянья.
…Круглов вышел из ванны через полчаса — злой, грязный, исцарапанный и с кастрюлей в руках.
— На. Охраняй. Охламона этого близко не подпускай и сам не лезь — мамаша нервничает. А я — отмываться.
И ушел обратно.
Удальцов осторожно заглянул в кастрюлю. Там, свернувшись уютным клубочком, лежала маленькая тощая рыжевато-коричневая кошечка с округлыми ушками. А у нее на пузике, приткнувшись крохотными головками к источнику тепла — четыре миниатюрных, лысых, влажно поблескивающих комочка.
Удальцов протянул к одному палец.
Кошечка, не открыва глаз, ощерилась и больно цапнула его маленькими острыми клыками.
— Ссссс… — ругаться при детях было как-то неловко, и Николай обошелся красноречивым шипением. Потом покосился на ревниво следящего за ним Йоську.
— Она совершеннолетняя хоть, а? — вздохнул он.
«Тебе какое дело? У нас, может, любовь!», с вызовом встопорщил усы Йоська.
Николай вздохнул и за неимением лучшего занятия покрепче обнял кастрюлю, работая живым инкубатором.