Говорящий со зверями: Песнь бубна

Солнца пляс — пляс жизни, пляс луны — пляс во смерти. Танцует бубен — танцуют люди. Замыкается круг небесной силы. Мишку Талыгина словно что-то дернуло ночью и не просто вытащило из-под теплого бока его подхрапывающего любимого на «попить» там или «поссать», нет. Он как можно тише выбрался из-под крепкой руки Ивана и хотя тот чаще всего спал чутко, но тут, водя как бычков на веревочке трех приехавших знакомых геологов по своим родным пенатам, уработался на своей стезе егеря. Волки подняли вопросительные морды практически синхронно, и Серый, вильнув хвостом, нехотя потягиваясь, встал на лапы, зевая во всю пасть, мол, если хозяину надо, то так и быть, сползаем по его великим человеческим нуждам. Мишка отпил воды, проверяя свой организм на потребности. Но тот явно был настроен на что-то большее нежели поход до бочки с ледяной водой или сортир. В общем-то можно сказать, что Талыгину просто не спалось. Он распахнул дверь в сенцы, вышел босиком на крыльцо, его волк скользнул за ним серебристой тенью, верно защищая своего хозяина. В белесых небесах творилась настоящая круговерть… Мишка даже глаза протер, не понимая, как такое возможно. Казалось, что кто-то из великих с двух сторон высокого небосвода симметрично повесил две огромные луны или два тусклых полупрозрачных солнца. От земли стелился туман, он взмывал в небо длинными белесыми полотнами. И при всем при этом все пространство над головой выпукло вызвездило млечным путем от края до края. И вот как все это умещалось на летнем все еще светлом небе, никаким образом не сливаясь друг с другом, и было вселенской неразрешимой загадкой. Талыгин поежил плечами. М-да, зря он ветровку забыл, а потом, бросив взгляд на мостки, ругнулся. Ну да, Иван как с матерящимися хмурыми мужиками вернулся, просто оторвал его силком от белья, что Мишка так и не дополоскал, и упер, взвалив на плечо, прямиком в баню, затыкая все его «фи» и возмущения жаркими поцелуями. Ну а после он просто не помнил, как оказался помытым, отлюбленным на полную под тёплым боком егеря. В принципе, эта партия была уже не первый раз у них. Так что озверевшие от неудачной съемки научники и не сильно лезли в отношения двух влюбленных затворников и даже уже ничему не удивлялись. Но как бы то ни было, белье необходимо хотя бы унести на крыльцо. Выше по течению на этой неделе обещали сильные проливные дожди, и егеря ожидали мощного разлива как основного русла, так и мелких притоков. Вот же ж приспичило Ивану не раньше, не позже. Хотя поющее тело после прекрасного секса в отличие от хозяина претензий как раз не имело. Оно просилось вернуться в тепло и, вытянувшись под горячим боком, расслабиться в неге хотя бы на пару часов, погрузившись в живительный сон. Но, увы, Михаил еще раз бросил взгляд на ненормальное небесное явление… еще бы сюда северное сияние добавить и тогда вообще полное собрание сумасшествия всех природных иллюминаций. Мишку как кто подслушал… Сполохи зелено-красного робко всколыхнулись на западе и медленно протянулись во всю ширь. Он так и замер на мостках рядом с корзиной. Нет, можно, конечно, и летом увидеть у них такое светопреставление, но все же ближе к августу, а тут… В распахнутых глазах Михаила, как в зеркале, отразились полыхающие грузы дуг, что даже немного затмили свечение двух светил. — Ваньку, что ли, разбудить? Наверное, даже он такого не видывал, — прошептали его чуть зудящие после поцелуев потресканные губы, но когда взгляд все же оторвался от круговерти небес и опустился вниз увиденное повергло Мишку в настоящий глубокий ступор. Вот тут Талыгин и правда решил, что либо Ванька его приложил головой в бане, когда раскатывал по полной, а он даже не вспомнит этот момент, либо медовуха, что они пили после, все же была уж больно крепкая. Доски мостка точно бы не заканчивались, как обычно, рубленным краем… Нет, они тянулись дальше, более того, на их поверхности отразились четкие следы, как будто олень прошел, вдавливая острые копыта в мягкую глину, а не в почерневшее дерево, и те углубления, заполнившись водой, налились красками северного сияния. Волк сзади взвыл, предупреждая, но Мишка его уже не слышал, он как зачарованный двинулся мимо своей корзины с бельем, изучая этот необычный след, и его даже не напугало то, что периодически среди этих отпечатков был виден тройной с практически равными долями. След по доскам, что внезапно превратились в длинный бесконечный узкий мост через их с каких-то щей ставшей вдруг столь широкой рекой, привел, как показалось Михаилу, на другой берег. Он еще думал оглянуться назад, чтобы посмотреть, как оно смотрится со стороны. В кудлатую голову пришла запоздалая мысль: «И когда оно успело так сильно разлиться? И почему я не заметил? Ну да, обещали в верховьях, но не так же масштабно. Может выше по течению настоящий потоп? Опять же, я что-то путаю, вот не припомню такого широченного у нас русла и такого простора…». Но его случайно привлек впереди накатывающий волнами шум и не менее яркие огни, что так поразили Талыгина в летнем северном небе. Тропа, одетая лиловыми цветами вереска, пахнущих медом, петляя, вывела его на круглую поляну с пряным разнотравьем, посреди которой стоял белый высокий шатер. Мишка зачарованно прошел чуть вперед и даже вздрогнул от того, что только сейчас осознал насколько это сооружение высоко и велико, и более того, приподнято над землей стропилами так, что под ним можно было свободно пройти, чуть сгибаясь. Небольшие фигурки людей на фоне изгибающихся языков пламени показались ему комично маленькими. «Что за сбор карликов?» — промелькнуло в голове у Мишки, пока он не приблизился настолько и не понял, что люди-то как раз нормального роста, а вот шатер и костер, что был разожжён в самом центре поляны, неимоверно огромны. Разодетые в странные ритуальные пестрые костюмы мужчины и женщины стояли полукругом вокруг костра, не занимая пространство под шатром. Это сооружение хлопало на легком ветру и в противовес возвышалось над ними. Люди громко перешёптывались от нетерпения. В разрезах чудных звериных полумасок, что украшали их головы, частично скрывая лица, сверкали глаза бликами живого огня. Мишка тихо подошел сзади этой странной группы и, остановившись, с интересом стал наблюдать. — О, ты впервые тут? — рядом с ним оказался шустрый юноша, на нем красовалась расшитая бисером рубашка из равдуги и на голове была сооружена странная прическа из мелких косичек, частично закрывающая лицо — хрен потом днем узнаешь, украшенная местами даже перьями, он нагло дернул за руку опешившего Талыгина и втащил за собой в людской круг. — Если пришел, становись со всеми. Так положено. — Что?.. — только успел ухнуть Мишка, как оказался межу этим наглым засранцем и другим, что пришпилил его взглядом, прожигая насквозь чернотой глаз. — Млад, ты ебанулся, что ли? Не связывайся, — прошипели сквозь белоснежные крепкие клыки, не менее мощные, чем те, что скалились на полумаске. — Да ладно тебе, Яр, раз он вышел сюда, тоже должен вступить в круг, — отмазался лихо развеселый первый. Но на них пришикнули со всех сторон, так как из-под белоснежного шатра выступил по-видимому самый главный. Во всяком случае на мощной высокой фигуре этого всего звенящего обвеса, что так поразил Мишку, оказалось больше всего. Он обвел окружающих мертвыми бельмами глаз и, выхватив Талыгина из толпы, даже задержался на несколько мгновении на нем. Мишке вдруг стало не по себе. Эти глаза странным образом прошивали его насквозь, более того, он точно знал, что его видят, и не просто рассматривают, а вдумчиво изучают. Секунда, другая, пот неприятно потек по худой спине вдоль позвоночника, стало неимоверно горячо, словно в кровь добавили прожигающей лавы. Бельма оторвались от Мишки и, скользнув по другим, видно остались довольными. Пришедший громко крикнул, от неожиданности Мишка вздрогнул, впрочем, окружение тоже как-то даже подобралось, вот только в отличии от гостя прекрасно зная, что происходит. Этот крик — долгий, яростный, мощный прошил всех и плавно перешел в тянущиеся песнопение. Как это произошло, Талыгин не смог бы ответить даже под суровыми пытками и смертельными угрозами. Странный ритм, словно стучащая кровь в висках, завлек всех, отдаваясь в сердце каждого присутствующего. — Не бойся, это великий шаман, хозяин Северного Обережного Круга, — шепнул Мишке на ухо наклонившийся к нему Млад. — Сейчас начнется великославное камлание и откроется праздник летнего солнцестояния. — Млад, заткнись, не позорь наш клан, — снова одернул его Яр. Как действо около костра заставило всех одновременно охнуть. Поющий шаман простер руки к светопреставлению, что вертелось над ними в небесах и о котором Талыгин уже благополучно забыл. Как нечто огромное, словно летающий легендарный волшебный остров, заслонило весь небосклон, хищно пожирая все на своем пути и перекрывая небесную круговерть ярких красок. «Если оно рухнет, нас тут всех насмерть придавит!» — ужаснулся Михаил, втягивая неосознанно голову в плечи, но то, что вначале заслонило от них все огни, снижаясь, вдруг стало усыхать, пока не опустилось в протянутые к нему мощные руки хозяина Севера вполне реальным шаманским бубном. Первый удар в него дал новый отсчет всем, люди вокруг Мишки будто воспряли духом, а после нарастающих следующих зазывных и заводных звуков дружно подхватили странную песнь главного кормчего праздника, сплетаясь с его голосом своими не менее емкими и сильными. Это было странно, Мишка, ни слово не понимая, вдруг осознал, что и сам немного сипловатым после простуды горлом выводит вслед, попадая в такт, можно подумать репетировал со всеми и не один день. Ладорбц* в руке шамана убыстрился, и ритм песни перешел в какой-то безумный пляс. Это послужило следующим сигналом, все как-то задергались в ритм разошедшегося не на шутку шамана и, повернувшись к нему боком и пританцовывая, двинули по кругу вокруг вспыхнувшего до небес жаром костра, забирая вправо… туда, где высился белоснежный шатер. — Это небесная юрта, в ней пируют все наши боги, — снова подсказал Млад, чему Мишка не знал — радоваться или нет. — Это ритуал очищения и наполнения силой, болеть год не будешь и горя не знать, — пояснили снова, нарвавшись опять на грозный рык Яра. Пляс убыстрился, вторя пульсирующему бубну в дланях шамана, люди затанцевали в запредельном по пониманию первобытном ритме по кругу, и уже первые ряды, нырнув под сень юрты, скрылись в ее тени… Словно дивный колыхающийся расписной странными символами и знаками змей растянулось шествие, вот первые ряды вынырнули из-под полотнища и догнали исчезающий хвост, заглатывая его. Кольцо замкнулось. Шаман убыстрил темп, вторя крикам толпы, что завертела пьяного действием Талыгина и понесла вслед за собой. Сколько он так раз нырял под этот небесный дом шаманов и как долго танцевал, Мишка сбился со счета. Стало нестерпимо жарко как в парилке, футболка взмокла от пота. Энергия скачущей толпы, ритм заводящего бубна, мощь камлающего шамана, сила танцующих людей — все смешалось. В очередной раз проносясь в диком плясе по бесконечному кругу, он вдруг заметил стоящего на краю ошалело пялящегося на это безумное действо Ивана. Волки при этом сидели смиренно у его ног, даже хвостами не шевелили, словно по-умному ждали, когда прекратится святой обряд. А сзади его мужчины высился обнаженный по пояс гигант, увешанный какими-то замысловатыми вязочками-оберегами. Упругие мощные мышцы играли в пляске теней и света, перетянутые широкими обручами, часть лица сверху, как и у всех, была скрыта полумаской, изображающей скалящегося неизвестного науке зверя. Мишка не думая схватил Ивана за руку и затащил в пляшущий круг. — Мишка? Ты совсем, что ли, с дуба рухнул? Как ты вообще умудрился сюда влезть? Я проснулся, волки воют в две глотки, словно заведенные, и тебя нет рядом. — А ты-то сам, Ванька? Но если пошел искать, присоединяйся. И даже не удивился тому, что Ванька, хоть и не с первого раза попал в этот безумный темп, тем более бубен запел куда медленней, успокаивая толпу и замедляя бесконечный танец по кругу, они вместе пару раз нырнули под сень этой странной юрты. И когда выбрались в очередной раз наружу, обнаружили, что все вновь сгрудились напротив центра поляны, а на месте прогоревшего до основания костра образовался посыпанный белесым пеплом четкий вместительный круг, по периметру которого кто-то уже подсуетившись развел небольшие яркие костерки. «И когда только успели?» — подумал возбужденный Мишка, как шаман, войдя в этом импровизированную отрезанную живым огнем от других окружность, вновь ударил в свой мерцающий орнаментом бубен, явно вызывая кого-то к себе. — Что происходит? — Мишка спросил у застывшего рядом Ивана. — Это ты меня спрашиваешь? Понятия не имею. Но вот к шаману подошли с разных сторон две пары молодых мужчин. — Кхм, — раздалось сзади ошарашенного Ивана. — Сейчас начнутся состязания молодых Говорящих и их Посохов. Давно такого не было, вот мой народ и радуется. — Ой, здравствуйте… — начал было Талыгин, рассматривая странного мужчину с белоснежной длинной косой, что выглядел вроде как молодым, если не смотреть в налитые каким-то чарующим мерцающим золотом мудрые глаза в прорезях хищной полумаски. Гигант, что в стороне поигрывал мускулами, просто куда-то испарился. «Наверное, тоже в пляс пустился?» — решил для себя изумленный Мишка. — И я рад вас приветствовать на нашем празднике, — чуть поклонились им учтиво. Шаман что-то крикнул, толпа заголосила. Пары встали против друг друга. Та, которая оказалась дальше в красочных бряцающих висюльками нарядах, отличалась рыжими волосами, что вспыхивали бордовым, отражая на себе мерцающее пламя охранных костров, та, что ближе, по мнению Мишки, казалась по сравнению с красноволосыми вообще какой-то блеклой, невыразительной. И вихры не пойми какого цвета — пегие, не разберешь, да и одежда — обвес по минимуму. Из каждой пары по одному молодцу вышли вперед навстречу друг другу и закружили в каком-то зверином танце, будто прикрывая того, кто остался позади и не допуская к нему соперника. И вот тут началось самое будоражащее. Дальняя пара оделась яростным красным пламенем, а вот ближняя запоздало вспыхнула ослепительно белым. Столб алого взлетел до небес от стоявшего за спиной танцующего танец зверя, второй белоснежный взмыл тут же, не отставая, вызывая у толпы радостный вой, топот и хлопки. Все это сливалось в такой уже знакомый ни с чем не сравнимый ритм. «Словно бубен поет снова…» — опознал Талыгин. И вот эти два искрящихся столба схлестнулись друг с другом с таким грохотом, точно вся эта дружная компания попала в эпицентр неистовой, пронизанной смертельными электроразрядами грозы, рассыпающейся щедро во все стороны шаровыми молниями. — Что происходит? — Иван притянул подрагивающего от восторга Мишку к себе, это было настолько непостижимым, чарующим и в то же время весьма пугающим, что вводило в полный ступор, будто они увидели что-то запретное, не для посторонних людей и глаз, и оказались явно не в том месте. — Ничего страшного, это всегда так, пойдёмте, — мужчина с косой указал рукой в сторону от небесного шатра. И когда они зашли за него, то перед их взорами распростёрлось до горизонта водное пространство. — Это ж… море… — раскрыл от удивления рот Иван, протирая глаза. — Да какое может быть море у нас на другом берегу реки? — буркнул Мишка, он, не отрываясь, ловил распахнутыми глазищами фееричные сполохи битвы и ему так хотелось вернуться назад и узнать, кто же в этом состязании победит. — Это великий Ламу или Байкал, — пояснил им вкрадчиво сопровождающий, — не могли бы вы поведать мне откуда пришли и желательно поподробней. Пока великий шаман держит все пути, питая их великой мощью нашего собрания, вам пора возвращаться, а то, как энергия схлынет, придется топать самопехом. Как оказалась, праздничная поляна находилась на возвышенности и обрывалась крутым берегом, где далеко внизу устало ворочалось, жило и дышало древнее озеро-море. Иван отмер первым, видно соображая, что от Байкала до них, да еще и пешком… просто нереально дотопать, но ведь они как-то тут очутились, причем вместе с псами. Правда, от его сокрушительного монолога озеро никуда не исчезало, впрочем, и этот странный с белой косой тоже, что терпеливо ждал, когда егерь, покрывая красным словцом, выскажет все, что думает по поводу данной бредовой информации. И когда Иван выдохся, замолчав, очень вежливо, но настойчиво повторил свою просьбу. Что ж, Иван, не видя других вариантов и понимая, что все выданное на бис не возымело нужного действия, начал по-новому подробно объяснять этому упертому в ритуальной одежде, даже координаты назвал, чика в чику, откуда они с Мишей пришли, за что был вознагражден уважительным взглядом золотых внимательных глаз. В конце правда, вновь напирая на то, что это попросту невозможно, и они никак не могли босыми дошлепать от своего дома до этого… как его там… Ламу или Байкала. — Что ж, вам пора, — белокосый, по особому взмахнув рукой, указал на непролазный кустарник, в котором вдруг высветился волшебным образом путь, украшенный серебром мерцающей пыли. — Сюда по оленьей тропе прошли, да? — уточнили по-деловому у стоявших в полном ступоре гостей. — Ну… да… — выдавил из себя Иван, не веря своим глазам, походу тропа его поразила куда больше даже из ниоткуда взявшегося Байкала. — Я даже не удивлен, — усмехнулись, но при этом улыбаясь вполне учтиво. — А кто победит? — не вытерпел Мишка, спрашивая с азартом, он вообще все пропустил мимо ушей, постоянно всматриваясь на яростно вспыхивающие огни и грозовые раскаты битвы, и даже ни разу не взглянул в сторону близлежащего огромного озера. — Красные или белые? Золотоглазый мужчина нежно улыбнулся ему, как малому дитю, отвечая: — Побеждают всегда наши, вот уже на протяжении нескольких веков… но может быть… когда-нибудь… появятся и другие победители, как знать, — пожали умудрено худыми плечами. — Наши? — не понял Мишка. — А псы где? — вдруг потерял своих хвостатых Иван, перебивая любимого, рыская по сторонам пытливым взглядом, даже свистнул для пробы, но собаки почему-то не появились. — Ну да, наши. Идите, а то путь закроется, ваши волки вернутся поутру с оленями. У зверей свои торные дороги, не для людей, — поторопил их мужчина. — И помните, поворачивайте только направо и ни в коем случае нельзя идти назад, только вперед, — напутствовали упирающуюся и озирающуюся по сторонам пару, осторожно, но настойчиво подталкивая их в спину на высвеченную тропу. Иван и Михаил еще раз цепко взглянули на своего упрямого проводника и, поняв, что для них праздничная ночь подошла к концу, сплетя пальцы рук, отправилась восвояси. — Вот же ж неугомонные дети… — прошептали устало им вслед. — Будущее всегда так неопределенно и туманно… Могу только сказать, что сегодня победит мой мальчик и это точно. Так как он на порядки со своим Посохом сильнее других. Мужчина подождал, пока тропа начнет медленно, но верно затягиваться, и повернул обратно, туда, где небо расцветало ликующими фейерверками, окрашиваясь лихими зарницами, неуемными вспышками и яростным грохотом безудержной битвы молодых. Великое празднование продолжалось, и лесной народ чествовал победителей. И никто из них даже не заметил, как сбоку от небесного шатра, в стороне от захватившего всех торжества жизни, стоит задумавшись чудной юноша в ненецкой национальной одежде женского покроя. Рядом с ним, как собака, терпеливо наклонив однорогую голову к земле, замер хромоногий верный олень. Черные провалы нечеловеческих глаз, что до этого любовались искрящейся бесконечностью гладью вод, скользнули в сторону исчезающим спинам, которые еще немного проглядывали среди покачивающихся ветвей затягивающего путь цветущего кустарника. На лице подростка отразилась легкая улыбка. Олень неловко переступил расколотым копытом, тускло брякнули колокольцы. Летнее солнцестояние вошло в апогей, завывание и шум толпы доходили сюда волнами словно прибой, опоясывая с двух сторон небесную священную юрту, и, не задерживаясь, неслись дальше, сливаясь с безвременьем великого Байкала. Конец