Скучаю

       - Мне… надо обо всём подумать, - прошептал мальчик, отодвинувшись от оборотня и отводя взгляд.       Мужчина тяжело вздохнул. Он знал, что будет нелегко, знал, что разбить куда проще, чем склеить, знал, что его Ангелок навряд ли станет прежнем. Но он хотел этого. Хотел вернуть обратно жизнерадостного человечка, который будет ему так же лучезарно улыбаться, раскроет все свои секреты… Ему нужно было, чтобы его кто-то любил. Что бы был тот, кому он мог доверять, отдаваться без остатка. Только вот к этому было долго идти. И с Ангелом или же без него, но этот путь был тернист.       Король поднялся, посмотрев на мальчика и, сказав, что скоро вернется, покинул комнату. Ангел не понимал его поступка. Боялся, что после его слов Николас вернется с кнутом и вновь уничтожит его, избив до полусмерти. Только вот страх отошел практически так же быстро, как и появился. Его перебило другое чувство – любопытство, и мальчик полез в шкаф, осматривая полочки и вешалки. Тут его взгляд уцепился за толстую книжку, на деле оказавшуюся блокнотом. Красивая, из тёмной кожи обложка была украшена шестеренками, циферблатами, россыпью цифр и непонятных символов, которые его хозяин явно «лепил» для украшения сам. А вот в том, что блокнот принадлежал Нику, Ангел не сомневался. Он уселся на кровать, открывая первую страницу и стал рассматривать фото-вкладыш и текст, написанный на соседней странице.       На фото был изображен маленький мальчик, в котором не сложно было угадать Ника. Рядом стояла Вася, которая явно была старше своего брата, и женщина в черных одеяниях. Такой же волевой подбородок, та же линия губ… Несомненно, эта была их мать. Ангел был удивлен. На фото с ними не было отца, а мать была старой осунувшейся женщиной, в глазах которой читалась лишь боль. Она опиралась на плечо сына, за другую руку её поддерживала дочь. Николас же, горделиво задрав голову, пронзительно смотрел прямо в камеру.       

Мать… я помню её прикосновения, помню колыбельную, которую она мне пела каждый день. Даже когда я, вроде бы, уже и вырос из того возраста, когда детей укладывают матери, рассказывая им сказки на ночь. Все равно я в них не верил. Как и не верил в счастливое будущее нашей семьи.       Я помню её нежные руки. Она много работала, но мозолей на них не было. Это отразилось не на внешности. Нет. На её здоровье. Мама часто болела, и мы с Васей ухаживали за ней. Я скучаю по маме…       Странно, я ведь совсем её не помню. Если бы не это старое, потрепанное временем фото, которое я нашел у Васи и отобрал (помню этот большой скандал, когда она обнаружила его пропажу) – я бы и не знал. Но с ним… с ним приходят воспоминания. Они подобны приливу – пришли, уничтожая все на своем пути, сметая, превращая в грязь, и тут же отступили, оставив неприятный осадок. Я скучаю по маме…       Я помню, как вечерами мы сидели втроем на нашей веранде. Я и сейчас там частый гость. Мы смотрели на звезды. Помню только, что часто засиживались до утра и никогда не разговаривали. Вася говорит, что мама тогда уже не могла разговаривать. Я ей не верю. Я же помню, как она мне улыбалась, как говорила, что любит нас. А помню ли? Или это все лишь сон? Я скучаю по маме…       А вот отца я не помню. Вообще. Вася рассказывает, что он был сильным мужчиной. Только не любил нас. Говорил, что мы – не его дети, а подкидыши. Он бил Васю, у неё даже остался шрам на ключице. Такой большой и отвратный. Вася его очень стесняется. А я не понимаю, почему… шрамы – это ведь очень красиво. Они, словно бы наша история. Показывают, через что мы прошли, напоминают и не дают вновь делать тех же ошибок.

      Вдруг послышались шаги, и Ангел суетливо запихал блокнот, оказавшийся дневником, за пазуху. Благо, новая футболка была широкой и позволяла это сделать. А чтобы он не упал – прижал резинкой шорт. Дверь скрипнула и в проеме показался Ник.       - Пошли. Я покажу тебе твою комнату.