Зона поражения/hunhan

– Итак, каков наш план? – В субботу вечером мы отправимся за город на охраняемую базу воздушных войск. Там мы берём одно из устройств межпланетного перемещения, я полагаю нам хватит и боевой капсулы, и сваливаем с Земли. Главное, что бы на нашем транспорте была маркировка особого назначения. Без неё нас уничтожат раньше, чем мы покинем орбиту. – Какого чёрта ты говоришь об этом так спокойно? У тебя что, есть машина, на которой мы хотя бы за пределы города выберемся? А пропуск? У тебя есть пропуск на военную часть? Да кто даст нам эту гребанную капсулу с маркировкой? – блондин не может спокойно смотреть на то, как Лухан аккуратно чертит свои линии карандашом. – Если ты не прекратишь тут кричать, то сюда однозначно начнут подползать зомби. Рано или поздно они всё же вынесут дверь или прогрызут стену, знаешь ли. – А это реально? – испугано шепчет Сехун. – Сомневаюсь, – Лухан тихо смеётся, уклоняясь от неловких ударов полотенцем. – Но вообще, нам стоит правда вести себя потише. Старший ловит Сехуна в объятия и они падают так на диван. О чуть неловко и он чувствует как краснеет, а вот Лухану, кажется, совсем комфортно. «Взрослый» – мысленно фыркает Сехун, но тоже обнимает в ответ. Они лежат не двигаясь неизвестно сколько, думая каждый о своём и просто вслушиваясь в негромкое вещание телевизором однотипных новостей. – Как ты думаешь, правительство правильно поступает, принимая такие меры? – Сехун разворачивается на бок, оказываясь лицом совсем рядом с щекой Лухана. Тот некоторое время молчит. Хмурится и немигающим взглядом сканирует потолок. – Я не знаю. Честно. Эта ситуация – то, с чем человечество в реальности никогда не сталкивалось. Они поступают просто бесчеловечно к практически сорока процентам населения двух материков – примерно столько числятся не инфицированными на данный момент. Но с другой стороны, вакцина всё ещё не найдена, а спасательные отряды и кампании по эвакуации людей не оправдывают себя. Зона поражения огромна, но благодаря водным границам она не переходит на другие континенты, на которых всё же объявлен карантин. Пока с эпидемией безуспешно борются, другие жители федерации требуют от правительства действий. Никто не знает когда это закончится естественным путём или когда найдётся способ остановить это, но ясно одно – ответственность людей, сидящих в парламенте, просто огромна. Сейчас они буквально вершат судьбу человечества. Моделируя возможные исходы ситуации, они просто выбирают меньшее из зол. Если они затянут с решением – люди поднимут бунт. В обществе сейчас и без этого напряжённая атмосфера, которая грозится перерасти во что-то неконтролируемое. А если это свершится, то нас всех ждёт невероятный кризис, который подорвёт все сферы общественной жизни. Решая закончить всё таким радикальным способом, человечество просто пытается выжить. – Но... если... чёрт. Разве исчезновение практически половины населения, промышленности, ресурсов и прочего этой планеты не приведёт к кризисам другого рода? Ведь система отношений Канаса и Земли основана на сильной зависимости друг от друга. – Думаю, над вопросом думают где-то там прямо сейчас, – Лухан указывает на полузашторенное окно. – Всё, так или иначе, будет решаться за нас. Проще просто принять это. – Ты знаешь, что слишком спокоен для человека, возможная кончина которого запланирована на этот уикенд? Лухан улыбается, крепче обнимает Сехуна и шепчет куда-то между ухом и шеей. – Не переживай. В любом случае, я возьму за тебя ответственность. Мы не умрём. Я обещаю. Мы выберемся отсюда. Чуть позже я всё расскажу тебе. Вскоре парни засыпают, не замечая холода. *** Сехун просыпается оттого, что кто-то дышит ему в шею, из-за чего ему щекотно и жарко. Он аккуратно выбирается из крепких объятий и садится рядом. Наверное, смотреть на спящего Лухана – его особый фетиш. – Хён, просыпайся, – Сехун неловко дёргает старшего за рукав безразмерной футболки. – Я есть хочу. Он слышит хриплый спросонья смех: – Я так и знал, что кроме этой причины тебя ничто не поднимет раньше меня. У нас, кстати, со вчерашнего вечера нет воды, ты знал? – Ну, это неудивительно. Тебе ещё повезло, у меня воды не стало гораздо раньше. – Но у нас есть кулер с внутренних резервов. Сомневаюсь, что остальные жильцы хорошо знакомы с планировкой здания, так что до завтра нам воды хватит. Но, всё же, не трать её слишком сильно, окей? – Окей. Сехун слезает с дивана и уходит в ванную. А Лухан, как стало уже обычным, идёт готовить на двоих. День снова до невозможного похож на предыдущий. Сехун мониторит новости по телевизору, а Лухан работает. Они практически не разговаривают, но эта тишина не угнетает их. В какой-то момент Сехун ловит себя на мысли, что ему безумно комфортно быть здесь, рядом с этим человеком. Вот так просто вести бессмысленные и не очень диалоги по утрам, делить пресный, но по словам Лухана полезный обед с ним же, ворчать на привычку старшего работать без перерыва и лежать в обнимку вечером. В этом есть какая-то своя восхитительная атмосфера, которая не похожа ни на одну другую. Господи, он звучит, словно они в браке уже не первый десяток лет. Как бы О не был погружён в свой особенный мирок каких-то до тошноты милых мелочей и фантазий, он всё же отмечает как в квартире с каждым днём становится всё меньше жизни. Кое-где начинает сыреть потолок, в ванной больше нет воды, а на кухне, как и во всей квартире в принципе, просто горы мусора из пустых коробочек из под еды и скомканной бумаги с чертежами. Лухан прав – им нужно покинуть это убежище. После всё такого же скудного, как и завтрак, обеда, Сехун утягивает старшего на пыльный пол, говоря, что тому нужно дать отдохнуть спине. Лухан недолго сопротивляется, но потом всё-таки поддается на уговоры и садится не на то что бы тёплый ламинат. О на радостях сначала не замечает этого, пока взгляд не останавливается на покрывшихся мурашками руках старшего. Недолго думая, он бежит до дивана и возвращается обратно уже с одеялом, укрывая их обоих. Лухан говорит, что пересядь они на диван было бы ещё лучше, но подросток шикает на него: «Ну ничего ты не понимаешь. У нас тут интимный разговор вообще-то». Парни снова разговаривают обо всём подряд, а Сехун подмечает всё больше деталей, из-за которых его сердце невольно начинает стучать чаще. У Лухана, как он заметил, прекрасная улыбка. Может показаться, что она чуть неловкая, но нет, она на самом деле настоящая и искренняя. Ещё у него есть небольшой шрам на нижней губе и, просто чёрт, от него всегда приятно пахнет. Если бы аура был осязаема, то, Сехун уверен, аура Лухана была бы тёплым, буквально обволакивающим бархатным облаком насыщенного цвета фуксии. Даже не облако, а туман, в котором Сехун предпочёл бы заблудиться на века. Должно быть, он сходит с ума. Или они оба. Сехун думает, что умирает внутри себя уже в сотый раз за этот час. А всё потому, что чувствует это нереальное тепло всем своим нутром. Он чувствует как чёртовы бабочки задевают своими крылышками стенки его лёгких и, наверное желудка, а сам он хочет задохнуться от накрывших его эмоций, когда Лухан, медленно придвинувшись и, заглядывая своими светло-карими, почти медовыми глазами в его, аккуратно касается своими губами чужих, слегка шершавых и горячих. Да, наверное, они всё-таки оба сошли с ума. Но, кто знает, может это хорошо?