Зона поражения/hunhan

Когда время переваливает за полночь, Лухан отправляет младшего спать, говоря, что тому нужно отдыхать и набираться сил. – А ты когда пойдёшь? – Сехун сидит на диване, завернувшись в большое одеяло и зевая. Лухан думает, что со своими белыми волосами парень похож одну большую зефирку. Пожалуй, ему бы тоже не помешало поспать. И поесть нормальной пищи. – Мне надо ещё поработать. – Мы будем спать вместе? Лухан улавливает смущение в голосе младшего, на что ему остаётся только усмехнуться. – Не беспокойся. У меня есть ещё пол. Сехун неуверенно тянет: – Но это как-то неправильно. Это ведь твоя квартира... Давай, я посплю на полу, а ты на диване. Лухан только смеётся, отмахивается от младшего и берёт в руку карандаш. – Ну уж нет. Не хватало ещё что бы ты простыл. У меня нет медикаментов, чтоб лечить тебя. – Но тут достаточно прохладно... – Сехун, спи уже. Блондин недовольно пыхтит и удобнее устраивается на боку, снова смотря на спину работающего старшего. И чего это он там постоянно черкает? А сам ведь выглядит таким уставшим... Через не закрытое шторами окно, в глаза бьёт лунный свет, но просыпается Сехун не от этого. Он некоторое время просто сидит, сонно потирая глаза и не соображая что вообще происходит. Более или менее прийдя в себя, он кидает взгляд на старшего. Тот действительно спит на полу, на вдвое сложенном одеяле и укрывшись махровой простыней. Лухан подтянул колени к груди, видимо, от ещё больше разгулявшегося сквозняка, и подрагивает. Сехуну становится стыдно. Он, не выпутываясь из своего огромного одеяла, которое ещё шлейфом тащится за ним по полу, идёт к Лухану. Неловко потоптавшись, парень всё-таки ложится рядом и хорошенько укрывает их двоих. Наверное, если Сехун его обнимет, то будет ещё теплее, но О не такой смелый, так что он просто складывает ладони под щёку и внимательно разглядывает лицо Лухана, которое неожиданно близко от его собственного. У парня действительно на лице отчётливые следы усталости, в которых Сехун, в силу своей близорукости, не был уверен. Тёмные круги под глазами, сухие, чуть обветренные губы, едва заметный шрам на переносице и слегка нахмуренные брови. А ещё длинные ресницы, отбрасывающие кружевную тень в лунном свете. В целом, Сехун своего мнения не поменял – лицо достаточно смазливое и издалека кажется совсем подростковым, если не детским. Но сейчас, видя его так близко, черты кажутся взрослыми, даже мужественными, но не грубыми или резкими. Слишком гармонично. Засыпает Сехун под ровное дыхание старшего. *** Четверг – день не менее тяжёлый, чем понедельник. Особенно, когда это четвёртый день апокалипсиса. Сехун просыпается выспавшимся и голодным. Всё хорошо до тех пор, пока он не поднимается с импровизированного ложа – тело, не привыкшее к суровым пыткам вроде сна на твёрдом полу, где-то затекло, где-то онемело, а внутренности будто скрючило. Охая и ахая, парень добирается до ванны, где ещё раз поражается исправно работающей канализации, и, после всех необходимых процедур, бодро шагает на кухню. – Доброе утро, – он плюхается на стул. – Что у нас есть покушать? – Доброе, – Лухан ставит на стол тарелку с, к сожалению, знакомой субстанцие, заставляя Сехуна поморщиться. – Не поверишь, но пакетированно-пюрированная паста. Всё та же. – А того супа совсем не осталось? – Нет. – Совсем-совсем? – Совсем. И из такой еды, кстати, – Лухан трясёт в воздухе пустой коробочкой. – у нас осталась только со вкусом пасты. Так что ешь. Тяжко вздохнув, Сехун зачерпывает ложку. На вкус, конечно, странно, но можно попытаться сконцентрироваться на запахе – он божественен. – Ты кстати чего это ночью ко мне переполз? – спрашивает Лухан, отчего Сехун, не ожидавший такого вопроса сейчас, да и вообще забыв об этом, давится пюре. Откашлявшись, едва ли не выплюнув свои лёгкие и перед этим от души настучавшись рукой по столу, он в своей привычной неуверенной манере тянет: – Ну, я подумал, что ты замёрз, а будить не хотел. Отдавать одеяло тебе, самому оставаясь ни с чем, я бы не стал, так что решил лечь с тобой. Может быть, ты всё-таки будешь спать на диване? – С тобой? – Можно и со мной, – чуть тише и едва не шепелявя произносит Сехун. Ох, как неловко такое говорить. Должно быть, сейчас его бледные щёки горят. – Ну, я буду рад вернуться на свой диван. А теперь – ешь. У нас осталось мало запасов до субботы, так что количество приёмов пищи сокращается до двух раз в сутки. Сехун выронил ложку от такого заявления. – Что? Почему именно до субботы? Почему мы не можем сходить в магазин? Точнее, разве ты не можешь сходить в магазин? Лухан улыбается только уголками губ. – А что по поводу тебя? – Ну, я попал сюда именно по той причине, что пошёл за едой и облажался. Так что не думаю, что я подходящий кандидат на это задание. – Что ж, у меня нет желания ввязываться в большие неприятности, так что всё остаётся как есть. Нам нужно продержаться только ещё два дня. – Почему? Что дальше? Мы умрём? – Возможно, – кидает Лухан и, выкинув свою одноразовую ложку в один из мусорных пакетов, и, прежде чем уйти в зал, кидает. – Но не беспокойся. Я работаю над тем, что бы этого не случилось. После завтрака Сехун привидением слоняется по квартире из угла в угол, думая о безысходности положения и жалея о том, что не родился хотя бы на век раньше. Конечно, он вряд ли бы прожил сотню лет, но всё-таки. Когда ноги начали гудеть, а в голове где-то на краю сознания снова мельтешит мысль скинуться из окна, он присаживается рядом с Луханом. Тот сначала прожигает его взглядом типа «ну и что ты здесь забыл?», но потом просто возвращается к работе. Здесь какие-то чертежи, подсчёты, карты местности и заметки с названиями мест. Что-то кажется Сехуну смутно знакомым, словно он где-то уже это слышал, а что-то для него совсем ново, как например «мост Дю Э». – Что это такое? – Сехун вертит в руках один из стикеров с только двумя словами. – Название места, которое нужно нанести на карту, – медленно проговаривает Лухан, аккуратно проводя тонкую линию карандашом по бумаге. – А как ты это сделаешь? – Координаты, – только отвечает старший. – Но их здесь нет, – Сехун вертит в руках карту. – Конечно, на такие вещи проставляются координаты только с специальных атласах. – А у тебя есть такой? – в глазах загорается огонёк любопытства. – Конечно же нет. Я только видел его однажды. – И как так? Что будешь делать? Лухан тяжело вздыхает – присутствие Сехуна изрядно отвлекает от работы. – Свою работу, – Лухан забирает у О стикеры и крепит их кнопкой на пробковую столу над столом. – У меня прекрасная фотографическая память. – Вау. Наверное, это здорово. Я бы тоже такую хотел. Они сидят какое-то время молча. Сехун усиленно думает о чём-то, сведя брови на переносице и закусив губу. – Слушай, почему ты сидишь здесь? Я имею ввиду, разве ты не собираештся сделать что-то реальное, для того чтобы спастись? Ты сказал, что осталось два дня. К чему это? Лухан откладывает карандаш и удобней садится на стуле – возможно, разговор будет не из лёгких. – Поступили новости, что правительство Канаса, ввиду отсутствия идей по разрешению сложившей ситуации, здесь на Земле, имеют планы уничтожить население на двух материках, чтобы эпидемию не пошла дальше и, конечно же, не дай Бог не попала на Канас. – Что? – Сехун всё-таки падает на пол, бледнея и веря своим ушам. – То есть, как уничтожить? Это ведь большая часть населения этой планеты. Здесь ведь есть не заражённые! – Успокойся, – Лухан опускается на колени рядом с Сехуном и держит того за плечи, смотря прямо в глаза. – Это запланировано на воскресенье. У нас есть ещё два дня. В субботу вечером мы покинем планету. Мы выживем, обещаю. – Нет, ты ничего не сможешь сделать! И мы не сможем выбраться отсюда, а просто умрём здесь, в окружении этих тварей, пока они будут вытаскивать из нас наши кишки! Насколько я помню, правительство Канаса всегда провозглашало гуманную политику, так что с ними случилось?! Разве это гуманно? Сехун подтягивает к себе колени и, накрыв лицо руками, беззвучно плачет.