***
Он практически не спал ночью, обдумывал план побега. Король Готэм-Сити и так слишком долго был в заточении… Ещё он обдумывал, какого из здешних санитаров прикончить первым… Того, что смотрит на него от скуки, как на какого-то зверя в клетке или того, что приносит ему эту баланду, так называемую едой… Размышления его оборвались с криками… — Быстрее-быстрее! Несите её сюда. — В стекле появился главврач, он в спешке открыл дверь палаты, что находилась напротив палаты Джокера, и пропустил вперед санитаров, несущих тело бездыханной девушки. Джокер даже встал, и, подойдя к стеклянной стене, с интересом начал наблюдать за происходящим. Благодаря отверстиям в вентиляции можно было расслышать голоса. — Вот. Сюда. Да. — тараторил доктор, показывая куда положить девушку. — Аккуратнее… Девушку несли на носилках, лицо её было закрыто сбившимися белокурыми волосами. Маленькая, тоненькая, хрупкая, как фарфоровая кукла. На ней не было смирительной рубашки или цепей, как на остальных пациентах. Она была одета в платье из какого-то тоненького, почти прозрачного материала, руки её висели как веревки, волочащиеся по мраморному полу. — Глаз с неё не спускать, — обратился к персоналу доктор. — Когда очнется, незамедлительно сообщите мне. Санитары тут же кивнули. После последних слов он вышел из палаты, с грустью посмотрев на девушку. В целом это создание совершенно не вписывались в эти стены. — Посмотри-ка, нам везет… — Сказал один из санитаров, локтем толкнув другого в бок. — Осторожнее. — Отозвался второй, глядя на своего товарища, который подошел к новенькой пациентке на непозволительно близкое расстояние. — Это везение может выйти нам боком… Говорят, она убила своего брата. Услышав это, парень, стоящий рядом с кушеткой, на которой лежала блондинка, сделал пару шагов назад, а после и вовсе вышел из палаты вслед за своим коллегой. — Жалко… Такая красота пропадает… Джокер пытался рассмотреть свою соседку, но ему мешала небольшая перегородка между её кроватью и прозрачной стеной… Странно, что они посадили её неподалеку… В эту стеклянную клетку… Она же девушка всё-таки. Ей не место здесь. На виду у мужчин… пусть психопатов и убийц, но всё-таки… мужчин…***
— Ааа… Теперь это похоже на правду… «Соседка в Аркхеме, значит…» — Как её звали? — внезапно спросила Квинзель, внимательно посмотрев на Джокера. — А вы хотите изучить её дело? — лукаво улыбнувшись, ответил Джей. «Конечно!» Она действительно хотела это сделать. Возможно, что эта загадочная особа — единственный ключик к прошлому самого Джокера. Кто бы не захотел узнать больше… — Просто… человеческий интерес… — глупо отмахалась девушка. — Вы… — пациент указал пальцем на своего доктора. — Не умеете. Врать. Харлин потерла ладони друг об дружку и отвела взгляд, пожав плечами. Она и правда хреново врет. В детстве, да и в подростковом возрасте, к примеру, это изрядно портило ей жизнь. Когда всё её подружки отправлялись на вечеринку, сказав родителям, что идут заниматься в библиотеку, им верили. А что касается малышки Харлин… Её выдавили пунцовые щеки, к тому же девчушка начинала заикаться ни с того, ни с сего. Сейчас она выросла. «Стала взрослой, самодостаточной женщиной, а врать так и не научилась…» — сказал ей отец. Мистер Квинзель — человек строгий, дотошный, требовательный, можно сказать — жесткий… Он стал таким после смерти жены, матери Харлин. В тот момент будущая доктор Квинзель активно занималась гимнастикой и была на сборах в другом городе. Харлин даже не знала, что её мать больна. Просто женщина была не слишком разговорчива в последнее время. «Наверное, это просто усталость» — думала шестнадцатилетняя девушка. Какого же ей было узнать по возвращению домой, что любимая мама, её родная мама… вскрыла себе вены. Семья Квинзель умерла тогда вместе с женщиной… Все. Абсолютно все были потрясены случившимся. Улыбчивая, добрая, весёлая и жизнерадостная Одри Квинзель покончила с собой… Отца Харлин словно подменили… Причем не только внешне (он посидел от горя буквально за один день), но и в моральном плане… Постоянно следил за дочерью, критиковал, сравнивал с умершей матерью… Называл никчемной… Харли тоже подверглась изменениям… Забросила гимнастику и решила стать психологом, чтобы понять поведение своих родителей. Она пережила травму, адаптировалась к ней и собиралась рационализировать при помощи образования… — Разве это плохо? — нарушив молчание, спрашивает она. — А кто решает, что хорошо, а что плохо? Он уставился в потолок, словно ожидая, что кто-то там, на верху, ответит. — Ты считаешь понятия «хорошо» и «плохо» субъективными… Неужели ты не веришь в универсальное добро и универсальное зло? «Конечно, нет, Харли! Посмотри, с кем ты говоришь! » — Мораль… — неторопливо проговорил Джокер. — Это фарс… Используемый для того, чтобы держать жалких людишек в подчинении. Девушка задумалась, вспоминая теории своих профессоров. Джокеру не нужна универсальная мораль. Он ничего не выиграет, веря в неё. Каждое его действие противостоит общественным нормам. Наблюдая за мужчиной, доктор Квинзель заметила, как он ощупывает языком внутренние стороны щек там, где были шрамы. А когда он продолжил говорить, его глаза замерцали странным огнем. — Да… Мораль нужна большинству. Не будет морали, и человечество вымрет, уничтожив само себя… — сказал Джокер, удивив своего доктора, но тут же дополнил: — Во всяком случае, именно так думают люди. «Точно… Чудес не бывает!» — вздохнув, подумала Харлин. — Ты не согласен? — вернув давно потерянный контроль над слишком затянувшей её беседой, спросила Квинзель. Джокер глубоко вдохнул и выпрямился. — Анархия… Единственный выход. Человечество… — он распахнул глаза и потряс головой, выражая неодобрение. — …Хмм… Человечество пытается оттянуть неизбежное. Навешивает ярлыки, запирает под замок людей, которые считаются угрозой… — он повел рукой, чтобы не оставалось сомнений в том, о какой комнате и о каком человеке идет речь. — Но всё это не является естественным порядком вещей, — продолжил он, глядя на доктора в упор. — Современное поколение заботится лишь о своей безопасности. Им плевать, что случится, когда всё покатится к чертям… А их дети… и дети их детей… Он откинулся на спинку стула и скрестил руки. Девушка ждала продолжения, но он молчал. Тогда она подалась вперед, спрашивая: — И?.. — Что? — блуждающий взгляд пациента вернулся к ней. — Ах, да… Они обречены. Внезапно блондинка осознала, как странно они смотрелись. Он опирался на спинку стула, вальяжно скрестив руки, а она подалась вперед и, чуть ли не полулежа на столе, ловила каждое его слово. Харлин резко отстранилась, заставив своего пациента насмешливо фыркнуть. — Я не согласна, — сказала она, собираясь с мыслями. — Неужели? — Теоретически… Люди могут стать лучше… Это сложно. По природе своей человек эгоистичен, да… Но… Все-таки есть множество людей, которые стараются изменить мир к лучшему. Джокер громко хмыкнул, а она уставилась на него в ожидании. Его расширенные глаза заметались туда-сюда. — Теоретически… — невнятно забормотал себе под нос он. Внезапно он сфокусировался на девушке. — Подумай хорошенько, Харли… — почти ласково произнес он. — Если этот мир… — он сделал пространственный жест. — Если он должен быть чем-то вроде райского сада… Почему тогда его трудно сделать лучше? Почему человечество деградирует, вместо того чтобы развиваться? — Я и не говорю, что сделать мир лучше — простая задача… — поправила она мужчину. — Но сказала, что теоретически это возможно, — он наморщил нос. — Ох уж эта мораль… Он был не прав. Он не прав. И Харли хотела ему это доказать, но, кажется, у него получается лучше… Ей вдруг захотелось привести в пример те моменты истории, когда человечество превосходило собственную порочность, когда вершились великие и прекрасные дела, когда добро побеждало низость… Но прежде чем она успела сформулировать свою мысль, Джокер произнес: — Сейчас я хочу поговорить о тебе… «Ах, да… уговор… А он упрямый» — Но во мне нет ничего интересного, — возразила она. Мужчина приподнял брови и покачал головой. Его губы двигались словно он пытался найти нужные слова и, наконец, он спросил: — Чье это утверждение? — Моё. Я психотерапевт. Я — не более чем табличка, на которой ты оставляешь свои отпечатки… — она опустила свой взгляд и прошлась им по краю стола. — Я — ходячий ярлык, — пожала плечами Квинзель. — Нееееет, — медленно протянул Джокер, прожигая доктора взглядом. — Ты особенная, Харли… Услышав подобное, девушка подняла глаза на пациента и хотела было что-то ответить, но двери в камеру открылись, и в помещение вошли охранники. — Время истекло, — сказал один из них. Харлин раздраженно вздохнула и невольно скрестила руки. Джокер встал и отвесил ей легкий поклон. Несмотря на цепи и наручники, он сделал это с завидной грацией. — До встречи, — сказал он. Его серьезный секунду назад голос перешел в приступ смеха. Пациента вывели из комнаты, а Квинзель продолжала сидеть, уставившись на стол…