Страсть

Подвох он почувствовал сразу, пробежавшись глазами по первой странице писанины Вальдеса. Речь в будущем романе шла о приехавшем на каникулах в Испанию студенте по имени Джон Харви, которого друг пригласил на проходившую в его родном городке фиесту. Рокэ, каменея, оторвался от рукописи и метнул взгляд на сидящего напротив него Ротгера, тот безмятежно разглядывал жужжащего над цветущей изгородью шмеля, и казалось, что Вальдеса нисколько не интересует, какое впечатление производит написанное им на кузена. Рокэ тяжело выдохнул, вернувшись к чтению с дурным предчувствием и глубинным трепетом. Подозрительно, конечно, но пока это вполне могло оказаться совпадением, хотя Алва в совпадения никогда не верил. Читалось легко. Как ни досадно это было признавать, но Вальдес писал прекрасно, образно и емко. Рокэ читал и не мог отделаться от мысли, что Джон, выбравшийся на первую прогулку по старинному опаленному зноем городку, — это Рикардо. Но когда в следующей главе нарисовался заносчивый и горделивый матадор, местная звезда, любимец публики и, очевидно, большой засранец, сомнения на счет совпадения окончательно развеялись. Рокэ швырнул листы на стол и зло зашипел: — И что это все означает? Ротгер поглядел на него, не меняя выражения лица, и, кивнув на ополовиненную бутылку с вином, спросил: — Позволишь? Рокэ не ответил, лишь дернул головой, путаясь в потоке мыслей. История, которую он держал в руках, пошагово описывала их с Ричардом встречу вплоть до момента в кафе у Хулии, когда Рикардо налетел на него, а после растерянно и смущенно извинялся. Точно не совпадение! Вальдес лениво и неспешно плеснул себе вина в стоявший на столе бокал, из которого совсем недавно пил кузен, словно не замечая состояния Рокэ, пригубил вино, поцокал, довольный превосходным вкусом, и только потом произнес: — Что-то не так? Если не ошибаюсь, до корриды ты еще не добрался, а уже появились вопросы? — он откровенно издевался, доводя и без того взвинченного Алву до границы бешенства. — Как ты?.. — прошипел Рокэ, сдерживаясь, чтобы не вскочить и не броситься на Ротгера с кулаками. — Откуда?.. — Ты имеешь в виду, откуда идея? Я же писатель, помнишь? — Вальдес лукаво улыбнулся и отхлебнул вина. — Это моя работа — находить вдохновляющие истории, жизненные и острые, прекрасные и трагические, чтобы переплавить их в книги. — Ты… — Рокэ задохнулся от внезапного понимания, и голова его пошла кругом, — ты встречался с… Ричардом? — произнести вслух имя оказалось непросто, словно за прошедшее время язык отвык от него и теперь каждый звук давался с видимым трудом. Ричард… Как кузен мог разыскать Рикардо? Это безумие какое-то! Рокэ тяжело сглотнул и хрипло выдавил: — Где ты нашел его? Но в ту же секунду догадался сам: — Ну конечно! Париж, будь он неладен! Ротгер широко улыбнулся и кивнул: — Ты прав, в моей истории почти нет выдумки, мне ее подарил прекрасный молодой человек, англичанин, с которым я познакомился в одном из питейных заведений Парижа. — И что, он вот так тебе просто все выдал? — Рокэ не мог в это поверить, чтобы Рикардо открылся первому встречному проходимцу и поведал ему… впрочем, о чем поведал, нужно было еще прочесть, и он непременно это сделает, вот только получит у кузена кое-какие разъяснения. — Рико был подавлен и несчастен, умудряясь быть невероятно прекрасным даже в состоянии сильнейшего опьянения, я не смог пройти мимо, присел рядом, заглянул в полные неподдельного горя красивые глаза, — Ротгер оскалился, видя, как на его слова остро среагировал Рокэ, очевидно получая удовольствие от взвинченности и ярости Алвы, он продолжал свой рассказ со вкусом, неспешно, смакуя, словно подбирал слова для очередной истории, которую собирался перенести на бумагу. — Знаешь, в первую минуту он принял меня за тебя, — Вальдес дернул головой, делая акцент на длинных черных волосах, — яростно и зло обозвал ублюдком, обвинил в том, что я разбил его сердце. Столько неподдельного чувства, Рокэ! Он был так несчастен, так беззащитен, что я не мог просто подняться и уйти. Я забрал его из бара, дотащил на себе до дома, уложил в постель… — Мерзавец! — воскликнул Рокэ, захлебываясь в волне ревности, Ротгер говорил о Ричарде так, словно о собственном любовнике — вкрадчиво, сладко и очень нежно. — Это я-то? — Ротгер приподнял брови, наигранно удивляясь. — У тебя хватает наглости обвинять меня в чем-то? Я просто нашел то, что тебе почти удалось сломать, очередная твоя разладившаяся игрушка, Рокэ. Знаешь, еле ворочая языком, он все же смог произнести твое имя, после чего его вывернуло прямо на меня. Вообрази, насколько ты навредил мальчишке. — Ты воспользовался… — А ты нет? — теперь Ротгер уже не улыбался, глаза его блестели гневом. — Ты надломил его еще здесь, когда грубо вторгся в его личное, навязывая свои интересы. И ладно бы оценил это по достоинству. Такое сокровище, по сути своей невинное, но полное и живительной страсти! Так нет, ты умудрился изувечить и разбить его, после просто вышвырнув с глаз долой! — Не тебе судить о том, что мною двигало! — заорал Рокэ, дернув больной рукой и опрокидывая почти пустую бутылку. — Я… — Ты просто эгоистичная скотина! — припечатал его Вальдес, — и знаешь, что самое удивительное? Он, несмотря ни на что, любит тебя до сих пор. Уж не знаю, за какие такие заслуги тебе досталось такое неиспорченное сердце, братец, но ты даже сейчас, напиваясь в хлам и оплакивая свою загубленную жизнь, продолжаешь мучить его. Рокэ долго сидел, уставившись в одну точку, даже после того, как Вальдес поднялся и, не произнося больше ни слова, пошел прочь. Когда первые эмоции отпустили, он нашел оставленную на столе рукопись и начал читать страницу за страницей, переживая все то, что испытывал Ричард, попадая в расставленные Алвой сети и путаясь в них, теряя опору и понимание собственных желаний. Даже если допустить, что в написанном была доля художественного вымысла от Ротгера, сути это не меняло. Рокэ впервые в жизни получил возможность посмотреть на себя со стороны, чужими глазами, и то, что он увидел, ему определенно не нравилось. Но хуже всего было то, что Вальдес оказался прав — расставание, внезапное, усугубленное страхом за жизнь любимого, Ричард перенес тяжело, в особенности если добавить к нему штришок с конвертом и деньгами. Да, и об этом тоже было написано. Представить метания юноши, прежде чем тот принял решение взять деньги, Рокэ оказалось удивительно просто, как и понять, отчего Ричард не колеблясь купил билет в сторону Парижа. Дальше был сам Париж, встреча с заботливым и понимающим писателем, который имел внешнее сходство с матадором и тоже безоглядно влюбился в юношу (вот тут уже пошла автобиография Вальдеса, и Рокэ пожалел, что все же не попытался задушить кузена), но тот, не оправившись от прежней неудачи в любви, не смог ответить писателю взаимностью (читая это, Рокэ выдохнул с облегчением), но позволил быть рядом до того момента, пока не настало время возвращаться в Англию. Рукопись не была закончена, история Джона Харви обрывалась на его отъезде в Лондон, прощании с писателем, который уговаривал юношу остаться и посвятить себя живописи, обещая помочь со связями в мире искусства, но Джон был непреклонен. Он поблагодарил своего друга, поцеловав его на прощание в губы, и вскочил на подножку стоявшего уже под парами поезда. Дальше три точки и выведенное карандашом послание от автора романа его единственному читателю: «Твой ход, братец. Если ты ничего не предпримешь и не попытаешься исцелить то, что ранил, этим займусь я, не обессудь. Р.В.»