Страсть

— Что такое, Рикардо? — уже стоя на пороге номера, который стал для них укрытием на безмятежные дождливые сутки, Рокэ поймал лицо Дика в ладони и заглянул ему в глаза. — Не хочется идти, — Ричард едва различимо кивнул в сторону двери. Несмотря на все свои здравые размышления о том, что привязываться к сумасшедшему матадору в корне неправильно и начавшиеся отношения приведут его в никуда, он не сумел прогнать терзающую тревогу. Ему отчаянно хотелось задержаться здесь, в их неожиданно случившемся Париже, забыть о разогретой, высушенной утренним солнцем Памплоне с ее дикими забавами и бегущими по улицам быками и особенно не вспоминать о том, что Алва в скором времени должен выйти на арену. Должен ли? Нет… Ворон никому ничего не должен, в том-то и весь фокус. И особенно чертов испанец ничего не должен своему случайному любовнику. Даже если Ричард переступит через себя и станет просить, Рокэ все равно пойдет, потому что бойня с быками — главное в жизни матадора. Кто такой Ричард Окделл, чтобы с этим тягаться? В порыве страсти Алва говорил много, обещая горы и звезды, но отведенное время на отдых закончилось, и все сказанное оставалось в этих стенах. Стоит им перешагнуть порог гостиницы, Рокэ станет тем, кто он есть, — героем корриды, на которого молится весь город, а Ричард останется просто собой. Потому он даже не пытался остановить Алву, но и безмятежно радоваться предстоящему представлению не собирался. Рокэ притянул его к себе, улыбаясь и блестя синими глазами: — Ты привыкнешь, — произнес он, оглаживая большими пальцами скулы Ричарда, — полюбишь корриду всем сердцем! — К этому невозможно привыкнуть! — возразил Ричард, слегка отстраняясь и сдерживая дрожь. При свете дня страх, убаюканный дождем и страстными ласками матадора, выбирался наружу, заставляя Дикона цепенеть от одной мысли о предстоящей битве. — Я никогда не смогу полюбить вашу бойню, в особенности если ты… Рокэ улыбнулся, прижимая ладонь к его губам, не позволяя закончить. — Совсем недавно ты был уверен, что для тебя неприемлемо и вот это, — Алва убрал руку и накрыл губы Ричарда своими губами, целуя жадно, словно в первый раз, распаляя несколько притихшее желание Дика, играя на нервах, впитывая идущую от юноши страсть. А когда закончил демонстрацию, с уверенностью добавил: — как оказалось, ты ошибался, любовь моя тебе пришлась по вкусу. Я открыл тебе тебя, показал, каким страстным и яростным ты можешь, нет — должен быть! То же самое произойдет и с боем. Дай время, ты полюбишь все это, как влюбился этой ночью в меня. Дик потупил взгляд. Похоже, Рокэ попал в самую точку, он действительно был влюблен в него, и именно это делало корриду в глазах Ричарда чем-то ужасным. Как объяснить ему? Как донести до Алвы тот простой факт, что Ричарда выворачивает от одной только мысли, что игры с быком могут закончиться победой быка? Он был в панике еще в прошлый раз, когда не было сводящей с ума близости, когда Алва ему был почти безразличен, теперь же… Все изменилось стремительно, и Ричард не поспевал за собственными чувствами. Он боялся. Прятал это, насколько позволяли способности. Теперь он точно знал, что он никогда не сможет забыть белеющие на смуглой коже шрамы, и это означало, что великий и прекрасный Рокэ Алва, несмотря на все свои таланты и страсти, тоже уязвим. Быки били его. И каждый такой удар вполне мог стать… Дышать становилось трудно. Но чертов Алва не понимал, в чем суть проблемы. Как донести до Рокэ, что в прошлый раз его сердце едва не останавливалось каждый раз, когда бычьи рога проносились в ничтожной близости от затянутого в синий бархат бока? Рокэ прав. Ричард, сам того не желая, ввязался в это безумие по самое небалуйся, теперь коррида для него окрасилась в нечто личное, пугающее во сто крат сильнее, чем прежде. И ему это не нравилось настолько же, насколько влекло к Рокэ. Влюбленность? Это определенно она, ничего похожего Ричард ни к кому до сих пор не чувствовал, и дело было, конечно, не в сногсшибательном сексе, вернее не только в нем. Он за столь короткое время успел прикипеть душой к этому безжалостному кретину, которому теперь не терпелось выйти на арену и… Словно узнав его мысли, Рокэ, все еще прижимая Ричарда к себе, произнес: — Я выйду сегодня на арену и убью во имя тебя самого свирепого и сильного быка, а после, вечером, когда мы вернемся сюда, ты будешь моим матадором, Рикардо.